Здравствуйте уважаемые подписчики!

От мелких ошибок легко перейти к крупным порокам.

                                                                                                                                    Сенека

Я знаю, что и я подвержен погрешностям и часто ошибаюсь, и не буду на того сердиться, кто захочет меня в таких случаях остерегать и показывать мне мои ошибки…

                                                                                                                                   Петр I

Продолжим тему – глобализация.

Вернемся к глобализации. Эта тема обширная, имеющая большое значение для всего человече­ства. На сегодняшний день в мире доминирует американская государственная элита (простой амери­канский народ, как и все народы мира находятся в рабском положении). 

Государственные элиты не желают сделать народы свободными, покончить с войнами, конфлик­тами, религиозным экстремизмом, национал – патриотизмом. К Гитлеру и фашистам почти все народы относятся с ненавистью, но в тоже время фашизм процветает почти в каждой стране мира, при под­держке государственной элиты. Мы пытаемся донести народу, что можно жить в мире и согласии, но для этого требуется, чтобы народ этого понял и  захотел на деле, принимая участия в построении но­вого, свободного, бесконфликтного, открытого общества. В глобальном мире нам требуется объеди­нить усилия всех народов, всех национальностей, всех рас в построении нового общества.

Государственные элиты, для продвижения своих корыстных целей иногда объединяются, в виде всевозможных военных и политических блоков. Народ как не принимал участие в правлении государ­ства, так и не принимает. В выборах участвует государственная элита, выдвигая своего сторонника, а народу только предоставляется принять участие в голосовании. Это назвали в насмешку над народом - демократическими выборами. У кого больше денег и возможностей манипулировать сознанием лю­дей, те и становятся во главе власти. Для этих целей представители государственной элиты создают всевозможные партии, в которых народ совершенно не нуждается. Партии паразитируют на доверии народном. В глобальном мире партии не нужны, законодательная власть - должна быть профессиональ­ной, армия единой всех государств мира, судебная власть единая независимая под управлением ООН, раннее воспитание и образование требуется совместить и сделать его общим, бесплатным для всех де­тей во всех странах мира и многие другие реформы назревшие в построении нового общества.

Теперь перейдем к неге. Сборник статей посвящен анализу различных аспектов мирового процесса глобализации. Рас­сматриваются социальные, политические, религиозные, коммуникационные следствия этого процесса. Анализ глобальных социально-политических процессов основывается на новых взглядах и подходах. Основное отличие новых подходов – интердисциплинарность и динамизация знания, стремление  к синтезу и взаимопроникновению социальных и естественных наук, активное освоение современных математических понятий и обращение к математическому моделированию социальных процессов. Из­лагается оригинальная методология анализа и моделирования социальных явлений в их динамике.

         Сборник подготовлен авторским коллективом Института социальных наук под руково­дством проф. Григорьяна Э.Р. Статья 5 написана М.А.Мунтяном, остальные – Э.Р.Григорьяном и М.А. Сафоновой. Книга будет интересна социологам, политологам, методологам и всем, кто не ищет легких путей в науке. Хотя, я не верю, что миром правит масонство. С древних времен в мире правит жажда денег и власти. Для этих целей создавались всевозможная манипуляция человеческим сознанием, та­кие как: религии, национализм, патриотизм, чувство долга, традиции, обряды, обычаи. В этой книги раскрываются проблемы, которые возникают в глобальном мире.  

Глобализация и моделирование социальной динамики.

Глобализация — неизбежный мировой процесс

Идет мощный процесс перестройки всего мирового порядка и растет необходимость нового под­хода к осознанию совместной судьбы человечества. Процесс глобализации как он предстает в своей сегодняшней фазе сопровождается развитием новых социально-политических, экономических и идео­логических тенденций. В течение последних десятилетий мировое сообщество переживает ряд стре­мительных и кардинальных изменений. Отдельные национальные рынки, несмотря на барьеры и огра­ничения, культурные и политические различия, начинают образовывать единый глобальный маркет. Этот процесс получил название глобализации.

Термин «глобализация» был впервые введен американским экономистом Т.Левиттой. Он обозна­чал явление слияния рынков, которое начало активно проявляться в начале 80-х годов XX века. Позже, японец Кеничи Оми, консультант Гарвардской школы бизнеса писал в своей книге «Мир без границ» ( 1990): «…экономический механизм некоторых стран стал бессмысленным, роли могущественных ак­торов на мировой сцене исполняются глобальными фирмами» (20, с.31).

Вкусы и предпочтения потребителей различных стран начали трансформироваться под влиянием ряда глобальных норм. Промышленность начала ориентироваться не только на европейский, амери­канский или японский рынки. Ее объектом стал глобальный маркет. Достаточно вспомнить глобаль­ные стратегии кока-колы, Сони, Макдональдса и многих других компаний, продукцию которых по­требители многих стран рассматривают как свою, привычную.

Расширение рыночного механизма по планете началось после 2-й мировой войны. Снятие барье­ров, препятствующих свободному перетоку товаров, услуг и капитала, сопровождалось быстрым раз­витием средств информации, коммуникации и передающих технологий, как новый пик научной и тех­нологической революции.

Расширение рыночных механизмов практически во все страны мира, привело к качественному изменению роли государства в национальной экономике и появлению новых сверх-национальных об­разований, которые определяют развитие отдельных экономик, а также всей мировой экономики. Об­наружилось, что глобализация — это безудержный и очень сложный процесс, хотя иногда он выража­ется во вполне конкретных фактах, например, в снятии таможенных ограничений на ряд товаров. Мо­тивами его являются постоянный поиск сравнительных преимуществ в торговле, минимизация расхо­дов в производстве товаров и услуг через перемещение средств производства в страны с более деше­вой рабочей силой, или повышение интенсивности труда с помощью новых комбинаций разделения труда, когда целые страны предстают как отдельные департаменты транснациональной корпорации.

Глобализация — не линейный, но волновой процесс, имеющий много различных стадий. Он про­стирается от эпохи географических открытий до капиталистической колонизации мира, от кризиса 70–80-х годов до краха социализма. Более точно, это уже вторая, после первой неудавшейся, попытка глобализации. Первая имела место в 1850–1910 гг. В тот золотой век не требовалось паспортов и виз, можно было инвестировать в любые страны и заниматься импортом практически из любых мест. За­кончилось все это войнами, революциями, анархией, милитаризмом, Великой депрессией, обвалами на финансовых рынках и свертыванием мировой торговли. Правда, первый этап глобализации проходил, как правило, на фоне колонизации ряда стран. Но, похоже, что и нынешний этап глобализации не из­бежит повторения каких-то последствий. Хотя сегодняшний коллапс системы валютного паритета и кумулятивные долговые крахи 80–90-х гг. нашего столетия все-таки по своим негативным последст­виям несравнимо мягче, чем в начале ХХ века.

Глобализация — как сложный процесс имеет множество форм и аспектов, наиболее важные их которых — это взаимоотношения между современными мультикорпорациями и национальными госу­дарствами.

Множество субъектов продвигают и воплощают этот процесс — международные организации МВФ, МБ, ВТО, региональные организации, транснациональные корпорации, инвестиционные фонды, страховые компании, большие города и отдельные финансово-мощные индивиды (Сорос, Гейтс). Все эти субъекты заинтересованы в устранении государственных барьеров и в проведении политики Все­мирной Торговой Организации (ВТО). Явно заметное ослабление роли государственных институтов приводит к возвышению международных или глобальных институтов, берущих на себя функции за­щиты и охраны как внутреннего так и внешнего для каждой страны порядка, причем выступающих как единый консолидированный механизм. Более конкретные и тесно сотрудничающие с населением институты заменяются на более абстрактные, отдаленные от национальной специфики глобальные нормы, поддерживаемые функционирующими на частной основе судами или частными армиями.

Наиболее вовлечены в это процесс, конечно, США, стоящие за спиной этих многочисленных корпораций и негосударственных организаций. Но определенный интерес к глобализации есть и у раз­личных этнических и национальных групп, дисперсно расселенных в разных государствах, игнори­рующих национально-культурную специфику этих групп и провоцирующих таким образом их нега­тивную реакцию на собственное государство.

И, конечно, в определенной степени катализатором идей глобализации является само государ­ство, предавшее интересы своего народа и ставшее марионеткой в руках частных корпоративных сил.

Глобализацию можно рассматривать в 4-х важных аспектах: как экономическую, политическую, коммуникационную и культурно-моральную глобализацию. Здесь вкратце мы коснемся экономиче­ского аспекта, а остальные будут рассмотрены в соответствующих статьях.

Глобализация начиналась прежде всего как экономический процесс, как стремление к нахожде­нию новых рынков сбыта и дешевой рабочей силы. Сегодня транснациональные корпорации создали разветвленные, опутывающие весь мир организационные сети, координирующие производство про­дукции и ее продажу. В этой экономической глобализации можно вычленить два плана: потоки това­ров и продукции, которой торгуют разные страны, и финансовые потоки. Более значимой и большей по объему сегодня является глобализация инвестиционных рынков.

