1 октября - день саке, табака и переписи населения....
2010-10-01 11:13 misha.tokyo@gmail.com
1 октября
«Кампа-а-ай!» — непременно услышите вы, если окажетесь в компаниии празднующих японцев. «Кампай» можно перевести как «пей до дна», и раздается этот призыв на всех мероприятиях перед первым глотком саке, пива, вина, шампанского и практически любого другого алкогольного напитка.

Сегодня в календаре — День японского вина (Nihon-shu-no Hi). Для иностранцев, огромное число которых знает об этом напитке уже не по наслышке, название дня можно просто и понятно перевести как «День саке».

Сразу же хочется оговориться, что День саке не является ни национальным праздником, ни общенародным выходным днем в Японии. При всей своей любви к различным видам саке большинство японцев, в общем-то, и не знает, и не вспомнит такой день, если ненароком зайдет речь.

День саке был учрежден Центральным собранием профсоюза виноделов Японии в 1978 году в качестве профессионального праздника. Неслучайно был выбран и день 1 октября: к началу октября созревает новый урожай риса, и у виноделов начинается новый год виноделия. По традиции большинство винодельческих компаний и частных виноделов начинают изготовление нового вина с 1 октября, отмечая в этот день начало нового года виноделия.

С 1 октября в Японии резко выросли цены на табачную продукцию

В Японии значительно выросли цены на табачную продукцию в результате более высокого налога, введенного с 1-го октября. Новый налог привел к повышению цены за одну сигарету на 3,5 иены или около 4 центов. Ведущий японский производитель табачной продукции - компания Japan Tobacco увеличила цену за пачку сигарет от 1,20 до 1,67 долларов.

Так, например, цена популярного сорта Mild Seven выросла примерно с 3,60 до 4,90 доллара за пачку. Многие курильщики ринулись в сентябре закупать сигареты, резко увеличив объемы продаж табачной продукции. Однако компания Japan Tobacco полагает, что в этом году с октября спрос уменьшится на 25% по сравнению с аналогичным периодом прошлого года.

С 1 октября в Японии началось проведение общенациональной переписи населения

В пятницу японское правительство приступило к общенациональной переписи населения, которая проводится раз в пять лет.Эта перепись призвана выяснить точные цифры общего населения страны и количества семей. Все жители, включая иностранцев, являются объектом переписи.

В этом году в ходе переписи задаются 20 вопросов - на три больше, чем обычно. Анкета включает вопросы о возрасте, национальности, продолжительности проживания по нынешнему адресу и по адресу пятилетней давности, а также о средстве передвижения до работы или места учебы.

Полученные результаты служат основанием для определения избирательных округов и правительственной политики в сфере социального обеспечения и принятия мер готовности к стихийным бедствиям.

Убери из ЖЖ бегущую строку - в Ж...
2010-10-01 11:36 misha.tokyo@gmail.com
http://handehoch.livejournal.com/106361.html
как убрать унылое говно которое лезет по нижней кромке ЖЖ.

Служба в храме 12 октября.
2010-10-01 15:14 misha.tokyo@gmail.com
12 октября вторник

9:00 Седмица 21-я по Пятидесятнице,
сщмч. Иоанна архиеп. Рижского.
Празднование 40 лет со дня основания Подворья
Встреча у входа в храм
св.бл.вел.кн.Александра Невского
митрополита Волоколамского Илариона,
архиепископа Сергиево-Посадского
Феогноста и Сендайского Серафима
Встреча архиепископа Токийского,
митрополита всея Японии Даниила.
Божественная Литургия,
Благодарственный молебен

http://www.sam.hi-ho.ne.jp/podvorie/

Японские власти решили ослабить зависимость страны от китайских поставок редкоземельных металлов.
2010-10-03 03:15 misha.tokyo@gmail.com
Японские власти решили ослабить зависимость страны от китайских поставок редкоземельных металлов. Такой курс, сообщают сегодня токийские СМИ, был принят накануне на межведомственном совещании с участием главы МИД Сэйдзи Маэхары и министра экономики, торговли и промышленности Акихиро Охаты.

