Легенда, что зовется "Каратэ", часть 7

В преддверии исхода

Нельзя сказать, что окинава-тэ после официального признания стало более популярным или возникло много новых школ - просто теперь некоторые наставники боевых искусств могли пойти на государственную службу, что, например, сделал сам Итосу. Но была и другая сторона легализации окинава-тэ - между школами развернулась острая борьба за право официального преподавания в учебных заведениях, а, следовательно, за выход на администрацию, а там, быть может, и поездка в Японию для демонстрации своего мастерства. Слухи о готовящейся поездке ходили уже давно, за нее лично ратовал Итосу, но никакого официального приглашения из Японии не было получено, да и вообще, вряд ли империю после всех потрясений эпохи Мэйдзи интересовала какая-та мелкая окинавская традиция. И все же споры между лидерами окинавских школ боевых искусств разгорелись с новой силой.

Конкуренция между школами окинава-тэ продолжалась уже не одно десятилетие. Если Сюри-тэ и Томари-тэ стали очень близки и даже почти объединились, то Наха-тэ со своей чисто китайской формой преподавания представляла сильного конкурента и держалась в стороне от показательных выступлений. Через несколько лет эта конкуренция перекинулась в область борьбы за проникновение в Японию. Это и стало главной целью деятельности направления Сюри-тэ, ибо Окинава с ее маленьким населением, которое практически все так или иначе училось тодэ, уже явно тормозила рост школ боевых искусств. Естественно, что первой этой почувствовала самая большая школа Сюри-тэ.

И вот в переломный для Окинава-тэ год - год 1916 первая группа окинавских бойцов была приглашена с показательными выступлениями в Японию в Киото. Принимающей организацией стал японский Бутокудэн - "Дворец воинской морали". В составе делегации был и Фунакоси Гитин. Японцы выступления оценили очень высоко (как обычно демонстрировались лишь ката), однако какого-то заметного отклика это не имело. Лишь несколько наивные окинавцы (провинция есть провинция!) полагали, что их тут же попросят остаться в Японии для преподавания.

Естественно, этого не произошло, но у мастеров тодэ появляется понимание того, что преподавание окинавских боевых искусств может стать профессией, на которую есть спрос. До этого в цене были лишь самурайские бу-дзюцу, особенно, фехтование на мечах, и вряд ли кто из окинавцев мог представить, что окинава-тэ по популярности, да и по своей духовной ценности способно сравниться со священным "Путем меча" - кэндо.

Да и сколько людей смогло сделать преподавание тодэ своей профессией? От силы двое-трое, и самый известный тому пример - Итосу Анко. Но он был Великим Учителем, и как показала история, никто впоследствии не смог сравниться с ним по тому вкладу, который он внес в воспитание бойцов. Увы - даже великий Фунакоси... Но и могучий своим духом Итосу Анко основной доход имел не от обучения каратэ, а от преподавания грамоты в школе. Тем же занимался на Окинаве и Фунакоси.

И вот на этом фоне вдруг появляется возможность сделать преподавание чисто локального вида боевых искусств вполне легальной и в общем-то, доходной профессией. Возможность призрачная, весьма отдаленная, но после первых поездок в Японию начинавшая казаться реальной. Надо было лишь суметь правильно подать окинава-тэ японцам. Подать так, чтобы они опознали в новом для них каратэ нечто давно знакомое, связанное с самурайскими бу-дзюцу и национальными традициями. Кстати, именно поэтому далеко "не японское" каратэ через несколько лет предстало миру как чисто национальное японское искусство.

В начале 20-х годов никакого конкретного плана, как осуществить это, ни у одного из мастеров-окинавцев не было. Лишь хитроумный и деятельный Фунакоси сумел добиться этого - правда, ценой таких уступок истинной традиции и сделок с самим собой, что в конце жизни не раз сожалел об этом.

Во второй половине 20-х годов каратэ как бы вырвалось с Окинавы, "не уместившись" на этом довольно маленьком острове. Многие последователи окинава-тэ справедливо полагали, что лучше быть вторым в Японии, чем первым на Окинаве. Пиетет, которым когда-то окружала молва мастеров боевых искусств и который в немалой степени подпитывался китайскими легендами о "людях необычайных", постепенно угас. Преподавание окинава-тэ в средних школах, которое на первых порах казалось столь многообещающим, как оказалось впоследствии, имело и обратную сторону. Оно как бы "приземлило" боевые искусства, сделало их обыденностью, повседневностью - одной из многих школьных дисциплин.