Последние данные говорят, что торговую глобализацию опережает финансовая: более быстрыми темпами осуществляется переток капиталов и инвестирование в глобальную экономику. Финансовые рынки оказались более открытыми, менее подверженными таможенным барьерам. Например, если пе­реток через границы государств товаров и услуг возрос за последнее десятилетие в 2,5 раз и составил более 1200 миллиардов долл., то финансовые вложения из развитых стран Запада в экономику разви­вающихся стран выросли в 10 раз и составили        более 250 миллардов долл. (19). Причем значительную долю этих вложений составляют капиталы частных граждан развитых стран, чье законодательство по­ощряет подобное инвестирование. Через электронные средства передачи капитала инвесторы интег­рируются в глобальную экономическую систему.

Эти данные демонстрируют реальную озабоченность больших масс населения Запада в числе ко­торых и немало пенсионеров, вложивших свои деньги в пенсионные фонды, в надежности и стабиль­ности экономической ситуации в развивающихся странах и в гарантиях возвратности своих капиталов. Относительно, крупнейших банков, объемов их инвестирования и их тревог, говорить уже не прихо­дится.

Таким образом одним из негативных аспектов глобализации оказывается распространение аме­риканской модели экономики на другие регионы. Спецификой этой модели является приоритет фи­нансов перед производством и общественным распределением. Фактически частными банками США ( а других там нет) осуществляется полный контроль над всеми деньгами населения и перемещением каких бы то ни было капиталов. Каждый доллар, заработанный в США, находится под контролем ча­стного банковского агентства, которое вправе потребовать доказательства законности его получения. Надо заметить, что поскольку все деньги в США проходят через банки, которые естественно остав­ляют у себя их часть, то сами банки заинтересованы в высоких зарплатах населения, из которых порой до 30–40% вычитывается на налоги. Приватизация государственных финансов привела фактически к приватизации самого государства группой частных финансистов. Отсюда, кстати, вытекают и многие проблемы внешней политики США.

Такая модель глобализации, проводимая ориентированными на США корпорациями, подавляет национально ориентированную волю населения незападных стран, подвергая мощной критике и ос­меянию в терминах трайбализма и эгоцентризма их культуру, традиции и ценности. В то же время ставится запрет на проведение подлинно демократической политики внутри этих стран, как не отве­чающей интересам этих компаний.

Каков потенциальный результат продвижения глобальной конкуренции во все сферы жизни? По­следствия продвижения неолиберальной политики могут быть описаны с помощью фрактала как са­моподобия. Это свойство означает что каждая деталь контура фрактала воспроизводит ту же самую структуру или пропорцию в увеличенном или уменьшенном масштабе.

Если расмотреть распространяемые по всему миру условия производства как желанные с точки зрения неолиберальной глобализации, то мы найдем в них аналогию с понятием фрактала. Каждая шкала социально продуктивной аггрегации — фирма, город, округ, страна, макрорегион или глобаль­ное экономическое сообщество встречается с сильным давлением в сторону превращения в изолиро­ванный продуктивный узел конкурентно противостоящий всему миру. Индивид против индивида, фирма против фирмы, город против города, страна против страны, одна экономическая зона против другой. В этом смысле каждый производительный узел появляется как самоподобная копия всех ос­тальных.

Каждый из этих уровней агрегации, каждый продуктивный узел должен справляться с ограни­ченными ресурсами и подчиняться правилам конкурентного существования по отношению к осталь­ному миру. Будут ли эти ограниченные ресурсы принесены рыночной конкуренцией или правительст­венным бюджетом, конечный результат тот же: непосредственная сфера действий каждого производи­тельного узла должна устранять любое другое действие, кроме как выживания против всего мира, ни­каких других стратегий действий, кроме как капитуляции или включения к конкурентную игру.

Через конкуренцию распространяются технологии и продукты, осуществляется найм работников и она же ведет к возникновению современных форм рабства внутри международного разделения труда. Целые страны или народы становятся филиалами или департаментами корпораций, как это не­когда было с Индией по отношению к Ост-Индской компании.

Вместе с экономическим и конкурентным давлением, описанным выше, каждый узел внутри этой фрактальной геометрии мировой экономики, построенной по неолиберальным схемам, должен при­нять как свое фундаментальное объяснение и как решающий критерий для организации работы в дан­ной сфере экономическое, а не социальное логическое обоснование. Всюду и во всех социальных во­просах неолиберальная экономическая теория должна стать библией, причем каждого узла. Магнифи­кация узла не устраняет самоподобия. Чем шире всеобъемлющая коммерциализация, тем глубже это экономическое логическое обоснование проникает в мышление граждан и — с подачи правительств — во все сферы общества, которые не так давно были относительно защищены. Социальная функция экономического логического обоснования общественной жизни, конечно, исключительно прагматична и реализуется по принципу самоосуществляющегося предсказания: «если все поверят, что это так, то так оно и будет».

Но почему каждый данный узел социального пространства (индивид, фирма, города, страны, ре­гиональные сообщества и т.д.) должны выживать в противостоящей конкуренции со всем остальным миром? Почему страны, города и народы не должны предпочесть солидарное преодоление трудностей общественного развития? На такие вопросы пропагандируемое экономическое логическое обоснова­ние не только не отвечает, но и не позволяет ставить, не допуская даже выхода за пределы неолибе­ральной экономической практики. Существование изолированных узлов, лицом к лицу сталкиваю­щихся со враждебным остальным миром, преподносится публике, в том числе, научной, как непре­ложная, данная от природы реальность. В конечном счете такая реальность и соответствует логике ин­тенсивной эксплуатации, отнимающей у работников даже радость живого общения между собой. А экономико-логическое обоснование непреодолимости этого состояния ведет к примирению с ним и погружению в безнадежность отсутствия альтернативной реальности. Причем такое обоснование при­вивается населению вполне официально, в государственной печати и в государственном образовании.

Такова на сегодня роль правительств и институциональной политики незападных стран, вполне вписавшихся в контексте навязанной фрактальной геометрии. Понятно, что не у них может быть най­ден источник или мотивация для нового восприятия роли экономики. Но отказавшись от традицион­ной роли поддержки своего населения и кооптации социальных проектов, политики и правительства подвергаются большому риску. Все большее число людей понимают пагубность такого процесса экс­пансии примитивной доктрины, превращающей все население страны в продавцов чужого товара.

Член Европейской комиссии в Брюсселе Л.Британ пишет, что для того, чтобы удовлетворить по­требности глобализации, незападные страны должны подвергнуться более широкой либерализации, чем прежде, но этот процесс также должен сопровождаться созданием более эффективной дисцип­лины, которая как следствие приведет к «уменьшению национальной суверенности» (5). Иными сло­вами, агенты глобализации сами признают, что в контексте мировой экономики, как фрактальной гео­метрии капитала, упадок национальной суверенности соответствует не только усилению силы рынка. Увеличивается и мощь таких глобальных институтов, как ВТО, или Европейского сообщества, спо­собных уже решать вопросы коммерческой политики без даже необходимых консультаций с Европей­ским парламентом или национальными правительствами или иными государственными институтами. Эти глобальные институты, несмотря на то, что они и не избирались населением, имеют силу для от­мены национальных или региональных юридических постановлений, если те оказываются барьерами для либерализации, хотя эти региональные постановления могут исходить из важных локальных эко­логических, трудовых или социальных соображений. Но поскольку эти вопросы жизненно касаются местного населения, то игнорирование этих вопросов и при упадке государства, чревато опасностью. Именно этими обстоятельствами вызван рост национально ориентированных движений во всем мире. Это прекрасно понимают глобализаторы, почему вопрос дисциплины и усиления полицейских мер внутри государства становится актуальным. Можно подумать, что советскую дисциплину гигантской фабрики устанавливали именно глобализаторы первой волны.

Но, продолжает Британ, теперь уже в отношении населения европейских стран: «чем более про­грессирует процесс глобализации, более развивается европейская интеграция и растут и сливаются транснациональные интституты, тем более важно, чтобы электорат не чувствовал, что он обманут или лишен возможности влиять на принятие решений. Это требует более тонкого разделения труда между различными центрами силы и политическими институтами. Решения должны приниматься на наибо­лее подходящем уровне» (5, c.26). Другими словами, не только уменьшается влияние государственных институтов, но и уменьшается способность правительства входить в переговоры с социальными дви­жениями и различными группами интересов внутри отдельной страны.

Конечно, люди могут чувствовать себя обманутыми, лишенными прав, и конечно возникает про­блема легитимизации власти. Но здесь им преподносится неолиберальная концепция как естественный закон, примиряющий их с принятием жизни, как организованной вокруг непрерывной борьбы за вы­живание даже с собственным правительством и с воспроизводством дефицита солидарного общения. Это предполагает принятие социального дарвинизма как неотъемлемого условия человеческой жизни.

Фрактальность этого процесса в том что, приоритет капитала и его суверенности берется как первичное данное на любом уровне социальной агрегации и любом уровне политического админист­рирования, также как и приоритет конкурентности и важности аккумуляции капитала. Согласно этому алгоритму роль национальных парламентов уже не в разрешении социальных конфликтов и смягчении общественных отношений. Скорее в парламенте, в региональных или городских управах политики требуются для превращения этих территорий в производительные узлы глобальной фабрики. В этом смысле главная цель администраторов — это сделать страну, город, регион или соседство более кон­курентноспособным, чем другие и, следовательно, более способным привлекать капитал. Передача полномочий на более низкие уровни иерархии не означает передачи части власти регионам, но имеет цель заставить людей более активно включиться в управление мировой капиталистической машиной на более локальном уровне, но на тех же сформулированных принципах.