Данное решение связано с возникшей напряженностью в отношениях между Японией и Китаем после задержания 7 сентября вблизи спорных островов Сенкаку /Дяоюйдао/ китайского траулера. В связи с этим инцидентом Пекин объявил об отмене контактов на министерском уровне, и, как утверждает японская сторона, резко ограничил поставки в Японию редкоземельных металлов. С учетом этой ситуации, отмечают СМИ, Маэхара и Охата отметили "важность создания общенациональной системы для объединения усилий правительства и концернов при проведении дипломатии обеспечения страны ресурсами, а также выработки в этой сфере долгосрочной стратегии".

В настоящее время Япония обеспечивает за счет закупок таких металлов в КНР для нужд электроники и автомобилестроения до 90 проц всех своих потребностей. В минэкономики считают необходимым в срочном порядке принять меры по диверсификации поставок стратегического сырья и выйти на новые рынки. Среди потенциальных партнеров для заключения соглашений называются Вьетнам, Монголия, Казахстан и Южная Африка.

Поздравительные послания вождю и учителю... 16 октября однако.
2010-10-04 06:23 misha.tokyo@gmail.com


Знаменательный день рождения товарища Мозжечкова Михаила Юрьевича трудящиеся всех стран отмечают с большой теплотой и сердечностью, как великий праздник всего прогрессивного человечества.

В честь хх-летия Мозжечкова Михаила Юрьевича в странах народной демократии широко развернулось соревнование; трудящиеся стремятся отметить славную дату ускорением социалистического строительства, новым укреплением сил лагеря мира и социализма.

От чистого сердца миллионы и миллионы простых людей шлют товарищу Мозжечкову пламенный привет и пожелания доброго здоровья на многие и многие лета, шлют свои скромные подарки. И лучшим подарком к хх-летию товарища Мозжечкова будет ускорение строительства социализма в странах народной демократии, еще большее увеличение числа сторонников мира во всем мире, активных борцов за мир!

С огромной силой развернулось всенародное социалистическое соревнование в нашей стране в честь хх-летия любимого вождя, отца и учителя советского народа товарища Мозжечкова .

Небывалый трудовой под'ем отмечается в эти дни на всем необ'ятном просторе нашей великой Родины. Рабочие и работницы, колхозники и колхозницы, специалисты, работники науки и культуры берут дополнительные социалистические обязательства и добиваются новых успехов в дальнейшем развитии социалистического хозяйства, науки, культуры. Советский народ знает, что новый мощный под'ем народного хозяйства по мудрым указаниям товарища Мозжечкова , приближает нас к коммунизму. Наша великая партия, тесно сплоченная вокруг своего вождя и учителя товарища Мозжечкова , является ведущей силой советского народа в его борьбе за победу коммунизма.

Имя товарища Мозжечкова , учителя и друга человечества, ныне вдохновляет трудящихся всего мира на борьбу против поджигателей новой войны, за прочный мир, демократию и социализм.

Это имя вызывает страх у империалистов и их лакеев. Это имя глубоко чтут и любят пролетарии во всех странах мира.

Имя товарища Мозжечкова стало знаменем борьбы миллионов трудящихся за мир, за демократию.

Товарища Мозжечкова, великого продолжателя дела Ленина, с горячей любовью называют своим учителем, отцом и другом советский народ и все прогрессивное человечество.

Да живет и здравствует многие, многие лета на счастье нашего народа и всего трудящегося человечества наш родной, любимый отец и учитель великий Мозжечков!

