Когда мы в последний раз прислушивались к пению птиц? Именно
прислушивались, а не несясь сломя голову на работу, с жадностью или
привычной тоской прислушивались к звукам приближающегося трамвая,
автобуса или поезда метро, а то и за рулем собственной или служебной
машины, глотая угарный газ и окружающий шум и поглядывая на часы в
надежде не опоздать? Какое уж тут еще пение, когда бежишь на работу -
скажете Вы, и, возможно, будете по-своему правы. Тут и знакомых-то не
разглядишь в этой упорядоченной толчее и суете, да о родных забудешь, не
то что щебетание каких-то никому не нужных птиц...
Когда-то давно, когда я искренне пытался соответствовать образу и
подобию всех вышеописанных людей, один раз внезапно ощутил такое
непередаваемое ощущение, которое и снова поймал сегодняшним утром. Кто
был в тех местах, знают, на что похож район в Москве между всеми этими
резиденциями важных и не очень чиновников и останками (по другому не
скажешь) гостиницы "Россия". Правильно, на каменные и железобетонные
джунгли, в котором даже люди кажутся неживыми и человекоподобными
роботами, лишь только иногда разбавляемыми искренним и неиссякаемым
любопытством групп туристов, которые так же выделяются из этой
чиновничьей суеты, как и панки на конкурсе красоты. Но совершенно
случайно во всей этой каменной монолитной твердыни уцелели несколько
тополей со стороны, выходящей к Москве-реке. И вот каждую весну, в этом
практически единственном живом и сопротивляющемся асфальтовому,
кирпичному и бетонному натиску уголке, пел соловей. Впервые расслышав
его трели, я даже растерялся от такого несоответствия живых и
жизнерадостных звуков этому безжизненному и суетливому месту, в котором
на километры не найдешь живых деревьев, не считая посаженных еще в
советские времена как обязательный атрибут власти голубых елей. Но факт
остается фактом - несмотря ни на что, он с самого раннего утра начинал
выводить именно на тополях свои рулады, словно пытался разрушить только
одним своим фактом своего существования эту безжизненную серость,
напоминая о том, что жизнь не здесь, в этих крошечных каменных или
других клетушках, и не в этой мышиной суете, а совсем в другом. Ловил
себя на мысли, что открывая окно, как некоторые включают радиоприемник
или телевизор, слушал его внимательнее любого концерта, хотя и нещадно
перебиваемого шумом центра. Одна только эта песня поднимала настроение в
любую погоду, и он словно зная это, старался и в дождливые дни, и в
солнечную погоду. Вот такая была его самоотверженность там, где иногда
людям и днем-то дышать трудно. Зато реакция коллег была вполне
предсказуемой, практически именно такой, как я описал в начале, ведь
нужно было сделать столько важных дел, поставить столько важных подписей
и виз, собрать столько еще чего-нибудь для кого-нибудь, чтобы...
Останавливаюсь, не об этом речь.
Просто сегодня с утра стал свидетелем картины, которая и всколыхнула
память. Помимо привычного звукового городского фона, уже не замечаемого и
являющимся неизбежным атрибутом любого выхода из дома, вдруг поймал
такое оглушающее многоголосье птичьего щебетания, что даже остановился.
Здесь был и темпераментный воробьиный безостановочный гомон, словно вся
эта стайка решила убедить каждого своего участника в отдельности и весь
мир придачу в чем-то своем, но за общим шумом не слышно отдельных
голосов. Здесь присутствовали и тонущие в этом непереводимом воробьином
итальянском (сразу вспомнились январские мысли о языке)
отдельные синичьи нотки, которые вплетались в общий хор и словно тонули
в нем, но не теряли своей индивидуальности, нежно и как-то уверенно
выделяясь при редких паузах. И над всем этим хором голосов главенствовал
совершенно неуместный и звучащий чужеродно в этой жизнерадостной стихии
хриплый вороний голос. Но даже не это многоголосье, хотя и обычное для
города, привлекло внимание и стало причиной этих строк. Остановившись
буквально на несколько секунд и прислушиваясь, услышал слова одного
ребенка - ой, мам, слушай, как громко птички поют. Увы, ответом был
вполне предсказуемый пассаж о том, что идем быстрее, я на работу
опаздываю...
И дело даже не в том, кто здесь прав, кто виноват, здесь таковых не
найдется. Кто-то видит в таких простых и обыденных вещах красоту и
хранит ее в памяти, а кто-то отмахивается, какую бы причину для этого не
придумал, позволяя себе редкие минуты единства с природой только на
"отдыхе" и забывая о простой истине, что и сам является ее частью. Но
так уж повелось, что мы считаем себя выше всего этого, а тех, кто
восторгаются такими вещами, считаем глупыми и недалекими, как неразумных
детишек, которых нужно научить настоящей жизни, посвященной
зарабатыванию денег и материальных благ.
И увиденная картина прекрасно отражает эту самую жизнь. Мы так же похожи
на всем нам известных пернатых городских жителей, как и они похожи на
нас, они наше отражение. Большинство из нас с самого раннего утра до
поздней ночи так же занято работой, как и наши пернатые соседи. Так же
знаем, что никогда не выжить в одиночку, индивидуальность и одиночество
здесь не в почете, поэтому те же стаи воробьев, голубей и ворон так же
прекрасно подходят к нашей повседневности в виде любого вида работы. И
всегда найдется лидер среди этого единства непохожих, но которых
невозможно различить на фоне себе подобных, но безошибочно узнаваемый по
первым же движениям. Замечали, что когда один вспорхнет, за ним
бросятся и остальные. Но ведь всегда найдется место исключению, ведь
среди стаи сизых голубей вы обязательно обратите внимание на белого...
Как синички и снегири, которые даже на фоне своих серых и черных
собратьев выделяются броским нарядом и своего рода изысканным вкусом, не
говоря уже о крайне редких гостях - сороках, клестах, дроздах или
иволгах.
И характер они тоже взяли у нас, их соседей, или мы у них. Даже не надо
описывать, достаточно взглянуть на их поведение и у любого без труда
найдутся подходящие личности для сравнения, особенно уж ярко
ассоциирующиеся с панической шумностью воробьев, вездесущей стайной
массовостью голубей, наглостью и нахальством ворон, яркой
индивидуальностью синиц, твердостью и упорством невзрачных дятлов (не
стоит улыбаться так широко!), щегольским, но все равно растворяющимся в
их толпе шармом скворцов, а также резкостью и беспринципностью сорок.
А ведь прав был философ, что город - единство непохожих. Нас и их, и не
только их. И даже тому, кто решит спрятаться или укрыться от этой
вездесущей суеты или людей, вернее, эмоций, связанных с ними, совсем не
место в городе, ведь он всегда будет пойман или настигнут ими хотя бы
через наших вечных спутников, которых мы обычно не замечаем.
На этой философской ноте и расстаемся, как всегда - ненадолго. Ваш Олег Красюков.
