Судя по последним статистическим данным, спад российской экономики продолжается. Правда, темпы этого падения по сравнению с прошлым годом несколько замедлились. О том, стоит ли ожидать быстрого экономического выздоровления, что может послужить драйверами роста ВВП, и долго ли продлится кризис, нам рассказал директор программы «Экономическая политика» Московского Центра Карнеги Андрей Мовчан.

— По итогам января спад ВВП в России замедлился до 2,5% в год. По итогам 2015 года было 3,7%. Что стоит за этими цифрами: российская экономика начала оживать, или это некие статистические фокусы?

— На мой взгляд, за этими цифрами ничего не стоит, поскольку за месячными изменениями ВВП уследить вообще невозможно, — это статистически недостоверная величина. Да и ее еще много раз будут пересчитывать, и уточнять за счет сезонных факторов. Давайте все же будем рассматривать годовые показатели.

— Давайте. По всем прогнозам, спад в России продолжится и в этом году. Различаются только конкретные цифры: Минэкономразвития говорит о минус 0,8% по итогам 2016-го, МВФ — о минус 1,5%, консенсус- прогноз ВШЭ — минус 1,5%. А каков ваш прогноз ?

— Давать прогнозы — неблагодарное занятие, поскольку ВВП складывается из большого количества разных управляемых и не очень составляющих. К примеру, если государство в какой-то момент закажет 10 тысяч новых танков, это сильно увеличит ВВП, но не будет означать, что экономика окрепла. Поэтому получим ли мы ли в итоге минус 0,5%, минус 1,5% или минус 2,5%, сказать сложно. Во многом это зависит от того, будет ли государство проводить необеспеченную эмиссию — то есть, печатать деньги в большем или меньшем объеме без соответствующего резервного или товарного обеспечения. Также это, конечно, зависит от цены на нефть. Более-менее ожидаемо, что ВВП у нас будет падать, а его качество продолжит ухудшаться. Сокращаются нефтяной экспорт, потребление, индустрия. Страна находится в рецессии, и никто этого не отрицает. А конкретные цифры мы подсчитаем по итогам года.

— Насколько затянется нынешний кризис в России, и что можно будет считать временем его окончания?

— А у нас кризис уже кончился. У нас был кризис, связанный с падением нефтяных цен, достаточно жесткий шок, и экономика какое-то время находилась в дисбалансе. Сейчас она опять пришла в сбалансированное состояние, хотя и на более низком уровне. То, что вы называете кризисом — на самом деле структурная рецессия. Это однонаправленное движение, а не временное явление. Наша изначально нежизнеспособная экономика была подпитана в начале нулевых годов «наркотическими» нефтяными деньгами. И, потихоньку умирая, она продолжала существовать за счет этого наркотика. Лишившись его сейчас, она пережила ломку, но от этого жизнеспособной не стала. Чтобы она могла жить, ее надо очень сильно реформировать.

— И все же, есть ли предпосылки для того, чтобы экономический спад в РФ сменился ростом? Насколько этому может помочь антикризисный план правительства, который рождался в таких муках?

— Текущий антикризисный план, не похож на средство спасения. Он похож, грубо говоря, на бутылку пива с утра после бурной вечеринки. Поступавшие в страну нефтяные деньги не использовались надлежащим образом, не обеспечивали рост экономики, которая в итоге архаизировалась, стала неэффективной. И теперь весь антикризисный проект сводится, в сущности, к намерению влить некую денежную массу в то же старое корыто. Конечно, если любителю алкоголя плохо после вечеринки, ему можно дать немного пива, чтобы он пришел в себя. А что с ним делать дальше? На этот вопрос никаких ответов нет. Очередная правительственная программа, выработанная после недавнего форума в Красноярске, очень точно описывает наши проблемы, однако в ней нет ни слова о том, что же конкретно нужно делать для их решения. Мне кажется, все боятся открыто произносить вслух то, что у нас слишком высокие риски для развития экономики. Вот основная проблема. Нам нужно сделать так, чтобы инвесторы захотели инвестировать, предприниматели — предпринимать. Но снижения рисков без мощнейшей структурной перестройки всей системы управления государственной экономикой не произойдет.

— Действительно, согласно статистике у нас падают и внешние, и внутренние инвестиции. Может быть, в этих условиях роль главного инвестора возьмет на себя государство?

— Никакое государство просто физически не способно играть эту роль. Невозможно эффективно управлять развитием экономики административными методами. Тем более не может играть эту роль наше государство. У него нет еще и такого количества денег. У нас дефицит бюджета в районе 3-5% ВВП, и необходимость сокращать расходы. Наше государство уже наигралось в инвестиции, убедительно доказав, что все его финансовые вложения имеют КПД равный минус 100%. Посмотрите на состояние ВЭБа, на состояние «Роснано», на ГЛОНАСС, о котором сейчас стыдливо молчат, на «Силу Сибири». Государство и не должно уметь делать инвестиции. Оно должно создавать условия, а инвестиции придут сами. У граждан России более триллиона долларов в банках Европы, что сопоставимо с размером годового ВВП. У государства даже близко нет такой суммы. А у иностранных инвесторов денег еще больше. Внутри страны россияне держат примерно четверть триллиона долларов. Представьте себе, что они захотели бы, при соответствующих условиях, перевести их в реальную экономику. Вложили бы в строительство пекарен, маленьких заводиков, начали бы выпускать, скажем, трубочки для капельниц и медицинские кровати. Тогда эти четверть триллиона мультиплицировались в экономике, пошли бы затем на выплату зарплат, на потребление и так далее. Государство — никакой не инвестор, оно должно быть регулятором, причем хорошим. В крайнем случае государство может стать помощником, частичным кредитором, гарантом — но только не инициатором или акционером.

