Стрела НТС №151  от 17.04.2013г.

Предлагаем вашему вниманию несколько глав (с незначительными сокращениями) из книги Б.С.Пушкарева «Россия и опыт Запада». Книга вышла в издательстве «Посев» в 1995г., но ни в коей мере не утратила своей актуальности.

Борис Пушкарев

Россия и опыт Запада

Гл. 2.  Малое - красиво  

Под этим названием в 1973 году в Англии вышла книга Эрнста Ф.Шумахера, с подзаголовком "Экономика, как будто бы люди что-то значили". Книга не только протест против гигантомании в народном хозяйстве, против культа неограниченного роста потребления и производства, но и своеобразный манифест принципов народного хозяйства, построенного на нравственных началах, требование "техники с человеческим лицом". Книга перекликается с теми поисками "нового пути" в экономике, которыми был занят НТС еще в тридцатые и сороковые годы, и потому заслуживает особого внимания.

Автор, немец по происхождению, был в молодости другом Джона Мейнарда Кейнса, основного теоретика регулированного капитализма. Затем он много лет служил консультантом британского государственного треста угольной промышленности, где добился широкой автономии предприятий и противился поспешной замене угля "дешевой" нефтью. За последние десять лет он создал фирму «Группа развития средней техники", которая обслуживает нужды развивающихся стран, где применение "высокой техники" богатых промышленных стран зачастую неуместно.

Нерешенный вопрос производства

Шумахер начинает свою книгу с развенчания мифа о том, что современная техника "решила вопрос производства", и что изобилие для всех теперь в принципе обеспечено. Вопрос производства лишь кажется решенным, потому что эта техника истощает свой капитальный фонд, принимая истощение за чистый доход. В капитальный фонд современной техники и экономики входят запасы энергии в земной коре; биосфера, обуславливающая жизнь человека; наконец, нравственные ресурсы человечества.

Сегодняшняя техника и экономика живут за счет этих капитальных фондов. Невозобновимые запасы горючего истощаются ускоренными темпами; возобновимые источники энергии (такие, как гидроэнергия) составляют небольшую часть энергетического баланса мира. Способность биосферы впитывать и нейтрализовывать чуждые ей вещества: бесчисленные твердые, жидкие и газообразные отходы производства и потребления - также истощается, и общий объем обеспечивающего жизнь фотосинтеза в мире идет на убыль. Истощаются, наконец, нравственные ресурсы человечества, поскольку рост материалистической экономики разрушает сложившиеся системы ценностей.

Разрушая базу, на которой она построена, современная система техники и экономики представляет собой явление сугубо временное. В постоянном плане - проблема производства вовсе не решена. Это не было ясно при Кейнсе, когда масштабы производства были относительно скромными. Невероятный скачок мирового производства в последние десятилетия делает это очевидным. Если предприниматель не выгонит бухгалтера, записывающего истощение капитального фонда в доход, то ему грозит неминуемое банкротство. Перед миром стоит задача создания постоянной, а не временной системы производства и потребления, системы, основанной на непрерывном обновлении, а не истощении капитального фонда.

Чтобы создать такую систему, утверждает Шумахер, надо прежде всего уделить внимание вопросу масштабности. Малому труднее нарушить естественное равновесие "космического корабля Земля", чем большому. Малое скорее поддается пониманию и контролю человека. Наконец, ограничение себя материально малым открывает человеку путь духовного роста - единственной области, в которой неограниченный рост возможен.

Нравственные основы хозяйственного строя

Движущие  силы  современной  экономики,  как  капиталистической, так и социалистической, это жадность и зависть,

пишет Шумахер. Поэтому ведущие идеологи последних 150-ти лет стараются вынести нравственный вопрос за скобки, а то и поставить его вверх ногами. Шумахер цитирует С. Нассау, занявшего в 182S году только что тогда учрежденную кафедру политэкономии Оксфордского университета: "Для массы человечества стремление к богатству есть великий источник нравственного совершенствования". От подобных взглядов пошла мечта "о системе столь совершенной, что никому не надо будет быть добрым". Если все будут богатыми - не будет войн, так как не из-за чего будет воевать. Иллюзия, что богатство приведет к миру, очень заманчива, пишет Шумахер: "Не надо ни самоотречения, ни жертвы, наоборот!" Кейнс не так легкомысленно относился к вопросу добра и зла. В 1930 году он писал, что настанет день, когда все станут богатыми: "Тогда мы снова поставим цели выше средств и доброе выше полезного. Но берегитесь, - продолжал Кейнс - это время еще не настало. По крайней мере еще сто лет мы должны делать вид, что зло есть добро, а добро - зло. Стяжательство, лихоимство и скупость должны еще некоторое время быть нашими кумирами. Только они могут нас вывести из тьмы экономической необходимости на свет". Таким образом, даже просвещенный капитализм Кейнса, подобно социализму, построен на предпосылке, что цель оправдывает средства.

Шумахер утверждает, что 1) благосостояние на нынешнем уровне наиболее развитых стран недостижимо в мировом масштабе в обозримом будущем (кейнсовские сто лет); что 2) на основе материалистической философии "обогащайтесь!" всеобщее благосостояние в принципе недостижимо и что 3) даже если бы оно было осуществимо, оно не могло бы обеспечить мир на земле.

