"Все встало на свои места. Наконец-то руководство США открыто сказало, чего добивается: Вашингтон хочет лояльного и управляемого им президента России", - говорится в сообщении. По его словам, "США не устраивает, что при президенте Владимире Путине Российская Федерация стала сильной и самостоятельной".

Володин добавил, что в понимании россиян санкции США будут направлены "не против Путина, а против выбора граждан РФ".

Источник: https://tass.ru/politika/13526149

БЕЗНАДЗОРНЫЕ ДЕТИ

– Дмитрий Юрьевич, что за мода пошла на осквернение всего святого? Нет ощущения, что кто-то это нарочно организует, провоцирует?

– Нет, я думаю, всё это происходит спонтанно. Чаще всего молодёжь вообще особо не заморачивается, на фоне чего они там фотографируются, им это неинтересно. Это типичная подростковая дурь.

При советской власти подобные недоросли тоже проявляли себя. Например, в 1979 г. в Ленинграде выпускники училищ сбросили с постаментов 11 исторических мраморных статуй. Подростки как были плохо воспитаны, так и остались. Другое дело, что при наличии интернета это как пожар в степи: они там организуют друг другу челленджи (задания): мол, «я нагадил на вот это, а ты теперь ответь – нагадь на вот это». Что говорит только об одном: эти дети растут безнадзорно.

– Надо ли их наказывать или достаточно просто пожурить?

– Если нарушают закон, то, конечно, надо. Но задача поломать этому подростку жизнь не стоит. Если он прилично себя вёл ранее, для начала надо побеседовать. Если беседа не помогает – штрафовать. Ну а если

уж совсем не доходит, тогда да – лишать свободы.

– По вашей классификации, это «малолетние дебилы» или нормальные подростки?

– Как правило, они перерастают свою дурь, когда в голове затихнут гормональные бури. Мало ли мы, взрослые, совершаем в жизни ошибок в эмоциональном запале. Например, дал кому-то в морду, а потом сел. А тут, можно сказать, почти дети. Взрослые детьми теперь почти не интересуются, у них задача номер один – купить ребёнку телефон или планшет: «На тебе, заткнись, сиди с ним в углу, только нас не тревожь». Ну вот и результат: дети предоставлены сами себе.

ЗАЧЕМ ПОМНИТЬ ПОБЕДЫ?

– Молодой человек на видео в TikTok сказал, что не знает, когда началась Великая Отечественная, поскольку эта информация ему в жизни «не пригодится». Что у нас не так с патриотическим воспитанием?

– Известный рэпер Моргенштерн тоже признался, что не понимает праздника Победы, которая состоялась 76 лет назад, а ему тут же стали «шить» реабилитацию нацизма. На мой взгляд, это безумие полное. Вот у вас подросток, он выращен в вашей школе, на ваших образовательных программах. Какое внимание в нынешних учебниках истории отдано Великой Отечественной войне, если Сталинградская битва там занимает пол-абзаца, а дальше вы рассказываете про кровавый советский режим?

Кто был главным врагом коммунизма? Адольф Гитлер. То есть вы встаёте на одну сторону с ним – растите детей в презрении к собственной стране, к её прошлому. Если где-нибудь в Прибалтике или на Украине учат ненавидеть русских как внешнего врага, то у нас внутри России учат ненавидеть самих себя. А потом удивляются: «А вот там Коля с Уренгоя такое сказал в бундестаге!» Чего удивляться-то? Вы остальных Коль, Толь, Вась спросите – они вам повторят то же самое, только в ещё более гнусной форме. Потому что так вы их учите.

Нечего на зеркало пенять. Моргенштерн – это голос поколения. И он ещё ничего особенно плохого не сказал: только то, что лично ему это неинтересно и непонятно, зачем вы устраиваете эти парады и тратите на них деньги. Здравый вопрос, между прочим, со стороны подростка.

В то же время спроси любого балбеса – футбольного болельщика: как сыграл «Зенит» в 1969 г.? Он вам лекцию на час прочитает: кто стоял на воротах, кто бежал вперёд, сколько голов забили, как судья судил неправильно и т. п. Для болельщика это важнейшее событие. Или, скажем, выход каких-нибудь правозащитников на Красную площадь в те дни, когда в Чехословакии произошло антисоветское восстание. Это важнейшее событие для либералов, и его, с их точки зрения, надо помнить. А вот кто именно победил в Отечественной войне, где нас погибло 26 млн, – нет, об этом помнить необязательно. Но люди, которые старательно рассказывают про «победобесие», повторюсь, – соратники Гитлера, которые осознанно выступают на его стороне.

«А ВОКРУГ ПРЫГАЮТ ГОЛОЗАДЫЕ ДЕВКИ»

– Воспринимают ли вообще люди с подростковым сознанием какую-либо пропаганду?

– Разумеется, но только свою. Подростки не слушают провластных пропагандистов, не смотрят телевизор и прочий государственный официоз. Для них это слишком взрослое, и эти дядьки, которые там что-то своё обсуждают, им неинтересны. Зато доступным языком говорит Моргенштерн, который у них вызывает доверие. Подросток ведь всё отрицает: мама у него, как он думает, дура, папа дурак, они никакого успеха в жизни не добились. Но есть гражданин Моргенштерн, который – чик, и вот он уже весь в шоколаде, трясёт пачками бабла, а вокруг прыгают голозадые девки. Вот это, я понимаю, успех! У мамы и папы денег нет, а у Моргенштерна есть. Значит, равнение на него.

Потому подростки и не хотят учиться. Посмотри – вон, у детей олигархов всё есть и без учёбы. А у тебя нет и не будет никаких социальных лифтов, которые позволят подняться в столь заоблачные выси.

– Почему рэперы бегут из России? Что-то не так с атмосферой в стране?

– Бегут единицы. Они просто сильно известны и потому на виду. И почему, собственно, «бегут»? Они что, от гражданства отказываются, рвут все связи, продают имущество? Нет. Их, скажем, угрожают привлечь за пропаганду наркотиков. Но если песня про то, как человек употребляет наркотики, – действительно ли это пропаганда? Давайте тогда и песню Высоцкого «Ой, где был я вчера…» со словами «А потом кончил пить, потому что устал» запишем туда же, как и её автора: это же пропаганда алкоголизма, между прочим. Можно решить, что Высоцкий своим образом жизни и песнями пропагандировал питие и способствовал тому, чтобы русский народ спился и погиб. Чушь же собачья!

Песни – произведение искусства. Где тут пропаганда? Вы слышали хоть одну песню группы «Ленинград» с трёхэтажным матом по радио или на телевидении? Я – нет. При этом Серёга Шнуров адски популярен, успешно выступает с такими песнями и собирает полные стадионы. Хорошо это или плохо? Устройте допрос поэту: а что ты имел в виду, к примеру, в песне «В Питере – пить»? Он вам скажет: «А, все бухают, я про это». И что? Надо воспитывать своих детей, а вы вместо этого бегаете за их кумирами и трясёте наручниками. Вот потому недоросли и побежали прятаться за кордон – «чисто отсидеться», чтобы затем вернуться обратно. Там они никому не нужны, и сами это знают.

– Нынешние подростки – это «потерянное поколение»?

– Смотря для чего потерянное. Надо будет воевать за родную страну – немного кто по доброй воле пойдёт, я вас уверяю. Скажут – а на фига? Ради того, чтобы очередную сырьевую трубу проложили и на «распил» с этого покупали себе дома в Майами? Ну нет, спасибо. И в чём-то они будут правы. Молодые не хотят «скреп» типа войны – таким способом это поколение удержать и объединить точно не получится.

Никто не спорит: историю надо знать, чтить и уважать предков. Но если вы в школе преподаёте им «власовца» Солженицына, а в телевизоре у вас идёт какая-нибудь «Зулейха открывает глаза» или прочая антисоветчина, и это у вас образец для наполнения детских голов знаниями – ну, поздравляю. Дети смотрят и читают такое про родную историю и думают: кем были их предки? Уродами, проигравшими прекрасному цивилизованному Западу? А что им ещё остаётся думать? Их айфоны, например, почему-то не в России сделаны. Вы им будете рассказывать, что атомная подводная лодка в миллионы раз сложнее айфона, а им плевать: айфоном они пользуются каждый день, а вашу подлодку никогда не видели.

Всё кино, песни, музыка, пляски, которые нравятся детям, – из-за бугра. И в космосто у нас теперь тоже девки-актрисы летают. Получается, что кроме разоблачений сталинизма вам и показать подрастающему поколению, по сути, нечего.

В итоге ваших детей воспитывают американцы. Потому чего же удивляться, раз подростки гадят на портреты ваших героев? А это не их герои. Вы их отдали на откуп известно кому, а теперь изумляетесь: ну надо же, как получилось!

ПОДРОСТКИ ГЛУМЯТСЯ НАД ОБРАЗАМИ, СВЯЩЕННЫМИ ДЛЯ ТЕХ, КТО ЧТИТ ПАМЯТЬ О ВОЙНЕ И ДОБЛЕСТИ ПРЕДКОВ. ЗАЧЕМ?

Владимир Кожемякин

Источник: https://www.pressreader.com/russia/argumenty-i-facty/20220119/2817155029...

Нам предложено обменяться мнениями на две темы. С одной стороны, на обсуждение вынесена евразийская тема. И мы будем говорить на основе категорий и методологий, связанных с географическим положением, в данном случае — Евразии. Поэтому я взял классическую категорию геополитики — Хартленд. И вторая тема — историческая. Поэтому здесь будут уместны исторические апелляции.

Начну с того, какие вызовы стоят перед нами. Если мы рассуждаем в категориях борьбы Хартленда и Мирового острова, то посмотрим: что сегодня делает противник, и какие стратагемы борьбы с Хартлендом используются? Во-первых, это — блокирование, то, что классически называлось «выстраивание санитарного кордона». Во-вторых, это раздробление пространства Хартленда — технологии такие тоже работают. В-третьих, использование технологии хаоса, внесение дисфункциональности в структуры Хартленда. В-четвёртых, выстраивание альтернативных сборок — таких, какие, продуцирует сегодня, например пантюркистский проект. В-пятых, переориентирование регионов Евразии на иные центры. И из этой переориентации вытекающая смена идентичности: вместо единой, как бы она ни называлась — советской, русской цивилизационной идентичности — новые идентификаторы. В-шестых, идеологическое поражение функций центра: центр перестаёт нести миссию сборки евразийского пространства.

Как отвечать на эти вызовы? Классическая теория геополитики гласит: устойчивость систем задаётся выходом к крайним для них океаническим пространствам. Применимо к Хартленду это означает следующее: государство будет геополитически устойчиво, если оно достигнет одновременно двух океанов: либо по оси «Атлантический океан — Тихий океан», либо «Северный Ледовитый океан — Индийский океан». Создание такой оси будет означать неуязвимость Хартленда.

