Сбербанк предлагает коллекторам долги своих клиентов на 10 миллиардов рублей

Оказывается, процесс разработки закона может быть столь увлекательным, что результат на каком-то этапе становится уже не важен. А как иначе можно объяснить ситуацию с законопроектом о потребительском кредитовании, который обсуждается, дописывается и исправляется с 2004 года?

Реальные же процессы тем временем идут параллельной дорогой. Вот, скажем, Минздравсоцразвития настаивает на том, чтобы запретить банкам уступать долги коллекторам. Пока ведомство лишь «настаивает», не кто-нибудь, а Сбербанк, кредитующий сегодня треть населения страны, предлагает не кому-нибудь, а тем самым коллекторам купить портфель просроченных розничных кредитов, а проще говоря, долгов на 10 млрд рублей. С аналогичными предложениями в разное время выходили и Райффайзенбанк, и ВТБ 24, но в таких масштабах должников у нас еще не продавали.

Здесь нельзя не упомянуть и самое, пожалуй, экзотичное предложение, которое сделал коллекторам банк «Восточный экспресс», выставив на продажу долги умерших заемщиков на 1,1 млрд рублей. «Если посмотреть на ситуацию с точки зрения закона, то обязательства и право банка требовать не прекращается со смертью заемщика, — разъяснил «Новой» Олег Иванов, вице-президент Ассоциации региональных банков России. — Ответчик в этой ситуации не конкретный человек, а наследственная масса, то есть имущество. С ним наследнику переходят и долги. Здесь есть один важный момент: органы госрегулирования у нас не вполне понимают специфику вопроса. Постановлением Правительства РФ банки обязали предлагать клиенту кредит и со страховкой, и без нее. Тогда как во всем цивилизованном мире одновременно с выдачей кредита страхуется жизнь заемщика. Это позволяет в дальнейшем избежать неприятных ситуаций. Если бы последние пять лет кредитно-страховой продукт развивался как во всем мире, сама проблема уступки долгов умерших не возникла бы». Ну а пока наследникам придется подумать, стоит ли вступать в права наследования.

Сегодня в России долги с граждан, по разным данным, взыскивают от полутора до двух тысяч коллекторских агентств. В работе у них находится около 150 млрд рублей, почти 90% суммы — проблемные кредиты. Когда состоится тендер по продаже портфеля просроченных розничных кредитов Сбербанка, взыскателям будет обеспечен нешуточный фронт работы. Справедливости ради стоит сказать, что должников Сбербанк продает не абы кому. Участвовать в тендере на приобретение смогут только крупнейшие коллекторские агентства, готовые внести залог в размере 5 млн рублей, — это обязательное и далеко не единственное условие.

Ну а зачем все-таки компании, специализирующейся на аутсорсинге, покупать «плохие» долги? «Это общемировая практика, — отвечает Сергей Шпетер, старший вице-президент «Национальной службы взыскания». — Сначала проблему должников банки решают собственными силами, потом передают на аутсорсинг, затем продают».

Общемировая практика действительно существует, но я позволю себе небольшую ремарку. В цивилизованных странах коллекторская деятельность регулируется государством. Именно оно устанавливает правила. У нас картина иная: коллекторы зачастую пытаются взять на себя государственные функции, в частности, органов судебной системы — судебных приставов. «В Европе кредитные советники помогают человеку реструктуризировать его долг, перекредитоваться, — рассказывает президент Ассоциации антиколлекторских сообществ Павел Новожилов. — Банку, чтобы не потерять репутацию, проще отдать своего клиента другому банку, который будет работать с ним по более низким процентным ставкам. На клиента не давят, а дают возможность выплатить. А у нас — давайте добьем заемщиков. К компаниям, которые нарушают права граждан, в Европе совершенно другие санкции. У нас много заявлений на действия коллекторов лежит в полиции, но ни об одном факте привлечения к ответственности самой компании я не слышал».