Два важных элемента заслуживают упоминания по отношению к стратегиям государства по раз­решению и возмещению девиантного поведения «социально исключенных». С одной стороны увели­чивающаяся криминализация в последние два десятилетия, привела в таких странах как Великобрита­ния и США к возникновению частных тюрем, функционирующих как бизнес и полностью включен­ных в сети глобальной экономики. Во-вторых, более недавний факт, это связь и поддержка негосудар­ственных организаций такими институтами как ВТО, Всемирный банк, правительствами. Эти отноше­ния похожи на те, которые приняло государство по отношению к профсоюзному движению в 30-е годы и которое открыло дорогу кейнсианской стратегии разрешения социального конфликта. Скры­тыми целями этой поддержки могут быть создание почвы для смягчения неизбежного расширения со­циального конфликта, и, следовательно, вовлечение многих негосударственных организаций в поли­тику посредничества между запросами людей, населяющих территории, и конкурентными нуждами локальных узлов.

Но неолиберальные стратегии глобальной интеграции не происходят в вакууме и множатся соци­альные силы, противостоящие им. В течение неолиберальных 1980–90-х годов эта борьба часто ста­вила барьеры силам глобализации и заставляла отступать. Главным оружием для усиления рыночной зависимости и вовлечения стран в мировую экономику был долг. Причем, как всем известно, мошен­нически навязанный, благодаря коррупции правительства. Хотя многие страны часто восставали и требовали отмены или снижения долга. Но с тех пор характер социальных движений и борьба против неолиберализма эволюционировали. Хотя первоначально эти сражения были реактивны по природе и в основном защищали права и привилегии, которым угрожала неолиберальная политика. Но с тече­нием времени начал формироваться новый оппозиционный альянс, выдвигающий новые политические и организационные лозунги.Это привело к формулированию новых требований, новых прав и новых платформ. Наблюдатель, наделенный исторической перспективой, увидит в продвижении неолибе­ральной перспективы в течение 20 лет не просто поражение оппозиционных сил, а подспудно совер­шавшийся процесс рекомпозиции радикальных требований и вызревания новых социальных субъек­тов; процесс который заставлял каждое движение не только искать альянса с другими, но также при­нимать борьбу других, как свою собственную, без необходимости подвергнуть требования другого движения проверке на идеологическую чистоту.

Через этот процесс социальной рекомпозиции против неолиберальной гегемонии пробивается новая философия освобождения. Пока трудно окончательно определить ключевые элементы этой но­вой платформы, но видно, что движения уходят от прежних односторонне радикальных формулиро­вок. Например, вот какая трансформация идей сопровождала процесс взаимодействия между этими движениями. Было осознано, что сокращение бедности не оправдывает ради этой цели слепого разру­шения окружающей среды — в понимании этого заслуга экологических движений; защита окружаю­щей среды не оправдывает сокращения рабочих мест и безработицу среди тысяч рабочих — заслуга рабочего движения; защита рабочих мест не оправдывает производства оружия, инструмента для пы­ток и еще большего колическва тюрем — заслуга движения прав человека; защита процветания и бла­госостояния не оправдывает убийства коренных народов и уничтожения их культуры — заслуга дви­жения коренных народов и т.д. Подобные трансформации лозунгов происходили всеми другими дви­жениями. Большое разнообразие подчас противоречивых социальных движений ведет к формирова­нию новых альянсов и помогает очерчивать новые политические платформы.

Таким образом, глобализация торговли и производства внесла расширение в сферу международ­ных контактов и сблизила нужды и стремления большого количества людей во всем мире, что и про­явилось в различного рода движениях, противостоящих процессам неолиберализации. Эти движения не только выросли в организованные и эффективные международные сети сопротивления неолибе­ральным стратегиям, но также инициировали социальный процесс рекомпозиции гражданского обще­ства во всем мире на приоритетах, которые не совместимы с ценностями глобального капитала. Трансформация социальной структуры обществ ведет к новым размежеваниям как между странами, так и внутри стран. И та же самая благополучная Италия, откуда приезжают в Прагу люди протесто­вать против процесса глобализации, свидетельствует о том, что появилось новое интернет-поколение, новый контекст социальных противоречий, новое расслоение общества и новые проблемы, от которых начинают страдать и благополучные зарубежные страны. Общества разделяются сегодня на группы стран, которые активно продвигают этот процесс и на группы стран, которые никогда уже не станут самостоятельными.

В то же самое время, поскольку стратегии глобализации капитала увеличивают взаимозависи­мость различных народов всего мира и увеличивают тем самым их уязвимость, движения трансфор­мируют свою практику и преодолевают различие между национальным и интернациональным, делая первое менее заметным, менее важным. Так как все больше государственных функций передается трансгосударственным институтам, то и борьба против этих институтов (ВТО, МБ, МВФ и д.р.) зату­шевывает различия между национальным и интернациональным.

Образцы этой новой волны международных оппозиционных неолиберализму организаций можно увидеть в их борьбе против ВТО и северо-американского торгового соглашения — НАФТА. Кампания движения против НАФТА обнаружила столько разнородных сил, пришедших к согласию, что выну­дила официальную государственную бюрократию США в области труда впервые в истории дистан­циироваться от поддержки американской внешней политики, проводящей идеи неолиберализма.

Другая интернациональная организация, которая сочетает более широкий интернационализм и преодолевает различие платформ, включая их в движение «за гуманность и против неолиберализма», создана запатистами, восставшими коренными жителями Мексики. Восстание запатистов в Мексике были спровоцировано попыткой правительства выставить на продажу земли, традиционно населяемые местным населением, аналогичное движение было в Бразилии по ре

апроприации земель. Можно также указать много других аналогичных движений против неоли­берализма, радиально расходящихся от центральной для всех них темы — борьбы против ВТО, акции протеста против сессий которой проходят всюду, где бы в мире они не организовывались.

Методы организации таких движений очень важны. В последине два десятилетия акцент делался больше на горизонтальные организационные связи, чем на вертикальные, больше подчеркивалась не­обходимость прямого участия, чем делегирование полномочий, важнее был поиск консенсуса, чем принятие по правилу большинства. Эти практики западают глубоко в сознание участников этих про­цессов, обучая их тому, как поддерживать различные социальные движения. В этом смысле, напри­мер, вопрос о власти совершенно переопределяется запатистами. Вместо стремления к «взятию вла­сти», участники борьбы концентрируются на «осуществлении власти» через процесс взаимного при­знания движений как различных фрагментов целого.

Иными словами, ставя по новому вопрос о прямой демократии, о поиске консенсуса, о горизон­тальной организации, эта борьба формулирует заново вопрос о человеческой свободе.

Таким образом, мы видим, что та приватизация мировой политики, которая осуществляется не­олиберализмом, т.е. проведение интересов частных финансово-мощных групп через политику госу­дарств, не может не насторожить все остальные народы планеты. Но наш анализ должен принять во внимание и другую сторону, не антагонистическую первой, а катализирующую ее. Рассмотрим ближе логику процесса аккумуляции капитала. Наша задача, в данном случае, не обстоятельный анализ бан­ковской деятельности, а попытка демонстрации новых методологичеких подходов к анализу социаль­ных явлений.

Банки и бартер — комплементарность социальных категорий

Происходит чрезвычайная компрессия пространства и времени, усиливается интенсификация со­циальных отношений, увеличивается участие людей в едином трудовом процессе корпоративной экс­плуатации. Дело идет к тотальной интеграции всего трудового процесса.

Каково социальное значение в этих процессах глобализации капитала?

Он оформляет человеческое поведение в соответствии со стратегией и логикой функционирова­ния финансов или банковской деятельности. Не приходится сомневаться в том, что современная бан­ковская система во многом повинна в экономических потрясениях. Гораздо сложней определить, ка­кая именно из ее особенностей порождает такие отклонения. Можно допустить, что львиная доля ко­лебаний является результатом изменений в уровне наличной денежной массы, который обеспечива­ется банком. Открытие такой банковской системы, которая бы не служила источником катастрофиче­ских отклонений от нормы и которая бы сама с наименьшей вероятностью порождала колебания, а с наибольшей — предпринимала бы верные шаги в ответ на действия публики, является на сегодняш­ний день самой важной нерешенной экономической проблемой.

Рассмотрим в упрощенной форме деятельность банка. Банк дает деньги в ссуду, берет проценты и живет этим. Чем больше люди нуждаются в деньгах, тем лучше. Чем больше в обращении денег, тем больше остается банкам. Далее, банк выступает посредником и гарантом во всех экономических взаи­моотношениях между самыми различными субъектами — индивидами, организациями, государст­вами. Все сделки, договора, переводы денег от одного субъекта к другому проходят через банковские операции, и чем больше таких сделок и договоров, тем больше операций выполняет банк и тем больше доходность банка. В принципе, банк заинтересован во-первых, в тотальном участии всего населения в денежном взаимообмене через банки и, во-вторых, в интенсификации этого обмена, увеличении крат­ности ежедневных операций. Как результат этих усилий происходит накопление банками огромных сумм, что влечет актуализацию третьей проблемы: поиск субъектов, нуждающихся в займах и креди­тах или принудительное формирование таковых. Короче говоря, куда и как пустить деньги в рост.

