Я родилась в семье военных. У моих братьев с рождения был план жизни — устроенной, предсказуемой и почетной. Они пошли в ту же школу, что и их отец, дед и прадед, с детства учились стрелять и жили ритуалами. Мне казалось, что мальчиком быть гораздо удобнее. У них было гораздо больше развлечений.
Я всегда знала, что не красива. Это большое преимущество. Все мои красивые друзья рано или поздно пустили свою внешность в оборот. Я не только про секс. Они все время помнят, что у них светлые волосы, голубые глаза, пухлые губы, и они должны вести себя соответственно. Это большое давление, которого я была лишена. Меня не воспринимали как девочку, а я себя ей и не считала. Я отключила в себе сексуальность и находила это очень комфортным.
Я все могу простить родителям, кроме частной школы. Там нам не разрешали слушать музыку. Это настоящее насилие над молодежью, особенно подростками эпохи панка. Наверное, это делалось, чтобы держать нас подальше от секса, но это было реальное говно. Это единственная вещь, о которой я до сих пор не могу шутить. По этой причине я не люблю Гарри Поттера. В нем фетишизируются частные школы.
В девятнадцать лет я вступила в компартию. Под влиянием своих кембриджских профессоров. Я им очень благодарна, они научили меня возможности коллективного усилия. Это привлекало меня в 19 лет и привлекает до сих пор.
Нам постоянно твердят, что алкоголики безнадежны. Большинство по-настоящему интересных, энергичных и живых людей, которых я встречала, были алкоголиками. Я думаю, именно надежда заставляет людей пить.
От выпивки мне становится плохо. А от наркотиков тем более. Вокруг меня постоянно все дуют, но я не переношу травы. Однажды я попробовала экстази, лет двадцать назад, в Нью-Йорке, и четыре дня просидела молча в углу. Это было познавательно, но я рассчитывала на другой эффект.
Я тихий человек. Я счастливее, когда молчу.
На самом деле я натурщица. И кроме того — дизайнерский продукт. Мне не интересно изучать актерское мастерство. Что это может изменить? Каждая история, которую ты играешь, даже если она происходит в реалистических декорациях, все равно искусственна. Ты просто притворяешься. У тебя есть 90 минут, чтобы изложить идею своего персонажа. Если ты занят только в паре сцен, приходится работать очень быстро, и в любом случае ты играешь ненастоящего человека. Поэтому изображать Белую Ведьму или домохозяйку за мытьем посуды — примерно одно и то же. Ведьму даже проще: если играешь не человека, это в каком-то смысле честнее.
Я никогда не ищу ролей, и даже фильмов, я ищу коллег. Снимая кино, ты вступаешь в отношения на годы — по крайней мере, такие фильмы, в которых я обычно занята. «Орландо», например, мы делали пять лет. Нужно быть уверенным, что ты готов пустить этих людей в свою жизнь.
На Оскаровскую церемонию я поехала как турист. Представьте себе, вы достали билеты на финал Уимблдона, уселись на трибуне, а вас вызывают и дают ракетку. Меня охватил ужас, когда назвали мое имя. Стоять на сцене перед тремя миллиардами зрителей — это травма. Лучше бы они выслали приз почтой.
«Оскар» почти ничего не значит для моих домочадцев. Они даже не узнали его, поскольку не смотрят телевизора. Они были настолько же заинтересованы, как если бы я пришла домой с огурцом, положила его на стол и сказала: «Смотрите, что у меня есть!»
Я снималась только в экспериментальных фильмах, даже если некоторые из них стоили сотни миллионов долларов. Люди, с которыми я работала, это понимали, а те, кто не понимает, ко мне даже не приближается. Один агент говорил мне: «Тильда, когда же ты снимешься в чем-нибудь, что тебе не нравится, — для разнообразия».
Мой любимый киноперсонаж — ослик из фильма «Наудачу, Бальтазар» (фильм Робера Брессона 1966 года. — Esquire). Совершенно серьезно. То ли потому, что он великолепно играет, то ли просто потому, что он ослик. Я себя с ним отождествляю. В этом, по-моему, и состоит функция актера, чтобы зрители себя в него проецировали. Уж точно не в том, чтобы играть.
Ко мне то и дело обращаются «сэр», в лифтах или на улице. Наверное потому, что я длинная и не злоупотребляю губной помадой. Однажды я проходила таможенный контроль в аэропорту, и меня досматривал таможенник-мужчина.
Мне нравится косметика, но если хочешь быть похожей на себя, — это не лучший способ. Макияж заставляет тебя выглядеть кем-то другим.