В качестве примера мой собеседник рассказал историю, произошедшую в Тульской области. Там находчивые коллекторы сначала 250 тысяч долга превратили в 400 тысяч, затем приступили к делу. По заявлению должника полиция установила в его квартире видеокамеру. Она и зафиксировала, как мужчину били табуреткой, как надели наручники и вставили в рот кляп. Получив из травматики пулю в грудь, должник был вынужден написать расписку на требуемую сумму. Позже именно видео-съемка стала вещественным доказательством в деле о вымогательстве. Один из так называемых «тяжелых коллекторов» получил 11 лет, другой — 15. Вот только санкции к ним были применены как к физическим лицам. А компания, отказавшаяся от своих сотрудников, продолжила работу. Ни штрафа, ни отзыва лицензии, если таковая вообще была.

Плацдарм для коллекторской деятельности создают и сами банки, которым, убежден Павел Новожилов, важно заработать больше денег: ввести клиента в заблуждение, сбить с толку, выдать кредит не под те проценты, о которых изначально говорилось. Банку нужно вытащить из заемщика по максимуму, в результате те же 30% кредитной ставки мало кто из нормальных людей потянет. Получается, что на старте клиенту заворачивают неподъемные проценты, затем начисляют необоснованные штрафы, а после продают его вместе с долгом за три копейки. «Банк перепродает находящиеся у него деньги за более низкую стоимость. Ну это как сто рублей отдать за рубль. Возникает вопрос: товарищи дорогие, а на каком основании? — продолжает Павел Новожилов. — Как вы представляете себе продажу, в том числе государственных денег, сторонним организациям? Возможно, их действительно выгоднее продать, но я считаю, что в случае со Сбербанком это должно быть на основании протокола собрания акционеров и постановления правительства как представителя от акционера-государства. Может, оно, конечно, есть, но мы об этом почему-то не знаем».

Действительно, внятное разъяснение услышать хотелось бы. Но ничего подобного на сайте банка найти не удалось. Весьма скупы и комментарии его представителей для СМИ. Разъяснения дали в Ассоциации региональных банков России: «Ничего беспрецедентного в этом нет, — убежден Олег Иванов, вице-президент АРБ. — Портфель розничных кредитов Сбербанка — это 2 трлн рублей, 10 млрд от этой суммы составляют всего полпроцента. Этот шаг показывает, что банк проводит эффективную политику по снижению затрат. Взыскание долгов — не его бизнес. У Сбербанка более 200 тысяч акционеров, продавая долги, он экономит и их деньги, и деньги клиентов. Отдать просроченные кредиты на обслуживание в коллекторские агентства, как показывает мировой опыт, это самый правильный подход».

Этим или другим путем, но вопрос долгов банкам неизбежно придется решать. Ведь объем рынка задолженности, по прогнозам экспертов, в 2012 году может достичь 1 трлн рублей. В базе должников только «Национальной службы взыскания», а это один из крупных игроков на рынке коллекторских услуг, — почти 8 млн человек. Ежемесячно она пополняется на 250 тысяч заемщиков. Безнадежных долгов — около 10% от общей массы. А вот откровенных мошенников, по словам представителя компании, 3—4%.

Все это, как ни странно, вполне логично для эпохи безудержного кредитования. Порой складывается ощущение, что кредит нынче можно получить в ближайшем магазине за пять минут, а кредитную карту обнаружить в почтовом ящике среди вороха рекламных флаеров. С какой легкостью деньги дают, с той же и берут. Между тем клиенты, недовольные банковской политикой, пошли в суды: каждый десятый гражданский иск сегодня — от заемщика к банку. В Роспотребнадзоре находится около 40 тысяч жалоб на банковских работников. Опять же количество случаев мошенничества при получении кредитов выросло вдвое по сравнению с прошлым годом.

Впрочем, система, позволяющая еще на стадии рассмотрения заявки отсеять сомнительного клиента, существует. Объединенным кредитным бюро запущен сервис по борьбе с кредитным мошенничеством — Hunter. Если в двух словах, Hunter находит пункт заявления, в котором клиент пытался обмануть банк, и ставит отметку «подозрительно». Сегодня в базе данных ОКБ сосредоточено более 60 миллионов кредитных историй. Но надо иметь в виду, что в России помимо ОКБ действует более 30 бюро кредитных историй, имеющих доступ к огромному количеству персональных данных. Всеми ли проводится деперсонализация этих сведений? Не факт. А вот незаконная торговля ими — это уже реальность.

Ольга Путилова