Очень многое в нашей жизни определяется
биологией и наследственностью.
Мы рождаемся с малозаметными особенностями,
которые, по мере нашего взросления, начинают оказывать серьезное влияние на
всю нашу судьбу.
Например, есть такие дети, которые с
рождения не любят, чтобы их тискали, обнимали, целовали. Они делают
кислое лицо и стараются увернуться от подобного бурного проявления
чувств.
Такое поведение постепенно приводит к тому,
что их оставляют в покое, чего им и надо.
Когда мама выходит из комнаты и оставляет
малыша в кроватке, то он воспринимает это спокойно.
Чем же занимаются такие дети, когда все от
них отстали? Сидят и скучают?
Нет, они активно исследуют мир. Они
изучают игрушки. Они лезут туда, куда другие бы дети не полезли. Они очень
любопытны.
В ходе своих маленьких приключений они то и
дело обжигаются, ранят пальцы, получают синяки.
И это перестает их пугать – они становятся
чуть меньше чувствительны к боли, чем другие дети.
Такие дети вырастают интровертами, которые
не любят быть в центре внимания, но достаточно спокойно относятся к риску.
В будущем они могут стать альпинистами,
геологами, пожарными. Они могут стать хакерами, "серыми кардиналами",
учеными-новаторами: ведь пойти против мнения авторитетного человека – это
тоже риск.
Нобелевский лауреат по физиологии
И.П.Павлов, впервые описавший этих людей, назвал их "мыслители".
Есть вторая группа детей,
которые очень любят, когда их тискают, обнимают, целуют.
Однако, когда мама выходит из комнаты и
оставляет малыша в кроватке, то он может покукситься, но устраивать истерику
не будет.
Такие дети испытывают потребность в
объятиях, а поэтому постепенно приучаются делать все для того, чтобы таких
объятий добиться.
Они нуждаются в восхищении, поэтому
приучаются тонко чувствовать людей, стараясь сделать все для того, чтобы это
восхищение получить.
Они похожи на дельфина, который
передвигается под водой с помощью эхолокации – произведя какое-то действие,
они внимательно ждут отклик на него со стороны других людей,
улавливая малейшие колебания чужих эмоций в свой адрес.
Такие люди вырастают экстравертами,
желающими быть в центре внимания, так или иначе выделиться.
Их можно узнать одежде – они одеваются или
как фрики, или, наоборот, как денди. Их можно узнать по обильным татуировкам
или пирсингу, кричащей окраске волос или рестайлингу автомобиля.
Их мало волнует изучение мира. Их волнует,
какую реакцию они вызвали в других людях.
Такие люди становятся
артистами, стилистами, музыкантами, экстравагантными политиками. Тонко
чувствуя людей, они создают ценности, которые нужны другим – новые картины,
произведения, новые идеологии.
Будучи предельно "эгоцентричными", но желая
вызвать восхищение к себе, они максимально заинтересованы в том, чтобы
понять другого человека, угадать его желания и соответствовать его
ожиданиям.
Поэтому они всегда востребованы, и в
любом коллективе чувствуют себя, как рыба в воде.
И.П.Павлов назвал этот тип людей - "художники".
Однако есть и третья группа детей.
Когда мама выходит из комнаты и оставляет малыша в кроватке, то он
устраивает натуральную истерику и громко рыдает.
Таким детям с младенчества важно ощущать
себя встроенным в какую-то иерархию – чувствовать, что есть кто-то
стоящий над ним. Оставшись в комнате одни, они выпадают из иерархии, и это
их до жути пугает.
Такие люди с детства буквально кожей
ощущают социальные отношения в любой группе – они с одного взгляда могут
определить, кто изгой, кто элита, кто кому подчиняется, и кто на кого
влияет.
Они легко встраиваются в иерархию группы и
постепенно стараются очутиться выше – стать лидером или войти в команду
лидера.
