Валерий Тодоровский снял ностальгический мюзикл о красоте внутренней и внешней.

Самое странное, что до Валерия Тодоровского никто не догадался в кино прикоснуться к столь яркой теме. Притом что феномен стиляжничества активно муссировался и в советской периодике, и в народной мифологии – в последнем случае обрастая уморительными анекдотическими подробностями вроде отрезанных галстуков и штанин.

Собственно, кто они такие, эти малахольные юнцы и девицы 50-х годов, с вздыбленными прическами, в узких штанах, ярких пиджаках и галстуках, отчаянно дергающиеся под “буги-вуги на костях” (так, кстати, назывался сначала фильм Тодоровского)? Некоторые сейчас считают – бездельники, золотая молодежь. Что не совсем верно – многие из них хорошо учились и ударно работали.

Другие убеждены – это предтечи диссидентов, выражающие свой протест столь по-пугайски экзотично. Ой ли? Как бы то ни было, материал давал роскошный повод для мюзикла – и Тодоровский им воспользовался.

Хотя его отговаривали делать музыкальный фильм, никто не верил в успех, в то, что жанр мюзикла жив. Он рисковал, но решился. Потому что за свою жизнь прожил несколько эпох – от Брежнева до Медведева – и очень хотел лично разобраться с вопросом свободы в нашей стране, хотя бы в области галстуков и носков: “И эта проблема – не сегодняшняя, а вечная”. Этот глобальный мессидж наконец дошел до нас – пусть и в карикатурном виде.

Вот Мэлс (Антон Шагин) влюбился в Пользу (Оксана Акиньшина) и дезертировал из комсомольского отряда по поимке этих негодяев в ряды стильных проходимцев.

“Я не лягу под стилягу!” – кричит вслед стильному чуваку пятилетняя девчушка во дворе… Прочие граждане показывают пальцем и прилюдно стыдят. Но любовь зла – полюбишь и Пользу, девушку с подвижной психикой и неподвижной мимикой. Пухлый Боб-Борис (Игорь Войнаровский), у которого отец-врач (Леонид Ярмольник) прописал навечно в прихожей чемоданчик со сменой белья, учит героя танцевать тремя запрещенными стилями.

Плейбой Фред, точнее Федор (Максим Матвеев), приобщает его к искусству Камасутры, которую можно читать лишь с фонариком под одеялом. Практичный Фред потом легко променяет свое стиляжное братство на перспективу хорошей должности за океаном, пожертвовав подружкой Бэтси (Екатерина Вилкова). А папа-дипломат в образе Олега Янковского, приплясывая фокстрот, объяснит сыну-стиляге, что все их стиляжье пижонство и бунтарство — детский сад по сравнению с тем, как зажигало его поколение.

В “Стилягах”, подобно персонажам “Шербургских зонтиков” или “Романса о влюбленных”, герои легко переходят с разговорной речи на пение. Хотя ритмов джаза и рок-н-ролла тоже хватает – особенно в сценах вечеринок и тусовки в знаменитом Коктейль-холле. В этой парадигме появление чернокожего младенца у белой мамы Пользы (привет Любови Орловой!) просто неизбежно.

Как и реакция мудрого деда Гармаша: “Наш!” Народный фольклор превратил улицу Горького в Брод, а стиляг – в борцов за свободу. На самом деле это история о ребятах, которые не любили читать, а любили тусоваться. Пардон, хилять.

О том, как в мире запретов научиться жить на полную катушку – по-своему одеваться, танцевать, разговаривать и любить. Сделать каждый новый день веселым праздником – как это делают сейчас эмо и панки, на которых тоже показывают пальцем.

Не зря Тодоровский, называющий “Стиляг” фильмом-праздником, вытащил в финальных кадрах всех неформалов в одном братстве на Брод – Тверскую. И не случайно подготовил эту музакцию к самому замечательному празднику – Новому году.

Клево, чуваки!

Наталья БОБРОВА, "Вечерняя Москва", №1 (25021) от 12.01.2009