Рассылка закрыта
При закрытии подписчики были переданы в рассылку "Секреты инвестирования" на которую и рекомендуем вам подписаться.
Вы можете найти рассылки сходной тематики в Каталоге рассылок.
| ← Январь 2000 → | ||||||
|
1
|
2
|
|||||
|---|---|---|---|---|---|---|
|
3
|
4
|
7
|
8
|
9
|
||
|
10
|
11
|
13
|
14
|
15
|
16
|
|
|
17
|
18
|
19
|
21
|
22
|
23
|
|
|
24
|
25
|
26
|
28
|
29
|
30
|
|
|
31
|
||||||
Автор
Статистика
13.519 подписчиков
-5 за неделю
-5 за неделю
Служба Рассылок Городского Кота
(ИТАР-ТАСС, 18.01.00, По материалам Financial Times)
Газета "Файнэншл таймс" (N 34083) поместила пространное приложение, посвященное завершению второго тысячелетия. В первой части приложения дается анализ положения в мире в целом, а также в главных регионах современного мира. Вторая часть приложения посвящена оценке того, с какими итогами человечество завершает второе тысячелетие в таких областях, как экономика, финансы, промышленность, культура и т.д.
Автор вступительной статьи Куэнтин Пил подчеркивает, что глобализация процессов в мире привела к разрушению "стен", разделявших страны и регионы, и одновременно породила новые проблемы для человечества в третьем тысячелетии.
Автор статьи отмечает, что в конце тысячелетия закончилась холодная война и идеологическая конфронтация, которая, по его мнению, "обеспечивала определенную стабильность в международных отношениях в течение последних 50 лет", и, похоже, завершился вековой конфликт - хотя в этом нет полной уверенности - между либеральным капитализмом и контролируемым государством социализмом: победили демократические ценности и верховенство личности. Последнее столетие было свидетелем двух опустошительных мировых войн, превращения Америки в господствующую силу, развала европейских империй и возникновения "американской империи". Эпоха военного колониализма прошла, но разрыв между бедными и богатыми странами в мире остается таким же большим, причем бедные часто в условиях своей политической независимости так же бессильны, как они были и в условиях колониальной зависимости.
Куэнтин Пил подчеркивает, что подходы и ценности Соединенных Штатов, которые впитали европейскую культуру, но сейчас уже выступают как самостоятельное понятие, становятся поистине универсальными. ХХI век столкнется с проблемой, как долго будет продолжаться это американское господство и как скоро ему будут угрожать новые культурные вызовы, которые, весьма вероятно, будут исходить из Азии... Глобализация позволила культуре, возникшей из христианства, рожденной на Ближнем Востоке, но взращенной в Европе, стать доминирующим фактором, выходящим далеко за рамки христианского учения... Большая часть христианского мира поражена сомнениями и секуляризмом. Ислам кажется многим более жизнеспособной религией.
"Азиатские ценности", говорится далее в статье, которые ставят социальное послушание и ответственность выше прав отдельного человека, представляют собой мощную силу, противостоящую христианству. С другой стороны, сочетание христианских ценностей, научных открытий, демократии и уважение к правам человека породили в Западной Европе и Америку эру широкого процветания и благополучия. Поколение, родившееся после второй мировой войны в промышленно развитых странах Запада, познало одновременно и мир, и материальное богатство, и постоянно улучшающуюся систему здравоохранения, и большую продолжительность жизни. Почему все это не должно продолжаться и постепенно распространяться на остальную часть планеты?
По мнению автора статьи, наша планета стала общим домом, поскольку развитие транспорта, компьютеризация и глобализация экономики, по существу, разрушили государственные границы и сделали общение людей необычайно интенсивным. И, тем не менее, в современном мире на всех континентах ведутся кровавые войны из-за непонятных исторических претензий либо расхождений этнического и религиозного характера. И сейчас возникновение гражданских войн более вероятно, чем возникновение военных конфликтов между странами, поскольку может оказаться, что гражданские войны будет трудно предотвратить. Прекращение холодной войны ознаменовалось всплеском этнических конфликтов, которые удавалось предотвратить в течение всего послевоенного периода.