Исторически Россия продвигалась по геополитической линии «Запад — Восток». В теории геополитики эти вектора российской политики соотносились с концептом великой континентальной оси. Апологетом создания континентальной оси «Берлин — Москва — Токио» среди западных мыслителей выступал, как известно, Карл Хаусхофер. Но стратагема континентальной оси исторически пробуксовывала. Первая мировая и Вторая мировые войны были провалом политики «Запад — Восток». Последующее в послесталинский период обострение отношений между СССР и КНР также подрывали перспективу создания евразийской континентальной оси. Современная ситуация показывает и то, что основные европейские акторы — такие, как Германия — на континентальный альянс с Россией (концепт «Единая Европа от Лиссабона до Владивостока») не пойдут. Поэтому Изборский клуб предложил такую постановку вопроса по выстраиванию стратагемы России: не упираться в схему «Запад — Восток», а переориентироваться на геополитическую ось «Север — Юг», имея в виду альянс «Россия — Иран — Индия», и она имеет основания на больший стратегический успех.

Стоит и вопрос о методологии формирования геополитической стратегии. Широко применяется в геополитике методология «Оси». Берлин — Москва — Токио или Берлин — Москва — Пекин являются проектами в применении именно осевой методологии. Её условно можно назвать методологией Карла Хаусхофера.

Но существует и другая методология геополитического моделирования, которая описывается моделью мир-систем Иммануила Валлерстайна. Она основывается на тезисе о том, что любая система имеет свой центр, полупериферию и периферию. Мне кажется, эта методология в применении к реальной политике работает гораздо лучше, чем осевой подход.

Принципиальным в этой связи становится вопрос не о союзниках по оси, а о выстраивании собственной мир-системы. И главное — как в этой мир-системе и за счёт чего будет выстроен центр. Если в качестве такого центра мыслится Россия, то вопрос и состоит в потенциалах россиецентричного мир-системного строительства.

А за счёт чего могут в принципе строиться мир-системы? Таких факторных обстоятельств мир-системного строительства вокруг предполагаемого Центра несколько:

— центростремительные экономические связи;

— технологические цепочки;

— транслирование Центром квалификационных потенциалов (как Россия прежде, нёсшая индустриальные потенциалы на Восток);

— интеграция элит (Россия исторически включала национальные элиты в общероссийскую);

— наднациональная идентичность (пример такого рода даёт советская идентичность в СССР);

— наличие языка межнационального общения;

— общая история;

— религиозная общность;

— консолидация через образ врага;

— наличие общего культурного контента;

— единые образовательные стандарты;

— коллективная система безопасности, защита Центром от врагов периферии (Россия защищала малые народы от геноцида со стороны более сильных соседей и эти народы устремлялись под скипетр русского царя).

У Центра мир-системы могут быть разные функциональные аспекты. Центр мир-системы может быть политическим, финансовым, духовным, научным, культурным. Все эти функциональные аспекты могут быть соединены в едином Центре мир-системы. Но так бывает не всегда. И случается, что складывается модель рассредоточенного Центра. Но Центр для мир-системы нужен в любом случае, ибо без него она не может функционировать.

Какие исторические образы надо использовать при выстраивании новой россиецентричной мир-системы? Все, какие только возможны и связаны исторически с интеграционной семантикой. Перечислю образы, которые могут быть в интеграционном плане взяты из истории.

Во-первых, это образ СССР, переосмысливаемый в перспективе нового советского модернизированного проекта. Во-вторых, образ Российской империи с семантикой «Белого царя» — объединяющего сакрального символа для Востока. В-третьих, образ Византии и связываемого с ней неовизантийского проекта. Выдвижение такого проекта позволит вести акцентированную идеологическую работу на поствизантийском пространстве. В-четвёртых, образы, сопряжённые с тематикой «Скифства» («Да, скифы — мы!»). В-пятых, образы с апелляцией к теме «Славянства», используемые, к примеру, Сталиным, противопоставлявшим в конце войны идею славянского единства пангерманизму. В-шестых, образ Монгольской империи — крупнейшего государства за всю историю человечества. В-седьмых, малоизвестный, но имеющий определённые потенциалы образ Церкви Востока как крупнейшей по территориальному распространению христианской общности средневековья, с идеологемой новой христианизации Востока. В-восьмых, образы «Сакральной Индии» и «Сакрального Ирана» — не столько в качестве современных государств, сколько в качестве священных символов, связываемых в том числе с праисторией индоевропейской общности.

Ещё одной важной составляющей формирования мир-системы является её оппонирование другой мир-системе. Если есть сакральный Центр, то должен быть и Центр инфернальный. Никакая сборка невозможна без наличия образа врага, и не просто врага ситуативного, а метафизического.

Поэтому, если мы говорим о новой евразийской общности, то принципиально важно определить то, кому она противостоит в онтологическом смысле. А противостоит она не только и не столько Западу, или мировому острову, как учит геополитика.

Некоторое время назад швейцарские учёные предложили вниманию уникальную разработку, в которой прослеживались связи тысяч мировых корпораций. Было показано, что все крупнейшие ТНК встроены друг в друга. Они не просто связаны между собой, но представляют единую систему, в том числе и в управленческом плане. То есть существует единый корпоративный центр: мир транснациональных корпораций, глобальная система олигархата, стоящая над национальными государствами, включая государства Запада. Это вызов формируемой антицивилизации, которая угрожает всем цивилизациям. В публикациях Изборского клуба её называют «цивилизацией потопа». Именно в альтернативе к ней, а не к Западу и следует выстраивать российскую мир-систему. Что же до Запада, то следует говорить не о борьбе с ним, а о его спасении как жертвы антицивилизации. Именно так, собственно, и ставил вопрос Советский Союз.

А что в этом отношении говорят наши противники? У Барака Обамы спросили: «Возможна ли холодная война с Россией?» И он отвечал: «Нет, мы не вступаем в новую холодную войну. Ведь Россия, в отличие от Советского Союза, не возглавляет блок государств, не представляет глобальную идеологию». Россия в оценке Обамы — региональная держава не потому, что она недостаточно сильна, а потому, что у неё нет глобальной идеологии. Региональных идеологических проектов, как и преподносится евразийский проект: с адресацией к Евразии, — недостаточно. Пространственные ограничители, манифестации, что мы держим свою территорию для победы в глобальной борьбе,— этого мало. Нужен проект глобальный, адресованный всему человечеству. Но этот глобальный проект может и должен включать в себя также проекты региональные. Именно так, собственно, и осуществлялось советское идеологическое строительство.

А есть ли вообще основания считать, что такая интеграционная идеология, как Хартленд, может быть сформулирована? Основания для подобного утверждения предоставляет, в частности, один из наиболее масштабных проектов количественного расчёта ценностной ориентации стран мира «World Values Survey». Он реализуется с 1981 года, охватывая около ста государств. Многочисленные опросные данные укладываются по системе, разработанной Рональдом Инглхартом, в рамках двух ценностных дихотомий: традиция — секулярность и коллективизм — индивидуализм. Страны, принадлежащие к различным цивилизационным ареалам, чётко кластеризуются, подтверждая правильность применяемой расчётной методики. Россия и весь «православный» кластер стран оказываются в ценностном отношении наиболее отдалены от кластеров «протестантского» и «англо-саксонского» ареалов. На основе полученных количественных результатов можно говорить о мировой альтернативе Россия — Запад (максимальный среди всех цивилизаций показатель ценностной отдалённости). Ценностно близкими оказываются не только православные страны, но и страны других религиозных традиций, которые потенциально могут быть объединены в рамках Евразии. Эмпирика социологии показывает, что есть основание для ценностного объединения на платформе коллективизма, солидарности, приоритетности общего над частным.

И есть смысл говорить о том, что евразийское пространство — это место развития мировых цивилизаций. Именно вокруг этого пространства формируются разные цивилизационные системы. И эта апелляция к генезису цивилизационных систем также способствует выдвижению положения об объединении всех цивилизаций против общего врага — наступающей антицивилизации, которая связана с транснациональным корпоративным миром и глобальным олигархатом.

Конечно, для интеграционных перспектив очень важны экономические, социальные, военные аспекты. Но Россия, помимо всего прочего, всегда выступала генератором больших смыслов. Этих смыслов в мире сегодня крайне недостаточно. И фундаментальной основой новой, грядущей, сборки может стать выдвижение Россией, прежде всего, интегральной системы ценностно-смысловых координат спасения человечества.

Vardan Baghdasaryan: Russia as a world-system

Russia, among other things, has always been a generator of great meanings. These meanings are extremely insufficient in the world today. And the fundamental basis of the new, upcoming assembly may be the promotion by Russia, first of all, of an integral system of value-semantic coordinates for the salvation of mankind.

Источник: https://izborsk-club.ru/22106

Прошли осенние бои в Сталинграде, в ходе которых противник пытался взять город и обеспечить фланг своего наступления на Кавказ. Завершилось успехом ноябрьское контрнаступление РККА, ставшее полной неожиданностью для попавшей в окружение армии Паулюса.

Группировку в триста тысяч человек еще требовалось «доваривать» в котле до февраля. Но все серьезные попытки деблокировать Паулюса уже были отбиты. А обеспеченный Герингом «воздушный мост», снабжавший 6-ю армию, уже практически ничего не обеспечивал. Частично из-за действий советских истребителей, частично из-за успешного рейда танкового корпуса Баданова на крупный аэродром Тацинская. А частично из-за усилий РККА по сжиманию кольца, в результате которого немцы теряли аэродромы внутри котла. Грузы приходилось сбрасывать с воздуха, они часто разбивались или относились ветром куда попало.

Предопределенное поражение под Сталинградом переворачивало привычный ход войны на Восточном фронте. Русские научились не только останавливать врага, как это было под Москвой, но и уничтожать целые армии в сотни тысяч людей. Пробивать здоровенные бреши во вражеских рядах. В Сталинграде самопожертвование и упорство наконец-то превратились в результат. РККА смогла не просто выжить и оттеснить врага, а вцепиться ему в глотку и пустить кровь. Советский Союз продемонстрировал способность выигрывать войну. Сталинградский успех был ошеломительным – и не только для немцев или союзников. Бойцы Красной армии поверили в себя, а политическое руководство страны вновь почувствовало почву под ногами. Ту самую почву, что давала возможность для необходимых, но не всегда и не у всех популярных решений.

Символы ушедшей эпохи

Неоднозначным и неочевидным с политической точки зрения было возвращение к символам Российской империи. К примеру, офицерские погоны – в Гражданскую войну их отменил не столько приказ сверху, сколько сама реальность: во время революционного хаоса офицеров ненавидели, их избивали и убивали.