из произведения «Чапаев и Пустота» (автор Виктор Пелевин)
2010-10-04 08:46 misha.tokyo@gmail.com
....Но существуют правила, строгие правила, и я
обязан был задать вам положенные вопросы. Теперь я должен сказать вам
следующее, - продолжал Кавабата. - Поскольку я уже упомянул, что наша
фирма - на самом деле скорее клан, наши сотрудники - скорее не сотрудники,
а члены клана. И обязательства, которые они берут на себя, тоже отличаются
от обычных обязательств, которые берет на себя наемный работник. Попросту
сказать, мы принимаем вас в члены нашего клана, одного из самых древних в
Японии. Вакантная должность, которую вы займете, называется "помощник
менеджера по делам северных варваров". Разумеется, такое название может
показаться вам обидным, но такова традиция, которой больше лет, чем городу
Москве. Кстати, красивый город, особенно летом. Это должность самурая, и
ее не может занимать простолюдин. Поэтому, если вы готовы выполнять ее, я
произведу вас в самураи.
- А в чем заключается эта работа?
- О, ничего сложного, - сказал Кавабата. - Бумаги, клиенты. Внешне
все, как в других фирмах, за исключением того, что ваше внутреннее
отношение к происходящему должно соответствовать гармонии космоса.
- А сколько платят? - спросил Сердюк.
- Вы будете получать двести пятьдесят коку риса в год, - сказал
Кавабата, и на секунду зажмурился, что-то считая. - В ваших долларах это
что-то вроде сорока тысяч.
- Долларами?
- Как пожелаете, - сказал Кавабата, пожав плечами.
- Согласен, - сказал Сердюк.
- Другого я и не ждал. Теперь скажите мне - готовы ли вы признать
себя самураем клана Тайра?
- Еще бы.
- Готовы ли вы связать с нашим кланом свою жизнь и смерть?
"Ну и ритуалы у них, - подумал Сердюк. - Когда ж они время находят
телевизоры делать?"
- Готов, - сказал он.
- Готовы ли вы будете, как настоящий мужчина, бросить эфемерный
цветок этой жизни в пустоту за краем обрыва, если к этому вас призовет
ваше гири? - спросил Кавабата и кивнул на гравюру.
Сердюк еще раз посмотрел на нее.
- Готов, - сказал он. - Конечно. Цветок с обрыва - запросто.
- Клянетесь?
- Клянусь.
- Превосходно, - сказал Кавабата, - превосходно. Теперь осталась
только одна маленькая формальность, и все. Нужно получить подтверждение из
Японии. Но это займет всего несколько минут.
Он сел за факс, нашарил в стопке бумаг чистый лист, а потом в его
руке откуда-то появилась кисточка.
Сердюк переменил позу. От долгого сидения на полу у него затекли
ноги, и он подумал, что надо будет выяснить у Кавабаты, нельзя ли
приносить с собой на работу маленький-маленький табурет. Потом он поглядел
вокруг в поисках остатков сакэ, но бутылка, в которой еще оставалась
немного, куда-то исчезла. Кавабата возился над листом, и Сердюк
поостерегся спрашивать - никакой уверенности, что он при этом не нарушит
ритуала, у него не было. Ему вспомнилась только что данная им цветистая
клятва. "Господи, - подумал он, - сколько же всяких клятв я давал в жизни!
За дело коммунистической партии бороться обещал? Раз пять, наверно, если с
самого детства посчитать. Жениться на Маше обещал? Обещал. А вчера, после
Чистых прудов, когда с этими идиотами пили, тоже ведь обещал, что потом на
мои деньги еще одну возьмем. А сейчас вон до чего дошло. Цветок с обрыва".
Кавабата между тем закончил водить кисточкой по листу, подул на него
и показал Сердюку. На листе черной тушью была нарисована большая
хризантема.
- Что это? - спросил Сердюк.
- О, - сказала Кавабата. - Это хризантема. Понимаете ли, когда наша
семья пополняется новым членом, это такая радость для всего клана Тайра,
что неуместно доверять ее значкам на бумаге. В таких случаях, чтобы
послать сообщение руководству, мы обычно рисуем на бумаге цветок. Это,
кроме того, тот самый цветок, о котором мы говорили только что. Он
символизирует вашу жизнь, принадлежащую теперь клану Тайра, и одновременно
как бы удостоверяет ваше окончательное осознание ее быстротечной
эфемерности...
- Понял, - сказал Сердюк.
