Я очень не люблю телевизионных фильмов о себе — там вечно такой сочувствующий, печальный голос за кадром: ей, мол, не давали ролей, не хватало в жизни того, сего... Помню, в одной такой передаче использовали фрагмент моего интервью, где я говорю: «У меня все хорошо, я счастлива». И тут же — закадровый комментарий: «Но она страдала...» Я эту жалостливую интонацию уже просто слышать не могу — ни в передачах о себе, ни о других актерах.
Вот недавно об одной актрисе тот же печальный голос сообщил: «В конце жизни она была одинока и несчастна...» Господи, да с чего они это взяли? Ведь речь идет о всеми обожаемой, в полной мере реализовавшейся женщине, которая много раз любила, ее любили... Ведь когда человек испытал большую любовь, да еще у него есть мозги — он всегда скажет сам себе: пусть все уже в прошлом, но это со мной было, и значит, у меня этого не отнять. Каждый из нас, артистов — даже самый средний — счастлив! Несчастных людей в нашей профессии не бывает. Люди мечтали стать актерами, и им удалось — значит, они уже вытащили выигрышный лотерейный билет.
Конечно, и у актеров жизнь бывает достаточно скучной, но, в отличие от других, мы имеем возможность компенсировать недостаток повседневных эмоций своими ролями. Реализация на сцене — сама по себе потрясающая вещь, а если еще и герой интересный, живущий какой-то красивой, глубокой жизнью, в которую ты можешь погрузиться и таким образом ее прожить, — боже мой, это же вообще счастье несказанное!
Екатерина: Ну а если интересная, знаковая роль выпадает только один раз, все равно актер счастлив?
Ирина: Именно так! Если ты хоть раз что-то подобное испытал — уже счастливчик! Плюс к этому, ты же не один снимаешься в фильме или играешь в спектакле. Рядом с тобой режиссер, автор сценария, оператор, партнеры. И все они очень яркие, талантливые, глубокие люди. Актеры ведь не бывают дураками, если они — хорошие актеры. Думаю, в других профессиях намного труднее найти такое общение, какое выпало мне. Можно всю жизнь прожить, но так и не встретить человека, с которым тебе было бы интересно. И ничего не остается, как брать в руки книгу и с ней вести диалог. А мне довелось общаться с Абдуловым, Янковским, Далем, Мартыновым, Збруевым, Соломиным, Евстигнеевым, Золотухиным, Гафтом, Калныньшем, Дуровым, Филозовым, Боярским, Гриценко. И это безумное везение!
Кстати, насчет чтения. Я знаю людей, которые очень много читают. В основном женщины, конечно. Помню, в советские времена напечатают в толстом журнале какой-нибудь новый роман — так достать невозможно, журнал из рук в руки передают. Все обсуждают прочитанное. И вот дойдет очередь до какой-нибудь книголюбки… А сама-то она — и неинтересная, и жестокая, и глупая, потому что все ее поступки глупые. Саша Абдулов вообще почти не читал книг — во всяком случае, при мне. Но он был умнее многих из тех, кто все время что-то читает. Бывало, я сама что-то прочту и ему расскажу, а потом слышу, как он где-нибудь на репетиции пересказывает… Да как талантливо!
Екатерина: Он фантазировал, наверное…
Ирина: Да, фантазировал, все перерабатывал в голове. А как Саша кино смотрел! Ему любой фильм был настолько интересен, что он по сто раз мог пересматривать. И мультфильмы тоже. Говорил: «Посмотри, сколько придумок, как смонтировано!» Был бы он жив, продолжил бы развиваться в сторону режиссуры. (Александр Абдулов успел попробовать себя в кинорежиссуре, сняв в 2000 году музыкальный фильм «Бременские музыканты». — Прим. ред.)
Екатерина: А кого еще из партнеров ты бы выделила?