Погоны не любили не просто как элемент униформы. Они олицетворяли иерархию и дисциплину, идеалы, подрастерявшиеся во время революции. Большевики пришли к власти, оседлав волну возмущения и отрицания всего старого. Но Гражданская война заставила вернуть дисциплину в войска – для этого всю армию фактически пришлось «пересобрать» заново. Но погоны как символ офицерской власти тогда вернуть не решились, как и самих офицеров. Вместо них были «командиры», фактически исполнявшие те же функции. Офицеры, которые вроде и не офицеры, а наши, советские командиры.

Казалось бы, чисто символическая вещь. Но никакая серьезная война невозможна без символов, которые объединяют и упорядочивают людей. В РККА важность армейских символов понимали и старались их постепенно возвращать. Были и более «материальные» причины. Так, начальник тыла Хрулев в мемуарах писал, что существующие на тот момент знаки различия мешали командирам быстро отличить рядовых от сержантов, а сержантов – от командиров. Это было попросту неудобно. Погоны хотели ввести еще давно, с середины 30-х. Именно тогда в армию стали постепенно возвращаться «старые» воинские звания. Войну СССР встретил уже не с комкорами и командармами, а с вполне себе «по-старому» звучащими генералами. Но погоны все-таки еще опасались возвращать.

Эти опасения были не напрасными. Даже в январе 1943-го, на пике воодушевления от почти осуществившейся сталинградской победы, реакция в войсках была неоднозначной. Причем даже у самих новоиспеченных офицеров. Тут нам помогут документы, где записано подслушанное агентурой НКВД.

«У меня еще раньше было отвращение к погонам, а теперь обратно возвращается старое, опять будем носить погоны. Я к этому питаю отвращение. Но если будет приказ, то придется все же носить погоны», – говорил младший воентехник 437-го радиодивизиона по фамилии Рождественский.

Рядовые были настроены еще агрессивнее. «Наше правительство Красную армию хочет сделать армией капиталистической. Погоны ведут Красную армию на путь буржуазной армии», – боец 204-й стрелковой дивизии Нечаев.

«Двадцать пять лет при советской власти мы боролись против старых порядков, а сейчас вводят опять погоны. Наверное, скоро введут и старост, как были раньше, а потом помещиков и капиталистов», – старший сержант той же дивизии Волков.

«Мы катимся назад к старому строю. Военную форму берем у буржуев, с которыми я боролся в гражданскую войну», – красноармеец 730-го стрелкового полка Потапов.

Местами не выдерживали даже тертые в подобных делах политработники.

«Опять хотят сделать старый строй и фашистскую армию, так как погоны носят фашисты», – гневно проговорил политрук 23-й стрелковой дивизии по фамилии Балакирев, причем не в частной беседе, а прямо перед группой подчиненных ему бойцов. Хотя командиры среднего звена идею с погонами в целом оценили. Они горячо приветствовали все, что было связано с шансом дополнительно повысить их авторитет. Правда, от них тоже временами шли негативные отзывы, но связаны они были скорее с тем, что «идея здравая, но вряд ли поможет». Не обошлось и без теории заговора – и это тоже нашло отражение в записках особистов. Мол, погоны вводились по требованию англо-американских союзников. Причины назывались разные – то искреннее стремление помочь, то «вступить в Берлин с формой единого образца», то всех развратить и насадить тихой сапой капитализм. Впрочем, радость от крупной победы все равно перевешивала, и в целом введение погон восприняли благодушно.

Совсем другая страна

И все-таки в этих опасениях были крупицы истины. Советский Союз и правда вышел из Великой Отечественной совсем другой страной – и дело тут не в заплаченной цене и одновременно увеличившихся возможностях. Просто у руководства исчезли опасные идеологические иллюзии.

Главной из них была вера в солидарность рабочих всего мира. В начале войны все еще было живо ощущение, что средний немецкий солдат – это такой же простой парень, как и красноармеец. Швырни в него листовкой про интернационал, и он повернет оружие против своих же офицеров и станет воевать уже против «фашизма». Поэтому поначалу на такую пропаганду тратились вполне ощутимые ресурсы. Все это было как о стенку горох – немцы интернациональные идеи просто игнорировали. Как оказалось потом, граммофоны с напоминающей о доме музыкой и заходы в духе «Вот ты, дурак, воюешь, а дома твою фрау лапают» работали на понижение боевого духа намного лучше.

Этот тактический провал в пропаганде значил нечто большее, чем трату времени и ресурсов. Он значил, что со времен Первой мировой «буржуазные» государства нашли достаточно противоядий от ультралевых идей. Они уже не могли так же легко ломать их, как раньше. В Москве поняли, что в случае чего воевать придется жестко и самим за себя, и никакой «мировой пожар» помощником тут не будет. Поэтому процесс преобразования символов продолжался. Дело не ограничилось погонами – народные комиссары превращались в министров, Рабоче-Крестьянская Красная Армия – в Советскую. После войны в ней вслед за офицерами появились солдаты – хотя раньше это слово считалось «буржуазным», а вместо него употреблялось «красноармеец» или «боец». Страна переформатировалась под длительное сосуществование с «буржуазными» государствами.

Оставаясь формально коммунистическим, СССР отдалялся от своих корней, от времен бурной молодости и мечтаний о мировой революции. Он даже не поддержал всерьез всплеск ультралевых молодежных движений в 60-е – хотя это был, наверное, единственный реальный шанс на самом деле развалить США в XX веке. В СССР с настороженностью относились к этим истинным ультралевым, подсознательно ощущая в них угрозу. Советский Союз уже был в первую очередь государством, империей, а не спичкой для организации мирового пожара. И завершившая эту трансформацию прививка была получена еще тогда, в годы Великой Отечественной войны.

Тимур Шерзад

Источник: https://vz.ru/opinions/2022/1/6/1136260.html

…Всё люди, такая тоска, хоть бы черти для смеха попадались.

Михаил Лермонтов, из письма к С. Бахметевой

Сразу после Рождества, когда наступили невиданные на юге холода и выпал снег, поднимаемый пронизывающим ветром в зловещие позёмки, в кубанской станице С. случилось невероятное и, казалось бы, немыслимое – нежданно-негаданно здесь появился чёрт. Самый что ни на есть настоящий – видимый и во плоти…

Первым его заметил сторож станичной школы Степан Фёдорович Перехода. Перед вечером, когда было ещё светло, и только начинало смеркаться, он по обыкновению обходил вверенные ему для охраны владения, осматривая все постройки и убеждаясь в их целости и сохранности. И вот, когда он проходил через двор от старого здания школы к новому, где обычно и ночевал, он и заметил, как на крыше школы мелькнуло что-то чёрное. Остановившись, он присмотрелся: не померещилось ли ему. И уже чётко увидел, как возле одной из труб, оставшихся ещё с тех пор, когда было печное отопление, что-то тёмное и копошащееся. Чтобы лучше рассмотреть, он зашел с другой стороны здания и увидел нечто, поразившее его невероятно – что-то лохматое перебежало по крыше здания и скрылось за её скатом. Сначала он подумал, что это – кошка. Но таких больших кошек не бывает. Может быть собака? Но как она взобралась через три этажа на крышу? И от этого предположения, мелькнувшего в его сознании, пришлось отказаться. Да и не было это, нечто, увиденное им, похожим на кошку и собаку. Всё – это был, конечно же, он. И хотя, Степану Фёдоровичу за всю его шестидесятипятилетнюю жизнь никогда не доводилось видеть чёрта, все приметы и признаки его полностью совпадали. Прежде всего, он был порядочных размеров. Да и сами формы – тёмная шерсть, длинный тонкий закрученный хвост, ушки торчком – всё свидетельствовало о том, что это был он. Может быть, и рожки были, но с такого расстояния рассмотреть их было невозможно.

У Степана Фёдоровича не оставалось теперь никаких сомнений в том, что это был действительно чёрт. И он вдруг почувствовал, как по спине пробежал какой-то холодок, внутри, словно что-то оборвалось, и ему, несмотря на мороз, стало душно в армейском камуфлированном бушлате. «Вот так неожиданно и буднично и происходит всё самое страшное в нашей жизни», – подумал он.

Всё это было как-то странно. И особенно поражала неожиданность и будничность появления его. Нет, Степан Фёдорович не испугался. Это было какое-то иное, ранее не испытываемое им чувство, но только не испуг. И он лихорадочно соображал, но никак не мог решить, что же следует в таких случаях делать.

Был ли он человеком верующим, об этом ничего нельзя было сказать определённо. Конечно, он подозревал, знал и даже был уверен в том, что есть на этом свете какая-то высшая, таинственная сила, не вполне определённая и разумом человеческим непостижимая. Но одно дело знать об этом, и совсем другое – вот так неожиданно убедиться в её реальности, когда уже никаких сомнений не оставалось в том, что это она и есть. То ли с возрастом, то ли время такое настало, но в последние годы Степан Фёдорович задумывался о Боге, хотя он и представлялся в его душе и сознании как-то смутно. Теперь он уже не стеснялся, как ранее, перекреститься прилюдно, прошептать молитву в трудную минуту. Иногда, что случалось не часто, он и в церковь заходил. Службы, правда, не отстаивал, но свечки за упокой душ родителей своих ставил исправно. Словом, если о бытие Божием он хотя бы иногда задумывался, то о чёрте не думал никогда. Потому и появление его теперь застало Степана Фёдоровича врасплох, и он никак не мог сообразить, что же надо делать в таких случаях, хотя и чувствовал, что надо предпринять что-то решительное.

Что ещё смутило его и заставило поверить в то, что это чёрт и есть, так это то, что тот хотя и бегал по крыше, но больше вертелся возле печных труб, прятался за ними, выглядывал из-за них, как бы дразня Степана Фёдоровича. И он не то, чтобы знал об этом, но каким-то чутьём угадал или вспомнил, что черти-то обыкновенно и в дом проникают через печные трубы. К тому же чёрт появился именно на школе. Мог бы появиться на здании правления бывшего колхоза, ближе к своим собратьям, где уже давно заправляли всем черти в человеческом обличье, вконец разоряя некогда богатое хозяйство. Нет же, надо было ему появиться именно на школе. Это Степан Фёдорович отметил с неким раздражением, так как тоже чувствовал, что черти в первую очередь смущают непорочные и ещё нетвёрдые детские души, а не крещённых младенцев могут и вовсе похищать, подменяя их своими чертенятами, которые внешне от младенцев человеческих ничем не отличаются.

Убеждало Степана Фёдоровича в том, что это и есть чёрт и то, что он сам, хотя и был человеком практичным и находчивым, теперь решительно не знал, что надо делать, что следует предпринять. Прямо какое-то оцепенение его охватило. И от этой беспомощности сознание сковывала какая-то тупая неподвижность.

