«Я вкладываю личные деньги в России», — Эрик Шмидт, председатель совета директоров Google Inc.

Эрик Шмидт — о России и Дмитрии Медведеве, победах и ошибках Google, о том, что мешает развитию интернета, и об отношении к инновациям в разных странах

Успех любой интернет-компании, в том числе и «Яндекса», идет во благо всем участникам рынка, уверен председатель совета директоров Google Эрик Шмидт. В апреле этого года Шмидт ушел с должности гендиректора Google, которую занимал предыдущие 10 лет, и сосредоточился на связях компании с внешним миром в должности председателя ее совета директоров. В результате в июне он впервые за несколько лет сумел выкроить время для приезда в Петербург в самый разгар белых ночей, чтобы поучаствовать в экономическом форуме и повидаться с друзьями. Накануне форума Шмидт встретился с корреспондентом «Ведомостей» и рассказал о российском бизнесе Google, о попытках корпорации закрепиться в социальных онлайн-сервисах и о том, почему он не считает нынешние заоблачные оценки интернет-компаний признаком очередного надвигающегося «кризиса доткомов».

— До этого вы уже много раз бывали в России?

— Я был здесь уже шесть или семь раз. Впервые я приезжал в Россию в 1994 г., еще когда работал в Sun, у меня осталось много воспоминаний из тех поездок. Так что теперь имею возможность судить о том, насколько впечатляющие произошли перемены.

— Вы приехали для участия в Петербургском экономическом форуме. Ждете чего-нибудь особенного? Каких-то докладов или, может быть, встреч?

— Я собираюсь выступить на Санкт-Петербургском экономическом форуме, хочу встретиться с несколькими министрами. Очевидно, увидеть российского президента Дмитрия Медведева, когда он приедет на форум. У меня много друзей в России, повидаю их. А кроме того, у Google здесь серьезный бизнес, у нас в России работает много молодых, талантливых людей, которые глобально мыслят, их профессионализм впечатляет. Вчера, например, мы организовали обед с сотрудниками санкт-петербургского офиса Google в Музее русской водки, хорошо провели время (смеется).

«Мне нравятся поездки»

— На что похожа современная Россия со стороны? В следующем году у нас выборы президента — какими представляются из Америки предварительные результаты правления Медведева?

— Я не большой специалист по политическим системам, чтобы дать вам глубокомысленный ответ. Конечно, Медведев выглядит мощным сторонником развития интернета, технологий, и это очень отрадно. Когда я разговаривал с ним лично, то высказал такую мысль: самое важное, что он может сделать, — это стимулировать инвестиции в инфраструктуру широкополосного интернет-доступа в России — и проводного, и беспроводного. Интернет открывает огромные возможности для экономического роста, создания новых рабочих мест. Если политик хочет, чтобы его переизбрали (а я исхожу из предположения, что он хочет), то самое правильное — сфокусироваться на развитии современного интернета в России. Наши доходы растут в России очень быстро, это хороший знак. Но уровень проникновения интернет-доступа в России пока еще ниже, чем на Западе. Его рост пойдет на благо всем — пользователям, бизнесу, стартапам в сфере hi-tech и Google. Квалификация технических специалистов в России очень и очень высока, у Google много российских сотрудников — и здесь, и в Калифорнии. Подготовка математиков и научных сотрудников в других областях в России на хорошем уровне. И что мне особенно приятно видеть — это то, как быстро ваша страна трансформировалась из России старого образца в гораздо более космополитичную, стильную, современную Россию: появились хорошие рестораны, магазины, во всяком случае, в больших городах. В России уже складывается настоящий средний класс. Это очень хорошо, что у вас есть нефть, газ, минеральные запасы, но наилучший способ дать людям толчок к дальнейшему развитию — это стимулировать развитие интернета: благодаря сети у них появится возможность создать глобальный бизнес, проявить себя.

— В начале этого года вы оставили должность гендиректора Google, уступив ее Ларри Пейджу, а сами переместились в кресло председателя совета директоров. Ходили слухи, что были какие-то трения…

