Часто двигаться вперед нам мешает ­прошлое — незавершенные романы, прервавшиеся на самом интересном месте, отношения, закончившиеся не точкой, а вопросительным знаком или многоточием. Елена Родина уверена: вовсе не обязательно возвращаться назад, чтобы поставить правильный знак препинания.

Мы с подругами собрались поужинать и отметить переезд одной из нас в новую квартиру. Поедая пасту с томатным соусом, потягивая нагретое на солнце красное вино, мы расслабленно обсуждали сороконожек (бич чикагских квартир), как вдруг Аня, автор пасты и владелица новоприобретенного жилья, прервала разговор — как раз в тот момент, когда я убежденно вещала, что сороконожки не кусаются. После пары секунд нашего недоуменного молчания она торжественным голосом произнесла: «Девочки, мне нужна ваша помощь. Пойдемте, пожалуйста, сегодня со мной в ночной клуб. Там будет мой бывший. Мне важно его увидеть еще раз. Завершить гештальт».

Тема гештальта интриговала меня всегда. Думаю, дело в том, что в моей жизни тоже была история любви, которая долго не хотела завершаться. Мне было 19, и я, впервые побывав в Америке, пережила краткий, но сильнодействующий роман. Отношения закончились спустя несколько месяцев после моего возвращения в Россию, но мои страдания оказались долгоиграющими. Я, конечно, не сидела дома в тоске: работала, путешествовала, влюблялась, встречалась и расставалась с мужчинами. Но история идеальной любви не выходила из головы. Мне казалось, что она завершилась неожиданно и неправильно: после нескольких месяцев каждодневных созвонов, признаний в любви и длинных писем с обеих сторон я получила e-mail со словами: «Давай останемся друзьями». События предсказу­емые — мало кто способен на любовь на расстоянии. Но когда тебе 19 лет, верить в это совершенно не хочется.

Сначала я мечтала, что сумею выиграть какой-нибудь грант, приехать из России в Нью-Йорк (где жил мой бывший принц), встретиться с ним и доказать, как он был неправ. Он увидит, какая я прекрасная, и поймет, что едва не потерял любовь всей жизни. Помучив его для виду, я скажу «да», и мы будем жить долго и счастливо. Гранта я не выиграла, а продолжала жить в России, делать карьеру и путешествовать по всему свету. Вот только в злополучный Нью-Йорк командировок мне не выписывали. Мысли о воссоединении перемежались идеями мщения: я приеду в Нью-Йорк, крутая и успешная, красивая и надменная, а он будет несчастен и беден. Мы случайно столкнемся на Пятой авеню, где он будет раздавать листовки с рекламой крема для похудения, а я — проходить мимо с пакетами, набитыми покупками из Saks. Или нет, лучше я буду проезжать на черном «кадиллаке» и попрошу шофера замедлить ход, сниму темные очки от Armani, и наши взгляды встретятся. В его глазах будут узнавание, радость и отчаяние, в моих — стальной холод... Ничего подобного не случилось. Правда, восемь лет спустя я все-таки переехала жить в Америку, окончила там аспирантуру, встретила будущего мужа и поселилась с ним в Чикаго. Но к тому времени мысли о моей «незавершенной» любви уже совсем потеряли отчетливость и живость.

И вот в какой-то момент мне нужно было ­отправиться в Нью-Йорк по работе. Гуляя по Большому Яблоку, я вспомнила, как бродила тут с героем из моего далекого прошлого. Эти воспоминания появились в моей голове ­незапланированно, неуместно, и я, привыкшая к активным действиям, ненавидящая пассивное созерцание собственных эмоций, совершенно не знала, что с ними делать. Мне было странно думать, что объект моей первой любви, превратившийся с годами в некий бесплотный образ, довольно уже поблекший и затертый, жил в этом самом городе и своими вполне реальными ногами ходил по самым что ни на есть реальным улицам. А нужно ли мне с ним видеться? Устроить встречу вдруг оказалось совсем легко — он был моим другом в фейсбуке, и, хотя мы не общались десять лет с момента расставания, все его контактные данные были доступны. Если я позову его на чашку кофе, он, скорее всего, согласится прийти...

Разговаривая с друзьями, я всегда с интересом выслушивала их рассказы об опыте общения с прошлыми любовями. Один близкий друг рассказал о первой возлюбленной, отношения с которой не сложились. Спустя годы после расставания (она уже успела побывать замужем, он — повстречаться с разными девушками и даже пожить с одной несколько лет) они снова оказались вместе. Оба честно пытались как-то «залатать» прошедшие годы, восстановив те чувства, которые когда-то были между ними. Не вышло. «Мы поняли, что тоска по нашей первой любви была тоской по яркости первого чувства, которого уже не вернуть, — признался друг. — Мы любили друг друга, когда были молодыми и наивными, а встретившись позднее, поняли, что стали совсем другими людьми. Старые чувства не реанимировать».

Были и другие истории. Одна моя подруга встретилась со своей «безум­ной» любовью спустя годы, и им удалось восстановить отношения. В их случае страсть оставалась прежней, и, как раньше, в ее животе порхали бабочки, стоило ей поехать к нему на свидание. В какой-то момент они решили жить вместе, планировать совместное будущее. Несмотря на долгую историю знакомства (больше восьми лет), влюбленные никогда прежде не жили вместе. Попытка совместного быта завершилась абсолютным крахом: они ругались днем и ночью, доскандалив до расставания, за чем следовала череда примирений и расставаний. Оказалось, что он готов биться в истерике по любому поводу: вот она оставила грязные ложки в раковине, вымыв только тарелки, а вот она забыла телефон в его машине — и ему нужно спускаться за ним вниз, что крайне хлопотно. Ее же раздражали более глобальные его недостатки: мелочность, жадность, эгоизм. Они до сих пор «вместе», но живут врозь, и для нее эти отношения превратились в тяжкий груз: с одной стороны — любовь, с другой — ее невозможность. «А еще я думаю, что никак не могу ему простить, что он бросил меня тогда, — поделилась подруга. — И всякий раз, когда мы ссоримся, я вспоминаю эту обиду».