Наконец, когда уже окончательно стемнело, как бы очнувшись, он побежал в здание школы, к телефону. Ведь надо было о таком необычном и столь странном происшествии сообщить директору школы Елене Фёдоровне. И как он ни был поражён и взволнован увиденным, подбежав к телефону, и уже, было, сняв трубку, всё-таки остановился, размышляя: «Как я скажу ей об этом? Что она подумает? И как я буду выглядеть при этом? Ведь, скорее всего, подумает, что я хватил лишку или тронулся разумом». И тут Степан Фёдорович со всей определённостью осознал и подивился странности всего происходящего: чёрт – вот он бегает по крыше, вполне реальный и видимый, а сказать об этом кому-либо нельзя без опасения прослыть дураком… Может быть в этом и состоит его тёмная сила – он вполне реальный и в то же время его как бы и нет, словно, он и вовсе не существует…От этой догадки в висках заломило болью…

Но нельзя было и не докладывать директору об этом, таком странном происшествии. Ведь завтра дети придут в школу, а тут – чёрт бегает по крыше… Ещё не известно, чем всё это может обернуться и какие иметь последствия.  А спрос-то будет с него: почему и как, мол, недоглядел… Смущаясь и сомневаясь, он всё же набрал номер телефона директора.

– Елена Фёдоровна, извините, что беспокою, – неуверенно начал он, – но у нас тут такое дело, что не знаю, как и сказать…

– Что-то случилось? – с нетерпением перебила его директор.

– Да не то, чтобы случилось. А вообще-то случилось, но такое, что не знаю, как вам и сказать об этом. По крыше школы бегает чёрт.

Елена Фёдоровна долго молчала, видимо, размышляя над столь странным сообщением сторожа.

– В каком смысле? – наконец спросила она.

– Да в самом прямом смысле. Бегает по крыше и всё. Я его ещё засветло заметил, а потому и рассмотрел хорошо. Это он.

– Ну и что? – спросила Елена Фёдоровна.

– Как ну и что? Чёрт, говорю, по крыше школы бегает. Завтра дети в школу придут, а он тут… Вот я и решил сообщить вам об этом. Вы только не подумайте чего такого – с настойчивостью и раздражением выпалил он, чувствуя, что Елена Фёдоровна ему явно не верит.

– Степан Федорович, – спокойно сказала она, – пусть он там пока бегает. Он ведь вас не трогает. А завтра я раньше приду и во всём разберёмся. Ну а к утру напишите мне докладную записку обо всём этом.

– Елена Фёдоровна, – попытался возразить он. – Меня-то он не трогает, но ведь сами посудите, дети придут в школу, а тут такое творится…

– Ну ладно, – оборвала она его, – завтра разберёмся.

Степан Фёдорович положил трубку, злясь на самого себя. Ведь всё вышло так, как он и предполагал: директор ему не поверила, решив, что он хватил лишку.

Ни о каком сне в эту ночь не могло быть и речи. Он уже хотел, было, написать докладную записку, но не смог этого сделать. Да и как об этом напишешь. Даже если это сущая правда, но изложенная на бумаге, она выглядела бы какой-то нелепостью, заронявшей сомнение в здравомыслии писавшего, за что не только с работы попрут, но ведь могут и в психушку запереть… Нет, написать на бумаге об этом было совершенно невозможно. И чем больше думал об этом Степан Фёдорович, тем более заходил в какой-то тупик, из которого ему не виделось никакого выхода.

Директор школы, видимо, всё же насторожившись столь необычным и странным сообщением сторожа, обзвонила учителей, так как почти все они пришли в школу ранее обыкновенного. Измученный бессонной ночью Степан Фёдорович встретил их на крыльце.

– Ну что тут случилось? – холодно спросила его Елена Фёдоровна, поднимаясь по ступенькам и изящно приподнимая полы своей ондатровой шубки.

– Случилось то, о чём я вам докладывал вчера, – устало ответил Степан Фёдорович.

– Ну что ж, показывайте нам тогда своего чёрта, – язвительно распорядилась она.

– Никакой он не мой, – несколько обиженно ответил Степан Фёдорович. И добавил уже с некоторым раздражением: – Скорее, он наш общий…

Директор вместе с учителями и сторожем, целой свитой, стали обходить здание школы, чтобы увидеть то, чего просто не могло быть, во что они не верили и вообще ко всему этому относились как к какому-то недоразумению, которое должно как-то разрешиться, никак не поколебав их прежних представлений и убеждений. И тут чёрт, видимо замёрзнув на продуваемой ветром крыше, пробежал по её скату и юркнул в трубу. Не заметить его собравшиеся не могли. Все замерли в недоумении, молча переглянулись и снова уставились на крышу.

Немая сцена длилась довольно долго. Никто не хотел первым высказать своё мнение. Наконец, учитель биологии Мария Павловна нарушила неуверенно это общее оцепенение:

– Суеверие какое-то, предрассудок да и только.

– Суеверия и предрассудки по крышам не бегают, – возразил ей учитель истории Василий Андреевич. – Что же вы глазам своим не верите, что ли…

– Да действительно, – отозвалась учитель литературы Лидия Ивановна. – Но ведь раньше такого у нас не было. Не появлялись же черти ранее.

И тогда сторож Степан Фёдорович как бы по праву того, что он первый обнаружил его, и, видя, что и учителя, люди образованные, к которым он всегда относился с почтением, также как и он, не могут ничего сказать вразумительного и объяснить случившееся, твёрдо и решительно сказал:

– Потому и не появлялись ранее, что мы жили по-людски. А теперь вот видите, стали появляться.

– Что вы имеет в виду? – спросила директор.

– А то и имею в виду, что пока мы жили по-человечески, не блудили душой и разумом, никаких чертей не было. А теперь, как вы изволили все сами удостовериться, они появились.

И тогда учитель истории, видимо, желая разрядить напряжение и хоть как-то объяснить странное происшествие, начал было:

– Но позвольте, коллеги…

– Не позволю! – решительно прервала его директор, – чувствуя, что вся ответственность за происходящее лежит всё-таки на ней. – Итак, никому об этом не говорить, абсолютно никому. Вести себя так, словно ничего не произошло, и мы ничего не видели. Степан Фёдорович, вам собрать, попросить знакомых мужиков, желательно охотников и изловить это… – Она замялась, но так и не назвала, что же следовало изловить, но лишь добавила, – естественно, не в учебное время. Всё.

– Но, Елена Федоровна, – возразил сторож. – Если это действительно он, то это небезопасно, а может быть, даже вообще невозможно. Он ведь обладает свойством принимать внешность любого человека, и мы можем перестрелять друг друга, а его так и не поймаем.

– Ну не знаю, – уже растерянно сказала директор. – Давайте обратимся в полицию. Ну, надо же что-то делать…

Как и следовало ожидать, удержать втайне это странное происшествие не удалось. По секрету всему свету – и скоро весть о появлении чёрта разлетелась по всей станице. На следующий день станица гудела как потревоженный улей. На базаре, на улицах – везде только и говорили об этом.

Степан Фёдорович, чувствуя себя как бы ответственным за всё происходящее, пошёл-таки в полицию, хотя заранее знал, что идти туда бесполезно. Полиция, не всегда защищающая людей от беззакония, уклоняющаяся от разбора дел криминальных, могла ли она при этом разобраться в деле столь деликатном?.. Он шёл туда, скорее, от безысходности, от того, что действительно не знал, что следовало предпринять.

Дежурным по станичному отделению полиции оказался старший лейтенант Коханов, молодой человек, совсем недавно начавший свою полицейскую службу после окончания училища, только входивший в курс дела и занятый больше не постижением науки борьбы с правонарушителями, а тем, как вписаться в ту сложную систему отношений на этой службе, в которой каждому было отведено строго определённое место и которая отнюдь не определялась штатным расписанием и служебными обязанностями.

– Что там у вас? – спросил он у Степана Фёдоровича.

– Дело тут не совсем обычное, можно сказать совсем необычное, – начал издалека Степан Фёдорович. – Не знаю, как вы на это посмотрите и что предпримите, но кроме вас, обращаться не к кому. У нас на крыше школы появился чёрт…

– Да я уже слышал об этом, – тут же ответил Коханов. – Только всё это мне кажется невероятным. Тут какое-то недоразумение. Ну, сами, подумайте: какие черти могут быть в наше время? Это же средневековье какое-то.

– Но ведь черти бывают во все времена, – осторожно напомнил ему Степан Фёдорович. – Можете пойти и убедиться в этом.

– Да я-то схожу, посмотрю. Но только так сказать в частном порядке, из любопытства. Мы ведь по устному сообщению мер не принимаем. Вот если вы напишете официальное заявление, тогда другое дело.

– О чём?

– Как это о чём? О том, что появился чёрт.

– Но как об этом напишешь?

– Вот видите, вы утверждаете, что появился чёрт, что вы его видели, а написать об этом не можете. Значит, сами сомневаетесь, что это действительно он. И потом – даже если вы напишете заявление, мы всё равно ничего не сможем сделать. Черти ведь проходят не по нашему ведомству. Мы занимаемся охраной правопорядка. Но не чертями.

– Но ведь люди волнуются, доведены, можно сказать, до психоза и в таком состоянии могут натворить чего угодно, и правопорядок нарушить.

– Ну а мы что можем сделать? Мы тут при чём?

– Как это не при чём? Выходит так, что вы боретесь не с причинами нарушений, а уже только со следствием.

– Ну, это общие слова. Без вашего письменного заявления мы даже не имеем права выехать на место происшествия…

– М-да… дела – только и мог сказать разочарованный Степан Фёдорович.

Но вечером, когда уже стемнело, он пошел к станичному батюшке отцу Петру. Священник выслушал его внимательно, ничему не удивившись. Даже сказал нечто в том роде, что ничего необычного в этом нет. Так как ко всякому человеку при его рождении приставляется чёрт и ангел. Они сопровождают человека во всю его жизнь, ни на минуту не оставляя его. Причем, ангел стоит по правую сторону, а чёрт – по левую, и между ними идёт непрестанная и ничем не устранимая вражда в душе человека.

– Батюшка, – только и мог сказать Степан Фёдорович на столь обстоятельное объяснение священника, – Ангела я не видел, я видел только чёрта…

– О, это бесплотные существа, олицетворяющие зло, исконные враги рода человеческого.

– Но в том-то и дело, что я видел его во плоти. Да и не только я один видел, уже многие видели.

На это священник сказал, что во плоти он явиться не может, но в любом случае оборониться от него можно только крестным знамением и молитвой.

Странно повела себя власть в эти смутные дни, пока чёрт разгуливал по станице, что особенно возмущало Степана Фёдоровича, хотя он и не знал в точности, что именно должна была предпринять власть. Глава местного самоуправления Александр Александрович Барышников вел себя так, словно это его абсолютно не касается, что за чертей он тоже не отвечает, как и за всякое природное явление, за дождь или за снег. Станица бурлит, в народе неспокойно, а ему – главе администрации, и дела до того нет.