Английской культуре свойственно наказывать артистов. Единственный способ выжить — игнорировать национальные границы, потому что культурные границы гораздо важнее. Вы можете быть одиноким в родном городе, а где-нибудь в Токио, Нью-Йорке или в Бельгии — ощущать себя среди родственников и соседей по двору. По крайней мере у меня всегда так.
Я не думаю о будущем и не хочу знать, что будет. Мне не нужны никакие гарантии.
По-моему, сомнение делает нас людьми. Без сомнения даже праведник потеряет не только чувство реальности, но и чувство самого себя. В отсутствии сомнения есть что-то безумное.
Лучшие наши ролевые модели, из женских персонажей, — Лара Крофт и Эрин Брокович. Это отлично, но зачем постоянно снимать кино об экстраординарных женщинах? Разве только затем, что постоянно снимать фильмы про экстраординарных мужчин еще хуже.
Слишком хорошо подвешенные языки театральных сценаристов породили миф, что всякий в состоянии внятно излагать свои мысли, как только они придут ему в голову. Это неправда. Я стремлюсь работать с режиссерами, которых интересует косноязычие.
Мне лень показывать людям мою работу. Я имею наглость верить, что фильмы сами находят свою аудиторию. Плохое голливудское кино сразу затеряется в прокате, а мои картины, которые показывают десятилетиями, посмотрит много народу.
В возрасте Киры Найтли я не высовывалась. Избегала главных и романтических ролей. Мне ужасно хотелось стать сорокалетней. Может, это и к лучшему, что я не светилась на радарах, поскольку не успела всем до смерти надоесть.
Я никогда не переставала быть коммунисткой. Просто Коммунистической партии Великобритании больше не существует. Она стала партией левых демократов. Мое членство в партии было актом веры в идеалы справедливости и государства всеобщего благосостояния. Парламентские левые отказались от этих идеалов.
Я рада, что помогла старичку Уолту Д. (Диснею. — Esquire) собрать больше 700 миллионов долларов (За фильм «Хроники Нарнии». — Esquire). Возможно, это самая дорогая реклама моим прежним экспериментальным фильмам, которую можно было себе вообразить. Кроме того, я верю в содержательное послание Нарнии. В моей вселенной Бобры умеют разговаривать.
На работе я настоящий солдат. Только шансы выжить у меня повыше.
До 17 лет я сосала большой палец. Не помню, почему перестала. С тех пор еще несколько раз пробовала, но это больше не работает.
Я стараюсь вписать Джорджа Клуни в каждый свой новый контракт. Это непросто, но я прилагаю все усилия. В утешение мне подсовывают Брэда Питта. Мы с Джорджем надеемся когда-нибудь обменяться в кино хотя бы парой добрых слов.
Мы живем во власти людей, которые, вырядившись божьими посланцами, втягивают нас в войны. Праведностью целей сейчас оправдывают все, что угодно. Поразительно, с какой легкостью на это покупаются. Религиозный экстремизм встречается повсеместно, но виноват в этом фашистский подход и язык абсолютизма, идущий из Вашингтона.
Мы живем в эпоху псевдореальности: всегда наяву, слишком уставшие и беспокойные, чтобы мечтать, с отупевшим взглядом, прикованным к риалити-шоу, в котором риалити-люди готовят риалити-еду, покупают шмотки для риалити-тел и играют в жизнь.
Мы привыкли к сюжетам, которые длятся тридцать минут, включая рекламу, стоит ли удивляться, что мы не готовы ждать развязку больше 90 минут, включая попкорн.
Я воюю за документальность. За небеленное лицо и неровную походку. За эмоционально достоверную семейную сцену. За мучительный подбор слов. За открытую, а может, несчастную концовку. За слезающий с пятки ботинок, и движение ступни, чтобы его поправить. За разбитое яйцо и разлитое молоко. За идею косноязычия. За пространство кино, в котором не происходит ничего, но все возможно.
Я слишком серьезна, чтобы быть дилетантом, а чтобы быть профессионалом, мне не хватает квалификации.
Я очень смешная — просто никто этого не замечает. Всех пугают длинные люди с серьезными лицами.
Меня всегда привлекали по-настоящему плохие парни. В школе я прочла «Потерянный Рай» (поэма Джона Мильтона. — Esquire), и Сатана показался мне чертовски сексуальным. Пушистые и мягкие персонажи меня пугают.
Когда родились близнецы, я проснулась во всех отношениях. Перестала бездельничать. У меня не было ни секунды свободного времени в течение нескольких лет.