По первому пункту его аргументация сходна с аргументацией Римского клуба и "Пределов роста". Но он показывает, как к такому выводу придти "с карандашом и клочком бумаги", без сложной вычислительной техники "Пределов роста".

По второму пункту он приводит аргументы экологии и психологии. "Отношение к жизни, при котором заботятся лишь о богатстве - то есть материализм - не подходит к этому миру потому, что в нем нет самоограничивающего начала, в то время как среда, в которой оно развивается, строго конечна". То, что решение одних проблем создает десятки новых, более сложных - как, например, в области атомной энергии - это не случайный просчет, а последовательный результат технических успехов. С психологической стороны, если "такие пороки, как жадность и зависть, систематически культивировать, то это неминуемо ведет к крушению разума". "Со временем, валовой национальный доход перестанет расти не от научно-технических провалов, а от паралича воли и нежелания сотрудничать, проявляемого не только эксплуатируемыми, но и привилегированными группами". "Культивирование непрерывного расширения потребностей есть противоположность мудрости". "Мудрость в экономическом плане означает устойчивость, прочность, постоянность; это несовместимо с хищническим взглядом, что роскошь наших родителей должна для нас стать необходимостью". Постоянная, а не временная экономика означает "переориентацию науки и техники, которые должны быть основаны на мудром, органичном, кротком и нежном, на изящном и красивом".

По третьему пункту наличие войн есть результат не бедности и богатства (сколько войн в истории начинали богатые), а результат стремления к иллюзорным материальным целям первенства в богатстве и власти. Систематическое культивирование жадности и зависти, усиливает, а не ослабляет вероятность насилия и войн.

Задачи экономической науки

Основной порок современной материалистической экономики – её узость. Узость, прежде всего, во времени. Из-за необходимости учитывать процент на капитал (лихоимство) экономист способен мыслить лишь предельно краткими категориями одного, максимум двух десятилетий; более широкие рамки времени для него бессмысленны. "В перспективе мы всё равно умрем", сказал Кейнс. Узость, кроме того, в определении понятия "цена": наиболее ценные вещи, как воздух и биосфера, считаются бесплатными. Методологически экономистам присуще игнорировать зависимость человека от естественного мира. Узость, наконец, в том, что рынок принимается за арбитра цен на вещи, а сама природа этих вещей - никак не принимается во внимание. На рынке не может быть, скажем, святых предметов. Экономика страдает полным отрывом от метаэкономики, в которую на самом деле уходят ее корни. Метаэкономика включает в себя, с одной стороны - физическую среду, а с другой - душевный мир человека.

Шумахер затем показывает, как изменится содержание экономики, если предпосылки материализма заменить предпосылками религиозными. Иллюстрируя религиозные предпосылки, он, выступая перед европейской или американской аудиторией предпочитает ссылаться на буддизм, а выступая в Азии - на Нагорную проповедь. В книге он подчеркивает, что выбор той или иной религиозной традиции чисто условен, что суть - в нематериалистическом подходе к миру и человеку.

Общепризнанно, что труд - один из основных факторов производства. Однако, пишет Шумахер, в современной экономике он скорее необходимое зло, которое следует свести к минимуму. "Идеал предпринимателя - производство без рабочих (механизация, автоматизация), а идеал рабочего - заработок без труда". "Хлеб и зрелища" - жалкая компенсация обессмысливания массового труда. Между тем, с религиозной точки зрения, труд имеет троякое значение: во-первых, он дает человеку возможность развивать свои способности; во-вторых, он дает ему возможность преодолевать свой эгоизм и соучаствовать с другими в осмысленной деятельности; лишь, в-третьих, он дает возможность производства благ и услуг для достойного существования. Иначе говоря, труд в известной мере является самоцелью, а не только средством для заработка. Труд и отдых - взаимосвязанные начала, и отсутствие одного разрушает смысл другого.

Исходя из этих предпосылок, экономист будет смотреть, допустим, на введение автоматизации или механизации в каждом отдельном случае не с точки зрения увеличения краткосрочной прибыли предприятия, а с точки зрения увеличения долгосрочной нравственной прибыли трудящихся. Аналогичным образом, экономисты-плановики не будут тратить времени на сложнейшие расчеты - каков оптимальный уровень безработицы. Полная занятость для всех желающих работать будет исходной точкой экономической политики, даже если от этого понизится общая производительность экономики в материальном исчислении.

Идее максимализации производства на Западе сопутствует идея максимализации потребления. Чем больше потребления, тем лучше для всех - этим, в частности, оправдывает свое существование аппарат рекламы, создавая несуществующие потребности. С точки зрения Шумахера весь этот комплекс идей порочен не только нравственно, но и логически.

В области производства, говорит Шумахер, общепризнан принцип экономии средств: как достигнуть данного результата с наименьшей затратой усилий. Однако странным образом этот принцип забывается в области потребления. По буддийски правильно было бы ставить вопрос: как добиться благосостояния с наименьшей  затратой материальных средств. Измерять «жизненный уровень» физическим объемом столь же нерационально, как измерять производство - затратами на производство. Потребление никак не может быть самоцелью, а лишь средством освобождения личности. Страсть к потреблению, как всякая иная страсть, - порабощает человека.