«Странная всё-таки у нас власть – вдруг осенило Степана Фёдоровича, – ни до Бога, ни до чертей ей нет никакого дела, то есть, нет дела до самого главного, – от чего зависит состояние человека, его благополучие или неблагополучие. А до чего же ей тогда есть дело? В чём же тогда состоит её предназначение? Значит, разбитые в конец дороги она десятилетиями не может отремонтировать, потому что у нас, видите ли, нет средств, хотя налоги мы платим исправно. Никаким иным благоустройством станицы не занимается, хозяйства и предприятия, какие ещё уцелели после «реформ» ей неподведомственны, ввиду священности частной собственности, которая вчера ещё не была таковой. Верой народа она не интересуется, так как церковь отделена от государства. Так ещё, оказывается, ей и до чертей нет дела. Значит, она просто обозначает саму себя и не более того…»

Это неожиданное открытие тягостно подействовало на Степана Фёдоровича. Не думать обо всём этом он уже не мог. Но чем больше он об этом размышлял, тем более заходил в какой-то тупик, из которого не находил выхода. И от этого у него ломило в висках.

Целую неделю чёрт безнаказанно хозяйничал в станице. Но всё разрешилось просто и как-то даже весело. Прознавшие про него мальчишки, которым были неведомы его коварные ухищрения, взобрались-таки на крышу, чтобы поймать его. На снегу они увидели диковинные следы, не похожие ни на кошачьи, ни на собачьи, скорее на копытца. Когда же они заглянули в трубу, увидели там два светящихся глаза. Это их нисколько не испугало, и чёрта они всё-таки изловили. Каково же было удивление, изумление и облегчение станичников, когда вместо чёрта они спустили с крыши обезьяну. Оказалось, что в станицу приехали какие-то армянские переселенцы, у которых была обезьяна и которая почему-то сбежала от них в эти крещенские морозы. Но кто мог подумать, кто мог предположить, что в кубанской станице в такую стужу может появиться обыкновенная обезьянка…

Всё действительно разрешилось просто и даже весело. Для многих, но только не для Степана Фёдоровича. Удивительным и поразительным для него оказалось то, что именно те люди, которых появление чёрта переполошило, даже испугало, кто впал в панику и поверил, что это действительно он, теперь смеялись сами над собой: «Вот, оказывается, как всё просто, а мы думали…».

Это особенно теперь раздражало и злило Степана Фёдоровича. Значит, получается так, что чертей якобы и вовсе не бывает на свете. Но если их не бывает, если это всего лишь какой-то предрассудок и пережиток, почему целую неделю вся станица пребывала в страхе и психозе? Если чертей нет, почему наша жизнь никак не налаживается, приходя всё в больший и больший упадок?..

Особенно же возмутила Степана Фёдоровича заметка в районной газете «Голос правды» в номере от 11 февраля 20… года, о том, как в станице чёрта ловили… И что особенно его удивило, так это то, что мнение журналистов полностью совпало с мнением тех обывателей, которые в начале испугались, а потом посмеялись над появлением чёрта:

«В станице С., – писала газета «Голос правды», – поднялся настоящий переполох. По утверждению многих жителей, на крышах домов бегал «чёрт». Жители видели, крестились: свят, свят, свят.  Материальным подтверждением существования «нечистой силы» служили и отчётливые следы, которые остались в снегу, покрыты крыши домов.

За помощью в поимке «чёрта» жители даже обращались в полицию. Прямо Диканька у нас своя появилась.

Наваждение.

В конечном итоге «нечистого» станичники изловили. Чёртом оказалась вполне симпатичная обезьянка, которая случайно выскочила из дома своего хозяина и в отчаянии металась по крышам в поисках тепла. Сейчас обезьянка отогревается дома. Об этом в редакцию сообщали из администрации сельского поселения».

Возмутили Степана Фёдоровича эти кавычки, в которые брались слова «чёрт» и «нечистый», надо полагать, как нечто нереальное, что и переполнило его терпение. Это странное событие как-то даже переменило его. Он иначе стал смотреть на многие факты и сокрушался, что значение их открылось ему, столь запоздало. Если большинство станичников это, так просто разрешившееся недоразумение уверило в том, что чертей вообще не бывает на свете, что это всего лишь суеверия и предрассудки, то Степана Фёдоровича оно, наоборот, утвердило в том, что черти действительно существуют, но каждый раз появляются в новом обличии, отчего люди и не могут поверить в их реальность. И дело тут было вовсе не в этой заблудившейся и замёрзшей обезьянке. Он помнил, с каким неземным блеском в глазах, растерянностью и беспомощностью люди рассказывали друг другу о появлении чёрта в станице… Разве в эти дни не владела ими нечистая сила?

И тогда он, уже ничего не страшась, решил подать письменное заявление в полицию о появлении чёрта в станице и о необходимости принятия мер. Но в полиции его чуть ли не на смех подняли. Так и сказали:

– Степан Фёдорович, ну теперь-то, когда всё прояснилось, зачем заявление подавать?

– Как это зачем? – возражал он. Значит, вы уверены в том, что чертей вообще не бывает на свете. Значит, надо полагать, жизнь наша уже устроилась по законам добра и справедливости. Я что-то этого не замечаю. Скорее, наоборот. Но если так, то скажите мне, кто в этом повинен. Оказывается, что виновных нет. А, может быть, эта бедная обезьянка затем только и появилась, чтобы напомнить нам о реальном существовании нечистой силы?..

И чем больше распалялся в своих доказательствах Степан Федорович, тем более чувствовал, что ему не верят и его аргументы становятся всё менее убедительными. Наконец, ему твердо сказали, причём, как-то снисходительно, словно обращаясь к неразумному малому дитяти, не понимающему вещей очевидных:

– Ну ладно, допустим, всё именно так и обстоит, как вы говорите. Но скажите, что мы должны делать с вашим заявлением, и какие, именно, меры должны предпринять?..

Этого Степан Фёдорович тоже не знал. Подавленным, приниженным и злым он покинул полицию, искренне недоумевая: «Как же так получается, что нечистая сила существует реально, в чём он убедился, а никаких мер против неё предпринять невозможно и даже говорить о ней нельзя без риска прослыть дураком… Ведь даже и священник, как ему показалось, особой тревоги в связи с появлением чёрта в станице не проявил… Нет, что-то тут не так…».

Но чем больше он об этом думал, тем более уверялся в том, что выхода из этого положения нет никакого, что торжество нечистой силы над людьми неизбежно…

...Приехав в станицу, я хотел, было встретиться со Степаном Фёдоровичем, дабы подробнее узнать об этом странном происшествии. Но как сказали мне его родные, он находился в больнице, в краевом центре, и врачи настоятельно советовали не тревожить его воспоминаниями о пережитом.

х х х

Всё, казалось бы, разъяснилось. Однако оказалось, что я описал только один случай. На самом деле чёрт появлялся в станице неоднократно, и в самых разных, противоположных её концах. В частности, за станицей издавна лежали штабелем бетонные плиты. Среди них мальчишки и заметили какое-то кубло, а вокруг – следы, вроде бы как поросячьи. Это заинтересовало их: откуда там могла взяться свинья? Да и не живёт свинья в кубле. И тогда они вечером предприняли экспедицию туда, дабы разузнать, что же это такое. Но из кубла на них глянули такие светящиеся глаза, что они в ужасе разбежались и больше туда уже не ходили.

Что же касается случая с обезьянкой… Его так прокомментировал один мой добрый станичный знакомый: «Да, такая семья в станице есть. И у них действительно есть обезьянка. Но только они её так холят и лелеют – в клеточке и в тепле, что ни о каком побеге её не может быть и речи. Это просто исключено. Так что никакая обезьянка никуда не убегала. Она ведь пять тысяч долларов стоит…». И добавил нечто в том роде, что это люди приплели сюда обезьянку затем, дабы свести всё к хохме, к забавному недоразумению, так как не могут и не знают, как уразуметь и объяснить это такое неожиданное и странное происшествие.

На обложке книги - портрет В.Ф. Рябоконя - художника Владимира Мудрака.

Материал к публикации подготовила Катерина Беда.

Министр просвещения России Сергей Кравцов рассказал, что направил главам регионов письмо с рекомендацией систематизировать контрольные работы в школах и снизить бюрократическую нагрузку на учителей. Разговоры об этом велись уже давно, однако как это реализовать, до сих пор было непонятно. «Известия» вместе с Минпросвещения и учителями разбирались, как защитить школу от излишней отчетности.

Как вести классный журнал

— Я подписал письмо на имя руководителей регионов, в котором мы дали настойчивые рекомендации, что нужно систематизировать контрольные работы, — сообщил Кравцов в начале этой недели. Таким образом Минпросвещения выполняет поручение, данное президентом в преддверии Дня учителя, который традиционно отметили 5 октября.

По его словам, уменьшить число контрольных в школах можно за счет Всероссийских проверочных работ (ВПР), которые могут заменить региональные и муниципальные мониторинги и срезы знаний.

Кравцов добавил, что субъектам Федерации также рекомендовано снизить отчетность для педагогов — в частности, была высказана однозначная позиция министерства относительно того, что не нужно дублировать ведение классного журнала: если ведется его бумажный вариант, не нужно заполнять электронный, и наоборот.

Руководитель Ассоциации учителей литературы и русского языка Людмила Дудова пояснила «Известиям», что дублирование журнала — это одна из главных жалоб учителей, с которыми она сталкивалась в последнее время.

— Они пользуются электронным журналом, но должны дублировать всю информацию в бумажный, — говорит педагог. — Получается, что журнал заполняют дважды, причем делают это каждый день. Тем более и так произошло увеличение нагрузки из-за ведения образовательного процесса в онлайн-режиме — где-то до сих пор дети учатся на дистанте, где доля контроля только возрастает.

Учитель высшей категории, почетный работник общего образования России Леонид Перлов замечает, что вести электронный журнал, но не вести бумажный всё равно не получится.

— Работать с электронным дневником на уроке учитель не может, — сказал он «Известиям». — Либо я веду урок, либо я утыкаюсь в монитор и не вижу класс. Дети моментально найдут, чем заняться. Следовательно, на уроке я всё равно веду бумажный вариант, а потом уже всё это обрабатываю и вношу в электронный журнал.

Как Минпросвещения сокращает бумажную работу

В Министерстве просвещения «Известиям» рассказали, что в письме министра говорится про двойную работу по заполнению журналов и дневников в бумажном и электронном виде, а также про дублирование контрольных работ в классах по предметам, по которым проводятся проверочные работы.