Святотатственно признаваться, что тебе нравится находиться вдали от детей, но как же приятно по утрам просто валяться в постели. Делать фильмы, мотаться по всему свету — все это безумие стало много проще переносить после 14-месячного кормления грудью.
Три вещи могут вытащить меня из постели: мои дети, фильм, в котором я снимаюсь, и фильм, который я хочу посмотреть. Я очень ленива.
Однажды я неделю лежала в стеклянном ящике с закрытыми глазами, по восемь часов в день. В качестве художественного перформанса (на выставке The Maybe в 1995 году. — Esquire). Когда это закончилось, я решила никогда больше не делать ничего подобного. Но теперь я хочу повторить. Я хочу таким образом умереть, когда совсем состарюсь.
Я живу с отцом моих детей, но у каждого из нас давно уже своя личная жизнь. Я не думаю, что это так уж странно. Для нас ничего не переменилось. Мы счастливо жили лет пять в такой конфигурации. Потом я выиграла «Бафту» (премия Британской киноакадемии. — Esquire), и мной заинтересовалась пресса определенного рода. За сутки до того я была просто уродцем. Обо мне и моем скандальном браке сделали передачу на радио. Мой друг ее слушал и говорит, что все звонившие спрашивали: «А в чем проблема?»
Говорят, что у нас дома сплошные оргии. Это фантазии. Все очень просто: у пары родились дети, она перестала быть парой, образовала новые связи и воспитывает детей. К сожалению, мы не спим все вместе. Все гораздо скучнее.
Меня не волнует шум в прессе. Как не интересовали насмешки одноклассников. Это никак не влияет на нашу жизнь.
Дети часто идут наперекор родителям. Вполне вероятно, мои вырастут бухгалтерами-фашистами.
Мне ничто не мешает сниматься голой, я не понимаю, в чем тут вопрос. Мне особенно нечего скрывать. В «Зоне военных действий» я разделась почти сразу после рождения близнецов.
Рейтинг «для взрослых» мне по душе. Побольше взрослых фильмов!
Быть кинозвездой круто. Мне нравится, когда люди машут мне в аэропортах. Быть арт-хаусным уродцем тоже ничего, но это похоже на элитарный спорт.
Голливудские зарплаты нелепы. Никому не платят 10 или 20 миллионов долларов за съемки. Это плата за внимание папарацци и отказ от частной жизни.
Мой дом — зона, свободная от стыда.
В путешествиях мы играем в говноеда. Это карточная игра, которую придумали мы с Сандро (художник Сандро Копп, бойфренд Суинтон. — Esquire). В гостинице или в зале ожидания аэропорта мы распаковываем карты и играем в говноеда.
Все, что меня интересовало в детстве, в моей семье вызывало проклятия. В отношении искусства мои родители необыкновенные ханжи.
Я выгляжу в точности, как мой отец, если побреется. Еще я похожа на Дэвида Боуи. Не только внешне, но и неопределенностью пола.
Я никогда не рассчитывала, что меня поймут.
Я отлично паркуюсь задним ходом.
Я очень-очень счастлива.
Источник - сайт Esquire.ru
Если и существует в мире кино такая особая порода — нетипичная звезда, то Тильда Суинтон представляется ее идеальным примером. Да, она действительно звезда, что называется, мирового уровня. Массовый зритель знает ее по ролям Белой колдуньи в крупнобюджетных диснеевских экранизациях знаменитых «Хроник Нарнии» Клайва Льюиса, главы коммуны отшельников в тропическом раю из фильма «Пляж», ангела Габриэль из фантастической ленты «Константин: Повелитель тьмы». Более продвинутые любители кино — по «Орландо» (экранизация одноименного романа Виржинии Вульф), оскароносной фантастической драме Дэвида Финчера «Загадочная история Бенджамина Баттона», злой комедии братьев Коэн «После прочтения сжечь», триллеру «Майкл Клейтон» (роль в котором принесла Суинтон ее первого «Оскара»). Кроме того, как и всякая звезда, Суинтон — постоянный объект пересудов светских хроникеров.