Вместо того, чтобы стремиться максимализировать потребление при помощи оптимального размещения производственных сил, экономика должна стремиться максимализировать благоденствие человека при помощи оптимального размещения потребления. Задача, скажем, легкой промышленности - не выпускать как можно больше одежды, а создавать одежду максимально красивую и прочную, без излишних затрат труда и материала. Подобным же образом увеличение тонно-километров или пассажиро-километров на транспорте - вовсе не признак успеха или прогресса: наоборот, эффективность пространственного размещения населения и производственных сил измеряется снижением транспортных издержек.

Наконец, экономисты должны научиться принципиально различать невосстановимые ресурсы от восстановимых, чтобы прекратить паразитическую эксплуатацию первых и научиться культивировать последние. Для этого нужно религиозное отношение к природе: люби это дерево, люби этот камень, ибо в них - Бог. Подобного рода любовь, свойственная, скажем, буддийским зодчим или плотникам, чужда современным экономистам и инженерам. Шумахер подчеркивает, что человечество вовсе не стоит перед выбором между "модернизацией и прогрессом" или "застоем и реакцией". Дух модернизации выпущен из бутылки, и вопрос стоит только так: приведет ли он человечество к самоуничтожению - или к дальнейшей жизни? Если последнее, то этот дух должен быть подчинен нравственным началам в человеке и физическим пределам окружающего мира.

Развитие ресурсов

Нравственные ресурсы человечества - с точки зрения Шумахера - главный капитальный фонд мировой экономики, и с них надо начинать. Пополняются эти ресурсы образованием и воспитанием, которые, начиная с эпохи Просвещения, направлены на возвеличивание частичных истин и лишены целостного мировоззрения.

Проблема технической специализации в современном образовании ставится ложно, считает Шумахер. Что есть альтернатива специализации: дилетантство?  Или иссушение ума гуманитарной  наукой, которая, в ее позитивистском варианте, - бесплодна? Важно иное - оплодотворить специализацию чутким восприятием ценностей. Образование бессмысленно, если оно не передает ценностей, то есть идей, которые позволяют человеку делать выбор.

Осмысленное образование должно прежде всего начинаться с признания ступеней бытия и иерархического строения мира, то есть с метафизики.   Без   понимания   принципиальных   различий   между миром физическим, биологическим, социальным и духовным невозможно понимание (которым обладал Эйнштейн) того, что из дифференциальных уравнений физики не следует никаких философских выводов  и  что  дарвинизм  не  имеет  отношения  к  общественной жизни людей. Бесплодность гуманитарных наук при расцвете наук естественных - результат метафизической безграмотности, отрицания ступеней бытия, которое ведет к несоответствию между предметом и методом его познания.

Метафизическая безграмотность ведет также к утере понимания разницы между разумом и волей. Разум может справляться лишь с "конвергентными" проблемами, которые могут быть решены на бумаге раз и навсегда. Проблема же, скажем, свободы и дисциплины для разума кажется неразрешимым противоречием. Между тем,  проблема  эта  ежедневно  решается  в  жизни миллионами матерей и учителей, решается не разумом, а волей, которая преодолевает кажущееся противоречие актом любви. Богатство жизни в том, что она состоит из "дивергентных" задач, к которым неприменим логический анализ, которые человек решает бытийственно, отдавая всего себя. Целый ряд кажущихся дилемм в экономике, как план или рынок, административная централизация или промышленная демократия, - разрешимы не в плане логического анализа, а только в плане волевых актов жизни, где "и-и" становится на место "или-или".

Наконец, метафизическая безграмотность означает незнание этики. Кто сегодня перечислит семь смертных грехов католической Церкви или четыре основных добродетели Платона? А без этических ориентиров - как узнать направление экономической политики? Потому, говорит Шумахер, первая задача, стоящая перед нами, это восстановление всех трех отраслей метафизики: онтологии (учения о строении мира), гносеологии (учения о познании мира) и аксиологии (учения о ценностях, которое включает этику).

Вторая задача - это сохранение земли: как почвы в узком смысле слова, так и всей биосферы на земле. Не случайно, что "погибшие цивилизации оставляли после себя пустыни". Горделивые технократы сегодня считают, что мы - исключение, что наши потомки смогут жить в полностью искусственной среде, независимо от других организмов (кроме разве что бактерий в кишечнике), питаясь синтетической пищей. С такой постановкой вопроса можно спорить на двух уровнях. На уровне практическом: из чего мы будем синтезировать пищу, когда все углеводы в земной коре будут извлечены на поверхность и сожжены? Не проще ли пользоваться возобновляемыми ресурсами биосферы? И так ли уж уверены технократы, что они смогут удержать, скажем, атмосферическое равновесие земного шара при полностью искусственной среде? Шумахер предпочитает спорить на уровне метафизическом: он говорит о святости нерукотворной природы. Человек не имеет права разрушать то, чего он не создал и создать не может.

Главная опасность сегодня, с точки зрения Шумахера, это отношение к сельскому хозяйству как к агроиндустрии, вторжение промышленно-химических методов в биологическую систему почвы и ее растительного покрова. С его точки зрения, промышленность и сельское хозяйство метафизически разнородны; культивирование, а не эксплуатация почвы требует принципиально иного, биоорганического, а не механически-химического подхода. Такой подход будет, по всей вероятности, более трудоемким, - но кто сказал, что занятость в сельском хозяйстве лишь 4% населения (как сейчас в США) есть идеал человечества? Близости населения к земле Шумахер придает большое нравственное значение.