Говоря проще, если в обществе какие-то взаимоотношения между людьми или организациями не опосредованы деньгами, то тем хуже для банка. Если подарки родителей детям или взаимные дары супругов не прошли через банк, то он потерял свои проценты. В идеале, каждый контакт между людьми, который не сопровождался подсчетом и переводом денег через банк, это утерянная банком возможность заработка. Но чем больше отношения между людьми опосредованы деньгами, тем лучше.

Но при этом, если банк является полностью частным учреждением, контролируемым обществом, то он может корректировать свой голый интерес, подчиняясь общим социальным законам и не желая терять репутацию у публики. Он склонен строить взаимоотношения партнерства, помогать общинам и проявлять иную социальную активность. Но как только банк поддержан государством, или стоит над государством, он теряет всякий интерес к населению, кроме одного пункта — взимания процентов. Что его мотивирует, так это короткие, быстротечные выгоды от банковских процентов, от стоимости ценных бумаг и т.д., с оглядкой на социополитические факторы.

Л. Мизес (1, с. 61) обобщил эти наблюдения в своей теории. В соответствии с ней, в условиях свободной банковской системы колебания денежной массы могут быть в значительной степени со­кращены, хотя и не устранены полностью. При этом такая система частных коммерческих банков, не поддержанных государством, дает по сравнению с централизованной системой гораздо меньше про­стора для совершения манипуляций с деньгами.

Анализируя обстоятельства, сопутствовавшие возникновению большинства монополий в США, В. Смит (2) обнаруживает, что самые первые из них были порождены политическими факторами. Соз­дание монополий было тесно связано с чрезвычайными ситуациями, в которых оказывались государ­ственные финансы. Никаких экономических причин в пользу разрешения, либо запрещения свобод­ного допуска в сферу эмиссионной деятельности в те годы не существовало, да и не могло существо­вать в принципе. Однако, однажды появившись на свет, монополии не торопились исчезать — они продержались вплоть до, да и после того момента, когда экономическая целесообразность их сущест­вования была наконец поставлена под сомнение. Вердикт, вынесенный в результате дискуссий о судьбе эмиссионного бизнеса, оказался в пользу единообразия и монополии, а не конкуренции. После этого превосходство централизованной системы над ее альтернативой превратилось в догму, никогда более не подвергавшуюся обсуждению, а выбор в ее пользу при создании всех последующих цен­тральных банков уже не вызывал ни вопросов, ни комментариев.

Именно монополия эмиссионной деятельности послужила тем источником, из которого совре­менные американские частные банки почерпнули свои важные функции и отличительные черты. Кон­троль за состоянием золотых резервов банковской системы, без сомнения, должен сопровождать эмис­сионную монополию. Хранение значительной части банковских денежных резервов также связано с этим фактором: банкам, разумеется, удобно хранить свои неиспользуемые средства в центральном банке. Однако они могут с чистым сердцем доверить свои резервы одному-единственному внешнему институту только в том случае, когда они полностью убеждены, что этот институт сможет при любых обстоятельствах вернуть их, причем в форме, которая будет принята общественностью. Гарантией этого может служить лишь тот факт, что в случае необходимости банкноты этого института могут быть объявлены официальным средством платежа. И последнее, но отнюдь не менее важное, — это то, что контроль над эмиссией банкнот дает центральному банку власть и над общей кредитной ситуа­цией.

Таким образом Федеральная резервная система США как объединение частных банков, превра­тившееся в Центральный банк, не является естественным порождением развития банковского бизнеса. Напротив, центральные банки насаждались извне волей государства. Именно этот факт стал причиной разительных отклонений в развитии общей структуры денег и кредита, которые проявились в усло­виях централизации, по сравнению с тем, что произошло бы при свободной системе в отсутствие го­сударственного протекционизма.

Для подавляющего большинства вмешательство государства в банковскую сферу стало на­столько неотъемлемой частью общепринятой системы, что предложения об отказе от него вызвало бы удивление. Одним из результатов такого отношения стало то, что банковская сфера отвоевала себе ис­ключение из правил о неплатежеспособности, принятых в других областях бизнеса и гласящих, что за ликвидацию компании необходимо платить. Важно также заметить, что поскольку законы о банкрот­стве почти никогда не применялись с необходимой скрупулезностью в отношении банков, вряд ли можно утверждать, что практический опыт свидетельствует о неприменимости свободной конкурен­ции в банковской сфере (В. Смит).

Таким образом ключевое значение банка в его американском варианте в том, что он отделяет людей от их условий жизни. Он сокращает их права и возможности. Он огораживает их друг от друга, проводит разрознивание общин, отделяет людей всюду — от Индии, где Всемирный банк финанси­рует плотины, вызывающие тревогу миллионов крестьян, до Великобритании, где рабочие лишаются социальных выплат.

Он отделяет людей от своего же социального богатства, которое не кооптируется рынком. Во многих странах Юга — Малайзия, Индия, Китай — фермеры обкладываются денежным налогом, ко­торый вынуждает их вместо выращивания урожая, думать о том, как использовать часть земли для по­лучения денег. Другой пример: во многих странах Юго-Востока, где разводят креветок ТНК создают огромные бассейны соленой воды и лишают пресной воды жителей, засолонивая их земли. В резуль­тате эти люди оставляют свои земли, становясь мигрантами, или организовывают сопротивление.

Конечно, процесс глобализации развивается не столь спонтанно. Правительства западных стран, прежде всего США и Англии, после 70-х годах в тесной связи с мощными корпоративными и финан­совыми группами приложили немало сил для продвижения финансовой интеграции и дерегуляции, либерализации торговли и интернационализации продукции. Каждый их этих параметров глобализа­ции вложил немало в фундаментальные параметры аккумуляции банковского капитала.

Глобализация расширяет сферу конкуренции, увеличивая давление на каждое национальное об­щество для подъема производительности и стандартов продукции, уменьшения затрат и др. А главное, она реализует мечту банка — осуществляет интенсификацию трудовой деятельности, которая пре­вращается в мощные потоки денег, заливающих банковские счета. Это слепое продвижение конкурен­ции через континенты приносит угрозу местным культурам и локальным сетям производства и приво­дит к превращению в товар любого аспекта социальной жизни. Царь Мидас осуществил свою мечту. Все, к чему ни притронется его рука, ведомая глобализацией, превращается в золото.

Таким образом, с каждой копейки, которая вертится в обороте, банк имеет свои деньги. Прямой интерес банков в том, чтобы люди не имели более тесных и более дружественных отношений, которые могли бы затормозить денежные отношения. Взаимная бескорыстная помощь людей друг другу ката­строфична для банка. А самое большое несчастье для банка — это бартер, которого банк боится больше всего на свете. Бартер делает ненужным деньги. Здесь под бартером мы понимаем взаимооб­мен товарами, дарами, взаимопомощь, не опосредованные банковскими расчетами. (Мы оставляем в стороне клиринговые расчеты, так как они немногим отличаются от обычных денежных взаимозаче­тов).

Казалось бы в наше время бартер уже не грозит банкам, однако опасность появилась там же, где банк снимал большие прибыли. В электронной коммуникации. Сегодня множество больших корпора­ций, пока тесно связанных с банками, предлагают свои частные валюты. Это электронные единицы, сравниваемые либо с долларом, либо с унцией золота, на которые пересчитываются покупки клиентов через интернет. Сегодня в США практически можно изъять из обращения доллары и никто может этого не заметить. Условные единицы как подлинное средство обмена между товарами обесценили деньги как товар.

Но пойдем дальше, тем более, что позволяют все технические возможности, и предположим, что вы заинтересованы в привлечении внимания людей к своим услугам и вы достаточно большая компа­ния, чтобы обеспечить необходимое разнообразие товаров для жизни. Тогда на счетах своей компании вы вводите условные единицы, в которых подсчитывается приход и убыль, и все расходы, в том числе и зарплата, которая может оприходоваться товарами вашей фирмы и оплата клиентов и взаимоотно­шения с поставщиками, если они согласны вступить в заслуживающую доверия фирму — все может оцениваться в ваших собственных условных единицах, имеющих по отношению к доллару или золоту плавающий или стабильный курс. Далее, вы вводите на сайтах вашей фирмы безденежный обмен то­варами и услугами для всех жителей земли со всеми своими субъективными оценками стоимостей то­варов или своих услуг и вводите выравнивание стоимостей. В результате, каждый житель земли имеет какой-то счет на этом сайте, который либо позволяет, либо препятствует ему участвовать в дальней­шем обмене.

Конечно, вы становитесь злейшим врагом банка, который будет проводить через законодатель­ные органы положения о незаконности таких операций. На чью сторону станет государство, будет ли оно защищать частные интересы, или общественные, зависит от сознательности и грамотности граж­дан. Конечно, неплохо если эта компания оказывает бартерную помощь населению и вместо оплаты налогов деньгами строит, например, здания, или отдает товарами.

