| ← Февраль 2013 → | ||||||
|
10
|
||||||
|---|---|---|---|---|---|---|
|
11
|
||||||
За последние 60 дней ни разу не выходила
Сайт рассылки:
http://actrisy.ru/
Открыта:
18-08-2011
Статистика
0 за неделю
Драматические актрисы России Пять вечеров в Ленкоме. Режиссер пытался углубить, но вышло только расширить
За дверью снег, зэки, вертухаи. Это пролог. Так начинается спектакль Пять вечеров по одноименной пьесе Александра Володина, поставленный режиссером Андреем Прикотенко в переживающем не лучшие времена театре Ленком. А на левой груди профиль Сталина это обнаружится уже в эпилоге, когда Тамара, раздев Ильина до пояса, примется обмывать его, как покойника. Хотя у Володина все вроде бы не так фатально. Призрак зоны возникнет здесь еще раз, когда, ближе к финалу, Ильин ждет ответа от Тамары: уйти ему или остаться. Впрочем, простите, не просто зоны, а именно ГУЛАГа. В программке театр благодарит и Сахаровский центр, и общество Мемориал, и музей истории ГУЛАГа. В фойе фотографии и личные вещи тех, кто реально через все это прошел. Фотографии проецируются и на экран-задник в финале спектакля.
Вряд ли обо всем этом можно говорить, как о режиссерском открытии. Слово ГУЛАГ есть уже в ремарке самой володинской пьесы. Другое дело, что частенько это не играли, сосредотачиваясь на других вещах, коих у Володина, не нуждающегося ни в каких иллюстративных подпорках, немало. Но, видимо, режиссерам кажется, что открыли и перекопали не всё. Только если бы в спектакле Прикотенко все эти визуальные лагерные мотивы были хоть чем-то внутренне подкреплены, куда-то развиты, вписаны в психологические подробности, об этом можно было бы говорить всерьез. Но нет, здесь это всего лишь картинка, минутку повисевшая на видном месте и тут же убранная куда-то на шкаф, чтобы не мешалась. Володина у нас любят ставить, купаясь в быте. Хорошо, если при этом режиссер верно попадает в совершенно особую ленинградскую атмосферу 50-60-х годов, где этот быт тесно увязан с приметами человеческого менталитета. Ленинградцы особая нация, при всей вечности володинских тем и сюжетов. Впрочем, о том, что можно и по-другому, нам не столь давно поведал Виктор Рыжаков, сделав в Мастерской Петра Фоменко спектакль, от быта очищенный, но без малейшей потери смыслов. Его спектакль парадоксальным образом связал лирику и гротеск, щемящую искренность и комедиантство, стал одним из самых сильных и современных высказываний на тему драматургии Володина. Андрей Прикотенко в сотрудничестве с художниками Ольгой Шаишмелашвили и Петром Окуневым, как-то попытался совместить натуралистические приметы с некими сочиненными заново обобщающими условностями. Тут есть платья из панбархата и котиковые шубки, старый репродуктор и картошка в мундире, папиросы Беломор и мимозы в трехлитровых банках. Но спать Тамаре Олесе Железняк приходится на двухъярусных нарах, облагороженных под кровать. И тут уж приходится фантазировать: не иначе, как режиссер хотел этим сказать, что вся страна сплошная зона. Хотя, конечно, ощущая стремление режиссера к всамделишной правде жизни, подчас не удержаться от ста тысяч детских почему?. Почему Ильин Андрей Соколов, ежели он только что вернулся из мест не столь отдаленных, выглядит столь откормленным? А если не только что (из репродуктора прозвучало что-то из начала 60-х), но уже успел поработать шофером на северах, то почему по-прежнему ходит в полузэковских обносках и вынужден одалживать одежду у приятеля Тихомирова (Александр Сирин)? Почему Тамара Железняк, активная вроде бы работница трудового фронта и в начале 60-х пробавляется картошкой в мундире, не имея ничего другого, чтобы выставить на стол к встрече дорогого гостя? Почему она вдруг запевает романс на стихи Анны Ахматовой, тут же переходящий в звучное фонограммное исполнение чужим голосом, мгновенно отдающее фальшью? И откуда тут взялся Йося Бродский, якобы однокурсник племянника Тамары Славика (Станислав Тикунов) или его приятеля, послушать стихи которого сбегаются все студенты? А Ильин, невзирая на время и место, эти стихи то и дело декламирует. Ясное дело, молодому режиссеру хотелось все как-то расширить и углубить. Но второго не получилось, только первое. Меж тем Володин из тех авторов, последних великих российских драматургов ХХ столетия, тексты которых самодостаточны, но при этом предлагают невероятные возможности для душевных актерских раскопок. Главную пару этого спектакля, Андрея Соколова и Олесю Железняк, все-таки стоит отметить хотя бы в попытках этих раскопок. Тем более, что ключ дает опять-таки сам Володин, говоря (устами юного Славика), что одного жизнь сломала, а другую согнула. Соколов Ильин очень хорош в этой внезапно появившейся растерянности взрослого мужика, в абсолютном непонимании, как себя вести, куда деть руки и как распорядиться голосом, предательски выдающем ложь. Железняк Тамара, поневоле утратившая женскую мягкость работница-общественница, разучилась даже рыдать по-бабьи: смешно, по-птичьи вскрикивает, автоматически не позволяя себе расслабиться и выплеснуть наболевшее. Но вот все прочие (за исключением разве что эпизодического Тимофеева Сирина), кажется, изначально поставлены в условия концертно-антрепризного действа. Разудалая продавщица Зоя Наталья Щукина в белой наколке и вязаных рейтузах, явно под хмельком, выдает целый вставной номер комического свойства. Славик Тикунов и Катя Елена Есенина суетятся, мельтешат и говорят громко, с выражением. Причем каждый по-своему и о своем, а в общую мелодию все это ну никак не складывается. Вот только по Володину однозначно надо, иначе все теряет смысл. И, кстати, под занавес снова о смыслах. Намеков на них здесь так много, они словно бы распылены по сцене из какого-то режиссерского баллончика. Но, увы, быстро улетучиваются, не успев раскрыться. Публика много смеется. Иногда по делу, иногда просто потому, что в современном театре принято расслабляться и получать удовольствие. Только вот, простите, именно к современному театру это не имеет ровно никакого отношения. Февраль 2013 Здесь можно оставить свои комментарии. Выпуск подготовленплагином wordpress для subscribe.ru |
| В избранное | ||