Третья задача - резкое сокращение потребления невозобновимых запасов энергии, прежде всего нефти и природного газа, запасы которых наиболее ограничены и ценность которых как промышленного сырья слишком велика, чтобы жечь их в топках электростанций или в соплах реактивных двигателей. В земной коре, возможно, находится достаточно минералов и металлов, чтобы обеспечить человечество промышленным сырьем такого рода на неопределенное время; но для добычи этих ископаемых, по мере истощения близко лежащих концентрированных источников, потребуется всё больше и больше энергии. Потому вопрос невозобновимых ресурсов сводится в значительной мере к вопросу энергии. Положение же с нефтью таково, что желаем мы этого или нет, ее производство в мире начнет идти на убыль примерно в последнем десятилетии ХХ века. Что будет дальше?

Беспечность экономистов в энергетическом вопросе оправдывалась до недавнего времени надеждами на атомную энергию, на энергию расщепления ядра, которая сделала свой зловещий дебют летом 1945-го года. Усилия, затраченные за последние 30 лет на "мирное использование атомной энергии" психологически обусловлены, вероятно, обстоятельствами этого "дебюта". Шумахер считает, что энергия расщепления ядра по самой своей природе не может быть мирной, что атомная техника насильственна и анти-человечна. "Рентабельность" атомных реакторов рассчитывается близоруко-экономически (в данный момент дешевле, чем уголь в таких-то районах), а угроза радиоактивности не только человеку, но всему живому, беззаботно выносится за скобки. Экономисты, сами не умеющие мыслить более как на два десятилетия вперед, бодро поощряют производство радиоактивных отходов, которые будут оставаться радиоактивными тысячи, а то и десятки тысяч лет. Отходов, которые мы не научились ни обезвреживать, ни безопасно хранить. Да и какая может быть гарантия безопасного хранения на много тысячелетий вперед?

Хотя сам атомный реактор теплоэлектростанции и не может взорваться, как бомба, а "только лишь" расплавится при аварии (с соответствующим выделением смертоносных излучений), некоторые процессы, используемые в "мирных" реакторах, позволяют производить плутоний, из которого делается ядерное оружие. Как гарантировать, что этот плутоний не будет, скажем, похищен террористами? Но даже если закрыть глаза на возможность злоумышленного похищения радиоактивного материала, рост атомной промышленности поведет к учащающимся перевозкам радиоактивных веществ - перевозкам, которые, несмотря на самые строгие меры предосторожности, невозможно гарантировать от аварий. Даже мелкие аварии и утечки будут, при широком размахе атомной промышленности, постепенно повышать концентрацию радиоактивных веществ в биосфере, с непредсказуемыми последствиями для генетики человека и иных живых существ. С другой стороны, попытки защиты от использования радиоактивных веществ могут повести к полицейским мерам тоталитарного характера и подорвать гражданские свободы в демократических странах. Полагаться на энергию расщепления атомного ядра есть "преступление против жизни", кончает главу на эту тему Шумахер.

Отметим от себя, что последние годы общественное движение против  внедрения  ядерной энергии  в экономику страны  заметно усилилось в США. В Калифорнии даже поставлен на референдум вопрос - допускать или не допускать дальнейшее строительство атомных электростанций? Одновременно Конгресс, вопреки рекомендации исполнительной власти, значительно изменил приоритет ассигнований на научно-техническую и исследовательскую работу в области энергетики. Ассигнования на работу в области ядерного расщепления урезаны; зато во много раз повышены ассигнования на работу в области добычи энергии солнечной, ветровой и биохимической. Поскольку они зависят от солнечного излучения, все эти три источника энергии являются, по существу, неистощимыми, хотя их объем, естественно, ограничен. Несколько особняком - как в СССР, так и в США - стоит работа в области ядерного синтеза - воспроизведения солнечных процессов на земле. Ядерный синтез должен быть свободен от радиоактивных проблем ядерного расщепления, но его практическое использование еще далеко и этой темы Шумахер не касается.

Организация хозяйства

Около четверти своей книги Шумахер посвящает проблематике развивающихся стран, их потребности в "производстве массами вместо массового производства". Установка сложной техники в примитивных условиях часто оборачивается "скрытым неоколониализмом", так как она остается изолированной от местного хозяйства и не имеет отдачи. В примитивных условиях развитие техники надо начинать с места жительства большинства населения, то есть с деревни, а не с города; производство должно быть из местного сырья и преимущественно для местного потребления; техника производства должна быть сродни технике местных кустарных промыслов и требовать минимальных капиталовложений. Не дополняя импорт "высокой техники" такими мероприятиями, невозможно решить проблему безработицы, перенаселения городов и оскудения деревни. "Средняя техника" особенно пригодна при изготовлении строительных материалов, одежды, домашней утвари, сельскохозяйственных продуктов. Для ее насаждения важен не капитал, а передача знаний, опыта и организационных навыков.

От частных вопросов развивающихся стран автор переходит к общим вопросам организации хозяйства, подчеркивая, что эта организация прежде всего отражает метафизические установки хозяев. "Система современного частного предпринимательства - идеальный инструмент личного обогащения. Она опирается на жадность и зависть, хотя и нейтрализует их частично кейнсовским регулированием, перераспределительным налогообложением и уравновешивающей силой профсоюзов". Однако требование непрерывного материального роста делает эту систему неприемлемой для будущего.