Окинавские мастера ощущали кризис, они уже не умещались в тесных рамках маленьких городков и деревушек. С одной стороны, эти люди - а их технический и духовный уровень мог быть весьма разным - были одержимы желанием создать свои школы, и тем самым запечатлеть свое имя в традиции, а, с другой стороны, в них говорили вполне объяснимые амбиции. Но какие могут быть личные школы, когда каратэ преподается каждому, кто посещает среднее учебное заведение?! А вот японский рынок боевых искусств, особенно в том, что касалось боя без оружия, был практически пуст. Немногочисленные и крайне узкие школы дзю-дзюцу традиционно не желали открывать свои двери для публики. И отнюдь не из-за того, что всегда скрывали какие-то неимоверные секреты - сказывалась веками выработанная система мышления наставников этих школ. Поэтому на этом фоне каратэ оказалось значительно либеральнее, более открытым, чем всякие другие бу-дзюцу того времени. С другой стороны, каратэ обещало практически то же самое, что и самурайские искусства, и это подогревало публику, в особенности молодежь - первых посетителей залов каратэ в Японии.

Примечательно, что конец 10-х - начало 20-х годов можно считать кризисом боевых искусств Окинавы. Дальше развиваться на узком пространстве было невозможно, боевая традиция, практически не подкрепленная мощным духовным фундаментом, как это было в Китае, оказалась истощена. Для ее продолжения необходимо было пересадить древо каратэ на новую почву - почву более плодотворную, вскормившую многие боевые традиции в духе эстетического дзэнского миросозерцания. На эту почву и устремились окинавские мастера.

Когда начались поездки окинавских бойцов в Японию, сейчас сказать сложно - и в этом немалая вина самих окинавцев и, прежде всего "отца каратэ" Гитина Фунакоси. Ему очень хотелось быть первым проповедником окинава-тэ в Японии, а поэтому многие факты японо-окинавских боевых контактов оказались вымараны из истории. Так, сохранились какие-то не очень достоверные упоминания о том, что в 1886 г, (за двадцать лет до поездки Фунакоси!) в Японии побывал сам великий Азато Анко, одержал громкие победы над японскими бойцами и в том числе над инструктором дзюдоистского Кодокана Сакудзиро E:коямой. Правда, никаких реальных подтверждений этому событию мы не нашли, вполне вероятно, что эта легенда возникла среди окинавских мастеров в противовес утверждениям Фунакоси о его лидерстве в проповеди окинава-та в Японии. Но в любом случае поездки окинавских бойцов в Японию на рубеже ХIХ-ХХ вв. были не такой уж редкостью, по крайней мере, не один десяток окинавцев хотел попытать свои силы в преподавании окинава-тэ в Японии, правда, без особого успеха.

Брешь, пробитая еще до Фунакоси, оказалась весьма привлекательной для немалого количества окинавских бойцов. В поисках новых учеников и в расчете создать свои школы, их приехало в Японию, по крайней мере, несколько десятков. До нас дошли лишь имена наиболее удачливых, расчетливых, умеющих понять конъюнктуру Японии той эпохи - эпохи неотрадиционализма, когда душа японца стремилась к старым ценностям, облеченным в новые формы. Не обязательно эти люди были первыми окинавскими мастерами, как раз история показывает, что лучшие бойцы так и не сумели, а может быть и не захотели "японизировать" свое искусство, например, Киан Тe:току, Нагаминэ Сосин - ученик Мотобу Тe:ки и Анкити Арагаки.

Наступало время великого исхода мастеров с Окинавы: в 1922 г. в Токио приезжает Фунакоси Гитин, в 1928 в Киото - Мияги Тe:дзюн, в 1930 г. открывает свой зал в Осаке Мабуни Кэнва, за ними следуют еще десятки человек. Частично, это было частью продуманной политики окинавских властей, пытавшихся через популяризацию окинава-тэ привлечь к себе внимание, частично - частной инициативой ряда наиболее амбициозных бойцов. Мастера окинава-тэ пошли на штурм бастионов традиционных японских нравов.

"В истории моей жизни говорится вовсе не обо мне. 
Но кто теперь этому поверит?"

Элиас Канетти, 
философ и этнограф.

Корабль у пристани

Легкий бриз качал небольшой корабль, что стоял на якоре невдалеке от берега. День обещал быть жарким, хотя до конца еще не расцвело. В уши врывался неумолчный стрекот утренних цикад, а ноздри щекотало благоухание майского цветения. Тем не менее, человек, стоящий на берегу залива, плотно запахнул шерстяное кимоно - предстояло морское путешествие, а ветер с моря был как обычно прохладен, и его внезапные порывы заставляли зябко кутаться провожатых.

