Скорее всего, в тот день мне не понравилось то, что я увидела зеркале. Нечто бледное, кислое, с вялыми ручками и отвисшей задницей. Мужчина при виде меня вместо «здрасьте» уже давно машинально говорил «не сутулься». После каких-нибудь плевых пяти часов работы за компьютером у меня сводило спину и я так и ходила вредным и согнутым пополам гвоздем. У меня вечно потрескивало в левом колене, когда я садилась, и чавкало в позвоночнике, когда вставала. В общем, я решила, что мне нужно немного спорта, записалась в зал и вызвала туда подругу.

Мы начали с того, что все испортили. В первый же день вместо щадящих нагрузок, вместо гантелей по пятьдесят грамм и упражнений на растяжку пальцев мы отправились на силовые тренировки. В большом зеркальном зале под неистовую музыку десятка два суровых женщин формировали железные прессы. Очень быстро выяснилось, что у нас с подругой эти места находятся в полужидком состоянии. Это нас раззадорило и мы втянулись в процесс.

Мы самозабвенно сопели, потели и разрабатывали неизвестную лихую и косую мышцу, начисто забыв, что привычная нагрузка последних лет сводилась к выжиманию одной ногой педали газа и цоканью пальцами по клавиатуре.

После того занятия я часа полтора провела, в одиночестве сидя в пустой раздевалке, тупо глядя на собственные шнурки. Домой я пришла в бахилах. Про подругу вспомнила лишь утром. Мысль о том, что она в позе сломанного стула так и осталась сидеть в раздевалке, была невыносима. Еще более невыносимой была боль, скрутившая все тело. С постели невозможно было встать, из нее можно было только выпасть.

Мужчина, не раз становившийся свидетелем моих закидонов, в то утро в онемении проследил за существом, ползущим по паркету в сторону ванной. Из сострадания он подпихнул ногой мои застрявшие в дверях конечности, и я осталась один на один с судьбой и унитазом. У меня не было сил сплюнуть воду, почистив зубы. С тихим воем я расчесывала волосы и со стоном размешивала сахар в стакане. Подруга не подходила к телефону дня три.

На следующее занятие мы пришли через неделю. «Никаких силовых нагрузок!» – строго сказали мы на входе. На нас посмотрели с презрением и отправили на растяжку. Нам понравилось. Тихая расслабляющая музыка, юный тренер с горящими глазами и все те же женщины с суровыми лицами. Но история опять повторилась. Мы начали с невинных наклонов ушей к плечам, а закончили попыткой сесть на поперечный шпагат.

Наутро я опять ползла в ванную. К старой боли добавилась боль новая. Все было настолько плохо, что вечером я не смогла забраться к друзьям в машину. Ни со второй, ни с третьей попытки нога не поднималась до высоты порожка, спина не сгибалась, а растопыренные клешни просто не проходили в дверь. Мужчина попытался отвлечь потрясенных зрителей от вида раздавленного насекомого, упорно ползущего мимо машины, и ляпнул, что на днях своими глазами видел Тарантино на перекрестке. Под шумок толкнул меня на заднее сиденье, и друзья, с подозрением поглядывая на меня, а после прекрасной истории – и на него, повезли нас в ресторан.

Весь вечер я пила только воду, потому что жевать, глотать и похохатывать было невыносимо, а когда мочевой пузырь превратился в аквариум, попросила мужчину проводить меня в туалет. Через полчаса мы вернулись оттуда красные и растрепанные и поняли, что на некоторое время придется прервать дипломатические связи с друзьями. Объяснять, что вместо «того самого» мы просто пытались помочь мне в одном нехитром деле, было бессмысленно.

В третий раз, рассматривая расписание, мы с подругой выбрали, как нам казалось, самое безобидное – йогу. Я воодушевилась. Прекрасная практика, совершенство души и тела… Ага. Начиналось все, как всегда, очень хорошо. Мы постояли, посмотрели в потолок, подумали о хорошем, подышали животом. Однако и здесь не все карты сдавали в первом действии. Через полчаса мой позвоночник свернулся в горный серпантин. «Дышите глубоко, спокойно и вдумчиво», - мурлыкала инструктор. Подруга, у которой нос застрял под пяткой, заржала. На нас зашикали.

Но дуракам все мало. Под нежную музыку я сворачивалась в кольца и упиралась ухом в собственную задницу. Я дышала ртом, животом и… неважно, чем еще. Я высовывала язык на грудь и рычала, сбрасывая весь негатив, накопленный за долгие годы бессмысленного и агрессивного существования, смотрела на пламя свечи и слезой чистила душу и карму. Я бы полжизни отдала, чтобы записать все это на камеру и после занятия посмотреть на выражение своего лица, особенно когда я дышала… ну неважно, чем.

Волшебство действовало еще некоторое время. Едва не сбившему меня на переходе таксисту я сказала с улыбкой: «Мир тебе!», пропустила вперед пятерых покупателей на кассе, а дерганому и уставшему мужчине предложила впасть в шавасану, в которую он и провалился, стоило мне отвернуться в сторону.

Утро я начала с пожеланий хорошего дня всему живому. Я всей душой верила, что хоть на этот раз легкой бабочкой сорвусь с кровати. Дудки! Горный серпантин не прошел даром для моего позвоночника, и теперь болела последняя, третья и самая слабо изученная группа мышц. Я всхлипнула, скатилась на пол и уже привычным маршрутом поползла в сторону ванной комнаты. Мужчина аккуратно перешагнул через меня, пожелал доброго утра стране и улыбнулся солнцу.

Прошло время. Я накачала такой пресс, что теперь могу открывать бутылки, зажав горлышко пупком. Я гнусь во все стороны, могу готовить, сидя на шпагате, и моя «собака мордой вниз» признана лучшей из лучших. У меня почти ничего не болит, я дышу животом и вижу третьим глазом.

Другое дело, что теперь, как любому нормальному человеку, мне хочется все испортить, напихать в свой кружевной организм как можно больше какого-нибудь Оливье и хорошенько залить все это аперолем. Навернуть плюшек и круассанов с шоколадом и выкурить самую длинную и сладкую утреннюю сигаретку с кофе.

И знаете, что-то мне подсказывает, что очень скоро я с успехом проверну все это и многое другое. Ну Оливье-то уж точно на носу.

Этери Чаландзия