Таким образом, всегда можно найти неантагонистический способ взаимодействия между оппози­циями, питающими и катализирующими друг друга. А главное, это то, что обе оппозиции должны со­существовать, не истребляя друг друга, и вопрос только в равновесии между ними, как равноправ­ными институтами общества.

Далее в сборнике мы покажем возможность математического моделирования взаимодействия та­ких пар оппозиций.

 Политический аспект глобализации — симметрия угроз

С середины 80-х годов начался и постепенно ускоряется процесс кардинального изменения гло­бального баланса сил в общепланетарном масштабе. Система международных отношений вступила в сложнейший, чреватый конфликтными противоречиями переходный период, который характеризуется следующими основными долгосрочными тенденциями: тотальная глобализация мировой политики, являющаяся следствием прежде всего глобализации экономических процессов, средств связи и ком­муникаций. Масштабы проблем, стоящих перед отдельными странами, сегодня таковы, что их невоз­можно решить, опираясь только на собственный внутренний потенциал. Перераспределение мировых ресурсов и изменение условий доступа к ним становятся для ведущих мировых стран важнейшими факторами внутренней стабильности и разрешения внутренних проблем.

Как реакция на усиление политического аспекта развивается регионализация в глобальном мас­штабе, которая характеризуется усилением значимости местных региональных (экономических, этни­ческих, культурных, политических, экологических и т.д.) интересов по сравнению с общегосударст­венными, ростом конфликтной напряженности, кризисом традиционных государственных структур, появлением новых субъектов международных отношений.

Падает популярность цивилизации, основанной на модели массового потребления, удовлетворе­ния нужд и желаний масс. В свою очередь, регионализация ведет к тому, что возрастает неопределен­ность и неуправляемость глобальных процессов, что выражается, в частности, в деградации таких ин­ститутов как ООН, НАТО, СБСЕ и т.д. Резко усложняются правила глобального геополитического взаимодействия. Коалиционные связи даже между традиционными внешнеполитическими партнерами заметно слабеют; постепенно складывается неустойчивая ситуация геополитического многообразия. Многополярность возникает как на глобальном уровне между основными мировыми центрами силы (Северная Америка, Западная Европа, КНР, Япония, в перспективе АСЕАН), так и в регионах «вто­рого порядка» (Ближний Восток, Южная Азия, Каспийско-Черноморский регион, Балканы) с образо­ванием «сетки» региональных балансов. При этом между глобальными центрами силы отсутствуют четкие границы, в частности, характерно их экономическое взаимопроникновение как важнейший элемент взаимодействия между ними.

Степень, в которой частные субъекты вторгаются прямо в мировую политику, увеличивается с течением процесса глобализации. ТНК и негосударственные организации часто выполняют задачи, которые раньше отводились государству. Но при этом те области и сферы деятельности, которые раньше были общественными, теперь быстро коммерциализируются. Эта приватизация мировой поли­тики есть противоречивый и фактически неисследованный аспект глобализации. Ведет ли он к расши­рению участия граждан в политике или усиливает роль частных привилегированных клубов? Какой эффект будет иметь такая тенденция не только в отношении гласности, прозрачности и подотчетности политиков, но и в эффективности мировой политики? Роль мега-медиа и большого бизнеса в политике трудно переоценить: практически все вопросы мировой политики так или иначе решаются с подачи мирового бизнеса. Частные политические форумы, проводимые в рамках ООН, также влияют на судьбу человечества. Сильно и влияние частных рейтинговых агенств, функционирующих внутри ме­ждународных финансовых систем, объясняющих гражданам, за кого они должны голосовать.

Даже в области безопасности, сфере первейшей государственной суверенности, вырос значи­тельный мировой рынок, в которой частные агенства устанавливают свои правила обслуживания. Бу­дет ли скоро безопасность только по приобретенной карточке клиента?

Эта тенденция к приватизации пока не встречает серьезных препятствий, скорее, коммерческие интересы бизнеса удивительным образом сочетаются с подходами государственных и международных организаций, что позволяет им приходить к согласию между собой, например, в установлении стан­дартов защиты окружающей среды, или условий частного и общественного партнерства. Такие сдвиги в мировой политике будут создавать прецеденты для возможностей поиска более справедливых и эф­фективных решений глобальных проблем.

Однако тем не менее этот вопрос должен быть поставлен шире: какие условия должны быть соз­даны для того, чтобы преимуществами глобализации могли воспользоваться все, а проблемы и труд­ности, которые она создает, были бы более терпимыми? Какие шаги должно глобальное общество предпринять, для того чтобы сопротивляться дальнейшему давлению приватизации результатов гло­бализации?

Видимо ближайшим ответом на развивающуюся глобальную конкуренцию будет международная экономическая регуляция как общественный, а не частный ответ на это давление.

Что могут сделать политики, чтобы задержать это подчинение частным условиям глобализации? Как можно осуществить эту экономическую регуляцию в условиях мировой конкуренции? Ригидный экономический либерализм повидимому пришел к своему концу в разрушительном подчинении обще­ства частному бизнесу. В то же время государственный протекционизм блокирует преимущества в развитии и процветании, которые должны быть результатом свободной торговли. Международные со­глашения не выполняются ввиду неожиданно разрастающихся эгоистических интересов националь­ных государств. Но национальное государство как единовластный субъект уже пережило свои дни, хотя и не видно, кто мог бы заменить его.

Ясно, что необходима новая система связей, система координации и информационных взаимо­действий, которая связала бы экономических субъектов и различные политические центры, придав со­гласованность разным уровням принятия решений как внутри, так и вне политических систем.

Если политики не найдут срочных ответов на эти проблемы глобализации и если демократиче­ские институты не будут радикально перестроены или скорректированы, то силы сегодняшних про­цессов и обстоятельств ввиду своей внутренней динамики могут уничтожить важные достижения по­следних нескольких десятилетий. Стоит задача открытия путей для общественно значимого влияния на мировое общество и преодоления его настоящего тупикового развития.

Но в каких направлениях должны изменяться институты и социальные правила? Кто является агентом этих изменений?

Глобализация не обязательно должна вести к политической и экономической стандартизации. И необязательно должна доминировать неолиберальная парадигма освобожденного капитализма. Новый подход к этим социальным, политическим, экономическим проблемам состоит в пересмотре задач го­сударства, в создании новых форм разработки политики и международного сотрудничества. Вместо неуклонного проведения в жизнь неолиберальной теории стоит прислушаться к запросам и нуждам каждой локальной единицы — города, района, округа и т.д. Их видение собственных проблем должно стать кирпичиком в расширяющейся матрице политических взаимоотношений. Более того, сами эти локальные единицы выходят на уровень международного сотрудничества с аналогичными террито­риями других стран. Международные отношения предельно демократизируются, достигая уровня на­родной дипломатии. Повышается и значимость индивидуального участия в мировой политике. Гло­бализация приобретает и ярко выраженный социокультурный и социополитический аспект.

А далее необходимы координация и взаимодополнительное сотрудничество между государст­венной политикой и глобальным управлением. Уже нет больше простых и готовых решений, типа не­плодотворных догм: больше рынка или больше государства. Общества должны быть готовы к рефор­мам.

Государства многих стран оказались не готовы к такому мирному вторжению новых идей, спосо­бов торговли и экономического давления. Одни из государств заняли оборонительную позицию, под­даваясь страхам своих граждан перед растущей безработицей и свертыванием своего неэффективного хозяйства. Другие смело пошли на введение рыночного законодательства и открыли двери финансо­вым инвесторам, достигнув в кратчайшие сроки экономического расцвета. Но и для тех и других остро стал вопрос о роли государства и его главных функциях.

В своих истоках понятие национального государства предполагало продвижение национальной идеи как части общечеловеческого стремления к саморазвитию, самосовершенствованию. Создать на­циональное государство — означало усилить культуру, народ, дать новые возможности обществу. Первое современное национальное государство было установлено во Франции Людовиком Х1 и в Англии королем Генрихом V11. Нужно также заметить, что начиная с 1500 года и до гражданской войны в США 1861–65 годов, фактически все войны в Европе были развязаны феодальными кругами, такими как Венецианская финансовая олигархия, которая искала путь обратно к форме преднацио­нального государства и глобализированного общества, которое существовало до 15 века, до эпохи Ре­нессанса (таковыми были, например, религиозные войны 16 и 17 века, оформившие Священный Союз Меттерниха). Или же эта олигархия была против попыток установить в Европе нацию-государство, смоделированное по образцу Американской конституционной республики.

Окончательное формирование понятия национального государства в Х1Х веке привело к тому, что данное понятие в ХХ веке рассматривалось как некая данность, доминирующая категория при изучении политической жизни. Таким образом, сам этот феномен имеет историческое происхождение, окончательно формируется лишь к началу ХХ века и уже в 1944 г. начинает подвергаться пересмотру.