Автор считает, что в грядущем столетии мир столкнется с тремя опасностями. Во-первых, с возникновением расовой вражды по отношению к новым иммигрантам, которые покидают бедные государства Юга и оседают в богатых промышленно развитых странах Севера. Во-вторых, с дальнейшим углублением пропасти между Югом и Севером, хотя мир в целом стал более процветающим. Сочетание бедности с более широким информационным потоком может оказаться взрывоопасной смесью. Чтобы предотвратить эмиграцию в Европу и в США хорошо образованной части населения из таких регионов, как Индия, Пакистан и Северная Африка, необходимо способствовать экономическому развитию Юга. В-третьих, с необходимостью предотвращения экологической катастрофы в мире вследствие роста материального потребления при одновременном увеличении численности населения.
"Вызовом в следующем тысячелетии, - подытоживает Куэнтин Пил, - станет обеспечение такого положения, чтобы развитие науки и технологий, медицины и человеческих знаний не раскололо мир и в конечном счете не привело его к нищете. Если все технологические достижения сосредоточатся в благополучных, богатых странах, то мир, вероятно, станет менее стабильным, а отнюдь не более миролюбивым и более процветающим".
Страны и регионы
Другой автор - Питер Норман анализирует в приложении процессы, происходящие в ЕВРОПЕ. По его словам, создание Европейского союза явилось единственным успехом, которым завершился кровавый век, стоивший жизни миллионам европейцев. Но в то же время никто не знает, с какой Европой ее граждане столкнутся в следующем тысячелетии после того, как в течение более 40 лет на континенте противостояли друг другу два вооруженных лагеря. Включение в состав Европейского союза десяти бывших социалистических государств, а также Мальты и Кипра глубоко изменит природу и мировоззрение того, что создавалось как клуб западных и южноевропейских стран.
Автор статьи считает настоятельным реформирование Европейского союза. Он приводит слова нынешнего председателя Европейской комиссии Романо Проди, который заявил, что "новый европейский порядок" должен охватить "всех нас - Европейский союз, тех, кто подал заявление о вступлении в союз, и наших соседей в более широкой Европе". Не исключая вступление в ЕС Турции, Украины, закавказских республик и даже России, Питер Норман пишет: "Расширение (численности союза) делает закономерным вопрос, а где же находятся пределы Европы? Оптимисты могут сказать, что Европейский союз находится в процессе создания "общего европейского дома", как когда-то это предсказывал Михаил Горбачев, последний руководитель Советского Союза. Менее оптимистические эксперты, и к ним относятся многие сторонники "федеральной" структуры ЕС в его нынешних границах, опасаются, что если ЕС будет состоять из более чем 27 членов, то это могло бы ослабить или даже разрушить Европейский союз, который позволил гражданам входящих в него стран более 40 лет жить в мире и процветании".
Отсюда Питер Норман делает вывод, что переговоры о вступлении в ЕС новых членов будут очень трудными. Вместе с тем он отмечает, что гибкость при выработке решений всегда была свойственна Европейскому союзу и значение такого гибкого подхода возрастет по мере увеличения численности ЕС.
"Европейская интеграция будет продолжаться, - говорится в статье, - но это будет главным образом делом частного сектора, поскольку в деловом мире происходит слияние и реструктуризация целью максимального использования евро и единого рынка ЕС для производства товаров, оказания услуг и инвестиций".
Такая "приватизация" европейской интеграции дополнит крупные шаги, предпринятые правительствами в прошлом, а это значит, что в начале XXI века Европейский союз скорее перерастет в конфедерацию государств, разделяющих согласованные элементы суверенитета, чем в сверхгосударство".
О том, как сложно проходил в ВЕЛИКОБРИТАНИИ процесс вступления страны в Европейский союз и продолжается процесс их взаимной адаптации, пишет в "Файнэншл таймс" Филип Стивенс. "Британия, - пишет он, - сбрасывает изжившую себя одержимость величием прошлого". По его словам, Британия прошла долгий путь прежде, чем прийти к выводу, что "валютно-финансовая стабильность является непременным условием национального процветания. Банковская учетная ставка устанавливается независимо Английским банком, и налоговая политика определяется в соответствии с четкими правилами".
