Замминистра образования и науки Людмила Огородова доказывает, что в последние годы в России на исследования денег тратят не меньше, чем на Западе

СТРАНА НЕРАЗРУШАЕМЫХ СТЕРЕОТИПОВ

Давайте попробуем сыграть в простенькую игру в ассоциации. Слово «образование». Сколько ответило «разрушено»? «Наука». Скорее всего, наиболее частый ответ будет «в загоне». «Ученые». Кто ответил «уехали»?

Примерно с такой схемой в голове я и шел на встречу с новым замминистра образования и науки Людмилой Огородовой. Мы договорились поговорить о том, что происходит в ученом мире после реформы РАН (ассоциация - «разгром», да?).

Первый стереотип у меня сломался сразу. Огородова совсем непохожа на крупного федерального чиновника. У меня было ощущение, что передо мной классический детский доктор, Айболит в юбке. Конечно, я знал, что по специальности Людмила Михайловна педиатр. Но у многих медиков, ставших крупными администраторами, чудесным образом меняется манера общения - в голосе появляются металлические нотки, и кажется, что они тотально ничего не успевают и потому общаются всегда на бегу. Огородова же с посетителями общается так, как врач из детской поликлиники обычно вела себя с моими заболевшими детишками. Иногда в запале, отстаивая какую-то мысль, замминистра начинает говорить чуть громче, но тут же осекается:

- Извините, я кричу...

Я даже грешным делом подумал, что ее специально позвали курировать российскую науку, чтобы успокоить разнервничавшихся академиков. Ученые - они ведь как дети...

Второй слом произошел, когда Огородова, пытаясь упредить мои вопросы про неприкаянных ученых, стала раскладывать таблицы и графики, сколько всего понастроено, закуплено и запущено за последние пять - семь лет.

- А почему эти цифры раньше никто не называл? - оторопел я, разглядывая таблицы с суммами, выделяемыми на науку.

- Не знаю, - растерялась Огородова. - Они в докладах давно фигурируют.

УСТАНОВКИ СОБРАЛИ В КУЛАК

Давно-то давно, вот только никто не потрудился их обнародовать. Когда началась реформа РАН, в десятках газетных статей рассказывалось, как недофинансировались исследования академиков. О том, что бюджетные деньги выделялись не только РАН, не говорил никто.

Оговорюсь, я не собирался писать панегирик о возрождении отечественной науки. Пока нет для такого вывода особых оснований. Но то, что у нас не все так плохо, как думают те, кому в голову вбили грустные стереотипы, - это, что называется, научный факт.

С 2005-го по 2011-й расходы на гражданскую науку из федерального бюджета возросли втрое: было 74 млрд. рублей с копейками - стало 290 млрд. Но при этом бюджет РАН был около 60 млрд. Почему? Потому что наукой занимаются не только академические институты. Есть ядерные центры, есть отраслевые институты, есть в конце концов космонавтика.

Куда потрачены деньги? Огородова объясняет - в основном на закупку уникальных научных установок. Впервые за двадцать лет для ученых стали приобретать новейшее научное оборудование. Это раз. Сейчас таких установок в России 92 штуки!

Второе - создавались центры коллективного пользования. Не всегда один институт своей задачей займет все время на научной установке. Поэтому разным научным группам предлагали пользоваться одной техникой, как плитой в коммунальной квартире.

Третье - в кои веки начали возрождать крупные, дорогостоящие научные проекты международного уровня. Их и назвали мегасайнс.

Например, в Гатчине Ленинградской области в Петербургском институте ядерной физики им. Б. П. Константинова уже запущен реактор ПИК. Строительство его началось - внимание! - в 1976 году. В 1991-м приостановлено. А в 2001-м возобновлено, и вот первая очередь достроена. По сути, это своеобразный рентгеновский аппарат. Поток нейтронов «просвечивает» образцы различных материалов, но с уникальной детализацией. Немцы занимают очередь, чтобы поработать на такой установке. Разруха, говорите?

Или «Игнитор» - термоядерный реактор, который строится под Троицком. Итальянцы вкладывают в его строительство 140 млн. евро. Примерно столько же выделяет российский бюджет.

В Дубне в Объединенном институте ядерных исследований в 2007-м начато строительство нового ускорителя NICA. Наш ответ на запущенный в Швейцарии Большой адронный коллайдер - самую, между прочим, знаменитую научную установку в мире!

Потом вполне логично государство задумалось - деньги вложены немалые (по финансированию науки Россия, оказывается, на 4 - 5-м месте в мире (см.схему), а где результаты? В Бразилии примерно столько же вкладывают в науку - но там растет количество научных публикаций в международных журналах (именно публикациями меряют работу ученых: добился чего-то - опубликовал). А у нас публикаций становилось меньше.

Вот тогда и стали задумываться о реформе российской науки. Не Академии наук, а именно всей структуры!



МЫ ПОЙДЕМ ПРАВИЛЬНЫМ ПУТЕМ

Что сейчас? Огородова объясняет - до конца года должны быть сформулированы приоритетные научные задачи страны. Логично: не можем мы быть первыми по всем направлениям. И в советские времена не были.

Ну а сейчас еще надо наверстывать упущенное в 90-х годах.

- Мы делаем ставку на физику, - говорит Огородова. - Здесь мы по-прежнему лидируем. В математике мы вполне на международном уровне, в системной биологии, химии, генетике. К нам поступило почти восемьсот предложений ученых какие направления развивать.

- Ну например? - пытаю я замминистра. Она отделывается афоризмом:

- Конкретика - это когда дело закончено, а пока не закончено - это интрига.

- И все-таки?

- Вот в медицине. - Огородова выбирает тему, которая ей ближе. - Можно бороться с онкологией, воздействуя на саму опухоль, а можно, воздействуя на определенный участок ДНК. Но чтобы этот участок найти, нам нужны модели болезней, чтобы проверить предположения. А этого пока нет. У нас рак выявляют поздно - на 3 - 4-й стадии, много людей умирает. В Европе диагностируют на 1 - 2-й стадии и спасают.

Вот так и по остальным направлениям сейчас собирают самое важное и передовое. Среди приоритетов - и исследования мозга, и защита Земли от угроз из космоса...

- Мы провели ревизию и видим: уникальные научные установки не загружены! - продолжает Огородова. - Я спрашиваю одного руководителя проектов, почему они не работают на новом оборудовании. А он мне: «А мы не знаем, где что стоит!»

Конечно, пока у меня нет ощущения, что российская наука на подъеме. Думаю, и у чиновников его нет. Но вот что точно - созданы точки роста. И явно есть перспективы. Есть исследования молодых ученых уровня нобелевских (о них «КП» еще расскажет). Вот только не так легко избавиться от въевшихся в мозг стереотипов...

ИЗ ДОСЬЕ «КП»

Людмила ОГОРОДОВА.

С 1996 по 1998 год - профессор кафедры детских болезней № 3 Сибирского медуниверситета (СибГМУ). С 1998 года - проректор по научной работе СибГМУ.

В 2000 году присвоена квалификация врача высшей категории по аллергологии-иммунологии, в 2001 году - по педиатрии. В 2007 году избрана членом-корреспондентом Российской академии медицинских наук.

Председатель проекта технологической платформы «Медицина будущего». В него вовлечены 52 вуза, 21 учреждение РАМН и 43 РАН, 9 научных центров, 102 производственные компании.