Ирина: Да всех! В Боярского невозможно было не влюбиться — до того искрометным он был, когда играл. Или вот Олег Даль — совершенно потрясающий, одним словом — гений. Мы снимались с ним в фильме «Незваный друг». Режиссер Леонид Марягин с самого начала писал роль под меня, но я должна была уехать сниматься в Венгрию. И тогда пригласили другую артистку. Но, отсмотрев материал, Марягин снял ее с роли и решил все-таки ждать меня. И вот — первый съемочный день с Далем. Режиссер говорит ему: «Олег, ты уже играл эту сцену с предыдущей партнершей, сделай ровно то же самое».
А Даль, видимо, стал играть как-то совершенно по-другому. Марягин говорит: «Стоп! Олег, ну я же тебя просил, зачем ты все меняешь? Играй так же, как раньше!» Мы начинаем заново, но Олег снова делает не то, что просит режиссер. Съемку останавливали три раза, в конце концов Даль говорит: «Да не могу я так же! С этой надо серьезно!» Он очень серьезно, даже нежно ко мне относился. Помню, мы с ним все сидели вдвоем в автобусе — раньше ведь не было личных вагончиков, как сейчас. И он мне постоянно что-то рассказывал, рассказывал… А я слушала и просто понимала его! Думала: боже, как же этому человеку плохо, как же ему одиноко! А потом, на озвучании нашего фильма, плохо было уже мне. Я переживала из-за событий в личной жизни. Но виду, конечно, старалась не подавать. Даже, помню, смеялась… Даль, хоть и смотрел не на меня, а на экран, что-то почувствовал. И вдруг говорит, да с такой горечью: «Понимаешь, я ничем не могу тебе помочь! Я ведь не из твоей жизни!» Вот, спрашивается, как он догадался? Он весь был как обнаженный нерв…
Екатерина: А почему ему все время было плохо?
Ирина: Такой человек! Его все не устраивало. У него же очень высокая планка была — и в жизни, и в искусстве, в отношении и к людям, и к себе самому. Он знал, чего хотел, но это в те времена было невозможно. И поэтому Даль постоянно отовсюду уходил — из театров, с фильмов в середине съемок… Говорил: «Я понял, что тут ничего не сделаешь, по большому счету». Помню, на премьере в Доме кино Даль увидел меня и так обрадовался! Сел со мной рядом, взял за руку, говорит: «Подожди, посиди со мной так несколько минут...» И мы сидели с ним молча. Чувствовалось, что он в состоянии уже совсем последнем, крайнем! Потом сказал: «Ну все, спасибо», — встал и ушел. Через неделю Даля не стало… А ведь, казалось, у него все стало налаживаться: и в кино снимали, и в Малый театр приняли. Но ему, видимо, было мало.
Екатерина: Да уж, сложный был человек. Такому и самому трудно, и с ним трудно…
Ирина: Мне — не трудно! Я именно к такому общению привыкла, к таким людям — и счастлива этим. Даже не представляю, как смогла бы жить вне своей профессии. Общество людей другого склада мне порой невыносимо! Особенно с годами стало трудно общаться. Мы с мужем (актер Сергей Мартынов. — Прим. ред.) недавно съездили в гости. При расставании нам говорят: «Спасибо, что приехали, как же с вами хорошо, легко». А я про себя думаю: да, с нами-то легко, но с вами- то как тяжело! Я хотя бы все время уходила в свою комнату, ложилась, читала. А Сережа это общение вынужден был терпеть постоянно! Можешь себе представить общество человека, который два дня подряд говорит, говорит, и все о себе самом, и все неинтересно...
Екатерина: Ирочка, его тоже можно понять: он же хочет как-то развлечь, занять гостя...
Ирина: Актер бы обязательно почувствовал — интересно слушателю то, что он рассказывает, или нет. А если еще и хороший актер, то он любой случай расскажет так, что заслушаешься! На одном обаянии внимание удержит, вне зависимости от сути рассказа. Взять хоть моего мужа, с которым можно сутками молчать или сутками разговаривать — и все будет здорово! Сергей постоянно что-то изучает, осваивает — и за что ни возьмется, у него получается. Например, вдруг начинает учить языки. Встает в шесть утра и учит! Ни с кем его сравнить нельзя: совершенно самодостаточный, умный, интересный человек.