Если частное владение средствами производства имеет тенденцию быть направленным на частное обогащение, то государственное владение, в принципе, никакой тенденции не имеет: все зависит от того, каким ценностям служит данное государство. Шумахер отрицает связь между политическим строем и экономической системой: в США уживаются капитализм и демократия а в Швеции - социализм и демократия. В гитлеровской Германии уживались тоталитаризм и капитализм, а в Советском Союзе - тоталитаризм и социализм. Дело в целях, а не в форме: если социалисты стремятся всего лишь "переплюнуть капитализм", то им нечего дать миру.

Подход к вопросу о собственности по существу, а не по форме требует прежде всего учета масштабности. "В малых предприятиях частная собственность естественна, плодотворна и справедлива". "В предприятиях средних размеров частная собственность уже в значительной мере функционально излишня... здесь должна осуществляться передача привилегий владения более широкому кругу работников". "В крупнейших предприятиях частное владение есть фикция. Оно не только не справедливо, но и не рационально". Таким образом, Шумахер отстаивает трехступенчатую структуру владения и, ссылаясь на английского социолога Тоуни, обосновывает ее функциональностью собственности: "Права собственности должны сохраняться, когда им сопутствует выполнение услуг, и упраздняться, когда таковые отсутствуют".

Вспомним, что буквально те же принципы функциональной собственности и трехступенчатой структуры владения нашли отражение в "Схеме НТС" 1942 года. Они подвергались критике, особенно в смысле практической осуществимости средней ступени - общественно-кооперативного владения. Шумахер в какой-то мере отвечает на этот вопрос, подробно описывая структуру английской фирмы "Скотт Бейдер Коммонвелс". Фирма, производящая пластмассу, была основана как единоличное предприятие в 1920 году. Спустя 30 лет предприниматель добился финансового успеха, и его фирма насчитывала 161 работника. Однако он сознавал, что своим благосостоянием он обязан не только себе, но и своим сотрудникам, а также обществу, в рамках которого он работает. Он поставил себе задачу - перестроить фирму так, чтобы удовлетворить стремление к достоинству и свободе всех участников предприятия, не снижая в то же время ее рентабельности. Он передал владение фирмой коллективу ее работников, которые приняли следующий устав.

1.    Фирма должна оставаться предприятием средней величины, чтобы сотрудники-совладельцы знали друг друга лично. Если число ее сотрудников превысит 350 человек, тогда рост должен осуществляться за счет создания новых фирм, построенных на том же кооперативном принципе.

2.    Самая высокая ставка оплаты труда не должна превышать самую низкую более чем в 1,7 раза.

3.    Поскольку работники предприятия - партнеры, а не служащие, никто не может быть уволен без серьезного проступка.

4.    Совет директоров фирмы ответствен перед коллективом сотрудников-совладельцев; этот коллектив выбирает и сменяет директоров и устанавливает их жалованье.

5.    Прибыль предприятия должна распределяться следующим образом: 20% - премиальные сотрудникам предприятия; 20% - пожертвования на нужды благотворительных учреждений; 60% - резерв для уплаты государственных налогов и для добавочных капиталовложений в производство.

После принятия этого устава в 1951 году сторонники "частного предпринимательства" предсказывали крах фирмы. Между тем, за последующие 20 лет она достигла предельного размера, основала несколько дочерних предприятий и увеличила чистый доход в четыре раза, распределив его согласно уставу. Ясно, что в Англии можно найти частные фирмы, добившиеся больших успехов; дело не в этом, а в том, что, в условиях капиталистической конкуренции, кооператив, ставящий себе некапиталистические цели, оказался вполне жизнеспособным показав, что демократия на предприятии и эффективное руководство вполне совместимы.

Книга Шумахера обращена к западному читателю и посвящена реформам западного общества. Но и для русского читателя, занятого поисками новых путей, она не должна остаться незамеченной. В заключении автор говорит, что мы живем в исключительную эпоху, когда евангельские слова о Царстве Божием, которое надо искать внутри нас, а все остальное приложится, звучат не только как надежда, но и как угроза: если вы не будете прежде всего искать Царствия Божия, то и всё остальное, что вам так дорого, отнимется от вас.

Гл. 9.  Новое в западной экономике

Советская пресса, всегда падкая на любые противоречия "загнивающего капитализма", последние годы помалкивает о забастовках в США. Министерство труда США последние годы ведет учет только "крупных забастовок", которые определяются участием более чем одной тысячи рабочих и продолжительностью более чем в одну смену. За первое полугодие 1985 г. таких забастовок в США было 18, и участвовало в них 83 500 человек. Для сравнения: в 1952 г., когда стачечное движение достигло своего апогея, было 470 крупных забастовок и участвовало в них 2 700 000 человек. Грубо говоря, объем забастовочного движения за эти 30 лет уменьшился примерно в 15 раз. Вполне возможно, что забастовки вообще сойдут со сцены отношений между трудом и капиталом, превратившись из повседневного в исключительное событие.

Падение влияния профсоюзов

Спад стачечного движения в какой-то мере связан с другой долгосрочной тенденцией, обозначившейся в США - падением влияния профсоюзов. Между 1980 и 1984 годами число занятых в США возросло на 3,8 миллиона, а число членов профсоюзов - сократилось на 2,7 миллиона. В результате, в настоящее время только 18% рабочих и служащих США состоят в профсоюзах (К 2010 году эта доля сократилась примерно до 12%. – Прим. Ред.). В 50-е годы - в период своего наибольшего влияния - профсоюзы охватывали около четверти американских трудящихся. Но рост числа членов профсоюзов уже давно отставал от роста числа занятых, а теперь просто идет на убыль, даже в таких растущих отраслях народного хозяйства, как здравоохранение, электроника, связь, транспорт.

