Сам по себе вопрос изначально подразумевает негативное отношение к мысли об отказе Кремля от проекта «Новороссия». Для национал-патриотической части российского общества, рассчитывавшей как минимум на продолжение неофициальной кампании по поддержке сепаратистов, а как максимум – на ввод войск, наступает момент икс. Одни уверены, что на какие бы уступки ни пошел сейчас Путин, у него в голове остается «хитрый план» по отделению востока, а все остальное – лишь умелый путинский блеф. Другие откровенно разочаровываются, грустно опуская головы, и, пожимая плечами, приговаривают: додавили все-таки нашего буржуи проклятые.

На самом деле вопрос «сдал ли Путин Украину» имеет отношение исключительно к идеологическим сражениям. О том, что на войну Путин не пойдет, писалось уже давно, и никаких «заговоров» и тайных планов тут не было и нет. Вместо этого реализуется масштабный проект под названием «вставай, Восток», который также можно назвать «принуждением Киева к диалогу». Поучаствовать в проекте захотелось многим: бесшабашным авантюристам, искренним российским патриотам, увидевшим в этом «национальную идею про собирание земель», реконструкторам, казакам, которые, как оказывается, уже разбегаются, и многим прочим, кто готов постоять за идею или «половить рыбку в мутной воде».

Неприятие восточным населением и элитами последствий февральской революции создало на востоке Украины вакуум власти, который постепенно заполнили разобщенные группировки ополченцев бандитско-авантюристического типа, причем конкурирующих между собой и никак не вписывающихся ни в один проект построения светлого будущего. Даже при всем желании России у нее не было и нет возможности изнутри и без официальной откровенной военной интервенции оторвать восточные регионы. Все, что могла делать Россия и активно делала, – это помешать Киеву сначала провести президентские выборы (не вышло), а затем заставить принять такой механизм управления государством, который мог бы позволить востоку в том или ином виде блокировать критично важные для России решения на высшем уровне. Прежде всего о вступлении в НАТО. Москва рассуждает просто и откровенно: если сейчас не удастся воспользоваться ситуацией, завтра будет поздно. И как бы Киев ни декларировал намерение не торопиться с североатлантической интеграцией, при нынешнем раскладе это вопрос времени.

Так что все поведение России до президентских выборов 25 мая было похоже на банальное выкручивание рук. Как только «пациент» обрел какие-то признаки дееспособности (появился легитимный лидер), ему дают возможность «высказаться». Правильный ответ будет означать прекращение пытки, неправильный – возвращение к дубинкам и паяльникам.

Итак, пока «клиент» демонстрирует признаки адекватности, Москва тоже принимает интеллигентный вид и берется за «совместную выработку решений». Собственно, после 15 минут разговора в Нормандии Путин и Порошенко как-то очень удачно сошлись на трех пунктах.

Первое – Россия посылает в Киев своего посланника. Очевидно, что в данном случае речь не идет ни о беспомощном и ничего не решающем Михаиле Зурабове, ни тем более «декоративном» Владимире Лукине, которого, как насмешку, послали в Киев «предотвращать революцию». Вероятно, имеется в виду фигура, сопоставимая, например, с Владиславом Сурковым (хотя с учетом пикантности момента Кремль наверняка захочет направить более тяжеловесного переговорщика, не отягощенного опытом политического демиурга и идеолога суверенной демократии). Тем не менее это должна быть фигура, готовая к детальному обсуждению нюансов конституционной реформы. Тем самым Россия намерена стать стороной, участвующей в определении будущей конституционной архитектуры Украинского государства. Амбициозно или наивно? Теперь многое будет зависеть от того, как этого переговорщика примут в Киеве и в какой степени президент и правительство смогут учитывать «пожелания» «доброго следователя».

Второй пункт скорее сопроводительный и касается отмены решения СФ об использовании российских ВС за границей. Это своего рода уже гарантия, что войны не будет. Иными словами, речь идет о том, чтобы убрать револьвер от виска нашего братского государства. Это также станет сигналом и сепаратистам: поддержки не ждите.

