(1888-1953)
Повесть о Джиме Торпе начинается в 1904 году, когда правнук вождя индейского племени сок и фокс был принят в Карлайл, правительственную школу для индейцев, расположенную в Карлайле, Пенсильвания, и принадлежавшую к числу тех восточныхшкол, где коренных американцев просвещали путем приобщения к футболу и прочим видам спорта. Всего лишь за год до этого выпускник Карлайлской школы Альберт "Вождь" Бендер с бейсбольной битой в десницевступил в Главную лигу, где пробыл достаточно долго, чтобы выиграть 210 игр и заслужить
избрание в Зал бейсбольной славы. Однако шестнадцатилетний Торп, чей рост тогда составлял всего 147 см, а вес – 52 кг, не испытывал особого интереса кспорту и вместо этого взялся за портняжную иглу, работая в школьной мастерской. Однако по прошествии трех лет рост его увеличился на тридцать сантиметров, чуть позже вес возрос на тридцать два килограмма, а к списку занятий добавился футбол. И нетолько футбол.
Сказители повествуют, что начало спортивной карьеры Торпа пришлось навесну 1907-го. Торпу, всего лишь год назад сделавшему свой первый и робкий шаг на спортивной арене (он выступил за команду портных в первенстве школы), поручили убрать стадион, после того как легкоатлетическая команда завершила дневную тренировку. Торп, приступивший к своим обязанностям, оказался в секторе для прыжков в высоту, где планка осталась установленной на высоте пяти футов восьми дюймов (примерно 175 см), что соответствовало
лучшему результату дня. Прикинув на глазок высоту планки,Торп пробормотал нечто вроде "но этоже совсем невысоко". Один из соучеников поинтересовался: "А ты когда-нибудь прыгал в высоту?" – "Не через планку",– ответил Торп. А потом, еще раз глянув на планку, он добавил: "Но если ее может перепрыгнуть конь, то и я тоже сумею". После этих слов он одним движением ноги стряхнул с себя брюкии туфли и непринужденно перелетел через планку.
Единственным свидетелем рождения этой легенды был легкоатлетический и футбольный тренер Гленн С., "папаша" Уорнер, которому самому предстояло стать тренером-легендой. Оценив потенциал молодого прыгуна опытным взглядом сержанта, оценивающего возможности новобранцев, Уорнер решил немедленно взять молодого человека под свою опеку и научить его началам спорта, избавив при этом от любых стилистических погрешностей. Но если Торп и страдал от чего-нибудь,то, пожалуй, от широты интересов, так как он
не только играл в футбол и участвовал в соревнованиях по легкой атлетике, но и боролся, играл в баскетбол и лакросс, превосходно боксировал, плавал и стрелял.
Будучи разносторонне талантлив, Торп,поиграв полузащитником в футбольных командах в 1907 и 1908 годах и после трех лет участия в легкоатлетических состязаниях, весной 1909-го покинул Карлайл, отправившись на поиски долларов. Многие, в том числе и Уорнер, полагали, что он просто вернулся в свою родную Оклахому. На самом деле он в обществе двух бейсболистов из Карлайла отправился вСеверную Каролину, где все они были приняты в команду "Рокки Маунт" из Восточнокаролинской лиги, младшей лиги, принадлежащей
к классу D. В течение последующих двух лет Торп принял участие в восьмидесяти играх, набрал 248 очков и выиграл 19 игр в качестве питчера[6]. Тем не менее этим, как ему предстояло убедиться впоследствии, он нарушил правила, по крайней мере с точки зрения Любительского атлетического союза.
Летом 1911-го Уорнер, не зная об обстоятельствах жизни выдающегося атлета, прислал ему записку со следующими словами: "Если ты вернешься в Карлайл, я думаю, у тебя есть шанс попасть в будущем году в Олимпийскую команду Соединенных Штатов". И Торп вернулся через несколько недель, а на вопрос Уорнера: "Где ты был?" ответил легкомысленно: "Играл в мяч". Не зная того, что Торп скомпрометировал свой статус любителя, Уорнер начал готовить его к Олимпийским играм 1912 года.
Во время обучения Торпа на последнем курсе Карлайла должен былсостояться матч по легкой атлетике между "Индейцами" и "Лафайетом". Встреча была широко разрекламирована, и делегация во главе с тренером "Лафайета" Гарольдом Брюсом отправилась встречать поезд, на котором предположительно должна была прибыть команда Карлайла. Когда на перроне Истона, Пенсильвания, оказались лишь Уорнер и Торп, Брюс недоуменно обратился к Уорнеру: "Что случилось? Мы ждали легкоатлетическую команду Карлайла".– "Вот она",–
ответил Уорнер, небрежно указывая в сторону Торпа. Результаты, показанные в одномсоревновании, ставшем одним из самых увлекательных спортивных романов, засвидетельствовали победу Торпа, а следовательно и Карлайла, практическиво всех видах.
Достижения Торпа на футбольном поле оказались столь же легендарными. После своего возвращения в Карлайл Торп приводил"Индейцев" к победе над крупнейшими футбольными авторитетами своего времени, в том числе Гарвардом, Армией, Пенсильванией, Брауном, Питтсбургом, Миннесотой и Чикаго. Выступая в качестве полузащитника"Индейцев", он совмещал роли нападающего, распасовщика и, при необходимости, блокирующего защитника.