— У нас много говорят о структурных реформах — если в самое ближайшее время Россия их не начнет, то ее ждет неминуемое попадание в категорию стран третьего мира. Ваше мнение?

— Мы уже по всем параметрам находимся в этой категории — в районе Вьетнама, Таиланда и Доминиканской республики. По душевому ВВП — где-то в восьмом десятке стран, по средним доходам населения — в девятом десятке, по ВВП частного сектора на человека — где-то на 115-м — 116-м месте. Мы лишь продолжаем себя обманывать тем обстоятельством, что у нас 15-я или 16-я экономика в мире по размеру ВВП.

Что касается структурных реформ, то надо отчетливо понимать, что на какое-то время они только ухудшат положение. Они не могут, условно говоря, за одну ночь дать вам позитивный эффект. Это как ремонт в квартире — итог может быть замечательный, но ваше жилище временно будет в полуразрушенном состоянии. Сейчас у нас на реформы намного меньше средств и терпения, чем лет десять назад, когда были нефтяные доходы. И потом, согласно общемировой практике, средний срок возврата даже на дореформенный уровень — лет пять-шесть. Посмотрите на Польшу — вот канонический пример успешного осуществления структурных реформ. Страна находилась в провале пять-шесть лет, а потом росла в два раза быстрее, чем Россия. Боюсь, у российской власти просто нет кредита доверия на резкое ухудшение ситуации на подобный срок. Она постоянно внушает населению, что добилась стабильности, что нынешняя рецессия — медленная, спокойная, без шоков, без коренных изменений, с заботой о большом иждивенческом секторе, который уже привык просто так получать от государства деньги. Именно за это нашу власть и любят. Если вдруг наверху заявят, что сейчас мы все здесь поломаем, повысим налоги, что у вас будет минус 15% ВВП, что вам придется искать работу, боюсь, от нынешнего рейтинга власти не останется и следа. Но если на это все-таки пойти, то лет через шесть-восемь мы увидим результаты реформ. По крайней мере, будет расчищена дорога к росту. У России большой потенциал, на котором можно построить хорошую экономику.

— Но ведь в любом случае необходим уход от сырьевой модели экономики. Мы ведь не можем бесконечно сидеть на «нефтяной игле»?

— Это неочевидно. Даже на сегодняшний день у нас положительный торговый баланс. И хотя ВВП на душу населения в России составляет лишь 8 тыс. долларов в год, а в 2017 году может быть 7,6 тыс. долларов, а далее — 6 тыс., у любого падения есть естественный предел. Если не произойдет какой-нибудь катастрофы (что вполне возможно), на какой-то отметке ситуация стабилизируется, и экономика продолжит свое существование в архаичном и неэффективном виде. Люди по-прежнему будут питаться, ходить в парикмахерскую, на чем-то ездить — пусть на троллейбусе, а не на автомобиле. Для российской экономики 5,5-6 тыс. долларов на человека — уровень достаточно равновесный. Слава богу, у нас пока еще есть рыночное ценообразование, рыночная стоимость рубля, и они адаптируют экономику.

У самой по себе сырьевой модели, если суметь избежать катаклизмов типа коллапса банковской системы, инфраструктуры или столкновения элит, достаточно стабильное будущее, с ней мы спокойно проживем еще лет 50-70. Не исключено, что у нас появятся новые типы ресурсных доходов. Например, через нас начнут возить товары из Китая в Европу и обратно. Мы сможем взимать транзитные деньги, как наши предки в XIII-IX веках. Или использовать территорию Сибири для захоронения ядерных и прочих отходов. И, постепенно создав трех-пятифакторную модель чисто государственного социализованного дохода, мы в этом состоянии можем находиться очень долго. Это будет нищета, но стабильная нищета.

— Существуют все же какие-либо драйверы для экономического роста в России? Может ли эту роль сыграть импортозамещение, оборонка, или нам остается надеяться только на самопроизвольный рост нефтяных цен?

— Структурные реформы — болезненный, но единственный по-настоящему серьезный драйвер. Драйвер — это привлекательность для инвестиций. Оборонка не спасет — она не привлекательна для мультипликации, государство вкладывается в нее централизованно. Сейчас мы продаем вооружений на 10 млрд. долларов в год — мелочь по сравнению с нашим двухсотпятидесятимиллиардным экспортом. Если мы, положим, начнем продавать на 20 млрд., ничего не изменится: нужны иные масштабы. К примеру, объем торговли Китая с Южной Кореей — 300 млрд. долларов в год.

То же самое касается сельского хозяйства. Его доля в ВВП — всего 3%. У нас нет некоего волшебного бизнеса, который сделает нас богатыми. Для такой страны, как наша, нужны условия для десятков, может быть, сотен разных типов бизнеса, которые будут развиваться. Тогда и можно говорить о стабильном экономическом росте.

Андрей Мовчан — директор программы «Экономическая политика» Московского Центра Карнеги. Родился в 1968 году. С 1993 года занимал топ-менеджерские должности в российских и международных финансовых институтах. В 1997 -2003 годах — исполнительный директор компании «Тройка Диалог», в 2003-2009 годах руководил группой «Ренессанс Управление инвестициями», в 2006-2008 годах — банком «Ренессанс Кредит». Журнал Forbes в 2006 году назвал его «Самым успешным руководителем управляющей компании в России», а журнал «Финанс» в 2008-м — «Лучшим руководителем управляющей компании». Автор многочисленных публикаций по экономике и финансам, дважды становился лауреатом премии конкурса деловой журналистики «Pressзвание».