Однако настоящие киноманы и интеллектуалы восхищаются Тильдой Суинтон прежде всего как музой британского режиссера-авангардиста Дерека Джармена, как андрогинной иконой независимого кино. И, несмотря на роли в блокбастерах, премию «Оскар», усиленное внимание гламурных СМИ, Суинтон так и не стала типичной звездой. Она не перебралась, подобно многим ее соотечественникам, в США, не стала владелицей шикарного дома с бассейном на Голливудских холмах (да что там, актриса даже в Лондоне не имеет дорогого престижного пентхауза). Суинтон живет с семьей в родной Шотландии, в небольшом (население — что-то около 11 тысяч человек), но очень старинном (основанном в XI веке на месте, где двумя столетиями ранее было поселение викингов) городке Нерн. Оно и понятно: когда история твоей семьи насчитывает более тысячи лет (первое упоминание о Суинтонах относится к IX веку), когда твой род — один из древнейших в Шотландии, и предки твои веками имели владения в этих краях, где ж еще гнездиться потомку славных шотландских лордов?! Да-да, отец Тильды, сэр Джон Суинтон — лорд самых чистых кровей, мать Джудит Бальфур Киллен — настоящая леди, даром что родом из Австралии, но, судя по фамилии, и в ее родословной не обошлось без гордых скоттов.
В 10-летнем возрасте Тильду отправили в закрытую школу-интернат в Кенте, где ее соученицами были сплошь дочки аристократов, в том числе леди Диана Спенсер, будущая жена принца Чарльза. Однако становиться «Леди Совершенством» мятежная дочь шотландских лордов не хотела. Школу Тильда до сих пор вспоминает с содроганием: им не разрешали слушать музыку! И это в 1970-е, когда все британские подростки с ума сходили по панк-року! Музыка в стены школы допускалась строго благопристойная: Тильда пела в Мадригальном хоре. Вообще, крайне способная, училась она блестяще, но ее возмущало (как она впоследствии признавалась в интервью), что ее свобода выбора подавляется жестким уставом и всяческими дисциплинарными табу. Возможно, именно ощущение несвободы заставило юную Тильду искать отдушину в актерской игре: она становится активным участником школьных театральных постановок.
Насколько велика любовь Тильды Суинтон к свободе, покажет будущее, подтверждение этому — все ее творчество, да и образ жизни в целом, ее взгляды и убеждения. Пока же дисциплинированная дочка сэра Джона Суинтона (папенька был не только лорд, но и потомственный военный в высоких чинах — генерал-майор британских вооруженных сил) следует жизненному графику, расписанному родителями: после школы учится в престижном колледже Феттс (именно этот колледж закончил и экс-премьер-министр Великобритании Тони Блэр).
Но окончив школу мисс Суинтон вырывается на свободу: она добровольцем едет в Африку, два года преподает там в школах Кении и ЮАР. Тогда же идеалистка Тильда вступает в коммунистическую партию Великобритании. Впоследствии она так объяснит свой выбор: «Мое членство в партии объяснялось верой в идеалы справедливости и государство всеобщего благосостояния. Вскоре мне стало ясно, что парламентские левые готовы отказаться от этих идеалов».
В 1980 году Тильда Суинтон поступила еще в одно элитное учебное заведение — женский колледж при Кембриджском университете. Серьезная девушка изучает политологию, социологию и — все-таки! — английскую литературу, и опять играет в студенческом театре. В результате после трех лет обучения в колледже Суинтон не стала ни политологом, ни социологом, а поступила в труппу Королевского общества Шекспира при знаменитом театре в Стрэтфорде. Однако ее все время тянуло к чему-то более авангардному, провокационному, и вскоре молодая актриса уже пробует свои силы на театральных подмостках Эдинбурга. Именно в этот период Тильда встречает художника и драматурга Джона Бирна.
С Джоном Бирном
Он старше нее на 20 лет, но их дружеские отношения постепенно перерастают в роман. А через год — в 1986-м — происходит еще одна эпохальная встреча: Тильда Суинтон снимается в фильме Дерека Джармена «Караваджо». И становится музой этого неординарного режиссера, никогда не скрывавшего своей гомосексуальной ориентации и открыто выступавшего в поддержку секс-меньшинств. Джармен снимает ее во всех своих знаковых фильмах: «Все, что осталось от Англии», «Военный реквием», «Сад», «Эдуард II», «Витгенштейн», «Blue». Параллельно она снимается и в других независимых проектах, участвует в театральных постановках, причем здесь ее андрогинный облик (актриса и сама всегда находила, что очень похожа на Дэвида Боуи в образе Зигги Стардаста) нашел реализацию в ролях Моцарта по пушкинской маленькой трагедии «Моцарт и Сальери», а также женщины, которая, чтобы выжить в нацистской Германии, вынуждена скрываться под именем своего погибшего мужа и носить мужскую одежду.
Но ярчайшее выражение андрогинности актрисы — в знаменитом «Орландо»: ее персонаж проживет жизнь длиной в 350 лет, от Елизаветинской эпохи до наших дней, причем сначала Орландо — мужчина, а затем — женщина. За эту роль Тильда Суинтон удостоилась целого ряда международных кинонаград.