— Ну, пресса во всем ищет подвох. На самом деле, никаких споров не было. Мы больше 10 лет работали вместе, а в конце прошлого года решили повнимательнее посмотреть на то, как в компании принимаются решения. И увидели, что процесс слишком громоздкий. Идея состояла в том, чтобы упростить его. Было решено, что Ларри, который курирует линейки продуктов Google, становится гендиректором, люди подчиняются ему напрямую — после этого решения стали приниматься гораздо быстрее. Цикл создания продуктов стал более коротким, и в гигантской корпорации возродился дух предпринимательства. Я думаю, Ларри такая работа более чем устраивает, тем более что он сфокусирован скорее на внутренних процессах, чем на внешних контактах, редко куда-то выезжает, предпочитает работать в офисе. Сергей [Брин] ведет новые проекты, его сильно взволновали хакерские атаки из Китая, и он решил особенно сфокусироваться на вопросах безопасности. А я всегда совмещал внутреннюю работу с внешней: мне нравятся поездки, я люблю общаться с правительственными чиновниками, участвовать в переговорах. На этом я и сосредоточился как председатель совета директоров. Я предложил такой вариант разделения полномочий совету директоров, и совет это распределение ролей поддержал. Меня это вполне устраивает — теперь я наконец смог прилететь в Санкт-Петербург в июне (смеется).

«В каком-то смысле все победители»

— До последнего времени казалось, что бум социальных сетей прошел мимо Google. Почему?

— Несколько недель назад во время одного из моих публичных выступлений я как раз рассказывал, что в интернете сложилось несколько крупных платформ, глобальных и быстро растущих, у каждой из которых своя специфика, свои особенности, и вокруг каждой из которых собираются целые сообщества разработчиков. Таких платформ по крайней мере четыре. Google — платформа для поиска в интернете, Facebook — платформа для социального общения и игр (например, тех, что выпускает Zynga), Apple — платформа для iPhone и прочих мобильных устройств (операционная система iOS) и Amazon — платформа электронной коммерции. Мы не занимаемся тем, что делает Facebook, так же как Facebook не занимается, например, поиском: они, как известно, используют поисковик Microsoft. В каких-то областях эти платформы могут конкурировать, в каких-то — сотрудничать. Успех этих четырех компаний идет на благо всем: инвестируется больше денег, в том числе в науку, привлекается больше венчурного капитала и т. д.

То, что мы делаем в сфере социального интернета, отличается от того, что делает Facebook. Если вы пользуетесь YouTube и разрешаете нам (Google. — «Ведомости») узнать больше о ваших предпочтениях, мы можем сделать сервис более таргетированным для вас. Для нас социальность — это возможность использовать данные, которыми с нами осознанно делятся пользователи, для улучшения наших продуктов. Газеты часто рассуждают в терминах «победитель-проигравший». Мы в каком-то смысле все победители.

— Но совсем недавно Google запустила свою социальную сеть — Google Plus. Разве это не попытка сыграть на поле Facebook?

— Мы видим, что пользователи все больше общаются в сети. Но те возможности, которые предлагает интернет сегодня, ограничены и не отражают все способы обмена информацией, которые существуют в реальной жизни. Google+ — это наша попытка сделать общение в интернете еще более удобным. Мы не ставим перед собой задачи конкурировать с теми сервисами, которые уже существуют на рынке.

«Возможно, мы сделали какие-то ошибки»

— Инвесторы и аналитики все чаще говорят о том, что рынок интернет-компаний перегрет. Таким компаниям, как LinkedIn, RenRen, «Яндекс», удалось разместить акции на бирже по заоблачным мультипликаторам. А Facebook с годовой выручкой в $2 млрд оценивается под $80 млрд. Грядет новый «кризис доткомов»?

— Все это быстро растущие компании, у которых относительно маленький объем торгуемых акций и относительно молодые инвесторы. Поэтому всегда возникает риск того, что котировки будут идти то вверх, то вниз. Если посмотреть на LinkedIn, то они разместили акции по цене вдвое выше той, по которой бумаги торговались в первый день. Так что судить о справедливой стоимости сложно. Я думаю, еще просто слишком рано. Мало посмотреть на результаты двух [последних] кварталов, чтобы понять, сколько на самом деле стоишь. Но и пресса тоже торопится назвать интернет-бизнес пузырем. Раз котировки такие высокие, значит, люди согласны, что у этих компаний очень большой потенциал, что их бизнес удачно сформирован (well-positioned) и что они способны быстро расти. Это хорошо, потому что опять же помогает создавать больше материальных благ, стимулирует больше инвестиций, возникает больше платформ, пользователей. Причем эти люди станут заодно пользоваться и продуктами Google, так что же в этом плохого? Успех «Яндекса» с финансовой точки зрения тоже создает благоприятные предпосылки для Google, потому что благодаря [их успешному IPO] в российский интернет придет больше инвестиций и от этого выиграют все, включая нас. Если бы нам пришлось все инвестировать самим, это было бы гораздо труднее. Много лет назад, когда Джерри Янг руководил Yahoo!, мы шутили, что успех любой компании в интернете — это успех и ее конкурентов: хотя мы и соперники, но пользователи-то у нас одни и те же. Yahoo! приобретает пользователя, обучает его [работать с сервисами], а потом в один прекрасный день он приходит к Google. Так же и наш пользователь однажды приходит к Yahoo!.