To, что рассматривалось как тенденция в период окончания второй мировой войны, выступает как свершившийся факт в начале 21 века и именно как следствие процессов глобализации, когда кон­статируется уже не просто необходимость реформирования государства, но его «упадок». Жизнедея­тельность граждан более не замкнута в границах территории государства, «когда мобильность населе­ния и экономики делает нонсенсом любые географические демаркации». По мнению Гуэхенно Дж. пространственная солидарность, как основной признак современного национального государства за­меняется постепенно солидарностью временных групп интересов ( см. напр., 1, с. 112, 118). В первую очередь, естественно, речь идет об экономических интересах ТНК, которые рассматриваются как воз­можный преемник государства. При этом особенностью данного этапа развития ТНК является их стремление организовать свою деятельность в сфере мировой политики аналогично деятельности внутри корпорации. (Особенности поведения и организации структуры ТНК см. например, 2, с. 23–24; 3, с. 138).

Однако существуют и другие варианты трансформации государств. В частности, Омаэ К. вместо понятия «nation-state» предлагает использовать понятие «region-state» или «государство-регион», ко­торое связано с возникновением единых экономических единиц в рамках определенного региона. Он может включать в себя как трансграничные региональные образования, так и просто кварталы города, динамично развивающиеся и определяющие уровень экономического развития государства в целом. В результате это выводит нас на новый уровень политической активности, где основную роль начинает играть отдельный индивид. Это проявляется в двух плоскостях: с одной стороны, из-за наличия мно­жества конкурирующих регионов жизнь выступает как «…универсум возможностей, в ней все зависит от индивидуальных решений» (4). То есть в экономике, как и в политике, мы имеем дело с игрой, с не­запрограммированным результатом. А с другой стороны, мы сталкиваемся с феноменом индивидуаль­ного потребителя, который получив больший доступ к информации, сам определяет свой выбор в по­купке любого товара, в том числе и политического, причем кто является страной-производителем уже не играет такой роли, как раньше.

Аналогично, губернатор префектуры Осака Ота Фусаэ утверждает, что: «С началом нового века мир вступает в эру всемирного взаимообмена и конкуренции между нациями и предприятиями… Я буду стремиться, чтобы Осака стала мировой ареной, на которой люди и предприятия смогли бы са­мореализовываться в масштабах всего мира, не ограничивая себя только Японией».* Аналогичные ноты мы видим и в высказываниях экс-премьер министра Японии Рютаро Хасимото: говоря о пробле­мах мировой политики и сложностях во взаимоотношениях Японии и России, он указывает, что «…мы вступили в эпоху, не признающую границ», и хотя отношения между Японией и Россией анализиру­ются в его докладе на уровне дипломатических контактов, предполагается, что «в условиях таких взаимоотношений обмены на негосударственном уровне являются исключительно важными».**

Повышается внимание и к роли граждан, поскольку сама проблема международной безопасности связывается с позицией индивидов: «…в человеческих умах лежит идея противостояния интересов и конфронтации», хотя особое внимание здесь все же уделяется позиции политического лидера: «…возможность преодоления противостояния в большей степени зависит от того, имеют ли ответст­венные лица необходимое мышление, которое позволит по-новому взглянуть на широкие возможно­сти».*

Таким образом, в данном случае государственный чиновник прямо следует доктрине интерна­ционализации людей, которая разрабатывается японскими политологами еще с середины 80-х гг.** Подобное утверждение звучит еще более странно, если мы вспомним наше стереотипное восприятие Японии, как цивилизации, у которой все «четыре угла мира» сосредоточены под одной крышей, страны изначально закрытой.

Таким образом, речь здесь идет в первую очередь о деятельности людей, причем параллельно с этим фиксируется такой момент как выход локального сообщества за пределы национального госу­дарства, а именно желание превратить Осака в мировой центр. По сути дела уже здесь мы выходим на проблему снижения роли государства, поскольку в речи усматривается прямой призыв к тому, чтобы организовать деятельность префектуры, не ограничиваясь Японией.

Именно проблема изменения роли государства становится одной из основных тем выступлений политиков различных уровней, в частности Кардозо, который утверждает о необходимости не только сузить сферу деятельности государства, но и качественно изменить характер его деятельности, а именно «перестроить государство из модели, направленной «вовнутрь» к другой, в рамках которой экономика интегрируется в мировые потоки товаров и инвестиций»***, что по сути дела означает превращение государства в институт социализации, посредством которого происходило бы встраива­ние экономических и политических субъектов различного уровня в мировую политику и экономику. Для достижения этой цели предлагается произвести следующие трансформации — создать такие ус­ловия для деятельности государства, что его функции были бы ограничены, а деятельность регулиро­валась бы следующими принципами: а) «…прибегать к регулированию реже и эффективнее»; б) госу­дарство должно быть способным «…мобилизовать ограниченные ресурсы для достижения поставлен­ной цели»; в) «…направлять инвестиции в области, ключевые для повышения конкурентноспособно­сти экономики…и на основные общественные услуги»; г) быть готовым «…передать в частный сектор предприятия, которыми он способен лучше руководить»; д) укреплять гражданское общество.*

Таким образом в результате процессов глобализации, придавших внутриполитическим тенден­циям международный масштаб, происходит трансформация политической власти, смещение центров принятия решений с уровня государственных структур до уровня местных общин, а процессы миро­вой политики становятся похожими на административные меры по принятию политических решений, обеспечивающих успешное функционирование международных экономических организаций. Люди и предприятия стремятся самореализоваться в масштабах всего мира, не ограничивая себя одной стра­ной, а локальные территории стараются стать узлами мировой сети. Как говорил Жан Монне по по­воду европейского единства: «Мы объединяем не государства, мы объединяем людей». Чем более ин­формирован человек, тем менее он нуждается в государстве, которое становится архаическим элемен­том в мире без границ. Рамки участия людей в истории и мировой политике неизмеримо расширяются. Возникают новые идентичности и сообщества, выходящие за пределы государства и претендующие на выполнение его функций.

Дополнительным фактором, пошатнувшим позиции многих стран стал перевес сил, достигнутый западными странами, и появившаяся тенденция к пересмотру мирового порядка, сформировавшегося в предыдущий исторический период (1945–1985 гг.) и закрепленного в стратификации стран по уровню потребления, месту и роли в мирохозяйственной системе, политических статусах и т.д.). Нынешний культурный, ресурсный и военный потенциал ряда стран, прежде всего бывших прежде в составе «со­циалистического лагеря», не соответствует их «нормативному» статусу.

Свято место пусто не бывает. США и НАТО стали неуклонно заполнять образовавшиеся бреши в политическом контроле, тем более что развращенная социализмом и коррумпированная государствен­ная бюрократия этих стран не заставила себя долго просить об этом одолжении. Хотя, тем не менее, традиционно зазвучали речи о наступлении американского империализма и взаимное запугивание ми­ровыми угрозами.

Перечислим эти угрозы которые гипнотически повторяются уже много лет, но нет попыток свя­зать их происхождение именно с неолиберальным вариантом глобализации: неизбежность межциви­лизационных конфликтов, формирование международной системы организованной преступности, глобализация терроризма, рост неуправляемости в развитии ядерного технологического потенциала; обострение борьбы за передел мировых природных (энергетических, зерновых, водных, минеральных) ресурсов; усиление информационного доминирования США; возрождение особых региональных кон­фликтов, отражающих межблоковые, межцивилизационные, межкультурные противоречия и т.д.; смена идеологического «образа врага» СССР на образ России, несущей реальную угрозу (Россия как глобальный развивающийся дестабилизирующий фактор, как постоянная потенциальная угроза из-за неуправляемой криминализации, возможности гражданской войны и т.д.).

В этих угрозах просматривается аналогия с периодом первой волны глобализации, когда была развязана первая мировая война, персонально оркестрованная королем Британской Империи Эдуар­дом VII. Британскую Империю пугала мирная кооперация между США, Францией, Германией, Рос­сией, Японией и Китаем, ведомым Сунь Ят Сеном и его республиканцами. Она рассматривала эту кооперацию как геополитическую угрозу и стремилась ее разрушить во чтобы то ни стало.

Во все времена задачами государства были старания решать подобные проблемы, а не только за­пугивать ими свое население. Если оно неспособно их решать, то альтернативы уходу нет.

Критика подобных государств оказывается к месту, стимулируя гражданское сознание и питая идеями не потерявших надежды и не опустившихся до предательства граждан, инициирующих само­управление как иную форму государственного устройства.

Образцом декламации иного рода угроз, исходящих теперь со стороны США, но довольно харак­терных по своей симметричности, является следующий документ.

Чтобы хоть частично ослабить томящую неопределенность граждан перед грядущим будущим, Национальный разведывательный совет Соединенных Штатов опубликовал результаты своего иссле­дования проблем, ожидающих человечество в целом и единственную сверхдержаву, в частности, в те­чение ближайших 15 лет. Этот документ изложен на 68 страницах и озаглавлен так: «Глобальные тен­денции на 2015 год. Диалог с неправительственными экспертами о будущем». В разработке «Диалога» приняли участие все подразделения американской разведки, научные учреждения, мозговые тресты и частные корпорации. Исследование предназначено для принятия правильных решений во внешней и внутренней политике страны как нынешней, так и последующими администрациями.

Этот документ, разрабатывавшийся на протяжении полутора лет, построен по принципу «двух сценариев» — оптимистического, желательного, и пессимистического, нежелательного, но, вероятно, неотвратимого.

Так, в документе говорится, что в течение этого пятнадцатилетия Штаты будут сохранять свое ни с кем не сравнимое положение в области экономики, технологии, военной техники и дипломатиче­ского влияния.