— Обращаем внимание, что вопрос снижения бумажной нагрузки стоит на особом контроле министерства, — сообщили в пресс-службе. — Так, в декабре 2020 года министерством совместно с Рособрнадзором подготовлен перечень документов, который определяет список отчетной документации, в разработке которой принимают участие администрации школ совместно с учителями или их разработка возлагается на учителей или соответствующих специалистов.

Указывается, что в подготовке перечня документов принимали активное участие представители Всероссийского экспертного педагогического совета (ВЭПС) — это общественное объединение, созданное при Минпросвещения и возглавляемое министром. В перечне содержатся документы, разрабатываемые в соответствии с федеральными государственными образовательными стандартами и связанные с реализацией воспитательного процесса в школе.

Кроме того, отметили в министерстве, на сайте Минпросвещения действует горячая линия по вопросам избыточной отчетности, а в осуществлении контроля помогают члены ВЭПС из всех регионов России.

Что делать с проверочными работами

Дублирование контрольных работ по предметам, по которым проводятся Всероссийские проверочные работы, эксперты обозначают как одну из главных помех образовательному процессу.

— Это система тестов, которые спускают сверху, и мало того, что ломают весь школьный график у учителя и всей школы, теряются учебные часы, которые приходится потом компенсировать и нагонять, так еще и учитель обязан потом проанализировать работы и составить многостраничный отчет об их проведении, — говорит Перлов. — Нужны они только Рособрнадзору — ни школе, ни учителю они не нужны.

По его мнению, ВПР нужно сокращать. При этом нельзя, заметил он, вместо этого бездумно убирать все остальные контрольные работы.

— Вроде бы учителя это должно освободить, уменьшить часть работы, связанную с контрольными работами, — отметил Перлов. — Но я как учитель знаю и понимаю, когда и какие мне нужны контрольные работы. Не разрабатывать я их просто не могу, потому что это часть моей работы, они нужны мне, и волевым решением уменьшить их количество невозможно.

По его словам, то же самое касается сокращения количества домашних заданий, о чем тоже не так давно говорили.

— Проверка домашних заданий — вещь трудоемкая, но методически чрезвычайно полезная для учителя, просто необходимая, — заметил Перлов. — Проверяя, что написал ребенок, я делаю вывод, что я этому ребенку не додал и по какой причине. Домашнее задание — это материал для анализа, позволяющий мне, как учителю, качественно работать.

О непродуманности Всероссийских проверочных работ высказалась и Людмила Дудова, которая заметила, что учителя, вместо того чтобы разбирать и исправлять ошибки, допущенные учениками во время выполнения ВПР, вынуждены писать по ним многостраничные отчеты.

Как освободить учителя от административной работы

Однако даже без ВПР бумажной работы у учителей очень много. И касаются эти отчеты не только учебного процесса, но и административной работы, которую они вынуждены выполнять.

— Снижение отчетности зависит не столько от Минпросвещения, которое как раз предприняло определенные шаги в этом направлении, а от того, что в образовательную организацию поступают запросы на всякого рода справки, отчеты, таблицы, анализы от самых разных ведомств, — говорит Людмила Дудова. — И всё это спускается до педагога, которому приходится составлять списки социально неблагополучных семей, детей с ограниченными возможностями здоровья.

Она отметила, что как раз запросов, идущих в школу от системы образования, значительно меньше, чем от остальных ведомств.

— И запросы эти дублируют друг друга, — говорит Дудова. — Хотя мы и перешли на электронный документооборот и, казалось бы, какую-то информацию ведомства могут получить самостоятельно, не обращаясь в школы, однако эти запросы льются как из рога изобилия, спускаясь до уровня учителя.

Она отметила, что можно было бы систематизировать, в каких случаях и какое ведомство может обращаться в школу, однако сложно запретить, например, органам опеки, запрашивать необходимую информацию у образовательного учреждения. И в этой ситуации, считает она, могла бы помочь единая база данных, откуда ведомства получали бы информацию без лишних запросов в школу.

— Я не понимаю, о какой отчетности идет речь, — сказала она «Известиям». — В Москве учителя ведут журнал московской электронной школы, календарь тематического планирования, но это всегда делалось. Я курирую учителей различных предметов, сама преподаю, бываю в школах и не вижу, чтобы учителя вели какую-то излишнюю отчетность.

По ее словам, есть отчеты, которые делают педагоги, но это необходимость, — например, заполнить данные о том, какой ученик из какого класса будет участвовать в предметной олимпиаде. Также она замечает, что нет ничего плохого в том, что учителя контролируют посещаемость детей, потому что, во-первых, это позволяет выявить какие-то проблемы, во-вторых, так было всегда — раньше классные руководители даже по домам ходили.

— Да, есть отчеты, необходимые для выплаты стимулирующей части оплаты труда, — говорит Морозова. — Но это отчет за год — педагог должен заполнить табличку, чтобы получить доплату. В аттестации на высшую категорию отчетность дошла до автоматизации. Нет чего-то такого, от чего надо избавить педагогов, по крайней мере в Москве. И я не вижу жалоб в ассоциацию по этому поводу в последнее время.

Она признала, что педагоги загружены, но не отчетностью, а образовательной деятельностью, так как растут требования к проведению современного урока.

Однако профессор департамента образовательных программ Института образования НИУ ВШЭ Ирина Абанкина замечает, что эта необходимая отчетность — очень значительна.

— Стимулирующие доплаты у нас выплачиваются в зависимости от того, как сам учитель заполнит все свои показатели и выполнение критериев, — сказала она «Известиям». — Если ты не заполнил этот отчет, то и баллы тебе не начислят. А заполнять надо кучу бумаг — от этого никто не освободил.

По ее мнению, бюрократизацию при сокращении этих выплат нужно сократить, так как сейчас это превратилось в погоню за баллами и тяжелую административную работу.

— Не надо учителю ничего подтверждать при назначении стимулирующих выплат, нужно, чтобы кадровая комиссия сама могла увидеть эту работу и назначить выплату, — считает Абанкина. — Кроме того, нужны стимулирующие выплаты на более долгосрочной основе.

Как отказаться от ненужных мероприятий

В регионах же учителям приходится заполнять регулярные отчеты о проведении неких мероприятий, спущенных сверху в школы, замечает активист профсоюза «Учитель» Дмитрий Казаков, который преподает историю в сельской школе в Нижегородской области. И тут, считает он, рекомендации не помогут.

— Насколько помню, еще в 2016 году принимался некий документ с рекомендациями по снижению отчетности, но это были лишь красивые слова, — сказал он «Известиям». — Отчетность ведь связана не с тем, что принимается какой-то документ, а с тем, что всё образование сейчас подчинено рыночным отношениям. Существует куча проектов, под которые выделяются финансы, и школам навязывается участие в них.

Казаков рассказывает, что делается это следующим образом: в школу присылают рекомендацию поучаствовать в мероприятии, которое оказывается никому не интересным, и школа в нем не участвует. Тогда управление образования снова присылает эту рекомендацию, но уже с просьбой прислать отчет, сколько учеников в мероприятии приняли участие.

— Естественно, директора — ставленники управлений образований чисто физически не могут от этого отказаться, — говорит Казаков. — Их могут просто уволить по 278-й статье закона об образовании. Поэтому сколько угодно приказов о снижении загруженности учителей может быть направлено, но пока выделяются деньги вот на такие проекты, заинтересованные в них лица будут настаивать на их реализации такими способами.

По его словам, отказаться от участия в них может лишь школа с сильным независимым директором, но таких немного — в Москве это может быть уважаемый человек, депутат Мосгордумы, например. В регионе подобных директоров крайне мало. Кроме того, отбиться от мероприятий могут сильные профсоюзные объединения педагогов, однако чаще всего учителям приходится в них участвовать, зачастую в ущерб образовательного процесса — и составлять потом по ним отчеты.

— Поэтому наш профсоюз уже очень давно выступает за то, чтобы школы и их директор стали действительно независимыми, не подчиненными управлению образования, — сказал Казаков. — Если руководитель школы будет действовать в интересах детей, учителей, жителей района, это может поправить ситуацию.

Леонид Перлов не верит в то, что подобную бюрократию могут сократить, так как ведомства, которые их требуют, «живут на отчетности от школ».

— А раз нельзя сократить поток бумаг по административной части, остается единственная возможность — уменьшить количество бумаг за счет педагогической составляющей, — заметил Перлов. — Других вариантов не существует.

Кому нужны отчеты по воспитательной работе

Людмила Дудова замечает: в образовательном процессе сейчас всё как раз налаживается. Например, недавно утвердили качественные примерные рабочие программы по целому ряду школьных предметов, что значительно упростит учителям составление отчетности. Однако появилась другая проблема: организация внеурочной воспитательной деятельности, по которой теперь тоже нужны отчеты, и здесь пока много сложностей.

— Были приняты поправки в закон об образовании, касающиеся воспитательной работы, — говорит Ирина Абанкина. — Вообще-то она и до этого у нас в школах была организована, была программа по воспитательной работе. Но теперь воспитательная работа осуществляется по одному из шести направлений, а не просто так. По каждому из направлений составляется программа, план деятельности и результаты, по которым надо отчитываться.

Она отмечает, что образовательный процесс неразрывно связан с воспитательной работой, и пока непонятно, как об этом отчитываться.

— Считаю, что вообще не должно быть отчетности по воспитательной работе, — говорит Абанкина. — Программы воспитания пусть распространяются по школам, но пусть это будет инструмент помощи учителю, а не документ, по которому необходимо отчитываться. Мы уровень недоверия учителю загнали на слишком высокую планку. Ему нужно доверять, и это доверие позволит сократить всю ненужную отчетность.

Сергей Гурьянов

Источник: https://iz.ru/1231959/sergei-gurianov/otchetnaia-rabota-kak-spasti-uchit...

Переговоры между США и Россией на предмет соглашений по переустройству системы европейской безопасности стали главным сюрпризом ушедшего и ключевой интригой начала нового года. Москва и ранее использовала военно-силовые инструменты для принуждения Запада к разговору по принципиальным для себя вопросам, но, пожалуй, впервые она делает это столь напористо и ультимативно. Это стимулирует Вашингтон к встречному движению, но рискует сделать российские инициативы неудобоваримыми для политической системы Соединённых Штатов и Запада в целом.

В текущей редакции российские инициативы фактически предполагают подписание своего рода нового Хельсинского заключительного акта: принципиальное соглашение между всеми основными участниками по преобразованию системы европейской безопасности. Настойчивое требование заключить именно договор (в официальном российском проекте документа формулировка чуть мягче – соглашение) предполагает, что документ должен пройти процедуру ратификации, что вывело бы его на один правовой уровень с Вашингтонским договором 1949 года. Новый договор предполагает юридически оформленную заморозку НАТО в нынешних географических границах, гарантии поддержания безопасности в регионе и фактически закрепление постсоветского пространства, в том числе Украины, в качестве международно признанной сферы российского влияния.