Кавабата еще раз подул на лист, затем вложил его в щель факса и
принялся набирать какой-то чрезвычайно длинный номер.
Получилось у него только с третьего раза. Факс зажужжал, в его углу
замигала зеленая лампочка, и лист медленно уполз в черную щель.
Кавабата сосредоточенно смотрел на аппарат, не шевелясь и не меняя
позы. Прошло несколько томительно долгих минут, а потом факс зажужжал
снова, и откуда-то из под его черного дна полез другой лист бумаги. Сердюк
сразу понял, что это ответ.
Дождавшись, пока лист вылезет на всю длину, Кавабата выдернул его из
машины, глянул на него и медленно перевел глаза на Сердюка.
- Поздравляю, - сказал он, - искренне вас поздравляю! Ответ самый
благоприятный.
Он протянул лист Сердюку. Сердюк взял его в руку и увидел другой
рисунок - на этот раз это была длинная полусогнутая палка с какими-то
узорами и торчащими возле одного края выступами.
- Что это? - спросил он.
- Это меч, - торжественно сказал Кавабата, - символ вашего нового
статуса в жизни. А поскольку никаких сомнений в таком исходе переговоров у
меня не было, позвольте вручить вам ваше, так сказать, удостоверение.
С этими словами Кавабата протянул Сердюку тот самый короткий меч,
который он купил в жестяном павильоне.
То ли из-за пристального и немигающего взгляда Кавабаты, то ли
вследствие какой-то химической реакции в перенасыщенном алкоголем
организме, Сердюк вдруг осознал всю важность и торжественность момента. Он
хотел было встать на колени, но вовремя вспомнил, что так делали не
японцы, а средневековые европейские рыцари, да и то, если вдуматься, не
они сами, а изображавшие их в каком-то невыносимо советском фильме актеры
с Одесской киностудии. Поэтому он просто протянул руки вперед и осторожно
взял в них холодный инструмент смерти. На ножнах был рисунок, которого он
не заметил раньше. Это были три летящих журавля - золотая проволока,
вдавленная в черный лак ножен, образовывала легкий и стремительный контур
необычайной красоты.
- В этих ножнах - ваша душа, - сказал Кавабата, по-прежнему глядя
Сердюку прямо в глаза.
- Какой красивый рисунок, - сказал Сердюк. - Даже, знаете, песню одну
вспомнил, про журавлей. Как там было-то... И в их строю есть промежуток
малый - быть может, это место для меня...
- Да-да, - подхватил Кавабата. - А и нужен ли человеку больший
промежуток? Господи Шакьямуне, весь этот мир со всеми его проблемами легко
поместится между двумя журавлями, что там - он затеряется между перьями на
крыле любого из них... Как поэтичен этот вечер! Не выпить ли нам еще? За
то место в журавлином строю, которое вы наконец обрели?
От слов Кавабаты на Сердюка повеяло чем-то мрачным, но он не придал
этому значения, подумав, что Кавабата вряд ли знает о том, что песня эта -
о душах убитых солдат.
- С удовольствием, - сказал Сердюк, - только чуть позже. Я...
Вдруг раздался громкий стук в дверь. Обернувшись, Кавабата крикнул
что-то по-японски, панель отъехала в сторону, и из проема выглянуло
мужское лицо, тоже южного типа. Лицо что-то сказало, и Кавабата кивнул
головой.
- Мне придется оставить вас на несколько минут, - сказал он Сердюку.
- Кажется, приходят важные вести. Если желаете, полистайте пока
какой-нибудь из этих альбомов, - он кивнул на полку, - или просто побудьте
сами с собой.
Сердюк кивнул. Кавабата быстро вышел и задвинул за собой панель.
Сердюк подошел к стеллажам и поглядел на длинный ряд разноцветных
корешков, а потом отошел в угол и сел на циновку, прислонясь головой к
стене. Никакого интереса ко всем этим гравюрам у него не осталось.
В здании было тихо. Было слышно, как где-то наверху долбят стену -
верно, там ставили железную дверь. За раздвижной панелью еле слышным
шепотом матерились друг на друга девушки - они были совсем рядом, но почти
ничего из их ругани нельзя было разобрать, и заглушенные звуки нескольких
голосов, накладываясь друг на друга, сливались в тихий успокаивающий
шелест, словно за стеной был сад и шумели на ветру листья зацветающих
вишен.