Тильда довольно критически отзывается о своей внешности, говорит, что никогда не считала себя красивой, иной раз прямо именует себя уродцем и в то же время признается, что никогда особенно не заморачивалась по этому поводу: «Я отключила в себе сексуальность и находила это очень комфортным. Меня часто называют “сэр” — думаю, людей сбивает то, что я такая длинная, почти без косметики, они просто не могут представить себе, что существо, которое так выглядит, может быть женщиной». Тем не менее, режиссеры, снимающие Суинтон, доказывают обратное, даже у Джармена в «Караваджо», в «Эдварде II» Суинтон — воплощение волнующей женской сексуальности.
В 1989 году Тильда Суинтон окончательно порвала с театром, полностью посвятив себя кино. Она объясняет это так: «Театр утомителен и всегда был таким. Все в нем надуманно, искусственно… Я — за аритмичность движения, дисгармонию форм, за создание микромира в каждом отдельном кадре, ведь только кино может открыть нам это зыбкое пространство. Я — за полномасштабное изображение, общие планы, пространство между... разрывы... интервалы... паузы... за моменты тишины... за плавное течение жизни... Я сопротивляюсь искусственности, стремлюсь к документальности изображения; я хочу видеть ненапудренные лица, неровную походку, семейные сцены без показных эмоций, внутреннюю борьбу, мучительный поиск нужных слов, открытый или даже несчастливый финал».
Актриса стала настоящим апологетом независимого кино и независимости в кино: она всегда выбирала только те проекты, что соответствовали ее представлениям об истинной природе кино, даже участвуя в крупнобюджетных голливудских постановках (это Суинтон называет своим «студийным шпионажем»). Например, говоря о «Хрониках Нарнии», Тильда признается, что верит в послание, заключенное в них — ведь и в ее вселенной бобры умеют разговаривать.
Свое понимание кинематографа она изложила в трех пунктах, которые можно было бы условно назвать «Три символа веры Тильды Суинтон»: «Первое проявление веры, которая вела нас к созданию экспериментального кино в Англии в 80-е и 90-е годы, было отчасти политическим заявлением с ярко выраженной идеей сопротивления… Нашим вторым проявлением веры стали картины, созданные вне конкретного политического контекста, тесно связанные с жизнью их авторов. В них проявляются необыкновенная сила, вера и любовь к реальной жизни — качества, так редко встречающиеся в современном кинематографе… Но превыше всего я ставлю наше третье проявление веры, которое дало нам наибольшую свободу. В то время кино стало для нас “церковью для чужестранцев”. Безопасным пространством, где мы могли обитать. Нашим храмом милосердия в мире искусства, где мы нашли прибежище. Здесь мы узнали, что существует зритель, способный видеть и слышать, забыть о времени и внимать».
Теперь эта свободомыслящая интеллектуалка с необычной андрогинной внешностью — звезда мирового кино, обладательница «Оскара», завсегдатай красных ковровых дорожек всех самых престижных кинофорумов планеты, икона стиля (в 2007 году журнал Vanity Fair назвал ее самой стильно одевающейся женщиной, а в 2008 имя актрисы попало в топ международного Best-Dressed List). СМИ жадно смакуют подробности ее личной жизни: Суинтон родила близнецов — мальчика Ксавье и девочку Онор — от Джона Бирна, с котором прожила много лет, затем они поняли, что их чувства угасли, но решили продолжать жить под одной крышей, вместе воспитывать детей — ведь Тильда и Джон по-прежнему близкие люди, хотя уже несколько лет у Тильды другой партнер — художник и актер Сандро Копп.
С Сандро Коппом
К слову, Сандро на 18 лет моложе Суинтон, он живет в том же доме в Нерне, что и Тильда, Джон и их дети, и это особенно будоражит желтую прессу, вызывая разнообразные измышления. Но Тильда лишь спокойно констатирует: «Все очень просто: у пары родились дети, она перестала быть парой, образовала новые связи и воспитывает детей… Меня не волнует шум в прессе. Как не интересовали насмешки одноклассников. Это никак не влияет на нашу жизнь». Да, теперь Тильда Суинтон звезда, но не надо забывать, что она — не типичная голливудская звезда с домом и бассейном в окрестностях Голливудских холмов. Она, потомок древнейшего шотландского рода с внешностью Зигги Стардаста, превыше всего ценит независимость, и в ее волшебной вселенной бобры умеют разговаривать.
Источник - сайт Spletnik.ru
