Ни одно психологическое направление не приобрело столь широкую известность за пределами этой науки, как психоанализ. А самым известным и именитым деятелем психологии и психотерапии "всех времен и народов" вот уже столетие считается его ос-нователь - Зигмунд Фрейд. Насколько же совпадает с реальностью кропотливо и искусно созданный образ гениального творца и его великого детища?

Как часто в истории мы сталкиваемся со случаями, когда индивидуальная жизнь конкретного человека превращается в миф. За одно-два поколения после жизни основате-ля религии, мудреца, великого царя или племенного вождя остается только легенда, архитипическая форма. Создатель новой теории, да еще такой по значимости, как психоанализ, чье влияние на психологию и даже цивилизацию XX века нельзя переоценить, безусловно, заслуживает и внимания и уважения.

Однако такое почитание может превратиться в сотворение кумира, а в случае с З. Фрейдом этому способствует характер психоаналитического движения. Оно как на заре своего становления, так и сейчас напоминает более религиозную секту, нежели научное сообщество.

Каждая секта делает свой метод "спасения" универсальным и единственным в достижении жизненных благ, но секретом метода, конечно же, владеет только секта. Структура сект имеет тоталитарный характер, она имеет закрытую пирамидальную структуру власти. Один из главных признаков тоталитарной секты - это контроль языка и внешней деятельности человека, приводящей к контролю сознания и мышления человека руководителем и идеологией секты.

Психоаналитики являются, как правило, высокообразованными, интеллектуально развитыми, скептически мыслящими людьми, но лишь до тех, пор, пока не затронуто ядро их убеждений. Представитель любой другой дисциплины, конечно, тоже имеет убеждения и верования, но он, в принципе, способен усомниться в любом отдельно взятом положении или во всей теории в целом. В психоанализе же ряд умозрительных теоретических положений имеют характер догматов, символов веры.

Такое положение вещей не случайно. Чтобы стать психоаналитиком, нужно 5-7 лет проходить учебу и лечение (причем лечение, желательно, предварительно), которое напоминает обряд инициации. Чтобы лечить, нужно "исцелиться" самому, истины психоанализа следует найти в глубинах собственной психики. Стоит психоаналитику усомниться в символе веры, и под вопросом оказываются не только долгие годы учебы (и затраченные на неё немалые средства), не только право лечить других (и получать за это солидное вознаграждение - среднестатистически в США психоанализ является самым дорогим видом лечения), но также важнейшие убеждения относительно себя самого, ядро личности психоаналитика.

К основным признакам секты относят принцип непогрешимого главы (гуруизм). В любом сообществе мы найдем людей, которым необходим харизматический лидер, слепая вера, которые нетерпимы к критике и фанатично отстаивают свою доктрину. Категории "отлучение", "схизма", "догмат", "предательство" и им подобные до самого последнего времени играли в психоанализе такую же роль, как в какой-нибудь религиозной или политической секте, нетерпимость к инакомыслию в которых возведена в норму. Как и в большинстве тоталитарных объединений, за несогласие с мнением лидера отступника изгоняют и предают анафеме. Из психоаналитической ассоциации изгонялись вместе со своими сторонниками такие незаурядные и творческие личности как, например, А.Адлер, К.Г.Юнг, К.Хорни, М.Кляйн, Ж.Лакан.

Такая атмосфера не способствует критическому мышлению и прогрессу. Не случайны критические комментарии относительно качества и эффективности психоанализа многих ведущие психологов и психотерапевтов. Но, психоаналитики кровно заинтересованы в том, что бы авторитет З. Фрейда оставался в неприкосновенности. Сегодня с психоанализом конкурируют многочисленные психотерапевтические школы, и борьба за пациентов требует идеализированного образа З. Фрейда. "Верные" биографы призваны поддерживать идеализированный и приукрашенный образ "отца-основателя". Этим объясняется и то, что многие письма и рукописи Фрейда будут опубликованы лишь в XXII веке. Они хранятся в сейфе не только потому, что семье Фрейда совсем не хотелось бы отдавать на публичное рассмотрение материалы, касающиеся его личной, интимной жизни. Верно-му из верных, Э. Джонсу, все эти материалы были предоставлены, но с тем условием, чтобы он создал "официальную" биографию, остающуюся доныне образцом для подражания.