Лично я забываю все с легкостью: почти не помню таб­лицу умножения, не смогу без подсказки назвать годы правления Александра I, и у меня никак не получается заучить, сколько сантиметров в одном дюйме. Но когда дело доходит до отношений и чувств, моя память превращается в слоновью — забыть что-то бывает чрезвычайно сложно. И я не одна такая: мне кажется, это качество — ­если не общечеловеческое, то общеженское точно. Однажды для журналистского проекта я интервьюировала женщин и мужчин, которым было более ста лет. Все мужчины, вспоминая свою жизнь, рассказывали о начальниках, зарплатах, каких-то скучных рабочих перипетиях и кадровых перестановках. Все женщины говорили исключительно о чувствах. Мне особенно запомнился рассказ одной моей собеседницы, сохранившей, несмотря на свои 104 года, красоту и ясность ума. В юности она заболела, и ее лечил удивительной доброты доктор, тоже довольно молодой, лишь чуть старше ее. Доктор начал за ней ухаживать, но очень робко. А она по глупости не знала, как реагировать на его ухаживания, и, когда он поздоровался с ней на улице, по-старомодному сняв шляпу, сделала вид, что его не заметила. «Я до сих пор жалею об этом, — призналась она мне. — Если бы я поздоровалась с ним в ответ на его приветствие, кто знает, как сложилась бы жизнь...» Такая вот неслучившаяся любовь, оставшаяся с ней навеки.

Почему нас так тянет назад, если даже в настоящем все хорошо и будущее кажется светлым? Почему так сложно сбросить с «борта современности» полузабытые первые любови, свободно вздохнуть, отпустить все, что было давно и вроде бы уже и не с нами? Получится ли «отпустить и забыть», если позволить себе еще одну встречу «для завершения гештальта»? Чувствовали ли себя лучше мои друзья, повстречав своих бывших и что-то развив из «умерших» отношений? И был ли то новый виток любви или месть за прошлые обиды? Такие мысли крутились в моей голове, пока я бродила по длинным улицам Нью-Йорка, перебирая в уме случаи из жизни моих знакомых и знакомых знакомых. Особенно свежа была в памяти история Ани, в которой мне пришлось принять непосредственное участие.

К тому времени, как мы доели пасту и допили вино, Аня рассказала, зачем она звала нас в клуб и что за гештальт она хотела завершить. Ее бывший парень, с которым у них были сильные чувства, появился на горизонте после ужасного расставания и долгого периода полного молчания. Он сообщил, что будет с друзьями в Чикаго, в ночном клубе, и хотел бы с ней повидаться. Подруга не могла устоять перед этой встречей, которую уже окрестила «последней» и «завершающей». «Мы очень непонятно расстались, — оправдывалась она. — Мне просто нужно поставить точки над «i».

Я сомневалась в полезности подобных точек, но очень хорошо понимала соблазн подобной встречи. Вопреки нашим худшим ожиданиям («Он приглашает, чтобы сообщить о том, что женится», «Он позовет свою нынешнюю девушку и будет их злорадно знакомить», «Он просто хочет вновь соблазнить и бросить»), все сложилось идеально. Парень прибыл унылый и раскаявшийся, рассказал, что разошелся с нынешней девушкой и горько сожалеет о расставании с Аней. Он плакался ей в жилетку, признавался, что у него ужасный характер, и удивлялся тому, как она хорошо его понимает, восторгался ее мудростью. Она насладилась реваншем и — не без нашей помощи — вовремя ушла с поля боя, сказав, что очень его жалеет, но у нее уже новые отношения и она желает ему от чистого сердца «помириться со своей девушкой». Аня изящной поступью вышла из клуба, после чего принялась совсем не элегантно скакать и визжать от восторга. «Ура! — кричала она. — Гештальт завершен! Это мегакруто! Я его сделала!» Мой американский муж, хорошо говорящий по-русски, выслушав историю подружкиного счастливо завершен­ного гештальта, ­лаконично подвел итог, заявив: «Все понятно. Она оторвала ему яйца».

Тогда, в Нью-Йорке, я приняла собственное решение. Я села на лавочку и подумала наконец-то о бывшем парне не как об абстрактном герое, а как о конкретном человеке. Я сказала себе правду: десять лет назад мы расстались не из-за того, что между нами было расстояние. Просто любовь прошла. Причем у обоих, только у него — быстрее, чем у меня. Это больно, но все же не смертельно. Мы оба давным-давно живем своими жизнями, и если мы все же встретимся, то как два чужих человека. Наверное, нам будет странно и неловко. И главное, я поняла, что я не хочу забывать о своей любви, завершать этот гештальт. Я хочу, чтобы наш роман остался таким, какой он есть, с его подростковой красотой, трагизмом и незавершенностью. Я вспомнила о 104-летней бабушке, сожалеющей о докторе, снявшем перед ней шляпу. И подумала, что эта пронзительная история осталась таковой именно потому, что она не помахала ему в ответ, не стала с ним встречаться, выходить за него замуж, заводить с ним семью, жить, веселиться и страдать. Он так и остался прекрасным принцем, вежливым и робким доктором в ­старомодной шляпе.

Иногда, как в случае с моей подругой, история неудавшейся любви завершается эффектным финалом. Но порой лучший финал — его отсутствие.

Елена Родина| ELLE.ru