Правда, порывистый ветер еще не успел разогнать утреннюю дымку, и человек, что так пристально вглядывался вдаль, не мог разглядеть даже клочка суши на том конце - желанной цели своего путешествия - Японии. Человек был невысок ростом, и хотя ему было уже под пятьдесят лет, выглядел достаточно молодо - седина едва тронула его волосы, а прямая осанка выдавала в этом худощавом японце недюжинную силу. Короткая стрижка, тщательно ухоженные небольшие усики по западному образцу выдавали в нем человека, знакомого с последними веяниями японской моды. Настала пора прощаться. Он подчеркнуто спокойно, как подобает японцу и главе семьи, соблюдающему все традиции предков, попрощался со своей женой, тремя сыновьями, дочерью и взошел на корабль.

Этот, на первый взгляд, неприметный японец был человеком, которому причудливая история уготовила открыть новую страницу в истории мировых боевых искусств. И судьба его оказалась столь же величественна, сколь и трагична. Он создал новую систему боевых искусств - и остался в конце жизни практически без учеников, им восхищались, ему поклонялись - и игнорировали его мнение, он старался тщательнейшим образом сохранить древнюю традицию - и сам разрушил ее, он стремился всегда быть благородным и предельно честным - и сам отвернулся от своих учителей. Этим человеком, что отплывал тем майским утром 1922 года в Японию с Окинавы, был будущий "отец каратэ" Фунакоси Гитин.

Вряд ли хотя бы один из тех людей, что провожали его на берегу, могли предположить, что именно с этого майского утра начинается отсчет новой системы - каратэ. Да и сам ее будущий патриарх ничего еще не знал о ней, не предполагал он и создания "Пути пустой руки", но лишь знал о том каратэ, которое изучал у Азато и Итосу - о "Руке династии Тан", то есть о неком китайском боевом искусстве. Он, наверное, искренне бы удивился, если бы ему кто-то сказал, что ему придется в нарушении вековой традиции объявить о создании нового, абсолютно самостоятельного направления боевых искусств. Цель отплытия Фунакоси в Японию в тот день была намного скромнее.

Этот человек, который одним своим видом, казалось бы, воплощал незыблемость ритуалов, много не знал. Не знал он что ему больше никогда не придется вернуться на родную Окинаву, поклониться праху предков, отдать дань уважения своим учителям, не знал, что увидит свою жену лишь через четверть века для того, чтобы потерять ее через два года уже навсегда.

Интересно, будь тогда у 53-летнего Фунакоси возможность заглянуть в будущее, решился бы он в тот день вступить на палубу корабля, зная какой триумф и какую горечь трагедии придется ему еще испытать?

Автору этих строк всегда казалось, что жизнь такого гиганта каратэ как Фунакоси изучена досконально хорошо. Действительно, о Гитине Фунакоси написано немало книг и статей, упоминание о нем можно найти в любой книге по каратэ, ни одна международная конференция по каратэ не обходится без доклада о его жизни. Все это сделало из живого и весьма сложного человека Фунакоси некую легенду, превратив его в собирательный тип Мастера и в могучий памятник величию каратэ, нежели в поучительный урок для многих реформаторов традиции. И лишь после того, как мне пришлось более внимательно заняться биографий "отца каратэ" и обнаружить в ней немало лакун и весьма загадочных неясностей, я, наконец, понял, почему многим оказалось невыгодно, чтобы из флера легенд проступил живой учитель - со своими грандиозными заслугами и неизбежными ошибками, мучительными сомнениями и неожиданными решениями, пристрастиями и антипатиями. Я думаю, по ходу нашего изложения это поймут и читатели. Именно черты характера самого Фунакоси и повлияли на внешний облик и взаимоотношения внутри каратэ - "отец каратэ" как бы передал все свои достоинства и недостатки, непомерные амбиции и духовную неразрешенность своему детищу.

Справедливости ради замечу, что самым активным создателем легенды о Фунакоси был... сам Фунакоси - он страшно хотел приблизить свою личность к самурайскому идеалу высокого прошлого. И это сработало - далеко не самая большая народная традиция с Окинавы (а ведь именно таковым было ранее каратэ!) благодаря мифу, созданному Фунакоси, приобрела мировую известность. И вряд ли кто сейчас будет вспоминать, что каратэ - чисто локальная, местная традиция с небольшого островка, которая собственно никогда и не была "японской", по масштабам занятий и по своей духовной мощи была вообще не сопоставима ни с кэндо, ни с кюдо, ни с айки-дзюцу, ни даже со сравнительно молодым дзюдо. Напомню, что дзюдо в то время представляло собой просто одну из многочисленных школ дзю-дзюцу и фигурировало под названием Кано-рю.