Радикальность российских предложений заставила многих интерпретировать их скорее как элемент стратегии торга, чем как расчёт на реальный результат. Трудно представить, что США и НАТО так просто поступятся своей центральной ролью в Европе и откажутся от возможности, пусть даже гипотетической, расширения западных альянсов.  Однако брошенное российским президентом «отступать некуда» и созданный уровень напряжённости заставляют думать о серьёзности российских намерений добиться желаемого, причём в ближайшее время.

Игра ва-банк снижает для администрации Байдена возможность в очередной раз убаюкать и заболтать российскую «истерику». Любое развитие ситуации по этому сценарию будет воспринято как внешнеполитическое поражение России (при достигнутом-то градусе напряжения), так что придётся пойти на эскалацию. Судя по всему, это напрямую звучало в ходе общения лидеров – при наихудшем сценарии Россия, дескать, готова пойти и на разрыв отношений.

Насколько реально принятие российского ультиматума, пусть даже и в усечённой форме? Учитывая, что и сама Россия определяет в качестве главного партнёра по переговорам США, вопрос раскладывается на две составляющие: желание Вашингтона идти навстречу и способность администрации Байдена выполнить обязательства, согласовав новую политико-правовую форму взаимодействия с Россией как со своими союзниками, так и внутри страны. Последнее особенно важно, принимая во внимание внутриполитическую борьбу в Америке.

Москва уже не в первый раз требует юридически обязывающего договора о европейской безопасности. В 2009 г. на заключении договора между всеми европейскими странами плюс Соединённые Штаты настаивал занимавший в то время пост президента Дмитрий Медведев. Тогда, несмотря на «перезагрузку», Вашингтон не стал всерьёз обсуждать идею о новом договоре. Дискуссия растворилась в многосторонних форматах, вроде Совета Россия – НАТО и ОБСЕ. Однако от идеи российское руководство не отказалось. Более того, сам Медведев высказывался о возможном возврате к обсуждению ранее предложенного им договора в 2018 году.

Этот несколько легалисткий подход вытекает из опыта – как негативного, так и позитивного. К негативному относится практически всё взаимодействие в ходе и после распада СССР – тогда Вашингтон отказывался идти на серьёзные уступки Москве. Российское руководство до сих пор ссылается на устные гарантии о нерасширении НАТО, данные Горбачёву, как одно из обстоятельств, легитимирующих требования по фиксации географических границ организации. Отсутствие юридически закреплённых правил игры и слепое доверие западным лидерам стало фатальной ошибкой последнего советского руководителя, открыв возможность для экспансии НАТО на восток в послесоветской время. Так во всяком случае эти события интерпретирует высшее политическое руководство России.

Единственным значимым документом, регламентирующим российское участие в европейской системе безопасности, остаётся Основополагающий акт Россия – НАТО. Его подписание многие также считают серьёзной ошибкой. Москва рассчитывала, что документ зафиксирует роль России как ключевого игрока в системе европейской безопасности, а Совет Россия – НАТО станет важным форматом обсуждения региональных и глобальных проблем. Однако для Вашингтона и Брюсселя этот документ оказался скорее возможностью закрепления натоцентричного характера системы европейской безопасности и создания институционального механизма выборочных консультаций с Москвой, а также периодической психотерапии её беспокойств. Получается, что Россия дважды обожглась, пытаясь заключить сделку с Западом по поводу новой системы безопасности в Европе: один раз, не закрепив юридические обязательства сторон, а второй – закрепив, но не то, что хотелось бы.

К позитивному опыту относится опыт «разрядки», в частности подписание Хельсинского заключительного акта 1975 года. Именно эта модель, судя по всему, лежит в основе российских представлений о том, как решать европейские проблемы сегодня. Хельсинский акт представлял собой достаточно жёсткую юридически обязывающую формулу безопасного сосуществования Запада и Востока в Европе, на которую накладывались договорённости по обеспечению стратегической стабильности между сверхдержавами. Такое стало возможно после периода крайней напряжённости начала 1960-х гг. и благодаря последовательности советской дипломатии.

Учтя опыт, Москва решила максимально (пока) снизить гибкость диалога. В нынешнем виде российские инициативы звучат беспрецедентно ультимативно, а условия детально прописаны – в сущности американцам отправили проект нового договора с припиской, что менять что-то если и можно, то по минимуму. Это касается как заявляемых требований (целая совокупность пунктов, которая по заявлению российского МИДа «не являются меню», а представляют собой единое целое), так и процедуры – настойчивый упор на двустороннем диалоге с Вашингтоном, чтобы проблемы в очередной раз не заболтались в многосторонних форматах.

Как ни странно, но в строго рациональном смысле Москва действительно может рассчитывать на встречное движение Вашингтона. Расчёт момента представляется довольно ясным – США ослаблены геополитическими вызовами и внутриполитическими неурядицами. Основной противник – Китай – проводит всё более напористую политику, что требует свёртывания активности в неприоритетных регионах. Американское присутствие на Большом Ближнем Востоке уже фактически доведено до минимального необходимого для обеспечения американских интересов уровня – последним актом был уход из Афганистана. Аналогичного расклада Вашингтон хочет добиться и в Европе, чтобы региональная стабильность обеспечивалась не американским присутствием, а договорённостями с и между ключевыми игроками. Сам Байден говорит с российским руководством на одном языке, понимает важность поддержания стратегической стабильности и безопасности в Европе. Вряд ли, вопреки заявлениям, он пойдёт на второй срок, так что и репутационные издержки ему не страшны.

Кажется, что и самим американцам было бы выгодно умиротворить Европу на каких-то приемлемых условиях именно сейчас. Мало ли какая администрация придёт вслед за Байденом, да и геополитические условия, скорее всего, будут ухудшаться. Впереди на горизонте – вероятные и почти неизбежные конфликты и эскалации в АТР. Украина и вообще Европа в этих условиях лишь отвлекают, связывают руки и заставляют распылять ресурсы на два фронта. Администрация Байдена вполне могла бы занять неуступчивую позицию, проверить Москву «на слабо» (как, например, Запад небезуспешно делал во время обоих Берлинских кризисов). Вместо этого Вашингтон предложил компромиссную формулу переговоров, включающую искомый Россией двусторонний трек. Даже если это очередной манёвр, всё равно прогресс.

Руководствуйся Байден чисто макивеллианскими мотивами, он, вероятно, вполне согласился бы на предлагаемую формулу новой «разрядки». Стоящие перед Соединёнными Штатами вызовы требуют решений, не отягощённых ценностными соображениями. Однако при некоторой тактической привлекательности предлагаемая Москвой жёсткая конструкция «разрядки» попросту не может быть переварена политической системой США и Запада, в нынешнем их состоянии.  И тогда может оказаться, что по независящим от желания и политической воли Байдена или Путина причинам, стороны вынуждены будут пойти на ещё большую эскалацию, просто потому что этого будет требовать политическая логика момента.

Кажется, что опыт холодной войны, которым во многом и вдохновлены нынешние российские инициативы, показывает обратное. Западные демократии и прежде всего Соединённые Штаты были сверхрациональны, когда дело доходило до вопросов выживания. «Разрядка» проводилась быстро сменяющими друг друга администрациями в период масштабного политического кризиса – чем не исторический аналог текущей ситуации. Однако тогда на кону действительно стояло выживание, да и главные импульсы и достижения той эпохи относятся к правлению Ричарда Никсона – самого недемократичного и авторитарного американского президента XX века, вступившего в прямой конфликт с системой. До этого сотрясаемые маккартизмом и его отголосками США двадцать лет не могли осуществить прагматичный разворот к КНР, а выдвинутые ещё Эйзенхауэром инициативы по укреплению стратегической стабильности топились из-за внутренних фобий и политических баталий.

Действующая администрация – явно транзитная на пути к некоему новому качеству американской политической системы и Америки как международного актора. Это определяет её предполагаемую уступчивость, но из-за слабости и дефицита внутренней легитимности делает также не очень пригодным партнёром для обсуждения фундаментальных вещей.

Во-первых, продолжается внутренняя борьба между партиями, а также отвечающей по большой части за внешнюю политику исполнительной властью и другими ветвями, прежде всего законодательной. Это проблема вообще традиционна для страны. Наиболее яркий исторический пример – отказ от ратификации Парижского мира, сконструированного во многом в соответствии с предложениями администрации Вудро Вильсона. Есть и более современные случаи – например, администрация Обамы не смогла добиться поддержки Сенатом уже заключённого соглашения о Транстихоокеанском партнёрстве. Если обратиться к статистике, за последние сто лет Сенат отказался ратифицировать почти полсотни международных соглашений, уже подписанных президентом. Получается, в среднем законодательная власть опрокидывает представляемые администрацией международные соглашения каждые два года, что больше, чем у любой другой западной демократии.

В случае с администрацией Байдена это один из главных структурных ограничителей для закрепления предлагаемой Москвой формулы, так как теоретически она требует ратификации. Без этой процедуры все российские претензии на формализацию принципиальных договорённостей становятся гораздо слабее. Администрации Байдена уже сейчас будет сложно собрать две трети голосов в Сенате – контроль там удерживают республиканцы, которые пока настроены скорее критиковать взаимодействие администрации Байдена с Россией. Они, по-видимому, были бы склоны поддержать некую замену СНВ-3 и в целом инициативы по укреплению стратегической стабильности, но преобразование системы безопасности в Европе в поданной форме выглядит слишком провокационно (хотя это по сути воспроизводит договорённости периода «разрядки»). Практически неизбежны обвинения администрации Байдена в слабости в случае любых уступок. Учитывая, что 2022 г. – выборный, желание набрать политические очки за счёт критики внешнеполитических инициатив демократической администрации будет лишь расти. После выборов в Конгресс позиции демократов в обеих палатах скорее всего ещё сильнее ослабнут.

Стороны могут пойти по пути Хельсинского акта, который не предполагал ратификации, но успешно зафиксировал основные принципы европейской безопасности, которыми руководствовались все участники процесса. По-видимому, это более реально (такие Минские соглашения общеевропейского формата), однако есть и очевидные минусы. Российские инициативы представлены именно как юридически обязывающее соглашение, их трансформация в более декларативный документ приведёт к размытию обязательств и потере большей части политического смысла. Стороны могут начать по-своему интерпретировать отдельные положения, а то и вовсе нарушать их, особенно после смены правительств. По сути, воспроизведётся опыт 2009–2010 годов.