Автор статьи указывает, что в течение всего нынешнего столетия форма правления в Великобритании была самой централизованной из всех демократических стран Европы. Империя создавалась на основе абсолютного верховенства парламента в Вестминстере. Он указывает, что при нынешнем правительстве лейбористов происходит процесс децентрализации власти, и в качестве примера приводит избрание законодательных собраний в Шотландии и Уэльсе и передачу им широких законодательных полномочий. Но никто не знает точно, как далеко Шотландия, Уэльс, да и сама Англия захотят раздвинуть границы самоуправления, говорится в статье. Очевидно также, что реформы г-на Блэра означают скорее начало, чем конец перемен.
В принципе правительство решило присоединиться к единой европейской валюте, но Блэр все еще оглядывается на результаты опросов общественного мнения и попытается различными оговорками отсрочить окончательный шаг. Но решение на этот счет нельзя бесконечно откладывать, пишет Стивенс, хотя потребуется время, прежде чем Великобритания станет удобным партнером в более широкой Европе, которая создается сейчас. Оптимисты надеются, что, поскольку политическая власть в Великобритании сейчас децентрализуется, Британии легче будет согласиться с новой концепцией суверенитета в Европе.
В статье, посвященной проблемам ГЕРМАНИИ на пороге нового столетия, Хэйг Симонян подчеркивает, что для многих превращение Берлина вновь в столицу Германии служит воплощением "более глубоких процессов, которые сейчас происходят в Германии и, вероятно, окажутся решающими в предстоящем тысячелетии". Он считает также, что объединение Германии позволило стране вновь оказаться в близком соседстве со странами Центральной и Восточной Европы. А это означает, что Германия постепенно восстановит свою традиционную функцию в качестве связующего звена между Востоком и Западом.
В политическом плане, отмечает автор статьи, эта роль будет появляться во все более активном вовлечении Германии в дела Восточной Европы. Экономически же это означает дальнейшее усиление влияния немецких компаний, уже играющих главенствующую роль на рынках стран Восточной Европы, как в качестве инвесторов, так и в роли поставщиков.
Вместе с тем немногие уже делают вид, что Германия останется, как в свое время заявил Вилли Брандт, "экономическим гигантом, но политическим гномом". В этой связи Хэйг Симонян считает знаковым решение правительства Шредера использовать германские войска наряду с другими странами НАТО в операциях в Косово. Этот шаг, указывает он, свидетельствует о намерении Германии "играть большую роль в международных делах". За этим последуют заявки на более широкое участие Германии в руководящих структурах ЕС и наконец на место постоянного члена Совета Безопасности ООН. "Возникновение единого европейского рынка, единой евровалюты и расположение Европейского центрального банка во Франкфурте-на-Майне свидетельствуют о том, что Германия в силу своих размеров и мощи рынка будет иметь внушительные конкурентные преимущества в финансовых делах, так же как и в промышленности".
В статье о ФРАНЦИИ на пороге столетия Роберт Грэхэм указывает, что привычка Франции проявлять самостоятельность и стоять особняком, возможно, несколько притупилась из-за потери колоний, но эта страна всегда будет настаивать на своем своеобразии.
Он пишет, что к концу этого тысячелетия французский язык и французская культура, которые вызывали в прошлом трепетный восторг, переживают упадок. Повсюду французское влияние идет на убыль под влиянием англосаксонской деловой культуры и использования английского языка, поскольку именно они претендуют сейчас на главенствующую роль в глобальной экономике. Специфическая культурная особенность Франции станет подспорьем для слабеющего чувства национального суверенитета в Европе, обретающей все больше федеральный характер.
"Хотя привязанность к общим культурным ценностям и общий язык обеспечивают Франции сильные связи с бывшими колониальными территориями, потребности мировой торговли и новые региональные политические союзы уменьшили - если и не свели на нет - исключительность французского влияния, - говорится в статье. - результате франкоязычные территории стали расплывчатыми объединениями, не знающими, как использовать свои языковые узы.".
Языком делового общения стал английский, потеснив французский, считавшийся языком международной дипломатии. Даже в руководящих органах Европейской комиссии доминирующую роль играет английский язык, хотя сама Британия отказалась признать единую евровалюту, составляющую основу интеграции. "Столкнувшись с таким посягательством на свою культуру, французы выдвинули идею "французской исключительности", а именно, что Франция отличается от других и нуждается в защите этого отличия. Этот аргумент был использован для того, чтобы защитить французскую кинематографию с помощью системы субсидий и национальных квот от нашествия Голливуда. Но концепция "французской исключительности" с тех пор стала расцениваться как слишком защитительная; и сейчас официальная позиция сводится к защите "культурного разнообразия", что служит своеобразной формой защиты широкого культурного отличия, которое отделяет Европу от США... Подтекстом всего этого является стремление защитить французское от вторжения англицизма и американизма".