Екатерина: А как вы с ним познакомились?
Ирина: Это давным-давно было, в конце 70-х годов, в Минске на пробах к фильму «Братья Рико». Я помню свои ощущения в тот момент, когда увидела Сережу. Он же молодой был такой красивый! От него как будто шел свет! Помню, как через семь лет тот же режиссер, что снимал «Братьев Рико», пригласил меня на другую картину. И я первым делом спросила: «А где Сережа Мартынов?» — «Он где-то за границей снимается». Его тогда часто приглашали иностранцы…
Екатерина: Думаю, Сережа тоже тебя запомнил на тех пробах. Представляю, как ему твоя красота в 70-х годах бритвой по глазам полоснула…
Ирина: Да, он меня тоже запомнил. При том, что наше знакомство тогда толком и не состоялось — на роль меня не утвердили, я уехала. А когда мы встретились через много лет, Сережа мне повторил каждое слово, что я тогда говорила. Оказалось, он очень хотел, чтобы на роль пригласили именно меня, уговаривал режиссера: «Возьмите Алферову, она — чудо!» Но тот сказал: «Мне нужна женщина, а это — ребенок». Кстати, я согласна с такой оценкой — именно ребенком я тогда и ощущала себя, на женщину даже не претендовала.
Екатерина: А Марк Захаров не возражал, когда его актеры в кино снимались?
Ирина: Да нет, в общем-то, он понимал, что для театра хорошо, когда актер зарабатывает себе имя в кино. Другое дело, что дисциплина в театре была суровая. А со мной вообще вышла довольно странная история... Я ему говорила: «Отпустите меня, пожалуйста, со спектакля, у меня съемки». А он: «Чем вы лучше той актрисы, которой я мог бы вас заменить?» А я себя не то что лучше не считала, я себя хуже считала! Поэтому стояла, молчала. Марк Анатольевич, видимо, думал, что я «зазвездила», снявшись в «Хождении по мукам», — вся из себя такая красавица, а меня нужно поставить на место…
Екатерина: Я помню, как в «Юноне» и «Авось» ты пела где-то в хоре. Для меня это было удивительно: как можно не пользоваться такой актрисой?
Ирина: Зато теперь люди, с которыми я много лет работала и которых любила, говорят в интервью, что я перешла им в театре дорогу… Какую дорогу я могла перейти, если сама стояла чуть ли не за кулисами, даже не в «первой линии кордебалета»? Меня не надо было отодвигать — я сама отодвинулась!
Екатерина: Но это же объяснимо... Взгляни на себя в зеркало!
Ирина: Вот и ты про зеркало! Я много раз что-то подобное слышала. Но я в зеркале ничего особенного не вижу, мне такие вещи бесполезно говорить, они ничего не объясняют. Я вот недавно ночью почему-то вспомнила один эпизод — казалось бы, мелочь… Реакцию Захарова на мою роль в «Ночных забавах». Ты видела этот фильм? Там Евстигнеев, Гафт, Филозов...
Екатерина: Видела! Замечательный фильм... И роль у тебя замечательная.
Ирина: Я ее по сравнению со сценарием углубила, потому что изначально героиня была просто какая-то профурсетка, гадина. А я сыграла женщину, которая попала в капкан: не любит своего мужа и в то же время жалеет его. Кстати, я сама попросилась на эту роль. Сказала режиссеру Ускову: «Пригласите меня на пробу, потому что только я смогу это честно сделать. Это моя роль!» И вот я пробуюсь с Евстигнеевым. Сначала было видно, что он очень недоволен моим появлением. У него были на то причины — Евгений Александрович хотел, чтобы эту роль играла его жена, а Краснопольский с Усковым сочли, что она слишком молода для героини. Но надо было видеть, как мгновенно изменилось его отношение ко мне — это отразилось на его лице, как только мы сыграли с ним первую сцену! Потом, уже на премьере, я тряслась от страха, а Евстигнеев ко мне подошел и спросил: «Ты чего такая печальная?» Объяснила, что вот такой сценой недовольна, и в другой надо было сыграть лучше… А он опустился передо мной на колени, взял за руки и говорит: «Да лучше тебя это никто бы не сыграл! Ты все великолепно сделала!»