И вся деятельность Фунакоси была направлена на то, чтобы приблизить каратэ к Японии, сделать его "японским национальным искусством". Этим и объясняются многие его шаги, и ради этого он порой и шел на "забывание" некоторых весьма существенных в историческом плане моментов, например, о том, у кого учились его учителя. А учились они, как мы знаем, именно у китайских поселенцев на Окинаве, а то и непосредственно в самом Китае.

Легенда о Фунакоси создавалась постепенно. Спросим себя - откуда нам известна его биография, сотни раз переписанная в каждом учебнике по каратэ? Оказывается источник один - это серия автобиографических статей в журнале "Сангио Кэйдзай Симбун" ("Журнал торговли и строительства"), которую Фунакоси написал в 1956 году. Через пару десятилетий эти статьи с существенными подправлениями были обобщены в одном из самых известных, программных трудов Фунакоси "Каратэ-до - Путь моей жизни", который неоднократно переиздавался на Западе и стал своеобразной "Библией" каратэ. Именно из этих книг - т.е. от него самого - мы и знаем его "официальную" биографию. Нам же интересно заглянуть за эту тонкую, но чрезвычайно плотную ширму, чтобы понять, что нес в себе человек, который создал каратэ.

Япония начала нашего столетия стала ареной поисков равновесия между традиционализмом и обновлением. Многие старые формы самурайских боевых искусств находят свое новое воплощение в виде многочисленных клубов кэндо, стрельбы из лука кюдо, дзюдо, растет число мелких школ дзю-дзюцу - вновь пробуждается интерес к воинским наукам. Реформы Мэйдзи, начавшиеся после реставрации 1868 г., заставили многих японцев искать какую-то моральную опору, которую они и находили, возвращаясь к традиционным нравственным ценностям. И вот именно в эту эпоху на подмостки истории боевых искусств выступает фигура великая и одновременно противоречивая, окруженная мифами и слухами - Фунакоси Гитин. Именно этого человека традиция японских боевых искусств называет "отцом каратэ". Это весьма почетное звание, кажется, никто не собирается опровергать или оспаривать, хотя, как мы увидим, не все так просто с "созданием каратэ".

Вряд ли в целом мире найдется поклонник каратэ, который бы не слышал о великом Фунакоси - мастере боевых искусств, философе, поэте. Во всех книгах и учебниках по каратэ его имя называют едва ли не с трепетным придыханием - как самого великого, самого первого, самого мудрого. Трудно не согласиться с тем, что не будь этого человека - блестящего и искушенного организатора - мир вряд ли бы когда-нибудь узнал о каратэ. Именно он познакомил Японию, а затем и десятки других стран с тем искусством, которое до него никогда не выходило за рамки небольшой Окинавы и в сущности, было весьма скромным и слабым подобием мощной самурайской системы, которая к тому времени уже канула в Лету.

Признаться, и я, пытаясь понять саму необычную личность Фунакоси и копаясь в подборках старых статей, воспоминаниях о нем, архивах и даже его письмах, испытывал необычное волнение перед столь мощной фигурой. Хотя я понимал, что каратэ "изобрел" не Фунакоси - эта система пришла к нему практически в готовом виде от его учителей с уже сформированным комплексом ката, методами тренировки, даже классификацией ударов и блоков (в этом - огромная заслуга Итосу) - но вряд ли мог предположить, что реальность окажется еще более неожиданной, а порой - даже фантастической. Это человек, мифы о котором складывались еще при жизни. Это про него рассказывали, что все отказываются спарринговаться с ним, ибо с первого же блока он ломал конечность противника, при этом объяснял свой принцип так: "стальной блок - железный удар". Это он мог нанести удар с такой скоростью, что противник не успевал и моргнуть глазом. Якобы это он, незадолго до своей смерти, будучи седым стариком, без труда обезоружил на улице могучего бандита, а потом сокрушался о том, что не смог проявить гуманность. Да что только не рассказывали про него! Правда, Фунакоси-человек, кажется, сам участвовал в создании Фунакоси-мифа, немало сделав для того, чтобы развить легенды о самом себе и своем детище - каратэ. Но - все по порядку.

Автор материала: А.Маслов
E-mail: maslov@maslov.msk.ru
Федерация Шаолиньских
Боевых искусств: www.kungfu.msk.ru