В статье о проблемах ИТАЛИИ Джеймс Блитц задается вопросом: "Будет ли Италия и впредь существовать?" Вопрос, по его мнению, далеко не надуманный. Национальное единство Италии в историческом плане является недавним явлением. С началом нового тысячелетия вопрос о том, кто спрашивает, как долго будет продолжаться это единство, возникает вновь. Четыре года назад, утверждает Блитц, государство, действительно, было близко к распаду. Коррупция дискредитировала политический класс страны. Сепаратистская Лига Севера обретала огромную популярность, когда требовала, чтобы богатый север откололся от бедного юга... Но вступление Италии в еврозону спасло республику, участие в еврозоне убедило жителей севера в том, что, несмотря на все проблемы юга страны (а их много), Италия является неотъемлемой частью Европы, а не аутсайдером. С точки зрения популярности Лига Севера сейчас является лишь жалкой тенью того, чем она была, а итальянец возглавляет главный исполнительный орган Европейского союза".
Тем не менее проблемы, которые грозили Италии распадом, не исчезли. В конечном итоге критическим фактором, способствующим сохранению единства Италии, является, по мнению автора, то, останется ли страна приверженной единой европейской валюте. Но для этого ей необходимо кардинально реформировать экономику, которая пользуется существенной поддержкой государства и получает правительственные субсидии, систему социальной защиты, рынок труда, трудовые отношения. Но для Италии это наитруднейшая задача.
Вместе с тем автор статьи не считает, что Италия обречена на загнивание в предстоящие столетия. Этому воспрепятствует сам национальный характер итальянского народа. По его мнению, народ надеется, что Италия реформируется, что будут сняты бюрократические препоны и немыслимые ограничения, которые препятствуют росту и сдерживают возрождение шестой в мире по своим показателям экономики.
ШВЕЦИЯ, пишет Кристофер Браун-Хьюмз, известна в мире тем, что она избрала третий путь между социализмом и капитализмом, создав шведскую модель. Она известна также тем, что постоянно осуществляла нововведения и создала плеяду транснациональных компаний мирового класса. Но, несмотря на нынешнюю здоровую экономику, в течение последних 30 лет Швеция развивалась в замедленном темпе.
По размерам ВВП на душу населения Швеция скатилась с третьего места в 1970 году на 18-е в 1998 году. По мнению автора статьи, у Швеции нет двух обязательных предпосылок для экономического успеха: низких налогов и гибкого рынка рабочей силы. Шведы платят самые высокие в мире подоходные налоги. Высокие налоги рассматривались в стране как приемлемая цена за сохранение системы сильной социальной защиты и социальной гармонии.
В статье указывается, что такое положение почти наверняка изменится в начале следующего столетия. Шведская модель видоизменится, и эти изменения коснутся не только социальной политики, но и значительного государственного сектора в экономике, политики перераспределения ресурсов, господства в политической жизни социал-демократической партии, влияния профсоюзов, занятости и системы регулирования. "Государство всеобщего благоденствия станет менее щедрым просто потому, что невозможно будет сохранить режим высокого налогообложения. Швеция собирается ввести у себя в 2003 или 2004 году единую европейскую валюту, и участие в евровалюте, вероятно, вынудит значительно снизить ставки налогов".
Нажим на правительство окажут и компании, недовольные высокими налогами. Некоторые шведские компании уже переводят свои штаб-квартиры за пределы страны, чтобы руководящий персонал не платил высоких налогов. Неизбежным результатом бегства капитала является увеличение разницы в уровне жизни между бедными и богатыми и, возможно, рост бедности и преступности. Швеция уже не будет такой, как в старое, доброе время, хотя она не будет похожа и на Америку, пишет Кристофер Браун-Хьюмз.
Касаясь положения в ИСПАНИИ, Дэвид Уайт пишет, что в середине 1990-х годов число безработных в стране превысило 3,5 млн. человек, что составило почти четверть трудоспособного населения. Такой уровень безработицы трудно представить в любой другой стране Европейского союза.