"Плох тот
солдат, которые не мечтает стать генералом" – это про них. В основе
их стремлений лежит одно страстное желание – забираться вверх по
социальной лестнице.
Но для этого, им требуется максимально
развивать социальные навыки, уметь договариваться, учитывать
интересы.
В итоге именно такие люди проявляют
наибольшую способность к взаимопониманию, эмпатии, чувственному
сопереживанию. Они испытывают потребность в социальной поддержке и уважении.
Они будут тяготиться, если другой человек в их присутствии расстроен или
обижен.
Этот тип людей называют "центристы",
потому что любой объект для такого человека – это всегда центр каких-то
отношений.
Итак, есть три типа людей:
"мыслители", "художники" и "центристы".
Одним интересен поиск, другим восхищение,
третьим – место в иерархии.
Условно можно сказать, что кем-то больше
движет жизнь (ориентировочный поисковый инстинкт), кем-то секс
(половой инстинкт), а кем-то власть (иерархический инстинкт).
Причем, силы, которые нами движут,
заложены биологически и предопределены нашими генами.
Конечно, в каждом человеке присутствуют все
три побудительных мотива, но один из них выражен наиболее ярко и подчиняет
себе остальные.
Почему же важно обо всем этом знать?
Потому что, наши близкие и друзья с большой
вероятностью обладают не совпадающей с нами движущей силой.
Если не знать об особенностях наших близких,
то это может стать причиной конфликтов, ссор, разводов и трагедий.
Например, представим, что есть женщина -
выраженный "центрист", которая любит побыть в обществе и пообщаться.
Без постоянного общения она ощущается себя, как рыба, выброшенная на берег.
А муж у нее – "мыслитель", который не
переносит никакой пустопорожней болтовни, и которому даже в голову не
приходит, что некоторые люди общаются не ради каких‑то практических целей, а
просто потому, что, ощущая социальную общность с собеседниками, они
чувствуют себя счастливыми.
Для "мыслителя" необходимость побыть
в компании с другими людьми "удовольствия ради" - воспринимается как своего
рода повинность, наказание, которое надо просто перетерпеть.
Конечно, он будет стараться побыстрее
улизнуть со всех подобных мероприятий, на которые затаскивает его жена, или
совсем не посещать их.
И такое поведение – это не его прихоть или
недостаток воспитания. Это его биология, доставшаяся от родителей.
Если супруги не знают об особенностях друг
друга, не знают о том, что "центристу" нужно одно, а "мыслителю"
– совсем другое, то это может привести к большому конфликту.
Жена может начать гневно упрекать: "Ты
ненавидишь моих друзей! моих родственников! Ты не ставишь ни во что мои
интересы! Я себя ощущаю как в клетке!".
А мужу просто сложно поверить, что другие
люди могут стремиться проводить время друг с другом не для обмена какой‑нибудь
новой интересной информации, а просто потому, что им это нравится.
"Как это может нравиться?" –
"мыслителю" абсолютно не понятно, и поэтому он считает поведение жены и ее
претензии – глупой блажью.
Но если супруги знают о своих особенностях,
то конфликта будет легко избежать, уступая биологической природе друг друга.
Знание особенностей темперамента близких
поможет и в общении с детьми.
Ведь иногда родитель, не понимая мотивов
поведения своего ребенка, может сломать ему психику и жизнь.
Приведу пример на эту тему из замечательной
книги А.В.Курпатова "Троица. Будь больше самого себя".
"ДОЧКА КАК ПАПА
Сейчас мне вспомнилась одна
программа из цикла «Всё решим! С доктором Курпатовым» на телеканале
«Домашний».
Тогда ко мне в студию пришла
достаточно молодая женщина (буду называть её Татьяной), которая только что
пережила тяжёлое расставание с мужем, а теперь стала постоянно срываться на
свою двухлетнюю дочь.