Екатерина: А каким он был, Евстигнеев?
Ирина: Ни на кого не похожим. В перерывах между съемками никуда не уходил, просто сидел и спал. Потом просыпался и репетировал раз двадцать каждую сцену. По-моему, Евгений Александрович с трудом запоминал текст, и это был его способ выучить. Зато он безошибочно чувствовал, что нужно для конкретного эпизода. Помню, мы репетировали с ним сцену, в которой его герой и моя героиня хохочут. Тем временем ее муж сидит рядом, а любовник — в соседней комнате, и вот-вот все откроется — ситуация напряженная ужасно! Я говорю: «Но это же неправда! Как она может беззаботно хохотать? У нее должно быть совершенно другое состояние — нервное, шоковое!» А Евстигнеев отвечает: «Да не важно, что любовник в соседней комнате! Сейчас зритель об этом не вспомнит». Тогда я удивилась, но, когда посмотрела фильм, поняла, что Евгений Александрович абсолютно прав! Вообще, пока шли съемки, казалось: ну играет Евстигнеев и играет, обыкновенный актер, даже не очень для этой роли подходящий. Все проявилось на экране! Когда я увидела результат, поняла, что он своему герою целую философию придал, глубину, он сделал из этого не бытовую историю, как была в сценарии, а вывел на какой-то новый уровень.
Екатерина: Ирочка, а ведь ты начала рассказывать о реакции Захарова на этот фильм! Так что там было?
Ирина: Ой, да это был какой-то мелкий случай, может, и вспоминать-то его не стоило… Словом, на одной презентации, где от театра мы были втроем — Захаров, я и директор, один бизнесмен стал говорить первый тост, и все обо мне да обо мне. Особенно хвалил «Ночные забавы». Захаров поворачивается ко мне: «О чем идет речь? А, о фильме, где вы, кажется, какую-то тетку-мать сыграли? Ну, понятно...» Это же больно — услышать такое. С актерами так нельзя!
Екатерина: Так ни с кем нельзя...
Ирина: Есть люди, способные постоять за себя. А я в ответ только зарыдать могу. И было несколько таких случаев. Кстати, на этой почве мы и с моим мужем по-настоящему подружились, когда снова встретились на съемках фильма «Звезда шерифа». Сережа за меня заступился, защитил. Он вообще вечно защищает актрис от режиссеров — для него это нормально. Может сказать: «Ты взрослый мужик, ну что ты набросился на молодую девочку, ты же ее погубишь, всю жизнь ей сломаешь». В результате его самого из-за этого часто не утверждали на роли. Но он не мог иначе — Сергей же не только артист, но и человек, мужчина! Не суетится, не бегает, не пытается любой ценой роль получить. Клара Лучко его за эти качества очень любила, все говорила ему: «Сережа, ты у нас один такой!»
Екатерина: А как он за тебя-то заступился?
Ирина: Оператор стал на меня орать. На тех съемках вообще что-то невообразимое творилось. Мне предстояла сцена, где я должна была танцевать. А балетмейстера в группе не предусмотрено, танец некому поставить. Но я подумала: не беда, я же танцующий человек, сама справлюсь. Говорю режиссеру: «Поставьте, пожалуйста, музыку, под которую надо танцевать. Мне потребуется часа полтора, желательно — два, чтобы я придумала номер». А он: «Нет времени. Сразу перед камерой станцуете».