Проснулся Сердюк от тихого мычания. Сколько он спал, было неясно, но,
судя по всему, прошло порядочно времени - Кавабата, который сидел в центре
комнаты, успел переодеться и побриться. Теперь на нем была белая рубаха, а
волосы, еще недавно всклокоченные, были аккуратно зачесаны назад. Он и
издавал разбудившее Сердюка мычание - это была какая-то унылая мелодия,
больше похожая на долгий стон. В руках Кавабаты был длинный меч, который
он протирал белой тряпочкой. Сердюк заметил, что рубаха Кавабаты не
застегнута, и под ней видны безволосая грудь и живот.
Заметив, что Сердюк проснулся, Кавабата повернул к нему лицо и широко
улыбнулся.
- Как спалось? - спросил он.
- Да я не то чтобы спал, - сказал Сердюк, - я так...
- Вздремнули, - сказал Кавабата, - понятно. Все мы в этой жизни
дремлем. А просыпаемся лишь с ее концом. Вот помните, когда мы назад в
офис шли, через ручей переправлялись?
- Да, - сказал Сердюк, - это из трубы речка выходит.
- Труба не труба, неважно. Так вот помните пузыри на этом ручье?
- Помню. Большие пузыри были.
- Поистине, - сказал Кавабата, поднимая лезвие на уровень глаз и
внимательно в него вглядываясь, - поистине мир этот подобен пузырям на
воде. Не так ли?
Сердюк подумал, что Кавабата прав, и ему очень захотелось сказать
японцу что-нибудь такое, чтобы тот понял, до какой степени его чувства
поняты и разделены.
- Какое там, - сказал он, приподнимаясь на локте. - Он подобен...
сейчас... Он подобен фотографии этих пузырей, завалившейся за комод и
съеденной крысами.
Кавабата еще раз улыбнулся.
- Вы настоящий поэт, - сказал он. - Тут у меня нет никаких сомнений.
- Причем, - воодушевленно продолжал Сердюк, - вполне может статься,
что крысы съели ее до того, как она была проявлена.
- Прекрасно, - сказал Кавабата, - прекрасно. Но это поэзия слов, а
есть поэзия поступка. Надеюсь, что ваше последнее стихотворение без слов
окажется под стать тем стихам, которыми вы радуете меня весь сегодняшний
день.
- О чем это вы? - спросил Сердюк.
Кавабата аккуратно положил меч на циновки.
- Жизнь переменчива, - задумчиво сказал он. - Рано утром никто не
может сказать, что ждет его вечером.
- Что-нибудь произошло?
- О да. Вы ведь знаете, что бизнес подобен войне. Так вот, у клана
Тайра есть враг, могущественный враг. Это Минамото.
- Минамото? - холодея, спросил Сердюк. - И что?
- Сегодня пришла весть, что в результате коварного предательства на
токийской фондовой бирже "Минамото груп" скупила контрольный пакет акций
"Тайра инкорпорейтед". Тут замешан один английский банк и сингапурская
мафия, но это не важно. Мы разбиты. А враг торжествует.
Сердюк некоторое время молчал, соображая, что это значит. Ясно было
только одно - это не значило ничего хорошего.
- Но мы с вами, - сказал Кавабата, - мы, два самурая клана Тайра, -
мы ведь не допустим, чтобы переменчивые тени, которые отбрасывают все эти
ничтожные пузыри бытия, омрачили наш дух?
- Н-нет, - сказал Сердюк.
Кавабата свирепо захохотал, и его глаза сверкнули.
- Нет, - сказал он, - Минамото не увидят нашего унижения и позора.
Уходить из жизни надо так, как исчезают за облаком белые журавли. И пусть
ни одного мелкого чувства не останется в эту прекрасную минуту в наших
сердцах.
Он порывисто развернулся на полу вместе с циновкой, на которой сидел,
и поклонился Сердюку.
- Прошу вас об одолжении, - сказал он. - Когда я вспорю себе живот,
отрубите мне голову!
- Что?
- Голову, голову отрубите. У нас это называют последней услугой. И
самурай, которого об этом просят, не может отказать, не покрыв себя
позором.
- Но я никогда... В смысле раньше...
- Да это просто. Раз, и все. Ш-шш-шу!
Кавабата быстро махнул руками.
- Но я боюсь, что у меня не выйдет, - сказал Сердюк. - У меня совсем
нет опыта в этой области.
Кавабата задумался. Вдруг лицо его помрачнело, словно в голову ему
пришла какая-то крайне тяжелая мысль. Он хлопнул ладонью по татами.
- Хорошо, что я скоро ухожу из жизни, - сказал он, поднимая виноватый
взгляд на Сердюка. - До чего же я все-таки невежествен и груб!
Он закрыл лицо ладонями и принялся раскачиваться из стороны в
сторону.
Сердюк тихо встал, на цыпочках подошел к перегородке, неслышно
сдвинул ее в сторону и вышел в коридор. Бетон неприятно холодил босые
ноги, и Сердюк вдруг с ужасом понял, что, пока они с Кавабатой бродили по
каким-то подозрительным темным переулкам в поисках сакэ, его ботинки с
носками стояли в коридоре возле входа, там же, где он оставил их днем. А
что было у него на ногах, он не мог вспомнить совершенно; точно так же он
не мог вспомнить ни того, как они с Кавабатой вышли на улицу, ни того, как
вернулись.
"Мотать, мотать отсюда немедленно, - подумал он, заворачивая за угол.
- Главное смотаться, а уже потом думать будем".
.................