Шире всего охвачены профсоюзным движением служащие федерального и штатного правительства, а также местных самоуправлений, в частности, школьные учителя. Всего из этой категории служащих - 36% состоит в профсоюзах. Слабее всего охвачены финансовые услуги, оптовая и розничная торговля, где только 7% числятся членами профсоюзов. Бывшие бастионы профсоюзного движения - сталелитейная, угольная, машиностроительная и автомобильная промышленность - были сильно поколеблены международной конкуренцией на американском рынке.

В 1950-е и 1960-е годы профсоюзы этих отраслей тяжелой промышленности добились для себя баснословного уровня зарплат. Но ни предприниматель, ни рабочий не может иметь "сверхприбыли", когда у него появляется конкуренция. Интернационализация мировой экономики, которая быстрыми темпами шла в 1970-е годы и благодаря высокому курсу доллара продолжалась до сих пор, опустошила тяжелую промышленность на северо-западе США. В результате, профсоюзы вынуждены были смириться с резким сокращением зарплаты и рационализацией производства. Для многих переживающих трудные времена предприятий сталелитейной промышленности характерно, например, снижение зарплаты с профсоюзной нормы 21-23 долл. в час до 15 долл. в час.

Надо сказать, что подобные сокращения в течение предыдущих 40 лет были делом совершенно немыслимым - зарплата по коллективному договору могла идти только вверх. Теперь же они охватили и некоторые другие отрасли народного хозяйства, в которых, ради большей конкурентоспособности, проводится рационализация. Это, например, целый ряд отраслей транспорта, где в результате реформ, поощряющих свободное ценообразование, снято государственное регулирование тарифов. Так, внутренние авиалинии были раньше своего рода монополиями: летали лишь по установленным государством маршрутам, взымали с пассажиров высокие, но одобренные государством цены, и платили своим рабочим и служащим столько, сколько требовал профсоюз: например, опытный летчик мог получать 150 тыс. долларов в год. Когда же в результате реформ конца 1970-х годов на внутреннем воздушном транспорте была допущена конкуренция, то летчики - не члены профсоюза согласились летать за 50 тыс. долларов в год. Очевидно, что под влиянием конкуренции  вся структура внутреннего   воздушного транспорта претерпела резкие потрясения. И понятно, кроме того, что ни события в тяжелой промышленности, ни события в авиации и на транспорте вообще не способствовали престижу традиционных профсоюзов. В 1980-е годы последние оказались неспособными гарантировать ежегодные прибавки, хотя их члены и были к этому приучены в течение 40 лет. Попытка контролеров внутреннего воздушного транспорта устроить нелегальную забастовку окончилась для них плачевно - их всех уволили.

Но падение влияния профсоюзов имело и положительный эффект. Во-первых, когда ежегодные прибавки к зарплате - без какой-либо связи с производительностью труда - перестали быть правилом, уменьшилась инфляция. Сейчас инфляция в США около 4% ежегодно, по сравнению с 13% в 1980 году; прекращение неоправданного роста зарплат сыграло тут хотя не единственную, но существенную роль. Во-вторых, - и это для нас более интересно, - уступки предпринимателям в области зарплаты привели к новым формам соучастия рабочих в руководстве предприятиями.

Новые формы рабочего соучастия в предприятиях

С конца 1983 г. 25% акций авиалинии Eastern Airlines в США принадлежит ее рабочим и служащим, членам профсоюза. Профсоюзный комитет ежемесячно проверяет бухгалтерские книги. Рабочих и служащих заранее извещают о предстоящих капиталовложениях и о политике руководства предприятием. Профсоюзные руководители приняли на себя обязанности по составлению расписаний работы, благодаря чему стала излишней целая прослойка начальства. И вот, после четырехлетних дефицитов, авиалиния смогла похвастаться прибылью в более чем 100 млн. долл. в первой четверти 1984 г.

Но у Eastern Airlines есть конкурент: он называется People Express. На этой авиалинии профсоюзов нет. Тем не менее, 35% акций принадлежит ее рабочим и служащим. Последние делятся на три группы: пилоты, механики и проводники, причем каждый из них по мере надобности исполняет обязанности и административные, и руководящие. Известный своим новаторством директор компании Дон Бур пишет: "У нас нет начальства. Каждый из наших служащих - начальник. Но ни у кого из нас нет секретарши".  Известна также телевизионная реклама с девушкой, оттаскивающей болванку из-под колеса самолета. Голос говорит: "Вы знаете, как зовут парня, который никогда не скажет: это не мое дело? Владелец!" Компенсируя чувством совладения сравнительно низкую зарплату, и будучи свободной от каких-либо профсоюзных ограничений, People Express в состоянии предлагать билеты по чрезвычайно низким ценам, что, в свою очередь, дало ему феноменальный коммерческий успех. С 1981 года компания, в которой было 250 служащих выросла в организацию из 4 000 служащих с миллиардным оборотом.