При этом отчет говорит о «ключевых неопределенностях» в течение рассматриваемого периода, для США в глобальном масштабе, называя ими Китай, Россию, Ближний Восток, Японию и Индию.

В отношении стремления к глобализации экономики, в соответствии с первым, оптимистическим сценарием, «положение Соединенных Штатов в 2015 г. будет весьма прочным. Мировая экономика, движимая информационной технологией, крайне благоприятна для США. Главной задачей будет ре­шение проблемы негативных эффектов глобализации — как вести себя со странами, оказавшимися вне процесса развития, особенно в районах вроде Ближнего Востока».

Иное развитие событий показывает альтернативный сценарий. Глобализация может разделить государства мира на преуспевающих и нищих, и в этих последних грозно начнут проявлять себя «не­оправдавшиеся надежды, горечь неравенства и связанные с этим внутренние беспорядки», особенно опасные на фоне расширения организованной преступности и распространения оружия массового уничтожения.

В международной политике, говорится в исследовании, весьма возможен «неофициальный гео­стратегический альянс» между Китаем, Россией и Индией — для противовеса американскому влия­нию в мире.

Возможен также развал союза между США и их европейскими партнерами как результат всё обостряющихся торговых конфликтов и разного понимания системы глобальной безопасности.

На горизонте маячит образование международного террористического объединения, «направ­ленного против Запада и имеющего доступ к химическому, биологическому и даже ядерному ору­жию».

Крайне опасны непредсказуемые антиправительственные выступления на Ближнем Востоке, по­рожденные низким уровнем жизни в большинстве арабских стран и провалом израильско-палестин­ских переговоров.

Документ считает создание Палестинского государства неизбежным, и наиболее вероятным ви­дом его отношений с Израилем, предсказывают эксперты, будет «холодный мир». Точно так же пред­видят они упадок экономического влияния Японии и «борьбу России на всех фронтах по мере того, как она будет смещаться к авторитарному правлению».

Демографическая часть документа в весьма тревожных тонах описывает картину мира в 2015 году. Население Земли возрастет с 6,1 до 7,2 миллиардов. 95% этого роста придется, во-первых, на развивающиеся страны и, во-вторых, на города. Вследствие этого население крупнейших городов мира (с населением более 10 млн. чел.) удвоится и будет составлять в сумме 400 миллионов человек.

«Указанные демографические тенденции, глобализация рабочей силы, политическая нестабиль­ность и энергетические конфликты приведут к глобальному перемещению людских масс, — говорит документ. — Уже сейчас легальные и нелегальные иммигранты составляют более 15% населения в более чем 50 странах. К 2015 году эти показатели резко возрастут, увеличивая социальные и полити­ческие трения в странах и, соответственно, меняя их национальную сущность».

Пищевых ресурсов будет достаточно для населения планеты в целом, но многие районы будут страдать от голода из-за политических распрей, войн и неправильного распределения продуктов. По­требность в энергии возрастет на 50%, но она будет успешно покрываться: 80% нефти и 95% природ­ного газа лежат нетронутыми.

Намного хуже будет обстоять дело с пресной водой. Во-первых, три миллиарда человек уже сей­час живут в странах, ощущающих недостаток воды, — в основном, в Африке, на Ближнем Востоке, в Южной Азии и северном Китае. Во-вторых, более 30 государств из имеющихся 191 получают более трети необходимой им воды вне своих границ. Поэтому нехватка воды чревата политическими и во­енными конфликтами.

Особенно серьезно исследование относится к совершенно реальной угрозе распространения тер­роризма, подстегнутого, в частности, описанными выше причинами, и направленного, в основном, против Соединенных Штатов. Плюс более или менее свободный доступ как террористов, так и «стран-парий» к оружию массового уничтожения.

Возрастающая угроза ракетного удара по США, говорится в исследовании, предполагает более вероятным использование ракет ближнего и среднего радиуса действия, нежели межконтинентальных ракет. Используемые ракеты будут, в основном, запускаться с поверхности земли, с военных кораблей или во время проведения специальных секретных военно-разведывательных операций.

Отчет предсказывает также применение террористами или инсургентами химического и бакте­риологического оружия внутри США или на территориях их союзников. При этом применяемое ору­жие и техника его использования будут непрерывно совершенствоваться, а число жертв атак — не­прерывно возрастать. Проблема эта будет усложняться еще тем, что число актов террора со стороны враждебных Америке государств снизится за счет смены в них политических режимов, но зато резко возрастет «независимый» терроризм, с которым намного труднее бороться. В этой связи отчет настоя­тельно призывает новую администрацию уделять самое пристальное внимание вопросу безопасности государства.

Роль сверхдержавы, вмешивающейся в региональные конфликты на стороне одних против дру­гих, будет действовать как сильнейший раздражитель и на нынешних, и на потенциальных противни­ков, порождая и дальше нападения на американские базы и интересы, как за рубежом, так и на терри­тории США. Эти противники — главари наркобизнеса, террористы и зарубежные инсургенты — не станут, естественно, искать встречи с американскими вооруженными силами лицом к лицу. Вместо этого они будут прибегать к такого рода политической и военной стратегии, которая не даст прямого повода американцам использовать силу. Если же сила будет все-таки применена, ей будет противо­поставлена тактика бесконечных «точечных ударов», ведущая к ослаблению морального духа, тактика втягивания американцев в новые конфликтные ситуации, а также перенесение операций непосредст­венно на территорию США.

Часть потенциальных противников Америки, перенесших враждебные действия на ее землю, бу­дут ставить своей целью разрушение инфраструктуры — коммуникаций, транспорта, финансовых операций, энергетической системы. Эти цели, считают эксперты, будут осуществляться как «по ста­ринке», т.е. физически, так и на уровне века: электронными атаками, разрушающими взаимосвязь эле­ментов инфраструктуры, и кибернетическими атаками, разрушающими государственную компьютер­ную сеть. При этом иностранные правительства и индивидуальные группы постараются как можно полнее использовать такого рода уязвимость, применяя оружие обычного типа, разведывательные операции и даже оружие массового уничтожения. По ходу времени, такие атаки всё меньше будут свя­заны с оружием и всё чаще будут производиться через компьютеры: профессионализм атакующих бу­дет непрерывно повышаться, и для подобных операций потребуется весьма небольшое число таких профессионалов. Будет использована также новейшая техника, такая, как лучевое и электромагнитное оружие.

Документ особо подчеркивает большую угрозу, которую будет представлять развитие передовой высокоточной технологии. «Успехи науки и техники представят для нашей национальной безопасно­сти проблему, характер и масштаб которой трудно себе представить. Непрерывное увеличение нашей зависимости от компьютерных сетей, делает самые уязвимые американские инфрастуктуры наиболее привлекательной целью. Уже сейчас наша компьютерная сеть легко пробивается специалистами этого дела, а в дальнейшем эта тенденция проникновения в наши святилища увеличится, становясь все бо­лее избирательной и анонимной».

К этому следует добавить и операции чисто психологического характера: пропаганду и созна­тельную дезинформацию. Наиболее традиционный прием — распространение слухов о наличии у противника оружия, качественно значительно превышающего американское, — это должно предот­вратить применение оружия американцами и вызвать в Штатах протесты против применения оружия вне пределов страны.

Кибернетические атаки могут расстроить военные компьютерные сети в период посылки амери­канских войск в зоны конфликтов, посеяв неразбериху и хаос. Такого рода программы уже сейчас раз­рабатываются многими странами, хотя немногие из них успеют создать необходимое оборудование к 2015 г. Но это лишь вопрос времени, говорится в отчете.

Антиамериканский терроризм будет, в основном, питаться за счет этнических, религиозных и культурных конфликтов. Террористические группы будут продолжать искать пути к нападениям на расположения американских войск за рубежом и на дипломатические представительства. Постоянной целью будут также американские компании и американские граждане. Наибольшую угрозу будут представлять террористы, базирующиеся на Ближнем Востоке и Юго-Восточной Азии.

В документе рассматриваются также глобальные тенденции, касающиеся внешней политики в свете американских интересов.

Риск военных столкновений будет зависеть от изменений состояния и характера вооружений в регионах.

В Южной Азии, например, этот риск будет весьма высоким на протяжении всего рассматривае­мого периода. Индия и Пакистан склонны к ошибкам в политических расчетах и будут поэтому нара­щивать свои ядерные и ракетные мощности.

Говоря о будущих возможных конфликтах, отчет фокусирует внимание на Китае, мощь которого возрастет в результате роста его экономических и военных возможностей. С другой стороны, полити­ческое, экономическое и социальное давление внутри Китая может стать стабилизирующим фактором, вынуждающим правительство больше внимания уделять внутренним делам и воздерживаться от кон­фликтов в регионе.

К 2015 году у Китая может быть несколько десятков ракет с ядерными боеголовками, способных достичь территории США, и сотни ракет меньшей дальности — для употребления в региональном конфликте.