Отмечая, что недавние опросы общественного мнения свидетельствуют о позитивном отношении испанцев к экономическому положению страны и проводимой правительством политике, автор статьи тем не менее отмечает, что предстоит еще решить важные вопросы, с которыми сталкивается сейчас Испания. К ним он относит в первую очередь характер государственного устройства самой Испании в свете сепаратистских выступлений басков и каталонцев. Спустя 20 лет после того, как баски и каталонцы проголосовали за самоуправление этих провинций, пишет автор, "Испания все еще не может прийти к согласию относительно долгосрочной, прочной структуры для своих различных регионов, особенно для тех, которые считают, что они в большей степени отличаются от других провинций".
К другим проблемам Дэвид Уайт относит практику выборов в парламент и судебную систему, которая очень политизирована, неуклюжа и не пользуется уважением в стране. Испания сталкивается также с проблемой падения рождаемости. Если 30 лет назад женщина в Испании рожала в среднем троих детей, то сейчас - едва одного ребенка. Это самый низкий показатель во всей Европе. Поэтому к 2010 году численность населения страны будет сокращаться, а к 2040 году в Испании, возможно, будет проживать самое большое число престарелых людей в Европе.
Необходимо также серьезно повысить уровень и качество образования в высших учебных заведениях. 63 университета страны - в 1970 году их было только 20 - выпускают очень много юристов, экономистов, врачей, но недостаточное количество инженеров или специалистов с учеными степенями. В области научных исследований конструкторских разработок Испания плетется в хвосте среди стран ЕС. "В следующем столетии это может стать таким же серьезным недостатком, каким безграмотность была в прошлом веке", - заключает автор статьи.
О результатах, с которыми подошли к началу нового тысячелетия США, пишет Марк Сузман. Он подчеркивает, что еще в начале 1990-х годов США переживали страх из-за того, что Советский Союз по-прежнему противостоит им, хотя Берлинская стена уже не существовала. В США настроение общественности все еще определялось мироощущением периода холодной войны - страха перед ядерным уничтожением, который подпитывался непрекращающейся идеологической борьбой, охватившей большую часть земного шара.
В самой стране преступность достигала год за годом рекордных высот. Наркомания, нищета и другие социальные проблемы захлестнули большинство крупных городов США. Политическая элита и общественность страны в целом весьма пессимистически оценивали экономические перспективы США. Казалось, "американское столетие" закончилось раньше времени. Следующее столетие, похоже, ожидало, что им будут управлять из другого места, другой экономический знаменосец будущего.
Но спустя десять лет, говорится в статье, от этих проявлений сомнений и нерешительности не осталось и следа. Напротив, по мере приближения нового тысячелетия США выступают как держава, положение которой на вершине глобальной иерархии неоспоримо. Экономика страны переживает самый длительный в истории период роста, пользуясь плодами, заложенными еще рейгановской администрацией в 80-е годы.
Экономика США не только поразительно воспряла, но при этом "коммунизм бесславно скончался вместе с советской империей". "Россия стала тенью своего прошлого, - говорится в статье, - а военная машина США, как свидетельствовали война в Персидском заливе в 1991 году и конфликт в Косово в 1999 году, стала в технологическом отношении намного более продвинутой, чем любой соперник или даже любая группировка вероятных соперников.
В то же самое время американский образец свободного рынка стал общепринятым в мире. Соперничающие с ним европейский и японский варианты более защищенного, управляемого государством капитализма дают сбои и начинают сходить со сцены... И быть может, самым важным из всех является то, что США заняли ведущую - и в обозримом будущем неоспоримую - роль почти во всех аспектах новой, оснащенной информационной технологией экономики, которая, как ожидают, будет господствовать в следующем столетии. Как произошла такая поразительная трансформация? И надолго ли это?"
Автор статьи указывает, что господствующая роль США в мире породила также сильные антиамериканские настроения во многих частях земного шара, которые могут усилиться и еще более затруднить глобальную роль США. Вместе с тем он солидализируется с высказыванием государственного секретаря США Мадлен Олбрайт, которая утверждала, что США вступят в следующее столетие как "страна, без которой невозможно обойтись" в мире.
В статье, посвященной положению в РОССИИ, Джон Торнхилл приводит слова старейшего американского советолога и дипломата Джорджа Кеннана, который после развала Советского Союза советовал не выяснять нервозно, отвечают ли новые руководители России американской концепции "демократии", а дать им время самим решить свои внутренние проблемы.
