Принято считать, что современная киноиндустрия оставляет мало шансов на успешную карьеру женщинам после сорока с детьми на руках. Этими дамами могут восхищаться критики и зрители, но продюсеры редко отдают им главные роли, потому как в Голливуде — культ молодого и стройного тела.Итальянка Моника Белуччи к внешности относится философски. В 2004 году она родила дочку Деву, девять месяцев кормила ее грудью, и в своем возрасте — 30 сентября (2005 года) Монике исполняется 41 год — не собирается садиться на послеродовую диету. Тем не менее несовершенства ее форм не отпугнули культового режиссера Терри Гиллиама, снявшего актрису в фильме “Братья Гримм”.

— Моника, сыграть королеву в сказке — это мечта, ставшая реальностью?

— Не просто королеву, а злую королеву. Она наколдовала себе бессмертие, но, к сожалению, забыла попросить вечную молодость и красоту.

— А какую сказку в детстве вы любили больше всего?

— Возможно, “Спящую красавицу”. Потому что там есть принц. Все женщины в том или ином роде ждут своего принца. Но играть злую королеву было интересно и весело. В жизни мы всегда должны контролировать себя, быть со всеми милыми, вежливыми, обходительными... Поэтому возможность сыграть злого человека очень расслабляет, дает свободу эмоциям.

— Когда вы впервые встретились со своим будущим мужем, Венсаном Касселем, вы поняли, что он ваш принц?

— Нет. Мы встретились, снялись в фильме... Сейчас мы вместе уже десять лет, и у нас есть дочь. Но, знаете, в жизни нормально быть одному. Я думаю, быть с кем-то — это чудо, поэтому я не могу сказать, навсегда мы вместе или нет. Я подозреваю, что противоестественно иметь в жизни одного партнера, потому что, в конце концов, мы все животные. Мы все меняем партнеров. Просто иногда, когда мы это делаем, мы никому не говорим.

— То есть нельзя прожить счастливо с кем-то всю жизнь?

— Тут нет никаких законов. Я думаю, иметь семью — это прекрасно, но все очень индивидуально. Никто не знает, почему одни семьи распадаются, а другие нет, этого секрета еще никто не открыл.

— Каково быть замужем за актером?

— Для меня — хорошо, потому что он может понять меня как никто другой. Но тут нет какого-то секрета. Я очень люблю работать с ним. Мы ведь редко видимся: снимаемся в разных странах, в разных фильмах. И скоро выйдет фильм, где мы сыграли вместе и вовсе не собираемся отказываться от возможности побыть вдвоем чуть больше.

— Некоторое время назад вы вместе с Венсаном снялись в очень жестком фильме “Необратимость”. В одном из эпизодов вас насилуют, эта сцена снята практически на одном плане и длится почти десять минут. Как вы на такое решились?

— Ту самую сцену в туннеле, что всех ужаснула, мы снимали всю ночь. Шесть дублей. И на мне было прекрасное, очень сексуальное платье, — я его выбрала из десятка предложенных, оно было действительно прекрасно. Но до сих пор я на него не могу смотреть. Это со стороны кажется, что это страшный, невыносимый фильм. Для меня как актрисы это был невероятный опыт, в основном благодаря режиссеру Гаспару Ноэ. Там было что играть. Но, конечно, я не буду утверждать, что это была легкая работа. Фильм был очень болезненным. Но мне нравится рисковать — как в “Необратимости”, в “Страстях Христовых”.

— Вы стали очень известны, сыграв Марию Магдалину в фильме Мела Гибсона “Страсти Христовы”. Что вы думаете обо всех дискуссиях и спорах по поводу картины?

— Когда мы делали этот фильм, никто не верил в его успех. Все говорили, что он провалится в прокате, но я очень хотела сыграть Марию Магдалину. Для меня это классический персонаж. Я думаю, Мел Гибсон сделал очень хорошую работу. Фильм, конечно, спорный, жестокий и, может, даже опасный, но в то же время честный. Жизнь Иисуса была жестокой, фильм не мог быть другим. Но я не католичка, так что у меня нет своего мнения по поводу интерпретации Мела.

— Но вы родились католичкой.

— Да, но я не религиозна. Я уверена, что после смерти ничего нет.

— Да, это действительно нехристианская точка зрения.

— Я воспитывалась в католичестве, но я агностик: я не могу говорить о вещах, которые не могу объяснить. Я верю в силу энергии, уважаю людей, уважаю жизнь, но, когда я умру, все будет кончено.

— Может, вы совершили какой-то тяжкий грех, который заставил вас отказаться от веры?

— Разумеется, у меня много грехов. Но я хочу сказать, что по-своему я верю в Бога, но при этом не понимаю, зачем ходить в церковь. Бог — тут (обводит комнату рукой), а не там (показывает наверх).

— А что вы думаете по поводу нового Папы?

— Я уважаю его, уверена, он очень умный и образованный, но для меня Папа просто человек. Я не верю в человека, который олицетворяет Бога на земле. Он просто мужчина. Я не против религии, а против того, как мы используем ее в политических целях. Мне интересна философия, стоящая за религией.

— Будучи одной из самых красивых женщин в мире, вы хотели бы попросить себе вечную молодость?