Выступая в 1911-м против Гарварда, он забил четыре полевых гола и
совершил пробежку в семьдесят ярдов,заработав все набранные Карлайлом очки в этой заслуженной победе со счетом 18:15, тем самым заставив тренера Гарварда Перси Хотона назватьего "самым лучшим из всех приснившихся кому-либо игроков". В состоявшемся в 1912 году матче с сильной Армейской командой Торп приготовился к удару с собственной десятиярдовой линии. "Они думают, что я буду бить и наши, и армейские,– проговорил Торп, обращаясь к рефери,находившемуся рядом с ним.– Только это не так". И с этими
словами Торп изобразил удар и совершил девяностоярдовую пробежку, открыв счет в игре, которую Карлайл выиграл со счетом 27:6. В том же году, играя с"Браунз" в День Благодарения[7], Торп"уничтожил целую команду", как написал один из обозревателей. "Он разгромил их со счетом 32:0, и все лишь собственными усилиями. Что уж вспоминать о пробежках в пятьдесят и шестьдесят ярдов..." В 1911 и 1912 годах Торп выдвигался во всеамериканскую сборную Вальтера Кемпа, а в 1912-м возглавлял национальный список со 198 очками
и 25 заносами. Он являлся, по словам Грантленда Райса, "величайшим футболистом всех времен".
В промежутке между двумя всеамериканскими сезонами Торп сделал остановку в Стокгольме. Некий журналист по имени Френсис Альбертини увидел Торпа на борту лайнера, отвозившего американцев на Олимпийские игры, проходившие в 1912 году. Спортсмен покоился в шезлонге в оцепенении, приличествующем разве что питону после сытной трапезы. Все прочие члены американской легкоатлетической команды занималисьусердным трудом, бегая вокруг разложенных на палубе пробковых матов под бдительным тренерским оком. Альбертини,
знавший, что Торп никогда не объяснял свой успех интенсивными тренировками, приблизился к атлету и спросил: "Что вы сейчас делаете, Джим, размышляетео своем дядюшке "Сидящем Быке"[8]?" Пробудившийся Торп неторопливо открыл глаза и признался: "Нет, я практикуюсь в прыжке в длину. Я только что прыгнул на двадцать три фута восемь дюймов (чуть более 7 метров). Я думаю, что смогу победить вэтом виде". И с этими словами он вновьзакрыл глаза и погрузился в умственнуюработу.
Майк Мэрфи, один из тренеров команды1912 года, человек, придерживавшийсядревних взглядов и потому самым романтическим образом полагавший, что атлету положено тренироваться, однажды обнаружил Торпа погруженным в глубокий сон в гамаке, причем в то время, когда ему уже полагалось быть на тренировке. Мэрфи обратился с жалобой к постоянному опекуну Торпа "папаше" Уорнеру, который ответил: "Майк, не беспокойся. Все эти грошовые упражнения, которые ты придумал для Торпа, ему не нужны. Он в форме... При постоянных
занятиях футболом, лакроссом, бейсболом и легкой атлетикой
он просто не мог выйти из формы! И этот сон представляет собой самую лучшую тренировку для Джима". В иныевремена Торп появлялся на занятиях лишь для того, чтобы осмотреть место для толчка в прыжке в высоту или длину, привязать платок к стойке чуть повыше шести футов или положить его дальше чем футах в двадцати трех от доски. После он усаживался под деревом и предоставлял волю своему воображению, обратившись к изучению оставленных им меток с закрытыми глазами.
Но как бы ни относился к тренировкам Торп, успех не разлучался с ним. Выходя на спортивную площадку, он почти всегда оказывался победителем. Для начала он победил в суровом пятиборье, выиграв в четырех видах из пяти, в том числе в прыжках в длину, а потом, пока остальные пятиборцы приходили в себя после соревнований, вернулся на поле, чтобы занять четвертое место в прыжках в высоту. Позже он оказался пятым в прыжках в длину. Потом пришло время десятиборья, в котором ему еще не приходилось участвовать
вообще; более того, Торп впервые бросил копье всего два месяца назад. Тем не менее он победил в четырех видах из десяти и добился легкой победы. Когдакороль Густав вручал Торпу золотую медаль вместе с собственным бюстом, он воздал должное беспрецедентной победе спортсмена сразу в пятиборье идесятиборье следующими словами:"Сэр, вы самый великий атлет мира". Начто Торп, как утверждают, ответил"Благодарю вас, король".
Однако подобные способности редко достаются людям безвозмездно. По счетам приходится платить. И платить Торпу пришлось очень скоро. Менее чем через год репортер одного из дешевых еженедельников, подвизавшийся в Ворчестере, Массачусетс, разжился экземпляром"Бейсбольного справочника" за 1910 год и обнаружил там слова "Дж. Торп,"Рокки Маунт"". О своей находке он доложил в Любительский атлетическийсоюз, который, согласно правилам, воспрещавшим оплату за участие в спортивных соревнованиях, лишил Торпа золотых
олимпийских медалей и вычеркнул его имя из книги рекордов, невзирая на прошение о помиловании, в котором Торп утверждал, что играл"лишь потому, что любил играть в мяч".
В течение последующих двенадцати лет Джим Торп играл в те спортивные игры, которыми и хотел заниматься, шесть лет он провел в главных лигах – в "Нью-Йорк Джайентс", "Цинциннати Редс" и "Бостон Брейвс", хотя, по правде говоря, продолговатый мяч не давался ему,– и восемь лет в составе только что учрежденной Национальнойфутбольной лиги, где в качестве первого президента лиги появлялся на поле по торжественным случаям.
Однако горькое чувство не оставляло его до самых последних лет жизни. Золотые медали так и не вернулись к нему, и Торп мог лишь заметить: "Покрайней мере, они не сумели лишить меня слов короля". Не сумели и не смогли. И для многих – с медалями илибез – он остается величайшим среди всех.