Екатерина: Кошмар какой-то... Да как же это возможно?
Ирина: А вот так! В последнее время это обычное дело. Я взяла себя в руки, думаю: хорошо, станцую сразу, что смогу. И вот я начинаю что-то импровизировать, а оператор бросает снимать и кричит: «Синяки под глазами, синяки! Как вы можете так выглядеть?!» Я разрыдалась... Ведь что же это такое? Никакой помощи, сама все должна на ходу придумывать, я собранна, сосредоточенна, а тут вместо того, чтобы, как положено оператору, поставить свет так, чтобы никаких синяков видно не было, на меня же еще и орут! И вот я сижу рыдаю, и тут на площадку приходит Мартынов: «Так! Кто это сделал?! Кого убивать?! Все, съемка отменяется! А ну-ка, отойдите все от нее на два метра!»
Екатерина: Я как оглушенная сижу... Как же можно так кино снимать — без балетмейстера, без репетиций, без выставленного света? Помню, лет тридцать назад чулочек на камеру натягивали, чтобы лишнюю четкость убрать…
Ирина: Да, в те времена даже на съемках кинопанорамы оператор часа два выставлял свет и как раз натягивал чулок, хотя тогда меня можно было снимать как угодно! Не было никакой нужды прибегать к особым ухищрениям, чтобы я хорошо выглядела в кадре, но операторы просто не могли работать иначе! А сейчас свет кое-как включат и говорят: «Текст знаете? Давайте!» Что давать? Куда? Как? И, главное, о чем? А режиссера вообще не видно — он где-то за камерой сидит и ничего актерам не говорит. Мне безумно жалко наших молодых артистов — им ничего не остается, как просто оттарабанить текст. И видно, что талантливый человек, красивый, но при таком подходе это никак не используется. Вот моя дочка — она умная девочка, даже, к сожалению, слишком умная, так вот она просто в шоке от съемочного процесса. Мало того что рабочий день — сутки, совершенно официально. Надо успевать еще и самой текст переписывать, потому что так оставить невозможно.
Екатерина: А в каком состоянии находится актер к концу съемок, если они длятся сутки?
Ирина: Это никого не интересует. Недаром у одних актеров почки больные, у других — сердце. В 40 лет люди умирают.
Екатерина: И ты все-таки соглашаешься сниматься?
Ирина: Конечно, иногда соглашаюсь. Это же моя профессия! Кстати, на «Звезду шерифа» я согласилась только ради Сережи. При том, что роль была хорошая, я все равно сначала хотела отказаться. У Студии имени Довженко была не слишком хорошая репутация. К тому же режиссер предупредил: «Снимаем в Черновцах. Из Москвы туда попасть можно только с пересадкой.
Сначала в Киев, а оттуда летает маленький кукурузник». Я стала отнекиваться, говорю: «Вообще-то я занята». Но спросила из любопытства: «А кто у вас будет герой?» — «Мартынов. Он как раз приехал из Парижа...» И тут-то я вдруг мгновенно захотела поехать! Прилетела в Черновцы и сразу встречаю Мартынова. Конечно, он изменился, похудел, поседел. Говорим друг другу: «Ах, как вы изменились!» — «Да. Вы тоже...» Я в то время (после развода с Александром Абдуловым. — Прим. ред.) была не в очень хорошей форме. Сережа потом мне рассказывал: «Как же тебя было жалко! Что-то такое сгорбленное, несчастное, губы дрожат». И он стал для меня чем-то вроде психотерапевта. Выслушивал, утешал, лечил, прощал… Так у нас все и началось. Даже в фильме видно, как зарождаются наши с Сережей чувства — в некоторых сценах он так на меня смотрит…
Екатерина: Ирочка, да ты такая красавица, что тебе пора бы привыкнуть, что на тебя так смотрят! Я вот еще хочу задать тебе традиционный вопрос, который всем задаю: а что бы ты сделала, если бы была волшебницей? Потому что иногда очень хочется что-то глобальное в мире изменить…
Ирина: Если бы я была волшебницей, я бы сделала всех здоровыми. Чтобы никто не болел, не страдал, особенно дети. А для себя лично — я мечтала бы с Сережей еще раз вместе сыграть. Понятно же, что любой актер мечтает о чем-то, связанном с кино…
Екатерина: Может, это просто не приходило никому из режиссеров в голову, а теперь они прочтут, и возникнет какая-то хорошая идея... Тебе кто-нибудь из молодых режиссеров нравится?