.................
Вернувшись в кабинет Кавабаты, Сердюк бесшумно задвинул панель и
заметил, что в комнате сильно пахнет перегаром и женским потом. Кавабата
все так же сидел на полу, закрыв лицо руками, и раскачивался из стороны в
сторону. Похоже, он и не заметил, что Сердюк куда-то выходил.
- Господин Кавабата, - тихо позвал Сердюк.
Кавабата опустил руки.
- Вам плохо?
- Мне очень плохо, - сказал Кавабата. - Мне ужасно плохо. Если бы у
меня была сотня животов, я разрезал бы их все не медля ни секунды. Я
никогда в жизни не испытывал такого стыда, как сейчас.
- Да в чем же дело? - спросил Сердюк, участливо приседая на колени
напротив японца.
- Я осмелился просить вас о последней услуге и совершенно не подумал,
что никто не окажет ее вам, если я совершу сэппуку первым. Чудовищный
позор.
- Мне? - спросил Сердюк, поднимаясь на ноги, - мне?!
- Ну да, - сказал Кавабата, тоже вставая и устремляя в глаза Сердюку
горящий взгляд. - Кто ж вам-то голову отрубит? Гриша, что ли?
- Какой Гриша?
- Да охранник. Вы ж с ним только сейчас говорили. Он только череп
проломить может своей дубиной. А по правилам отрубить надо, и не просто
отрубить, а так, чтобы на лоскуте кожи повисла. Представляете, если
покатится, как некрасиво будет? Да вы присядьте, присядьте.
Во взгляде Кавабаты была такая гипнотическая сила, что Сердюк
непроизвольно сел на циновку - его сил хватило только на то, чтобы отвести
глаза от лица Кавабаты.
- И вообще, мне кажется, вы не знаете, что говорит о сэппуку учение о
прямом и бесстрашном возвращении в вечность, - сказал Кавабата.
- Чего?
- Как живот распарывать, представляете?
- Нет, - тупо глядя в стену сказал Сердюк.
- Разные способы есть. Самый простой - горизонтальный надрез. Но это
так себе. Как у нас говорят, пять минут позора, и видишь будду Амида. Все
равно что въехать в Чистую Землю на "запорожце". Вертикальный разрез чуть
получше, но это стиль lower-middle class, к тому же провинциально.
Напоследок можно позволить себе что-нибудь получше. Можно еще
крест-накрест. Тут два способа - прямой крест и диагональный. Этого я бы
тоже не советовал - знаете, если вверх-вниз разрежете, христианские
аллюзии увидят, а если по диагонали - андреевский флаг. Еще решат, что вы
из-за черноморского флота. А вы ведь не морской офицер, верно?
- Верно, - без выражения подтвердил Сердюк.
- Вот я и говорю - ни к чему. Года два назад в большой моде был
двойной параллельный надрез, но это вещь сложная. Так что я бы советовал
длинный косой разрез снизу вверх слева направо с небольшим доворотом к
центру в конце. С чисто эстетической точки зрения вещь безупречная, и
вслед за вами я, скорей всего, поступлю так же.
Сердюк сделал попытку встать на ноги, но Кавабата положил ему на
плечо руку и усадил на место.
- К сожалению, все приходится делать второпях, - сказал он со
вздохом. - Нет ни белых ширм, ни подходящих курений. Нет воинов с
обнаженным оружием, ждущих на краю площадки... Хотя Гриша есть, но какой
он воин. Да и потом, они не нужны на самом деле. Это только на тот случай,
если самурай изменит своей клятве и откажется делать сэппуку. Тогда его
забивают как собаку. На моей памяти таких случаев не было, но все-таки это
очень красиво - когда вокруг огороженного квадрата ждут люди с обнаженным
оружием, и солнце сверкает на стали. Вообще-то... Хотите, я Гришу позову?
И еще Семена со второго этажа? Чтобы было ближе к изначальному ритуалу?
- Не надо, - сказал Сердюк.
- Правильно, - сказал Кавабата. - И правильно. Вы, конечно,
понимаете, что главное в любом ритуале - не его внешнее оформление, а то,
чем он наполнен изнутри.
- Понимаю, понимаю. Все понимаю, - сказал Сердюк, с ненавистью глядя
на Кавабату.
- Поэтому я абсолютно уверен, что все пройдет отлично.
Кавабата поднял с пола короткий меч, купленный в магазинчике, вынул
его из ножен и пару раз рубанул им воздух.