— Невозможно всегда оставаться молодой и красивой. Конечно, мне хотелось бы прожить лет пятьсот, встречаться с друзьями, пить кофе, делать всякие глупости.Если бы я могла, то жила бы вечно. Мы все хотим быть молодыми, красивыми и здоровыми. Но это невозможно. Жизнь идет, ты становишься старше, и с этим приходится мириться. И это единственная возможность оставаться счастливой. Поэтому я предпочитаю думать, что молодость — лишь биологический период жизни, связанный с определенными годами.И “Братья Гримм” — идеальный фильм для всех нас, потому что он снимает все покровы с человека, развенчивает наше тщеславие. В некотором роде мы все жертвы тщеславия, а в Голливуде это очень большая проблема. У нас, в Европе, много актрис в возрасте от 45 до 60 лет, которые продолжают работать, сниматься: Катрин Денев, Изабель Аджани, Шарлотта Рэмплинг, Изабель Юппер... Голливудская одержимость молодостью и внешностью ко мне не относится.

— Но вы снимаетесь в голливудских фильмах. В США не хотели бы переехать?

— Я европейская актриса, и для меня важно оставаться в Европе. Я не живу в Америке. Я приезжаю туда, только когда мне надо дать интервью или сняться. И все. Мне хочется оставить так, как есть. Хотя, конечно, в США столько денег, что там можно снимать блокбастеры типа “Матрицы”. Никто в Европе таких фильмов не делает.

— Многие актрисы в Голливуде делают себе пластические операции. Вы не думали об этом?

— Посмотрим, что будет в будущем. Когда я вижу женщин с морщинами, я думаю: “О, она молодец!” Я люблю людей, которые, становясь старше, остаются сильными, всех этих интеллигентных старых леди, которые, несмотря на возраст, продолжают оставаться шикарными женщинами. Это очень красиво. Но я не знаю, какой буду я, когда буду стареть, не знаю, как буду себя чувствовать.

— Вы можете сказать, что красота — это сила?

— Да, это правда, но только если ты знаешь, как ей пользоваться. Это то же самое, что иметь “Феррари”: если не умеешь ездить, она тебе ни к чему.

— Как красотой пользуетесь вы?

— У меня нет правил. Но, когда ты красива, жизнь не становится легче. Совершенно не значит, что тебя больше любят, если ты красив.

— Когда вы просыпаетесь утром и смотрите на себя в зеркало, вы считаете себя красивой?

— Нет. Особенно с прошлого года. Из-за ребенка у меня не получалось высыпаться, и я вставала с черными кругами под глазами. Но я не жалуюсь. Потому что ребенок для меня самое главное в жизни. Он моя опора. Хотя, конечно, у всех женщин по-разному. У меня много друзей, у которых нет детей, но они очень счастливы. Что касается меня, то мне действительно все это было очень нужно: беременность, роды, кормление грудью. Это правда очень здорово — кормить грудью.

— Вы до сих пор кормите свою дочь Деву грудью?

— Уже нет. Но я кормила ее девять месяцев. Что тут сказать: я итальянская мама. А они хуже еврейских мам. (Смеется.)

— У вас не было послеродовой депрессии?

— Нет. Я хотела забеременеть, хотела родить ребенка и была счастлива, даже когда очень уставала. Я до сих пор немного толстовата, и мне надо сбросить лишний вес. Но, если честно, меня это не очень волнует. Я слишком ленива, чтобы как-то специально заниматься фигурой, я люблю поесть и вовсе не худышка. Мне кажется, что свое тело надо уважать. Нужно любить себя таким, какой ты есть.

— Вы, как и Деми Мур, не постеснялись сняться беременной для обложки “Vanity Fair”.

— Поверьте, это не от желания шокировать. Тогда в Италии была целая кампания против искусственного оплодотворения. Велась совершенно ужасная политическая дискуссия. Богатые женщины могут уехать за границу, заплатить деньги и благодаря процедуре искусственного оплодотворения родить ребенка. Но многим это недоступно. Однако в Италии говорили, что “дети из пробирки” — это грех. Нужно ходить в церковь и молиться. Но ведь так проблему не решить. И мне хотелось как-то изменить ситуацию, показать, что беременность прекрасна.

— Каково быть звездой?

— Я не звезда. Я просто человек.

— Хорошо. Каково быть известным человеком с актерскими способностями?

— У меня потрясающая жизнь. Я много путешествую по миру. Я работаю в Италии, Франции, Америке с хорошим талантливыми людьми, соприкасаюсь с разными культурами, языками. Много чего узнаю, и мне это очень интересно.

— На скольких языках вы говорите?

— На трех: итальянском, французском и английском.

— А на каком языке вы мечтаете?

— Не знаю, трудно сказать. Когда я долгое время нахожусь во Франции, я думаю по-французски, а когда в Италии, мечтаю на итальянском, а в США все интервью даю на английском.

— С дочерью вы говорите на итальянском?

— Да, конечно. Но ей, наверное, трудно, потому что я с ней говорю на итальянском, ее отец — на французском, а моя помощница — американка — на английском.

— Как вы отнесетесь к тому, если она станет актрисой?

— Почему нет? Я не имею ничего против, это великолепная работа.

— Какой совет вы ей дадите?

— Совет? Не знаю. Я просто хочу быть рядом с ней, все рассказать и объяснить. Но, конечно, ей надо будет самостоятельно набираться опыта. Можно сказать очень много вещей, но, чтобы выжить, надо все испытать и понять самому. Слов тут недостаточно.

— У вас есть какой-нибудь карманный талисман, который вы берете с собой, когда путешествуете?

— Нет, только кредитные карты и паспорт. У меня нет вещей, к которым я привязана. Мне бы хотелось ездить везде вместе с дочерью, но это не всегда возможно.

— Но, может, что-то итальянское?

— Нет, только себя. Нет ничего более итальянского, чем я сама.

Статьи о Монике Белуччи:- "Моника Белуччи", "Psychologies";- "Красавица в семейном интерьере", "Viva";- "Cекс-бомба замедленного действия", "News.rin.ru";