Помимо этих двух авиалиний, еще пять американских авиакомпаний выработали разные формы рабочего соучастия в прибыли или в управлении в обмен на снижение зарплаты. Пошли на этот шаг и другие предприятия, которым грозила ликвидация из-за того, что слишком высокий уровень зарплаты делал их неконкурентоспособными, в частности, предприятия сталелитейной и пищевой промышленности, а также железная дорога Conrail, акции которой принадлежали частично государству, а частично - железнодорожникам. Чтобы разобраться во всем этом разнообразии - следует различать участие рабочих в прибыли, участие во владении и, наконец, рабочие кооперативы, полностью контролируемые их служащими.

Участие рабочих в прибыли предприятий

Мысль - делиться прибылью фирмы с рабочими возникла в Америке в 1920-е годы, как один из приемов "прогрессивного управления" и повышения заинтересованности рабочих в делах фирмы. Идея эта заглохла после мирового кризиса 1930 г., но получила новый толчок в 1974 г., когда через Конгресс прошло законодательство о программах передачи акций служащим предприятий, так называемых ESOP (Employee Stock Ownership Plans). Сейчас в США такие программы охватывают около 7000 фирм и около 10 миллионов человек, то есть около 10% всех рабочих и служащих. Фирмы, участвующие в программе получают от государства косвенные налоговые льготы. При этом следует подчеркнуть, что речь в этих программах идет исключительно о деньгах - никакого соучастия рабочих в управлении, они, в огромном большинстве своем, не предусматривают.

Экономическая выгода от участия рабочих в прибыли

Задуманное первоначально как микроэкономическое мероприятие, то есть мероприятие на уровне фирмы, участие рабочих в прибыли теперь приобретает и макроэкономическое оправдание в теории, развитой проф. Мартином Вейцманом из Массачусетского Технологического института. Согласно Вейцману, мировой экономический кризис 1930 г. произошел оттого, что не сработал рынок труда. Но вместо того, чтобы исправлять рынок труда, Джон Кейнс создал свою теорию совокупного спроса и государства последовали его путем, стремясь расширять и регулировать совокупный спрос. Не без "помощи" Второй мировой войны дела шли неплохо до начала 1970-х годов, когда произошла новая осечка. Нарушилась обратная связь между безработицей и инфляцией. Если раньше небольшая доза инфляции позволяла предсказуемо сокращать безработицу, то теперь высокая инфляция и высокая безработица стали, вопреки "законам" экономики, сосуществовать. Кейнс был дискредитирован, началась контрреволюция монетаристов, заботящихся не о совокупном спросе, а лишь о денежном обращении. Монетаристы подавили, хотя и не ликвидировали, инфляцию. Но оставшийся уровень безработицы - от 1% в США до 11% в Европе - нельзя считать нормальным. Вейцман считает, что и Кейнс и монетаристы пустились в обход, когда надо было брать быка за рога и исправлять дающий перебои рынок труда.

Если есть безработица, то очевидно, что завышена оплата за труд. Если понизить ее - безработица исчезнет. Весь вопрос, как это сделать. В обществе институализированы твердые зарплаты и жалования. Как их варьировать в зависимости от спроса на рабочую силу? А так, отвечает Вейцман, что платить надо не твердую зарплату, а долю от прибыли. Идут дела хорошо - все получают прибавку. Идут дела плохо - фирма не увольняет рабочих, а просто меньше платит тому же числу рабочих.

Такая система не придумана Вейцманом - нечто весьма близкое к ней реально существует в Японии, Южной Корее и на Тайване. Во всех трех странах рабочие и служащие некоторую часть своего вознаграждения  получают  в  форме премий, которые зависят от прибыли. Если прибыли нет - никто рабочего не увольняет; по восточным обычаям, предприятие обязано о нем заботиться. Просто он не получает премиальных. Когда дела идут лучше - возобновляются и премии.  Для народных хозяйств "японского стиля" характерны: низкая безработица, низкая инфляция, высокие темпы роста, устойчивость во время конъюнктурных циклов и самое равномерное в мире распределение доходов (децильный коэффициент на Тайване - 4,5). Чего большего может Запад желать? - спрашивает Вейцман. И приходит к выводу, что при ближайшем рассмотрении, идея постоянной зарплаты, которую обещают рабочему на год, на два, а то и на три вперед, когда никак не может быть известно, каков будет доход предприятия и какая доля этого дохода уйдет на зарплату, есть абсурдная идея. Отказ от нее гарантирует, наконец, полную занятость без инфляции.

Участие рабочих в управлении

Если идея участия рабочих в прибылях в последние 10 лет начинает пробивать себе в США дорогу и если проф. Вейцман пророчит этой идее блестящее будущее, то идея рабочего контроля над предприятиями находится еще в зачаточном состоянии. Предприятий, где рабочие прямо участвуют в управлении или руководят им всего около сотни. Известно несколько случаев, когда предприятия, бывшие на грани банкротства, были куплены рабочими, но потом все равно обанкротились. Были и другие случаи, когда покупка предприятий рабочими была чистой формальностью, а прежнее руководство фирмы оставалось у дел. Тем не менее, последние годы возрождается идея рабочих кооперативов, бывшая популярной в США еще в 60-е и 70-е годы 19-го века.