Здесь возникает вторая проблема – традиционная для американских администраций преемственность внешней политики, определяемая внешними обстоятельствами, сопровождается сегодня нарастающими тактическими противоречиями. Каждый следующий президент считает необходимым ударить по реперным точкам предшественника. Дональд Трамп успел выйти из соглашения по ТТП, Парижского соглашения по климату, а также целого ряда российско-американских договоров по контролю над вооружениями, «подвесив» даже продление СНВ-3. Администрация Байдена напротив выступает за укрепление международных режимов контроля над вооружениями и борьбы с климатическими изменениями. Зато раскритиковала соглашения Трампа с «Талибаном», возложив на предшественника ответственность за трагические события лета 2021 года.

Есть немалая вероятность того, что любое соглашение с Россией по Европе падёт жертвой внутриполитической сумятицы и смены подходов. Эта вероятность растёт, если итоговые договорённости, будь они достигнуты, не примут форму международного договора. Чем более размыты формулировки, тем их, естественно, легче будет обойти, даже формально не отвергая. Прецеденты были – то же размещение «Першингов» в Европе администрацией Рейгана не нарушало каких-то формальных ограничений, но очевидно вступало в противоречие с духом и сутью достигнутых в 1970-х гг. соглашений.

При отсутствии жёстких юридических обязательств возврат к новому наступлению НАТО и попыткам «оторвать» от России ключевые страны постсоветского пространства станет вопросом времени, даже если администрация Байдена решится на подписание какого-либо международного документа, декларирующего обратное.  В Вашингтоне по-прежнему сильны настроения, что Россия является слабеющей державой, которую можно «дожать», улучив благоприятный момент.

В рамках такой логики любые сделки с Москвой должны иметь исключительно тактический характер. А борьба между администрациями будет в таком случае легитимировать отказ от принятых предшественниками обязательств – с теми, кто был до меня в Белом доме и разговаривать-то нельзя, а тут какие-то документы.

Наконец, третье – фактор международного давления со стороны союзников, давно встроенных в процессы выработки и обкатки политических решений в Вашингтоне. Хотя принято считать, что США дирижируют своими союзниками и способны добиться почти любых решений, иногда и хвост виляет собакой. Нынешняя система европейской безопасности, включающая в себя и мягкую конфронтацию с Россией, опирается на обширную внутриполитическую коалицию. В условиях слабости администрации Байдена лоббизм со стороны союзников и внутренних интересантов, в том числе ВПК, будет всячески торпедировать переговоры с Москвой, деформировать и выхолащивать изначальный политический смысл. В конце концов, можно употребить все усилия, чтобы затянуть процесс, дождаться пока администрация Байдена «выдохнется», втянется в предвыборные процессы, а потом и вовсе уйдёт из Белого дома. Вероятно, поэтому российская сторона так форсирует переговорный процесс, стремясь к быстрому результату. После осенних выборов в Конгресс демократическая администрация может не только понести потери в парламенте, но и потерять почву под ногами, оказаться даже не хромой уткой, а умирающим лебедем.

Все эти обстоятельства ограничивают возможности США по принятию российских предложений в той форме, которая сохранит содержательный смысл и будет способствовать укреплению региональной безопасности в Европе. Это, однако, не значит, что российские инициативы обречены стать холостым выстрелом. Сама по себе встряска Вашингтона и их союзников на предмет обсуждения реально существующих противоречий и уязвимостей в нынешней системе европейской безопасности является частью процесса её трансформации.

Если нынешняя фаза диалога приведёт к принятию Вашингтоном неких зафиксированных, пусть даже декларативных обязательств в соответствии с российскими предложениями (или их частью) – это важное движение вперёд, фундамент для калибровки отношений уже с другими администрациями. В конечном счёте нынешнее направление трансформации международной системы благоприятствует российским интересам, а главным фактором успеха для Москвы остаётся собственная стабильность и последовательность. Если Россия останется значимым глобальным и региональным игроком, сохранит силовые возможности и продолжит настаивать на своём, она добьётся желаемого.

Дмитрий Новиков

Источник: https://globalaffairs.ru/articles/novye-helsinki

Наиболее общее наблюдение заключается в том, что стесняться окончательно перестали, в том числе и в Москве. Касается это и самых тонких, стратегических вопросов. Например, прямое указание на необходимость обеспечить для «обновлённой системы воздушно-космической обороны» возможность обнаружения и уничтожения «гиперзвуковых и баллистических целей всех типов», причём «на всей траектории полёта», в определённой мере сближает наши противоракетные устремления с американскими партнёрами. Возможно, так будет проще решать то самое «уравнение безопасности», хотя пока оптимизма не очень много. В ту же корзину поместим и разной степени случайности упоминания очень специфических изделий, будь то некая новая зенитная ракетная система С-550 с ярко выраженным, так сказать, противоракетным оттенком или командная баллистическая ракета «Сирена-М». Сюда же можно отнести и уничтожение старого советского спутника «Целина-Д» под индексом «Космос-1408».

Что именно таким образом было испытано – неизвестно, степень реальной опасности для космонавтов, астронавтов и тайконавтов на соответствующих космических станциях остаётся предметом ожесточённых споров официальных лиц, а вот факт создания довольно впечатляющего поля космического мусора подтверждается в том числе и независимыми организациями и экспертами. Конечно, не выдерживают критики тезисы западных ораторов на тему российского «лицемерия» в контексте сопровождения дипломатических инициатив о предотвращении размещения оружия в космосе и недопущении угрозы космическим аппаратам очевидным наращиванием противокосмического потенциала. Напротив, здесь имеет место вполне цельная картина. В России обеспокоены потенциалом милитаризации космического пространства и возможной роли космической инфраструктуры в подрыве потенциала ответного удара отечественных стратегических ядерных сил, что заставляет искать решение этой проблемы – либо дипломатическое, либо военно-техническое. К слову, такой дуализм, как прямо и неоднократно заявлено в последние недели и месяцы 2021 г., характерен для российских подходов и к региональным, и к стратегическим угрозам безопасности.

В части самих военно-технических решений местами наблюдаются определённые проблемы, которые можно увязать и с пандемией коронавируса, и с санкционным давлением, и с общим отставанием отечественной науки и техники, несмотря на отдельные прорывы. В прошедшем году мы так и не дождались начала лётных испытаний перспективной тяжелой МБР «Сармат», давно ничего не слышно про крылатую ракету неограниченной дальности «Буревестник» (возможно, и к лучшему), не поднят флаг на атомной подводной лодке специального назначения «Белгород», которая должна стать носителем «океанской многоцелевой системы» под названием «Посейдон», чаще именуемой «торпедой Судного дня». Тишина и по поводу перспективного тяжёлого бомбардировщика в рамках программы ПАК ДА. На более приземлённом уровне откладывается приём в эксплуатацию бронетехники нового поколения – «Армата», «Коалиция-СВ», «Бумеранг», «Курганец» всё ещё проходят испытания, в то время как в войска поступают неплохо модернизированные, но всё же устаревающие машины на базе платформ предыдущих поколений. И опасения вызваны не столько самим фактом, что перед конструкторскими бюро и производителями встают неожиданные проблемы, это как раз нормальное явление при разработке новой, а во многом и революционной техники. Странно, что официальные лица не считают необходимым комментировать невыполнение планов, ими же заявленных.

Подобные проблемы стоят и перед заокеанскими визави – их «зоопарк» гиперзвуковых вооружений сталкивается с несколько неожиданными проблемами. И, несмотря на организационные мероприятия по подготовке к развёртыванию систем наземного, воздушного и морского базирования, успешных испытаний готовых изделий всё ещё нет. На этом фоне китайские достижения в гиперзвуковой и в целом стратегической сфере, многократно усиленные истерическими комментариями в американской прессе, выглядят как нечто уникальное – и потому сомнительное.

Любопытным элементом всё более сложной архитектуры безопасности на региональном уровне являются выдающиеся ракетные успехи прочих стран, например, Южной Кореи. При этом Сеул, насколько можно судить, столь поглощён «неядерным сдерживанием» КНДР, что совершенно не задумывается о том, как качественное и количественное наращивание потенциала воспринимается соседями по региону. Тут нельзя не вспомнить российский извод двойного подхода: с одной стороны, с Сеулом заключено соглашение о сотрудничестве в области обороны, а с другой – Россия и Китай именно в этом регионе осуществляют уже не только совместные воздушные, но и морские патрули.

Вообще, о ВМФ России можно писать долго и сурово. Однако в прошедшем году удалось исполнить вполне себе стратегическое упражнение – отряд сил Тихоокеанского флота во взаимодействии с Дальней авиацией «продемонстрировал флаг» практически у Гавайских островов, напомнив об океанских устремлениях отечественных флотоводцев, подкреплённых пусть и ограниченным, но вполне осязаемым потенциалом.

И всё же Россия остаётся в первую очередь сухопутной державой (а во вторую – ракетной), поэтому наибольшее впечатление на всех производит развёртывание на западном направлении батальонных тактических групп со средствами усиления и без чётко очерченных временных рамок. Благо, при современном уровне санитарно-медицинского и прочего всестороннего обеспечения осуществлять такие упражнения даже в условиях пандемии можно без излишней нагрузки на личный состав (и военный бюджет). Правда, в условиях выхода России вслед за США из Договора по открытому небу любоваться на аккуратные полевые лагеря остаётся лишь с помощью спутниковых снимков.

Пожалуй, наибольшей угрозой является тень нового «евроракетного» кризиса. Российские предложения о неразмещении ракет средней и меньшей дальности независимо от их ядерного или неядерного оснащения (а также траекторий и скоростей полёта) находятся в подвешенном состоянии. Оглашённые без малого два года назад планы по созданию полноценного сухопутного «Калибра» и гиперзвукового ракетного комплекса средней дальности наземного базирования публично не материализованы, что, с одной стороны, не позволяет развернуть маховик антироссийской пропаганды. Правда, с другой стороны, все разговоры с западными партнёрами по этой теме в итоге сводятся к «виртуальной» ракете 9М729, которая послужила формальным поводом выхода США из ДРСМД, и при этом порой даже наиболее компетентные из собеседников не утруждают себя прочтением текстов российских предложений, охватывающих в том числе и это изделие и предлагающих верификацию соответствующих договорённостей.

Нельзя не упомянуть белорусский вектор отечественной военной политики. За прошедший год не без активного участия официального Минска (при максимальном вовлечении Варшавы) в текущий кризис втянулась и НАТО. На стратегическом уровне мы увидели активизацию полётов российской дальней авиации в районе западных рубежей Союзного государства и не удивимся возможному символическому развёртыванию, скажем, нескольких единиц Ту-22М3 с соответствующими запасами авиационных средств поражения на территории Белоруссии. Осталось только опубликовать-таки Военную доктрину Союзного государства, по официальным сообщениям утверждённую ещё в ноябре. Судя по происходившему в 2021-м, 2022-й скучать не даст. Никому.

Дмитрий Стефанович

Источник: https://globalaffairs.ru/articles/god-bez-stesneniya/