Муж, по словам Татьяны, был
тем ещё типом… Заводила, балагур. Напьётся с друзьями, где‑то полночи
пропадает, а потом заявляется домой и смотрит так виновато и ласково, что
чуть нимб над ним не светится. Просит прощения, сыплет нежностями, пытается
обнимать, целовать.
Татьяна же – человек строгий
и чёткий. Все эти объятья и причитания ей абсолютно безразличны, а когда от
мужа пахнет алкоголем (хотя бы чуть‑чуть) – то и вовсе отвратительны.
Она с ним договорилась, что
он больше так делать не будет, и он, значит, должен слово держать. Обещал
больше не выпивать с друзьями – не должен выпивать.
В общем, воспитывала его
Татьяна, воспитывала… И вдруг он сник окончательно и загулял. Выяснилось,
что у него появилась другая женщина, и Татьяна приняла решение
незамедлительно – собрала его вещи и выставила их за дверь.
Спрашиваю её:
– Переживаете?..
– Нет, – отвечает она. –
Слава богу, что ушёл. Все нервы мне истрепал, я бы больше сама не выдержала.
– Хорошо, – говорю я. – А
проблема тогда в чём?
– Проблема в том, что я
больше не могу доверять своей дочери!
– В смысле? Ей чуть больше
двух лет, правильно?
– Правильно, чуть больше
двух, а ведёт себя как профессиональная обманщица! Чуть нашкодит, поймёт,
что плохо поступила и сразу бежит ко мне – глаза такие круглые‑круглые,
жалостливые: «Мамочка, мамочка!», и давай меня за шею хватать, жаться, в
глаза заглядывать, целовать…
– В общем, прямо как ваш
муж, – продолжаю я.
– В точку! Один в один! –
свирепеет Татьяна. – Всё это подлизывание, уси‑пуси! Отвратительно. Я смотрю
на неё и думаю: ну как такое может быть, что ребёнок ещё совсем маленький, а
уже знает, как врать, обманывать и подлизываться?!
Поскольку это не имеет
особого отношения к делу, не буду пересказывать эту историю дальше. Перейдём
сразу к выводам.
Татьяна никогда не
испытывала потребности в объятьях, ей никогда не нравились проявления
нежности. Да и не было никогда этого в её родительской семье.
Страдала она от алкоголизма
отца и от его рукоприкладства (поэтому такая реакция на запах алкоголя), а
вовсе не из‑за отсутствия объятий и поцелуев.
Муж ей, наоборот, попался
такой, который очень в этих ласках нуждался. Ему всегда нужно было
установить близкий эмоциональный контакт с другим человеком, чувствовать,
что рядом компания родных людей.
Этот дефицит (а в отношениях
с Татьяной соответствующий дефицит был налицо) он возмещал своими загулами –
и с друзьями, и с женщинами. В общем, находил с кем поласкаться.
Татьяне всё это, понятное
дело, было совершенно чуждо и даже дико. И то, что другие, возможно, сочли
бы за счастье, у неё кроме напряжения и негодования не вызывало.
То есть, сошлись в одной
«ячейке общества» два предельно разных типа, выросших с разной
психофизиологией и ориентированных, соответственно, на абсолютно разные
форматы социального взаимодействия.
В общем, развод этой пары
был, по сути, предрешён. Оба супруга, помыкавшись, пошли в отрыв и об этом
уже не сожалели. Но Татьяна оказалась в своего рода ловушке, потому что их
дочь унаследовала от отца ту же потребность в телесном и эмоциональном
контакте, в обнимашках и ласке.
Татьяна же этого и в самом
деле не понимала. Ей казалось, что если человек себя так ведёт, то он
несомненно в чём‑то провинился и вместо того, чтобы просто сгореть со стыда
и провалиться под землю, пытается этими «уси‑пуси» загладить свою вину,
желая избежать заслуженного наказания.
Конечно, двухлетний ребёнок
был уличён Татьяной в поведении, на которое он ещё в принципе не способен (в
этом возрасте мы ещё отстаём в своём интеллектуальном развитии от шимпанзе).
