Равенство всех людей - это мечта, а в жизни такого никогда не бывало. И невозможно.

Чемодан элитной фирмы, установленный посреди Красной площади. Позолоченный пистолет, который депутат пронёс в Госдуму, - хотя при входе там висит объявление: «Просьба сдать оружие». Езда по встречке, покупка квартир за смешные деньги и т. д. Каста неприкасаемых, которым можно всё, потому что они защищены иммунитетом - депутатским, финансовым, не устаёт «радовать» нас.

Купить можно всех

Равенство всех людей - это мечта, а в жизни такого никогда не бывало. И невозможно. Но всё-таки, с тех пор как древние греки придумали демократию и сказали, что закон стоит надо всеми и никто не выше закона, в государствах, которые называли себя цивилизованными, было принято: закон действительно для всех един. В одном из таких государств и написал писатель гениальную фразу: «Все животные равны, но одни животные более равны, чем другие». Заметьте, он жил в демократиче­ской Англии, которая и сегодня представляется нам образцом торжества закона и равенства.

...Когда в 1991 году сообщили, что больше никогда не будет гегемонии одной партии и ни у кого не будет никаких партийных, служебных и административных привилегий, все радовались страшно. Объявили рынок, сказали, что либерализм обозначает свободу во всём, и очень быстро монетаризм, главенство денег, стал идеологией. Когда сегодня говорят, что в России нет идеологии, это неправда. Монетаризм является идеологией современной России. Например, только в России на дороге неукоснительно действует правило: право преимущественного проезда имеет тот, чья машина дороже. И с этим даже не особенно спорят. Когда перекрывают движение ради какого-то человека, подразумевается, что этот человек занимает важный пост. Но одновременно подразумевается, что в связи с этим постом и посредством этого поста он зарабатывает уйму денег. И эти же деньги у нас управляют законом. Любого свидетеля можно купить или запугать. Любого судью можно купить или сместить и т. д.

Очень быстро у нас произошло расслоение общества на тех, кто может всё, на тех, кто не может ничего, и ещё несколько промежуточных этажей между ними. И когда тот, кто не может ничего, пытается судиться с тем, кто может всё, ему следует напомнить старинную русскую по­словицу: «С сильным не судись, с богатым не рядись».

Рабы не мы?

Здесь нет никаких новостей, и все уже устали ругать воров­скую власть, продажное чиновничество, закон, который как дышло: как повернул, так и вышло. Пора, наверное, сказать о другом. Казнокрады - это мы, когда получаем доступ к казне, которую можно украсть. Взяточники - это мы, когда садимся на должности, куда несут взятки. И даже воры - это мы, когда оказываемся в тех местах, где украсть легко, со­блазнительно, прибыльно и безопасно. Не то чтобы народ воровской, но что-то такое есть. Есть в этом нечто самобытное, есть нечто в этом от национальной традиции, что-то, освящённое и закреплённое десятью веками истории.

Раб не хочет быть свободным - раб хочет быть рабовладельцем. Когда мы получили свободу, вдруг оказалось, к нашему ужасу, что люди, поднимаясь наверх, хотят быть рабовладельцами. Хотя сегодня рабовладение юридически иначе оформлено, суть от этого не меняется. Свободный человек не будет унижать себя тем, что отберёт у другого его кусок, его преимущественное право проезда, его очередь на жильё, его должность, его победу в каком бы то ни было конкурсе или тендере. Свободный не будет, а раб, ставший рабовладельцем, сделает это за милую душу.

Вот с этим, наверное, нам и нужно бороться. Потому что иначе вы перережете всех господ, посадите на их место холопов, и завтра эти холопы окажутся ещё худшими господами. Что и доставляет нам сегодня столько страданий и морального неудовольствия.

Михаил Веллер