Объединенная Корея со значительным американским военным присутствием может превратиться в сильную региональную военную державу. Если же объединения не произойдет, Северная Корея, «имея одну-две атомные бомбы и несколько межконтинентальных ракет, построенных к 2005 году», сможет оказывать дестабилизирующее влияние на обстановку в регионе,

Иран способен провести испытания межконтинентальных ракет уже в этом году, а Ирак к 2015 году сможет иметь одну баллистическую ракету, способную доставить ядерную боеголовку в США.

Что касается России, то ее ядерный арсенал составит к 2015 году, по-видимому, менее 2500 ядер­ных боеголовок.

Россию вообще, судя по всему, ожидает довольно мрачное будущее, говорится в исследовании. «Помимо жалкого состояния ее инфрастуктуры, годы полного пренебрежения к защите окружающей среды вынуждают ее население платить за это высокую цену своим сокращением. Эта цена становится еще выше из-за растущего алкоголизма, сердечных заболеваний, наркотиков и ухудшения системы здравоохранения».

«Весьма сомнительно, что по своим экономическим показателям Россия сможет к 2015 году ин­тегрироваться в глобальную финансовую и торговую систему. В самом лучшем случае, при годовом экономическом росте 5%, к концу рассматриваемого срока экономика России будет составлять не бо­лее одной пятой объема американской экономики». И в то же время, в конфликт с экономической сла­бостью войдет все увеличивающееся стремление снова стать мировой сверхдержавой, оказывающей влияние на глобальную политику.

Наиболее вероятный вывод: к 2015 году Россия будет оставаться
внутренне слабой.

Таковы некоторые выводы, следующие из «диалога с неправительственными экспертами».

При чтении этого документа напрашивается аналогия с советскими агитками о наступающей американской агрессии и необходимости крепить бдительность. То, что этот документ оказался в от­крытой печати, может говорить о его пропагандистской направленности, но более интересен характер угроз, которыми запугивают американское население. Рост антиамериканского терроризма подтвер­ждает неприятие другими народами и странами нынешней политики глобализации, опирающейся на неолиберальную платформу. Оказывается, что такая глобализация ведет к усилению национального момента. Врагами Америки предстают фактически все те страны, которые не подчинились мировой элите и продолжают настаивать на самостоятельности своей политики или на культурном своеобразии своих народов.

Отсюда можно сделать следующий вывод: Соединенные Штаты оказываются инструментом, ко­торый элита использует для своих целей: это дубинка в руках могущественной элиты, владеющей го­сударствами как частной собственностью. Еще Л. Мизес заметил склонность к тоталитаризму этой страны, построенной на идеалах масонства: «Немногих честных граждан, осмеливающихся критико­вать эту тенденцию к административному деспотизму, называют экстремистами, реакционерами, эко­номическими роялистами и фашистами. Считается, что свободная страна не должна терпеть полити­ческой активности со стороны таких «врагов общества» (Мизес).

Масоны выполняют в Америке ту же роль, что и коммунистическая партия в СССР: они по­строили, конституировали и управляют этой страной через выращиваемую ими масонскую номенкла­туру, не намного отличающуюся от советской. Если бы в свое время коммунисты в СССР додумались до чрезвычайно простой вещи — внешнего разделения своей партии на две, якобы соперничающие фракции, скажем, коммунистов и социалистов, то они создали бы демократию наподобие американ­ской, которую можно назвать также тоталитарной по сути, ввиду ее чрезвычайно детального контроля над жизнью граждан. И как некогда коммунисты в СССР гордились своей принадлежностью к этой партии, так и избранные американцы, удостоенные права членства в этой партии, также гордятся своей партией, эмблемы и символы которой можно увидеть всюду в Америке.

В обширном исследовании, озаглавленном «Либертарианизм и международное насилие», Р. Раммел (5) с помощью статистических выкладок обосновывает достоверность следующих положений: чем более либертарным является государство, тем менее оно вовлечено в международное насилие, и чем более либертарными являются два государства, тем менее враждебными являются их межгосудар­ственные отношения. Последний тезис получил популярное звучание: демократии не воюют с демо­кратиями. Не оспаривая в целом плодотворность такого рода выводов, хотя отсутствие войн между ними на протяжении 5 лет, с 1976 г. по 1980 г. может быть вызвано и тем, что они конституировали в это время единое политическое пространство, противостоящее социалистическому блоку, обратим внимание на первую гипотезу, также тщательно доказываемую Р.Раммелем. Одним из наиболее демо­кратических государств являются США. По логике доказанного положения, они должны меньше дру­гих участвовать в международном насилии. Однако обратимся к книге Дж.Денсона «Цена войны» (6), где приводятся интересные данные. Cо времени окончания второй мировой войны правительство США участвовало в следующих интервенциях:

1.       1945–1946 гг.: военное вторжение в Китай;

2.       1948–1953 гг.: участие в карательных действиях против филиппинского народа. Гибель многих тысяч филиппинцев;

3.       1950–1953 гг.: вооруженное вторжение в Корею около миллиона американских солдат. Ги­бель сотен тысяч корейцев;

4.       1950–1953 гг.: военное вторжение в Китай;

5.       1953 г.: военное вторжение в Иран;

6.       1954 г.: Военное вторжение в Гватемалу;

7.       1958 г.: Индонезия;

8.       1959–1960 гг.: Куба;

9.       1960 г.: Гватемала;

10.     1961–1973 гг.: военная агрессия против Вьетнама. Уничтожение свыше полумиллиона вьет­намцев;

11.     1964 г.: Конго;

12.     1964–1973 гг.: участие 50 тыс. американских солдат в карательных операциях против рес­публики Лаос. Тысячи жертв;

13.     1964 год: кровавое подавление панамских национальных сил, требовавших возвращения Панаме прав в зоне Панамского канала;

14.     1965 г.: Перу;

15.     1967–1969 гг.: Гватемала;

16.     1969–1970 г.: агрессия против Камбоджи. Со стороны США — 32 тыс. солдат. Многочис­ленные жертвы среди мирных жителей;

17.     1982–1983 гг.: террористический акт 800 американских морских пехотинцев против Ли­вана. Снова многочисленные жертвы;

18.     1983 г.: военная интервенция в Гренаду около 2 тыс. морских пехотинцев. Сотни жертв среди жителей;

19.     1986 г.: вероломное нападение на Ливию. Бомбардировки Триполи и Бенгази. Многочис­ленные жертвы;

20.     1989 г.: вооруженная интервенция в Панаму. Погибли тысячи панамцев;

21.     1989 г.: Никарагуа;

22.     1991–2000 гг.: широкомасштабная военная акция против Ирака, задействовано 450 тыс. во­еннослужащих и многие тысячи единиц современной техники. Убито не менее 150 тыс. мирных жителей. Бомбардировки мирных объектов с целью запугать население Ирака;

23.     1992–1993 гг.: оккупация Сомали. Вооруженное насилие над мирным населением, убий­ства гражданских лиц;

24.     1995 г.: Босния;

25.     1998 г.: Судан;

26.     1998 г.: Афганистан;

27.     1999 г.: Югославия;

Этот еще не оконченный список говорит сам за себя. К тому же США имеют военные базы, рас­положенные более чем в 150 странах во всем мире. И причем приведены только открытые агрессии. А сколько десятилетий США вели необъявленную войну против Сальвадора, Гватемалы, Кубы, Никара­гуа, Афганистана, Ирана, вкладывая огромные средства для поддержания марионеточных проамери­канских режимов или инспирированных Америкой повстанцев, выступавших против законных прави­тельств, не признававших американское господство в этом регионе. Гондурас был превращен США в военный плацдарм борьбы против Сальвадора и Никарагуа.

Общий итог жертв американской агрессии только за 1948–1996 гг. составляет более миллиона человек, не считая раненых и обездоленных. После разрушения СССР США уже не имеют никаких серьезных ограничений на пути своих агрессивных устремлений, происходит катастрофический крен в сторону создания силовых террористических структур, раковой опухолью охвативших весь мир (пре­жде всего Ирак и Балканы). США превращают в орудие своей международной террористической дея­тельности и Организацию Объединенных Наций.

На примере США, где, кстати, и наиболее сильна либертарная критика, мы видим подтверждение того, что раз государство есть такое учреждение, которое практикует принудительную территориаль­ную монополию на защиту и право на налоги, то любое такое учреждение должно быть сравнительно более агрессивным, поскольку оно экстернализует потери от своего такого поведения на своих подчи­ненных. Существование государства не только увеличивает частоту агрессии, оно меняет весь ее ха­рактер. Существование государств и особенно демократических государств влечет, что агрессия и война имеют тенденцию превращаться в тотальные войны.

Возвращаясь к понятию национального государства мы видим, что современные демократиче­ские государства отошли от ранних формулировок этого понятия и ведут широкую войну против еще существующих государств национального типа. И скорее, не национальные государства порождают разрушительные войны, а наоборот, отсутствие локального самоуправления через учет конкретной специфики и совмещение интересов создает анархическую среду, в которой войны становятся ненака­зуемым бизнесом.

Наше краткое рассмотрение политического аспекта глобализации подтверждает тезис о порочно­сти этой модели чисто экономической глобализации, нуждающейся при своем продвижении во все бо­лее сильных средствах политической поддержки.

Пишите нам, задавайте интересующие вас вопросы, постараемся на них ответить.

Наш E-mail: mirotvorech1@yandex.ru