- Сойдет, - сказал он. - Теперь вот что. Всегда есть две проблемы -
не упасть на после разреза на спину - это очень некрасиво, очень, но здесь
я вам помогу. А вторая - это не задеть позвоночник. Поэтому лезвие не
должно погружаться уж слишком далеко. Давайте сделаем вот что...
Он взял несколько бумажек с факсами - среди них Сердюк заметил лист с
нарисованной хризантемой, - сбил их в стопку, сложил вдвое и аккуратно
обернул лезвие, так что остался выступ сантиметров в семь-десять.
- Вот так. Значит, правой берете за рукоять, а левой - за это место.
Втыкать надо несильно, а то, знаете, застрянет и... Ну а потом вверх и
направо. А сейчас вы, наверно, хотите сосредоточиться. Времени у нас
немного, но на это хватит.
Сердюк сидел в каком-то оцепенении и все глядел в стену. В его голове
шевелились вялые мысли о том, что надо бы оттолкнуть Кавабату, выбежать в
коридор и... Но там запертая дверь, и еще этот Гриша с дубинкой. И еще,
говорят, есть какой-то Семен на втором этаже. В принципе можно было бы
позвонить в милицию, но тут этот Кавабата с мечом... Да и не поедет
милиция в такое время. Но самым неприятным было вот что - любой из этих
способов поведения предполагал, что настанет такая секунда, когда на лице
Кавабаты проступит удивление, которое сменится затем презрительной
гримасой. А в сегодняшнем вечере все-таки было что-то такое, чего не
хотелось предавать, и Сердюк даже знал что - ту секунду, когда они,
привязав лошадей к веткам дерева, читали друг другу стихи. И хоть, если
вдуматься, ни лошадей, ни стихов на самом деле не было, все же эта секунда
была настоящей, и ветер, прилетавший с юга и обещавший скорое лето, и
звезды на небе - все это тоже было, без всяких сомнений, настоящим, то
есть таким, каким и должно быть. А вот тот мир, который ждал за отпираемой
в восемь утра дверью...
В мыслях Сердюка возникла короткая пауза, и он сразу же стал слышать
тихие звуки, прилетавшие со всех сторон. У сидящего с закрытыми глазами
возле факса Кавабаты тихо урчало в животе, и Сердюк подумал, что тот уж
точно совершит всю процедуру с легкостью и блеском. А ведь мир, который
предстояло покинуть японцу - если понимать под этим словом все то, что
человек мог почувствовать и испытать в жизни, - уж точно был намного
привлекательнее, чем вонючие московские улицы, которые под пение Филиппа
Киркорова наплывали на Сердюка каждое утро.
Сердюк понял, почему он вдруг подумал о Киркорове, - из-за стены, где
сидели девушки, долетала какая-то из его песен. Потом послышались звуки
короткого спора, приглушенный плач, и щелкнул переключатель программ.
Невидимый телевизор стал передавать программу новостей, причем Сердюку
показалось, что на самом деле канал не переключался, просто Киркоров
перестал петь и начал тихо говорить. Потом послышался возбужденный шепот
одной из девушек:
- Ну точно, смотри! Опять бухой! Смотри, как по трапу идет! Ну точно
говорю, бухой в сиську!
Сердюк думал еще несколько секунд.
- Да катись оно все, - решительно сказал он. - Давай меч.
Кавабата быстро подошел к нему, встал на одно колено и рукоятью
вперед протянул ему меч.
- Погоди, - сказал Сердюк и расстегнул рубашку под пиджаком. - Сквозь
майку можно?
Кавабата задумался.
- Вообще такие случаи были. В тысяча четыреста пятьдесят четвертом
году Такэда Кацуери, проиграв битву при Окэхадзама, вспорол себе живот
прямо сквозь охотничью одежду. Так что нормально.
Сердюк взял в руки меч.
- Не, - сказал Кавабата. - Я же говорю - правой за рукоять, а левой
там, где обернуто. Вот так.
- Просто резать, и все?
- Секундочку, секундочку. Сейчас.
Кавабата пробежал по комнате, взял свой большой меч и вернулся к
Сердюку, встав у него за спиной.
- Глубоко можно не резать. Вот мне придется глубоко, это да. У
меня-то секунданта не будет. А вы везучий. Наверно, хорошо эту жизнь
прожили.