Перед такими кооперативами всегда стояло несколько проблем. Например, если каждый участник, уходя на пенсию, продаст свой пай на открытом рынке, то кооператив скоро перестанет быть кооперативом, а станет обычным акционерным обществом. С другой стороны, откуда молодому начинающему рабочему взять денег, чтобы купить пай? Проблемы эти решили весьма успешные кооперативы Мондрагон в северной Испании, в которых занято более 20 000 рабочих и служащих. Они создали свой собственный банк, который покупает паи от выходящих на пенсию рабочих и выдает ссуды молодым. По примеру банка Мондрагон в США теперь создана Ассоциация Промышленных Кооперативов (ICA). Одним из успешных кооперативов такого рода является созданная в Филадельфии сеть продуктовых магазинов под названием "О and О". Чтобы работать в магазине, необходимо внести 5000 долларов. Выплачивать их можно постепенно, вычетами с зарплаты. Вне зависимости от размера пая, каждый рабочий обладает одним голосом. Рабочие выбирают совет попечителей, который в свою очередь, нанимает директора магазина. Но директор ответствен только за исполнение - саму же политику - в отношении закупок, рекламы, кадров, финансов, планирования и т. д. - формулируют рабочие в разных комитетах при совете попечителей.

Согласно участникам Филадельфийской кооперативной организации, главная трудность начинания - не в деньгах, а в человеческих отношениях и в отсутствии опыта. "Никто в Америке не знает, как управлять предприятием в 1000 человек, которое принадлежит рабочим. В повседневной жизни у людей мало опыта демократического принятия решений, им не хватает финансовых и технических навыков." Как бы то ни было, рабочие кооперативы находятся в США в самом зачатке, и соучастие рабочих в управлении будет в ближайшие годы скорее развиваться по моделям двух упомянутых выше авиалиний, чем по модели кооперативного владения.

Приватизация государственных функций

Один из модных сейчас путей сокращения государственного аппарата - приватизация. Приватизация означает, что определенные задачи, которые раньше исполнялись государственными или городскими служащими непосредственно, теперь передаются по контракту частным подрядчикам. Типичные примеры - уборка служебных помещений, содержание парков, ремонт автобусов, уборка мусора, обслуживание библиотек. Но эксперименты проводятся даже с приватизацией пожарной охраны и ... тюрем! Теория сводится к тому, что всякое частное предприятие по природе своей эффективней, чем государственное. Но на самом деле решающим обычно бывает тот факт, что частный сектор имеет возможность платить более низкую зарплату и предоставлять меньше льгот своим служащим. Тем не менее, в городе Феникс (Аризона) недавно состоялся конкурс на крупный подряд по уборке мусора, и выиграл его не частный подрядчик..., а   городское  же  управление  по  уборке  мусора! Впрочем, нас здесь интересует не эта деталь, а сама идея конкурса и конкуренции между частными предприятиями и государственными и городскими. Нет сомнений, что одна лишь угроза приватизации укрепляет трудовую дисциплину на государственных предприятиях и повышает производительность труда.

На пути к солидаризму

Не стремясь обязательно ставить точки над i, можно все же на основании сказанного сделать несколько обобщений.

Классового типа конфликты идут на убыль, забастовки в западном обществе постепенно теряют свой смысл.

Найти формы сотрудничества труда и капитала нелегко, но такие формы есть, они практикуются, в этом плане нет догматических барьеров, а идет деловой поиск.

Вопрос сотрудничества труда и капитала - не только идеологический вопрос, а и весьма практический вопрос макроэкономической структуры. Если принять концепцию переменного жалованья и постоянной занятости (а не наоборот, как теперь), то социально-рыночное хозяйство способно решить все проблемы, из-за которых в свое время родился социализм. Третий путь между капитализмом и социализмом, не антагонизирующий, а объединяющий - есть солидаризм.

***

Б.С.Пушкарев «Россия и опыт Запада» (Избранные статьи 1955-1995гг.).  М.: Посев, 1995. – 336 с.

Книгу можно приобрести в издательстве «Посев»: 127051,  МОСКВА,  Петровка 26, стр.2, оф. 96, Кузнецова О.А., телефон (495) 625-92-48, e-mail: posevru@online.ru

***

От редакции: Российская оппозиция никак не поймет, что жизнь состоит не только из выборов и борьбы с коррупцией.  Главное в жизни – это все таки труд.  Вот когда она (оппозиция) это поймет, когда задумается о проблемах защиты прав трудящихся, их участия в прибылях предприятий, участия в управлении производством, когда поймет, что трудящийся человек это не скотина, а субъект права, гражданин, созидатель благ, вот тогда массовый избиратель и повернется лицом к ней. Каждый может работать и хуже, и лучше, может вредить делу, а может и работать с полной отдачей сил. Наверное, лучший способ заставить человека лучше работать – это взять его в долю. Вот это и должно быть главной темой дискуссий политиков, как оппозиционных, так и правящих (правящих благодетелей наших).  Но в программах российских партий не то что об этом ничего не сказано, там даже слова «профсоюз» не встретишь.

 Короче говоря, наверняка в России это кого-то волнует и есть специалисты по данному вопросу. Надо бы выйти на них. Если в вашем окружении такие есть, то дайте знать на  nts1951@yandex.ru   

***

- Распространяйте наши материалы в своем окружении;

- Читайте ж. «Посев»  на   http://www.posev.ru/   и  http://nts-rs.ru/

- Подпишитесь на нашу рассылку (Стрелы НТС), для чего перейдите по ссылке    http://subscribe.ru/catalog/state.politics.dlachlenovidruz