Российская промышленность, население и банки адаптируются к новой реальности после кризисного шока, но структура бюджета остается прежней. О том, почему нашей стране сейчас не приходится рассчитывать на масштабные иностранные инвестиции и как позаботиться о внутренних, рассказал в интервью глава Deutsche Вank в России Павел Теплухин.

Теперь всем надо переосмысливать свое поведение

— Повестка дискуссии, в том числе на ПМЭФ, выглядит немного тревожной. Много экзистенциальных вопросов, чувствуется кризис. Что Россия сейчас вообще может предложить, на ваш взгляд, иностранным инвесторам? Куда двигаться из этой точки, где мы сейчас находимся?

— Основная тема повестки: жизнь после кризиса. С моей точки зрения, как раз это является позитивным. Мы сейчас имеем то, что имеем: набор внешних санкций, неблагоприятную экономическую конъюнктуру с точки зрения цен на основные экспортные товары. Это доминировало в повестке дня последние полтора года на всех дискуссиях, в том числе на форуме в прошлом году.

По сути, был шок, и всем экономическим агентам было необходимо переосмысливать свое поведение, бизнес-модели и процессы в рамках новых реальностей. Сейчас как раз этот вопрос закрыт, в том смысле, что экономика в целом адаптировалась к новой ситуации.

Потребители тоже научились жить в новых экономических условиях.

— Вы считаете, что научились уже?

— Да, я считаю, что адаптация завершилась. Изначально, безусловно, у всех был шок из-за скачков курса, инфляции и санкций — все это повлияло негативно. Население пыталось восстановить утраченные сбережения, и у нас резко подскочила норма накопления в стране в ущерб текущему потреблению.

В таких условиях очень сложно говорить об экономическом росте, но сейчас в целом население выдержало этот первый шок и оправилось. Мы видим ростки потребительского спроса, а норма накопления немножко снизилась, вновь пошло потребительское кредитование.

С точки зрения индустрии произошло то же самое.

Наши основные товаропроизводители сейчас завершили адаптацию к шоку, и мы, скорее всего, по итогам этого года увидим или нулевой показатель, или небольшой рост промышленного производства.

Металлургия и угольная промышленность показывают довольно качественные экономические результаты.

Банковская среда — самый прозрачный индикатор, потому что по банкам мы имеем больше информации, чем по другим секторам экономики. Я считаю, что банковская среда продемонстрировала свою устойчивость в рамках экономической конъюнктуры: банки восстановили и даже нарастили ресурсную базу, депозиты населения.

— Банковский рынок заметно сузился за последние годы. Многие уходили с рынка…

— Это правда. Если мы говорим про вычистку банковской системы от, может быть, не очень устойчивых игроков, которые не могут справиться, — это положительный процесс.

Единственная часть экономики, которая пока еще нуждается в адаптации к сегодняшним реалиям, — это, конечно, государство и прежде всего государственный бюджет. И тут есть о чем говорить, размышлять.

Структура бюджета сейчас в основном отражает наши докризисные реалии. Мы по-прежнему тратим много денег, по всей совокупности статей, а налогов собираем очевидно меньше. Нужно улучшение администрирования доходной части и определенная оптимизация расходов — это всегда сложно, потому что затрагивает большое количество социальных программ. Приоритеты меняются в пользу реформ

— Вы ожидаете в ближайшее время каких-то кардинальных изменений?

— В этом разница нынешнего форума с предыдущим годом, как раз разговор начался о том, что будет после кризиса.

— А ответы появились?

— Набор институциональных реформ достаточно стандартен. Мы все говорим об увеличении объема несырьевого экспорта, улучшении экономических и политических институтов. Это и раньше было, только не в качестве приоритетной программы, поэтому на это не хватало, как правило, времени. Сейчас ситуация изменилась.

Долгосрочная задача — удвоить объем российского несырьевого экспорта, который сейчас составляет около $150 млрд, или примерно 40% от всего объема экспорта. Остальное — это минеральное сырье. Это интересная задача, потому что это значит кого-то потеснить на этих мировых рынках.

Как мы этого будем достигать, путем более качественной продукции, или более дешевой, или более дешевой и более качественной, и какие такие прорывные точки, которые могут дать такой значимый прирост, — это сама по себе достаточно содержательная дискуссия.

— У вас есть какие-то свои собственные взгляды на этот счет?