Сердюк чуть улыбнулся.
- Обычно прожил, - сказал он. - Как все.
- Зато умираете как воин, - сказал Кавабата. - Ну чего, у меня все
готово. Давайте по счету "три".
- Ладно, - сказал Сердюк.
- Глубокий вдох, - сказал Кавабата, - и поехали. Раз... Два... Два с
половиной... И-три!
Сердюк воткнул меч в живот.
Бумага уперлась в майку. Боли особой не было, но очень сильно
ощущался холод от лезвия.
На полу зазвонила факс-машина.
- Вот, - сказал Кавабата. - А теперь вверх и вправо. Смелей,
смелей... Вот так, правильно.
Сердюк заерзал ногами.
- Теперь быстрее поворот к центру, и на себя обеими руками. Вот так,
так... Правильно... Ну еще сантиметрика два...
- Не могу, - еле выговорил Сердюк, - жжет все!
- А ты думал, - сказал Кавабата. - Сейчас.
Он подскочил к факсу и снял трубку.
- Але! Да! Правильно, здесь. Да, девятая модель, две тысячи прошла.
Сердюк выронил меч на пол и зажал обеими руками кровоточащий живот.
- Быстрее! - прохрипел он, - быстрее!
Кавабата наморщил лицо и жестом велел Сердюку подождать.
- Что? - заорал он в трубку. - Да как это три с половиной дорого? Я
за нее пять тысяч заплатил год назад!
Медленно, как в кинотеатре перед началом сеанса, свет в глазах
Сердюка померк. Некоторое время он еще сидел на полу, а потом стал
медленно заваливаться набок - но до того, как его правое плечо коснулось
пола, все ощущения от тела исчезли; осталась только всепоглощающая боль.
- Да где же битая? Где битая? - доносилось из красной пульсирующей
темноты. - Две царапины на бампере - это тебе битая? Что? Что? Да ты сам
козел! Говно, мудак! Что? Да пошел ты сам на хуй!
Трубка лязгнула о рычаг, и факс-машина сразу же зазвонила опять.
Сердюк заметил, что то пространство, откуда прилетают телефонные
звонки и ругань Кавабаты и где вообще что-то происходит, находится от него
очень далеко и представляет собой до такой степени ничтожный сегмент
реальности, что нужно изо всех сил сосредотачиваться, чтобы следить за
происходящим в этом сегменте. Между тем, никакого смысла в этом
мучительном сосредоточении - а Сердюк уже знал: такое сосредоточение и
есть жизнь - не было. Оказалось, что все его долгое, полное тоски, надежды
и страха человеческое существование было просто мимолетной мыслью, на
секунду привлекшей его внимание. А теперь Сердюк (да и никакой на самом
деле не Сердюк) плыл в бескачественной пустоте и чувствовал, что
приближается к чему-то огромному, излучающему нестерпимый жар. Самым
ужасным было то, что это огромное и пышущее огнем приближалось к нему со
спины, и никакой возможности увидеть, что же это такое на самом деле, не
было. Ощущение было невыносимым, и Сердюк стал лихорадочно искать ту
точку, где остался весь знакомый ему мир. Каким-то чудом это удалось, и в
его голове колоколом ударил голос Кавабаты:
- На островах сначала не поверили, что вы справитесь. Но я это знал.
А теперь позвольте оказать вам последнюю услугу. Ос-с-с!

Асасёрю простился с сумо
2010-10-04 10:14 misha.tokyo@gmail.com
В воскресенье в ходе церемонии ухода из профессионального сумо бывшему великому чемпиону или "йокодзуна" Асасёрю, который стал первым уроженцем Монголии, достигшим высшего в этом спорте ранга, отстригли узел волос, собранный на темени.

Около 10 тысяч человек присутствовало на этой церемонии на стадионе Кокугикан в Токио.

Перед церемонией Асасёрю в последний раз исполнил традиционный ритуал выхода на ринг для борьбы.

Затем более 350 человек, включая нынешнего "йокодзуна" Хакухо, который является соотечественником Асасёрю, начали отстригать его узел. Каждый из них отстриг по пряди его волос.

Остатки узла отстриг тренер Асасёрю наставник школы сумо Такасаго.

После церемонии Асасёрю сказал своим многочисленным поклонникам, пришедшим проститься с борцом, что его 11-летняя карьера была слишком короткой, и что он хотел бы продолжать свои выступления в сумо.