Ну и третий пункт: совместное закрытие границы. Россия как бы соглашается прекратить неофициальную техническую поддержку сепаратистов, которой, следуя официальной риторике, никогда и не было. А значит, ожидать реальных подвижек тут вряд ли стоит. Тем не менее вне зависимости от воли России, при условии очевидного отказа от военной интервенции восточный сепаратизм становится окончательно маргинальным. Москва в такой ситуации может сделать только один шаг в благодарность «ополченцам» за содействие в реализации плана «принуждения Киева к диалогу»: договориться об амнистии (хотя, очевидно, это будет носить очень ограниченный характер, ситуация зашла уже слишком далеко), ну а для «непримиримых» – подготовить безопасные пути отхода (тем более что Порошенко уже дал понять, что со «стрелками» и «абверами» разговор будет короткий). Владимир Путин поручил погранслужбе ФСБ России усилить режим охраны государственной границы с Украиной, чтобы избежать незаконных переходов. Правда, понимание законности у Москвы и Киева, мягко говоря, не сходится. Так что это ничем, кроме декорации, не является.

Проект «Новороссия», разыгранный как цирковое представление, пока убран в шкаф. Но надолго ли? Как бы ни развивались события на востоке, у Москвы остается главный козырь: это сильнейшие антимайдановские настроения населения, из которых раздуть новый «план» – дело техники. Россия аккуратно посоветует Киеву не делать выбор между Россией и Западом, а реализовывать лишь тот внешнеполитический курс, который устроит весь украинский народ.

Тут как раз и возникают некоторые, мягко говоря, препятствия. Первое – намерение Киева подписать экономическую часть соглашения об ассоциации с ЕС до 27 июня (об этом Петр Порошенко заявил на инаугурации), что сразу повлечет за собой торговую войну со стороны России (Путин ее уже анонсировал). Второе – упертость Киева по ценам на газ (упертость взаимная). Однако газовый рычаг – средство, безусловно, очень действенное, имеет серьезный побочный эффект – он уничтожает репутацию России как надежного поставщика, а значит, и перебарщивать с ним не станут.

В общем, можно достаточно легко представить себе некоторый «брейк» в «войне» России и Украины. Но уже сейчас путинские спикеры могут начать писать речи, вроде таких: «Россия приложила все усилия для деэскалации ситуации, установила контроль над границей, вернула посла, отодвигала сроки ограничения поставок газа. А что получила в ответ? Полное игнорирование настроений значительной части украинского населения, пренебрежение правами русскоговорящих регионов, продолжение кровавой карательной операции, насильное втягивание страны в навязанные вашингтонскими начальниками авантюры». Ведь можно не сомневаться, что никаких преференций Порошенко востоку предоставлять не будет. Пока Москва надеется «принудить» Киев считаться с востоком, Порошенко думает только об одном: минимизировать препятствия на пути евроатлантической интеграции. Понимает ли это Путин? Скорее всего, да.

Поэтому оснований для оптимизма не так уж и много. Об этом говорит и неудачный российско-грузинский опыт: Михаил Саакашвили после «революции роз» свой первый визит совершил в Москву. Путин разговаривал с ним три часа, а Сергей Приходько после завершения беседы даже говорил, что «сегодня в лице Михаила Саакашвили мы имеем ответственного политика, который взял на себя ответственность за то, что происходит в Грузии, и партнера, с которым мы можем говорить откровенно и предметно». Тогда сам Саакашвили признался, что приезжал в Москву «с протянутой рукой». «Протягивать руку» долго ему не пришлось: очень скоро началось новое резкое похолодание, торговые войны, шпиономания, разрыв дипломатических отношений, война.

С Украиной, вероятно, в Кремле решили начать с конца, прихватив сначала Крым. Теперь же некоторым кремлевским головам хочется, чтобы Порошенко приехал в Москву с «протянутой рукой». Посодействуют этому газовый рубильник и реконструкторы-казаки. Так что пытка пока не окончена, а самый напряженный период российско-украинской «дружбы» еще впереди.

Татьяна Становая