Ирина: Да, конечно, хорошие режиссеры есть и наверняка будут. Вот Коля Лебедев, который недавно снял фильм про Харламова. Хотя у него и до этого были сильные работы. Однажды он мне позвонил и говорит: «Я сейчас за границей и смотрю фильм о вас. Какая же вы потрясающая! Хочу с вами встретиться, когда вернусь». — «Почему со мной?» — «Потому что таких актрис, как вы, мало». И вот мы с ним встретились, поговорили. Он меня попросил: «Расскажите, как надо с актерами работать? Как бы вам в идеале хотелось? Вот я переживаю, когда актеров на пробы приглашаю — ведь не всех потом утвердишь! Как никого не обидеть?» Я думаю: надо же, какой подход! Рассказала ему, как со мной работали режиссеры, что мне нравилось, что не нравилось. А потом Коля сказал очень точные и тонкие вещи о моих ролях в театре — оказывается, в «Школе современной пьесы» он смотрел все мои спектакли. Это к слову об актерском счастье. Чего мне еще желать, если такой профессионал — умный, тонко чувствующий — высоко оценил мои роли! Не старые, а нынешние! А то в документальных фильмах, с которых мы начали разговор, рассказывают: «В свое время она была...» А я все понять не могу: почему «была», почему «в свое время»? Я же есть, я жива! Мои спектакли собирают залы, мне постоянно предлагают сценарии, я снимаюсь, я нарасхват. Ты, Кать, приходи посмотреть последний мой спектакль — «Ночь с незнакомцем», мы сделали его очень необычным, и актеры там все замечательные…
Екатерина: Обязательно! Еще очень хочется поскорее фильм «Распутин» посмотреть, где ты с Депардье снималась…
Ирина: Я сначала к нему относилась с некоторой иронией — зная о его жизненных перипетиях…
Екатерина: Что ты имеешь в виду? Его пьянство?
Ирина: Нет, не это. Но конкретизировать я бы не хотела. Словом, когда он появился на площадке — такой фактурный, огромный, — мое скептическое отношение куда-то сразу ушло. Очень милый человек. Мы часто снимали ночами, и он всех нас взбадривал, все время рассказывая анекдоты… Он потрясающе просто общается. Ну а ко мне вообще отнесся очень тепло. Я играла его врага, но Депардье все время просил, чтобы именно меня посадили за камерой ему подыгрывать. Ему говорили: «Это невозможно, она же ваш враг!» А он отвечал: «О! Это не важно! Зато мне нравится на нее смотреть».
Еще Машков, игравший царя, совершенно потряс меня на тех съемках. Помню, мы его очень долго ждали: Депардье, Фанни Ардан, множество других актеров, огромная массовка, а его все нет и нет. Нам сообщают, что он то на гриме, то одевается — и так два часа! И вдруг Машков появляется. Проходит, ни с кем не здороваясь, не улыбаясь, не извиняясь за опоздание. И у всех — дрожь по телу. Потому что это не Машков, это — царь. Настоящий! Все это время он, оказывается, просто делал свою роль. Это было гениально! Он и потом почти не общался ни с кем, хранил серьезность, сосредоточенность, значительность. И правильно делал, молодец! Если бы у него была другая роль — он бы по-другому существовал. И как же, спрашивается, я могу не чувствовать себя счастливым человеком при таких партнерах, при такой работе!
Автор - Екатерина Рождественская, сайт "7 Дней"