Джон Торнхилл указывает, что после развала Советского Союза Запад проектировал на Россию свое видение будущего и считал, что Россия все равно признает - это лишь вопрос времени, - что либеральная демократия и рыночная экономика представляют собой универсальный путь в будущее. Но по мере завершения текущего столетия становится ясно, что такие расчеты были "безнадежно наивными" или же по меньшей мере преждевременными. Пока еще далеко не ясно, превратится ли Россия в "нормальную" европейскую страну, пишет он.
Автор статьи приводит ряд пессимистических прогнозов относительно будущего России и, похоже, с этими прогнозами не соглашается, когда пишет: "На протяжении всей своей истории Россия проявляла также поразительную способность к национальному возрождению после опустошительных поражений. Более того, нация наконец, хотя и судорожно, начинает по-настоящему обсуждать вопрос о том, какой страной она хочет стать в следующем тысячелетии... Каков бы ни был исход этих дискуссий, в следующем тысячелетии России предстоит совершить много исторического".
Стефан Вагстил анализирует в отдельной статье приложения экономическое и политическое положение в странах ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ и НА БАЛКАНАХ.
Автор указывает, что в странах Восточной Европы, которые впервые после войны обрели полную независимость, с разной степенью успеха проходят экономические реформы и политические преобразования, что некоторые уже вступили в НАТО, а другие готовятся к вступлению. Вместе с тем он предостерегает, что успех преобразований в этих странах нельзя считать полностью гарантированным. "В любом государстве, - пишет он, - существуют значительные националистические элементы, готовые рассматривать иностранный капитал и иностранные организации, такие, как ЕС, как угрозу национальной самобытности".
"Эти националисты, - продолжает автор, - приобретают политический капитал, играя на глубоко укоренившихся опасениях тех, кто стал жертвой неурядиц последнего десятилетия - в том числе пенсионеров, бедных и безработных. Если выгоды переходного периода почувствуют на себе и обездоленные, то это станет важным фактором в деле успешного проведения экономической политики в предстоящие годы".
Останавливаясь на развале бывшей союзной Югославии на несколько отдельных государств, Стефан Вагстил пишет: "Быть может, лучшей надеждой этого региона является то, что после достижения своей независимости накал национализма в этих крошечных государствах спадет, как это произошло в начале ХХ века в Западной Европе. Они могли бы тогда восстанавливать свою экономику и сотрудничать между собой под эгидой ЕС".
В заключение он подчеркивает: "Воздействие войны в Косово на Балканы в целом, так же как и воздействие финансового кризиса России в 1998 году на весь регион Центральной Европы, говорит том, что эти страны не могут строить свое будущее, изолировавшись от остального мира. Эти в большинстве своем малые страны по-прежнему не могут оградить себя от последствий событий, происходящих за пределами этих стран, и так было в течение всей современной истории.
Они могут процветать с посторонней помощью, но могут легко поддаться внешним давлениям, будь то экономическим или политическим. И этот регион не может благодушествовать до тех пор, пока будущее России остается неопределенным, как это происходит сегодня. Но, по крайней мере, в отличие от того, что было 100 лет назад, отношение к ним держав, находящихся на Западе, похоже, благосклонное".
Ричард Лаппер анализирует положение в странах ЛАТИНСКОЙ АМЕРИКИ. В преддверии нового тысячелетия, подчеркивает он, политический плюрализм и управляемый либеральный капитализм были осуществлены в странах этого региона с разной степенью успеха.
Что касается Мексики, то автор статьи считает, что участие этой страны в Соглашении о Североамериканской зоне свободной торговли (НАФТА) позволило ей подключиться к энергичной экономике США. Быстро увеличился экспорт промышленных товаров и резко сократилась зависимость страны от экспорта нефти. А активный приток прямых иностранных капиталовложений преобразует часть северных районов Мексики.