Слишком сложную Татьяна
придумала для своей дочери роль в своей конструкции социальной
действительности. По крайней мере, не по возрасту. В действительности всё
было, конечно, намного проще.
Когда девочка делала что‑то
не так, она испытывала не вину, не угрызения совести, а простой, как угол
дома, страх, что мама рассердится. А если она рассердится, то и без того
ничтожный объём поглаживаний и прочих «уси‑пуси» сведётся к абсолютному
нулю. То есть, никакого груминга малышке ждать не приходится. И в этом,
собственно, состоял весь её ужас.
Что же оставалось делать
двухлетнему ребёнку в данных обстоятельствах? Бежать к своей маме с
протянутыми руками и со слезами на глазах умолять – мол, не лишай меня,
матушка, и так недостающих мне обнимашек! Что угодно делай, только не
сердись на меня! Я тебя люблю и т. д., и т. п. – с заглядыванием в глаза.
Но мама у неё не просто
мама, а «железный Феликс» – рассудочная до мозга костей. Татьяна по самой
своей внутренней, нейрофизиологической организации не могла понять такого
рода социальных взаимодействий, а потому и истинных мотивов поведения
собственного ребёнка она тоже не видела. И объясняла всё просто: такая же
лживая уродилась, как и её отец!
И всё в реальности Татьяны
было «логично». По опыту взаимодействия с отцом девочки Татьяна прекрасно
знала, что всякие нежности и «уси‑пуси» являются ничтожной и постыдной
попыткой загладить вину и «уйти от разговора по существу».
Она интерпретировала
поведение ребёнка как намеренную ложь и попытку ввести в заблуждение. В
общем, предельно «недостойное» поведение! И это когда ребёнку было от роду
чуть больше двух лет…
Да, чрезвычайно важно, как
мы устроены. Важно то, насколько выражен наш социальный инстинкт. Если он
у человека (в нашем случае, у Татьяны) не проявлен в достаточной степени, то
вместо эмоций и чувств работает холодный рассудок, который опирается на
прежний, уже осмысленный опыт.
Поскольку опыт с отцом
девочки у Татьяны был, прямо скажем, так себе, эта же логика была обращена и
на поведение дочери. Если её отец вёл себя соответствующим образом после
своих проделок, то и аналогичное поведение дочери свидетельствует о ней в
таком же ключе. Вот такая реконструкция.
Вот почему рассудок в таких
ситуациях не всегда помогает. Можно было, конечно, учесть и тот факт, что,
при всей внешней схожести поведения, его мотивы у тридцатилетнего мужчины и
двухлетнего ребёнка вряд ли могут быть идентичными, но Татьяна этого не
сделала.
Впрочем, как только я
обратил её внимание на это вполне очевидное противоречие (и, таким образом,
добавил соответствующий пазл в её стройную конструкцию), Татьяна буквально
на глазах поменялась в лице: она задумалась, пережила, так сказать, инсайт и
невероятно обрадовалась собственной дочери. '
Справедливости ради,
впрочем, должен заметить, что обрадовалась Татьяна на самом деле, всё‑таки,
не собственной дочери. Она обрадовалась тому, что, наконец‑таки,
интеллектуальная модель, которой Татьяна до сих пор пользовалась,
реконструируя свои отношения с дочерью, стала лучше отражать реальность.
В конце концов, в этой
конструкции было много и других пунктов. Например, тот, что она – Татьяна –
«должна быть хорошей матерью», но соответствовать ему в сложившихся
обстоятельствах было крайне затрудительно.
Теперь же, когда
«выяснилось», что её дочь не тот же самый «подлец», каким Татьяна считала её
отца, она вполне могла позволить себе быть той самой «хорошей матерью». Да,
чуть‑чуть по команде, а не «от души». Но лучше так, чем никак.