— Как вы объясняете феномен «Яндекса»? Ведь подобных примеров успешного национального поисковика единицы — чешский Seznam, китайский Baidu, вот, пожалуй, и все.

— Да, есть несколько стран, где Google — не первый.

— Чем эти страны так особенны?

— Я не знаю, в чем их особенность. Но ясно, что «Яндекс» хорошо делает свою работу, и чешский Seznam тоже. Россия — очень важная страна для Google, мы бы, конечно, хотели быть здесь номером один. Мы очень довольны российскими пользователями и партнерами и активно инвестируем в развитие нашего бизнеса. Мы уверены, что Россия станет очень большим [интернет-]рынком и относимся к нему более чем серьезно. Возможно, мы сделали какие-то ошибки, связанные с морфологией, с особенностями русскоязычного поиска. Были какие-то различия [в сервисах], благодаря которым лидером стал «Яндекс».

— Кроме того, «Яндекс» появился раньше.

— Да, «Яндекс» на рынке уже больше 10 лет.

— Вы упомянули про быстрый рост бизнеса Google в России. А насколько быстро он растет?

— Рост ускорился в прошлом году, когда появились новые продукты. И хотя мы не номер один, Россия сейчас входит для Google в пятерку стран, где наши доходы растут динамичнее всего. Я говорю о темпах роста за последние 12 месяцев. Это очень хорошая история, Google чувствует себя вполне комфортно в России. Россия — богатая страна, с нефтью, газом, природными ресурсами, землями, множеством активов. Если она подтянется к уровню Западной Европы по проникновению интернета, то наши доходы [здесь] будут расти благодаря многим факторам сразу.

«Во многих странах есть странные законы»

— Давайте поговорим о странах вроде Китая, которые доставляют Google немало хлопот. С одной стороны, у Google наверняка есть жесткие корпоративные стандарты поведения, этический кодекс, определяющий, что можно делать, а что нет. С другой стороны, в странах вроде Китая или Казахстана считается нормальным потребовать, чтобы, например, спецслужбы имели доступ к информации о пользователях. Исходя из каких критериев вы принимаете решение, когда подчиниться требованиям, а когда хлопнуть дверью?

— До кризиса дело у нас пока дошло только в одной стране — Китае. Конечно, во многих странах существуют странные законы, правительства, которые плохо разбираются в современных технологиях…

— В Пакистане, например.

— В Пакистане, Таиланде возникают те или иные проблемы. Но решение Google — всегда стараться объяснять правительствам, как это на самом деле работает, какие преимущества для страны и общества создает интернет. Часто чиновники боятся новых технологий и, например, в силу преклонного возраста не понимают, как они работают и как их использовать. В Казахстане, например, у нас была возможность обсудить ситуацию, и в конце концов мы пришли к соглашению. Уверен, что в случае возникновения спорных ситуаций наши российские партнеры всегда будут готовы к переговорам, тем более что российское правительство придает интернету большое значение. Многие страны недовольны сервисами вроде Street View, спутниковыми картами [где изображаются стратегически важные или частные объекты]. Но все обычно решается путем обсуждения и переговоров. Китай с его цензурой в интернете совсем другой случай. Мы обсуждали ситуацию много раз и в конце концов решили, что не можем участвовать в цензуре. То, как это происходило в Китае, очень сильно отличалось от остальных стран, в том числе и от Казахстана.

— И вы предпочли уйти.

— Да, теперь запросы пользователей из материкового Китая перенаправляются на сайт Google в Гонконге, и нас это вполне устраивает.

— В России тоже иногда находятся желающие что-нибудь запретить. Не так давно представитель ФСБ высказал мнение, что использование Skype и Gmail надо запретить потому, что их нельзя прослушать.

— Ну, если запретить Skype с Gmail, это создаст серьезные неудобства для пользователей. В России, как и в других странах, мы активно разъясняем людям, принимающим важные решения, что безопасность страны только укрепится, если будет больше средств коммуникаций. Люди будут знать, что происходит, как бороться с теми или иными проблемами. Мы фундаментально уверены в том, что безопасность страны, демократии повышается по мере распространения широкополосного интернет-доступа. Вот вы задали мне вопрос о политике. В Китае ни один журналист не задал бы подобного вопроса — это считается там противозаконным.

— Даже так?