Кроме того, соглашение о создании Южноамериканского общего рынка и восстановление финансовой стабильности после инфляционного кризиса в 1980-х и в начале 1990-х гг. также радикально повысили привлекательность региона для иностранных капиталовложений. В качестве положительного фактора автор указывает на политическую стабилизацию во многих странах континента, упрочение основ демократии и ослабление экстремистских тенденций. "Однако, несмотря на эти достижения, - говорится в статье, - ни одна страна не приблизилась к решению долгосрочных потребностей развития и насущных социальных проблем. Хотя в течение 1990-х годов в большинстве стран была восстановлена макроэкономическая стабильность, экономический рост в среднем в течение следующего десятилетия сократится и достигнет 3%, что значительно ниже 6%, которые, по подсчетам Мирового банка, необходимы для сокращения уровня бедности в регионе. Некоторые страны - такие, как Чили и Мексика - начали увеличивать темпы внутренних накоплений, однако многие по-прежнему в значительной степени зависят от притока внешнего капитала. Неравенство здесь хуже, чем в любом другом регионе мира, и только одна страна - Чили - достигла пока высокого уровня экономического развития".
Вместе с тем автор указывает, что во многих странах континента юридические и некоторые основополагающие демократические институты остаются слабыми, процветает коррупция, уровень преступности высок, налоговая система несправедлива, низок уровень социальной защиты и предоставляемых обществом услуг. Ряд государств Карибского бассейна переживают застой. Высок уровень организованной преступности в странах Центральной Америки.
По мнению автора статьи, весьма неблагополучное положение сложилось в Перу, Венесуэле, которая когда-то была самой богатой страной Латинской Америки, но в которой доход на душу населения сокращался в течение последних 20 лет и сократится еще на 5 с лишним процентов в 1999 году. Грызня между политическими партиями в Эквадоре не позволяет правительству решать острые экономические проблемы, а проблемы, существующие в Колумбии, несравнимы ни с какой другой страной континента.
"Могло бы новое тысячелетие принести экономическое процветание, несмотря на возобновившийся спор между самыми сильными державами региона?" - задается вопросом Питер Монтагнон, автор статьи, посвященной положению в АЗИИ.
"Быть может, более чем в других частях света, Азия сталкивается с постоянными переменами в период, когда ХХ век подходит к своему концу и начинается новое тысячелетие, - говорится в статье. - Регион не только все еще пошатывается от последствий разрушительного экономического кризиса. Прекращение холодной войны породило новые - и до сих пор нерешенные - проблемы, касающиеся международных отношений... И все это наслаивается на многообразие перемен, причем возможности благоприятного исхода и опасности делятся пополам".
Автор подчеркивает, что еще совсем недавно многие наблюдатели считали, что высокие темпы экономического роста в странах Восточной Азии и свойственная конфуцианству тенденция ставить коллективные интересы выше индивидуальных породят золотой век, когда Азия возглавит весь мир в том, что касается экономического процветания и торжества социальных ценностей. Но еще до финансового кризиса 1997 года, продолжает он, на фасаде здания появились трещины. Уже тогда эффективность капиталовложений стала подвергаться сомнению.
"Возникшие в регионе новые средние классы постепенно начали проявлять все большее беспокойство относительно серьезных экологических проблем Азии, проявляли большую склонность оспаривать нежелание правительств оказывать социальную защиту нуждающимся и с большей настойчивостью требовать улучшения качества жизни.
Упор на материальные блага также подвергался испытанию со стороны духовных ценностей, которые традиционно имеют важное значение для социальных и семейных уз. В то же время достижения в области технологий и коммуникаций, в том числе быстрое распространение Интернета, осложняли авторитарным правительствам задачу сохранения жесткого контроля".
В статье говорится, что финансовый кризис усугубил также политические, этнические и межгосударственные проблемы в странах региона, вызвал тревожные тенденции. "То, как страны Азии отреагируют на эти разные по характеру проблемы, будет зависеть от того, насколько успешно удастся им преодолеть экономический кризис". По его мнению, быстрому росту экономики способствовали бы введение ориентированных на рынок и действующих в рамках четких законов экономических систем, функционирование устойчивых банков и развитие конкуренции. Все это помогло бы региону освободиться от "темных сил, порожденных спадом. Тогда растущая экономическая интеграция уменьшила бы опасность международного напряжения. Нормализация социальной и политической обстановки могла бы произойти на фоне обнадеживающего материального благополучия".
Однако Питер Монтагнон не считает, что такой исход развития событий гарантирован. Он объясняет такой пессимистический вывод в первую очередь теми политическими процессами, которые происходят в ряде стран региона, и в частности в Китае, где коммунистическая партия сталкивается с заметным противодействием ее безраздельному политическому господству.