— Сто лет назад Россия была крупнейшим поставщиком продовольствия на мировой рынок, и сейчас мы боремся за то, чтобы выйти в лидеры по некоторым позициям, ну, например, по зерну. Какой-то очевидный прогресс есть, мы это наблюдаем. Ну, наверное, недостаточный, потому что за сто лет нас подвинули на этом рынке довольно существенно.

В машиностроении нам тяжело соревноваться, но какие-то отдельные сегменты должны присутствовать. В том числе МС-21, про который мы писали и говорили. Я считаю, что это качественно другой продукт, даже чем «Суперджет», потому что в основном это локальное производство, включая двигатели, не только планер. Нет фондового рынка — нет и инвестиций

— Кажется, что вы оптимистично смотрите на перспективы российского рынка, но тем не менее Deutsche Вank достаточно серьезно оптимизировал свою деятельность в прошлом году, и известно, что вы сами покидаете свой пост 1 августа. Это связано с сокращением видов деятельности банка?

— Безусловно, это связано. Deutsche Вank действительно оптимизирует свои ресурсы во многих странах мира, в том числе в России. Это связано с новой стратегией банка, который, с одной стороны, хочет сохранить свое глобальное присутствие, а с другой — оптимизировать многие бизнес-процессы, в том числе связанные с более рискованными продуктами, или капиталоемкими продуктами.

В рамках этой глобальной стратегии было принято решение о том, что Deutsche Вank в России сконцентрируется прежде всего на коммерческих банковских услугах. Нашими клиентами являются почти все крупные корпорации, в том числе некоторые российские клиенты с глобальными амбициями.

Но инвестиционные банковские услуги, связанные с торговлей ценными бумагами и некоторыми другими операциями, будут переведены в наши хабы: в Лондон, во Франкфурт, отчасти в Соединенные Штаты Америки, где будут предоставляться эти услуги, в том числе, российским клиентам.

— Это отражает пессимистичный взгляд руководства на российский рынок, а на какую перспективу?

— Это вопрос не совсем к Deutsche Вank, это — к России.

Конечно, Россия прошла огромный путь. И тот факт, что у нас есть фондовый рынок, в отличие от многих других посткоммунистических экономик, — это, конечно, плюс. Но при этом, конечно, этот рынок все еще маловат по своему размеру. Это очевидная реальность.

Рынок капитала в России сузился за последнее время — это факт. Торговые обороты на торговых площадках и акции, облигации тоже снизились. Конечно, банку разумнее оптимизировать свое присутствие (в России) и сфокусироваться на тех рынках, которые по-прежнему активны. Прежде всего надо снизить инфляцию

— Какие направления инвестиций в Россию могли бы сейчас послужить драйвером?

— Главной проблемой российской экономики остается высокая инфляция, на это постоянно указывает глава ЦБ, и я не могу не согласиться с этим утверждением, потому что никакой инвестиционный проект не может быть аккуратно просчитан, как-то спланирован в условиях высокой инфляции: все цифры остаются недостоверными.

И российские, и иностранные инвесторы хотят с кем-то поделить этот риск неопределенности. И в этом смысле работа Российского фонда прямых инвестиций очень своевременна: они выполняют функцию института, который готов взять на себя часть рисков.

В целом я считаю, что нас с вами должны волновать в большей степени внутренние инвестиции. Российская экономика слишком велика для того, чтобы находиться в сколько-нибудь значимой зависимости от иностранных инвесторов.

Хороший результат будет, если внутренний инвестиционный спрос воспрянет, но он в первую очередь ориентирован на внутреннюю инфляцию, которая, к сожалению, совсем непривлекательна сейчас.

Вторая тема — это институты. Мы смотрим, как пухнут балансы многих банков от депозитов, но их нельзя использовать для финансирования долгосрочных инвестиционных проектов, так как они имеют более короткий срок.

У нас есть институт под названием Пенсионный фонд, это как раз один из каналов конвертации накоплений в инвестиции. Но решение текущих бюджетных проблем приводит к тому, что уже в который раз мы видим заморозку пенсионных накоплений. Нам надо, наверное, более аккуратно относиться к расходам, снижать дефицит бюджета, чтобы не трогать этот инвестиционный канал.

— Вы в этом году ожидаете от чиновников каких-то решений в этом направлении?

— Мы с вами знаем про бюджетный цикл, он трехлетний. Поэтому любые процессы, которые сейчас запускаются, дадут эффект только через два-три года. И любые документы, которые сейчас рассматриваются в Государственной думе, связанные с фискальной сферой, они уже на 2017 год, на 2018 год, вот тогда начнут работать.

Елена Малышева