— Да. Так что разница есть. Вы, возможно, думаете, что Россия похожа на Китай, но это далеко не так.

— Ну, русские любят покритиковать сами себя.

— Критиковать себя — это хорошо, но факт остается фактом: в Китае вопросов про выборы не задают.

— Недавно в Европе разгорелась дискуссия по поводу сетевой нейтральности и вообще регулирования интернета. Президент Франции Николя Саркози, например, предложил уравнять нормы традиционного авторского права с нормами защиты авторских прав в интернете. А вы, наоборот, выступили за привилегии для интернета…

— Мы очень озабочены тем, что традиционные операторы, бизнесу которых угрожает интернет, будут сопротивляться инновациям через законодательство. Приведу пример — есть много людей, переживающих по поводу авторских прав. И мы согласны: соблюдать авторские права важно. Поэтому мы разработали специальный механизм подтверждения права пользователя загружать тот или иной контент. Если он что-то загружает незаконно, мы выявляем это и тут же спрашиваем владельца прав — как он считает нужным поступить в данном случае? Запретить использование контента или разрешить? Вот пример того, как инновации помогли YouTube стать необычайно успешным сервисом, опередив нормы законодательства. И мы очень обеспокоены перспективой создания законов под заказ традиционных индустрий, которые приведут к созданию новых фондов, собирающих платежи, и т. д. Я высказал свое беспокойство президенту Саркози, на что он ответил известным изречением времен Марии-Антуанетты, которое впоследствии повторил на публике: после каждой революции случается контрреволюция. Если мы сейчас переделаем все правила исключительно под себя, то рискуем остаться без поддержки со стороны традиционных индустрий. С этим я соглашусь, но свой основной тезис не меняю: не закрывайте пути для развития интернета, поскольку это гигантская сила для поддержки демократии, прозрачности, для создания новых бизнесов и т. д.

— Вы не только глава совета директоров Google, но и известный венчурный инвестор, соучредитель фонда Tomorrow Ventures. Можете рассказать о наиболее интересных из недавно профинансированных проектов?

— Я бы не хотел. Я предпочитаю говорить про Google, а не про свои личные инвестиции. Но я бы сказал словами американской пословицы: I'm investing my money where my mouth is (смеется). Я вкладываю личные деньги в России, поскольку верю в Россию. Здесь много молодых интересных компаний, в которых я поучаствовал инвестициями.

— А по каким принципам вы выбираете проекты?

— Мне в этом помогают самые умные люди в мире (улыбается).

— Интересно, что никто из инвесторов не отвечает на этот вопрос. Мы спрашивали сооснователя DST Юрия Мильнера — он тоже не ответил.

— Юрий очень скромный человек. И мой добрый приятель.

В России

Шмидт не раскрывает секрета, по каким принципам его фонд Tomorrow Ventures выбирает проекты для инвестиций, отшучиваясь: «Мне в этом помогают самые умные люди в мире». Один из таких помощников – российский бизнес-инкубатор Digital October, по соглашению с Tomorrow Ventures подбирающий для него российские стартапы.

Биография

Родился в 1955 г. в Вашингтоне. Имеет степень магистра электротехники Принстонского университета, кандидат наук в сфере информатики в Калифорнийском университете. Начал карьеру в качестве разработчика в исследовательских центрах IT-компаний Xerox, Bell Laboratories и Zilog

1983

Менеджер по продажам ПО Sun Microsystems, затем – вице-президент по технологиям

1997

Гендиректор компании – разработчика компьютерного софта Novell

2001

Гендиректор Google, в 2011 г. стал председателем совета директоров Google

Как росла Google

На 730% с момента проведения IPO Google в 2004 г. выросла капитализация компании. Стоимость Google увеличилась на $168,6 млрд – с $23,1 млрд в 2004 г. до нынешних $191,7 млрд.

Google Inc.

Интернет-корпорация

Основана в 1998 г. Ларри Пейджем и Сергеем Брином.

Акционеры: 81% акций – у инвестфондов, крупнейшие – Fidelity Investments (6,6%), Capital Research Global Investors (4,19%), Price (T. Rowe) Associates (4,01%).

Капитализация – $191,7 млрд.

Финансовые показатели (US GAAP, 2010 г.):

Выручка – $29,32 млрд,

Владеет самым популярным в мире поисковиком (в июне 2011 г. обработал, по данным ComScore, 10,9 млрд запросов только из США), сервисом онлайн-коммуникаций Gmail, картографическим сервисом Google Maps, хостингами YouTube и Picasa, в июне 2011 г. запустил социальную сеть Google+.

Чистая прибыль – $8,51 млрд.