"Кошмарным сценарием для Восточной Азии в ХХI веке является то, что на смену неустойчивому стратегическому балансу, который существовал в регионе в годы холодной войны, может прийти конфронтация между его двумя державами - имеется в виду Китай и Япония. Тогда новое столетие станет периодом, характеризуемым усилением международной напряженности и ущемлением возможностей для экономического роста.
Такое развитие событий отнюдь не является неизбежным, заключает автор статьи, но экономический кризис и его последствия показали, что правительства в Восточной Азии не могут позволить себе проявить благодушие, менее всего тогда, когда признаки экономического роста наконец набирают силу в Индии, в этом еще одном дремлющем гиганте".
"Китай, - пишет Джеймс Кюнге, - стоит на краю того, что, по мнению многих комментаторов как внутри страны, так и за ее пределами, будет называться "китайским веком". По их оценке, необычайные экономические преобразования последних 20 лет будут продолжаться еще 20 лет и процветание охватит все население, которое к тому времени может достигнуть 1,4 млрд. человек. Когда это случится, масштабы экономики Китая, определяемые объемом внутреннего валового продукта, могут соперничать с ВВП США, размеров которого они достигнут к третьей декаде следующего тысячелетия.
Политическое и дипломатическое влияние, которое в силу самого обширного в мире потенциального рынка обрел бы воспрявший Китай, было бы значительным. К 2020 году военная мощь страны, которая уже обладает способностью нанести ядерный удар по территории США, могла бы позволить Пекину бросить вызов стратегическому господству Вашингтона в Азии.
Отмечая, что такое видение будущего Китая, возможно, и страдает преувеличением, Джеймс Кюнге, тем не менее, указывает, что в настоящий момент большинство иностранных предпринимателей и экономистов в самом Китае, похоже, верят в это. Иностранные компании, несмотря на некоторые финансовые потери, продолжают оставаться в Китае, рассчитывая на его будущий потенциал. "Китай на самом деле может завершить свое превращение в экономическую сверхдержаву и военного гиганта. Но воспринимать это как бесспорную истину - значит не учесть серьезные проблемы, которые могли бы помешать надеждам Китая вновь обрести былую славу", - пишет он.
Автор утверждает, что проведенные в Китае за последние 20 лет реформы не только не были доведены до конца, но они также выявили общественные проблемы и пороки в структуре власти в Китае, которые были скрыты от постороннего взгляда в 1970-х годах. И эти политические, социальные и идеологические проблемы, серьезные сами по себе в любой другой стране, выглядят во много раз сложнее в Китае, с его огромным населением и его экономическим, этническим и топографическим многообразием.
Взять, к примеру, сельское хозяйство. В сельских районах проживает около 900 млн. человек, которые прямо или косвенно связаны с сельским хозяйством. При этом китайское сельское хозяйство не может конкурировать на мировых рынках, т.к. его технический уровень остается крайне низким. Налицо чрезвычайный избыток неквалифицированной рабочей силы. Тем самым они пополнят ряды тех 100 млн. сельскохозяйственных рабочих, которые в зимние месяцы не имеют работы. Эта новая волна неквалифицированной рабочей силы не сможет найти себе применения в городах, поскольку там уже насчитывается порядка 18 млн. безработных и еще многие, занятые на хиреющих государственных предприятиях, давно не получают заработной платы.
Потенциальная безработица в городах также велика - считается , что около 35% из 140 млн. человек, занятых в государственном и кооперативном секторах экономики, являются лишними с точки зрения эффективного функционирования экономики. Поэтому если Китай не будет развиваться достаточно быстрыми темпами - экономисты считают, что 5% в год - это минимум, - то экономика не сможет "переварить" все новые потоки рабочей силы. А это значит, что в стране усилится социальная нестабильность. Столкнувшись с экономическим застоем и угрозой социальному миру в стране, Китаю, по мнению автора статьи, трудно было бы модернизировать свою армию и вооружение. Это нанесло бы ущерб и его дипломатическим позициям в мире.
ОКОНЧАНИЕ В СЛЕДУЮЩЕМ ПИСЬМЕ
|
http://www.citycat.ru/
E-mail: citycat@citycat.ru |
| В избранное | ||