В подобных биографиях образ Фрейда обретает однозначно идеальные формы. Уже Джонс и Закс, близко знавшие Фрейда, писали, например, о его терпимости к чужим мнениям, равнодушии к мирской славе, к спорам о научном приоритете. В других источниках мнение о "терпимости" отличается настолько, что Э. Фромм язвительно заметил: "Для людей, которые творили из него кумира и никогда не возражали, он был добрым и терпимым... он был любящим отцом для беспрекословно подчиняющихся сыновей и жестким, авторитарным для тех, кто осмеливался возражать". Изображать из Фрейда, который сам себя называл "конкистадором от науки", мыслителем не от мира сего могут лишь те, кто поставил своей целью сделать из Фрейда божество. Известный социолог науки Мертон дотошно проверил эти типичные для биографов утверждения о равнодушии к спорам о приоритете и обнаружил, что в такие споры Фрейд вступал как минимум 150 раз (!) по различным поводам. Однажды он даже лишился чувств, когда в споре выказывал свою досаду на то, что последователи слишком редко упоминают его имя, говоря о психоанализе. То, что Фрейд был честолюбив, болезненно воспринимал всякую критику, а управляя психоаналитическим сообществом, держался принципа "разделяй и властвуй", да и вообще был наделен многими "слишком человеческими" чертами, - все это просто отбрасывается его биографами. Портрет Фрейда превращается в икону.

Реальный Зигмунд Шломо Фрейд родился 6 мая в 1856 году в городе Фрайберге в Австро-Венгрии (ныне это город Пршибор, и он находится на территории Чехии) в небогатой еврейской семье. Торговец тканями и скотом Якоб Фрейд уже был однажды женат и имел двух сыновей от первого брака. Но первая фрау Фрейд умерла. Второй стала двадцатилетняя Амалия Натансон, годившаяся в дочки своему мужу.

Старая крестьянка, принимавшая роды, как по наитию, сказала Амалии: "Твой сын будет великим человеком!" Ни разу в жизни мать не усомнилась в правоте этих слов. Сына она называла ласково - "мой золотой Зиги". И пускай семья Фрейдов была многодетной. Другие дети: Юлиус, умерший в младенчестве, Анна, Роза, Мария, Дольфи, Паули и Александр - были всего лишь детьми. А первенец - кумиром матери. Еще ребенком он стал хозяином дома. К его мнению прислушивались. Именно Зигмунд посоветовал родителям назвать младшего сына в честь Александра Македонского. Его велению подчинялись. Например, когда небогатый Якоб собрал нужную сумму и купил пианино для дочерей, Зиги заявил, что звуки музыки раздражают его. Инструмент убрали, объяснив расстроенным девочкам, что музицирование мешает размышлениям брата. "Мыслителю" Фрейду в ту пору было десять лет.

Но даже когда Амалия стала немощной старушкой, Фрейд оставался опекаемым, а не опекающим. Заботу о матери он предоставил сестре Дольфи: остальные сестры вышли замуж, а Дольфи оставалась девицей и жила с матерью, потому что так решил ее брат.

Вплоть до самой своей смерти в возрасте 95 лет Амалия была центральной фигурой в жизни сына. В столь сильной любви третий - лишний. Третьим был отец. Еще в детстве Зигмунд представлял себя то предводителем карфагенского войска Ганнибалом, то Колумбом, то Моисеем, то Наполеоном (он прикреплял на спины своим игрушечным солдатикам бумажки с именами наполеоновских маршалов и командовал ими, как настоящий полководец). Повзрослев и создав психоанализ, Фрейд по-прежнему мнил себя героем, сражающимся с темными силами человеческого подсознания, открывающим тайны разума. А герой, по его мнению, был достоин более сильного родителя, а не слабака и неудачника.

Спустя годы Фрейд вспоминал себя семилетним мальчиком, вбежавшим среди ночи в родительскую спальню. Зиги увидел чреду непонятных телодвижений, взволновавших его. Отец заметил сына и замер. И тут случилось самое драматичное! Зигмунд подбежал к матери, обнял ее и... описался. Только спустя тридцать с лишним лет, Фрейд понял, почему он это сделал. Он хотел отвлечь внимание матери на себя и выбрал для этого самый радикальный из доступных мальчугану способов. А может быть, он симулировал то, чем занимался отец, и как бы завершил подсмотренный акт любви? И если так, значит, Зигмунд ревновал к собственному отцу, в глубине души желал избавиться от него, чтобы занять отцовское место и обладать матерью! Однако в сделанном открытии он почувствовал некую вторичность: все это что-то напоминало... Ну конечно! Античная драма "Царь Эдип" о фивейском царе, который, сам того не ведая, убил отца и женился на матери. Так было создано понятие "Эдипов комплекс" - один из ключевых элементов психоанализа.

Но, даже признавшись в том, что он желал смерти отца и видел эротические сны с участием матери, Фрейд не раскрыл до конца глубины собственного подсознания. Он видел лишь сексуальную причину Эдипова комплекса. Между тем его собственная привязанность к матери была куда сложнее и глубже. Зигмунд страстно желал, чтобы о нем заботились, его защищали, перед ним преклонялись, и Амалия удовлетворяла эти желания. Фрейд не просто был привязан к матери, он нуждался в ней, был зависим от нее и больше всего на свете боялся лишиться ее опеки. Подсознательный страх потерять материнскую любовь трансформировался в две фобии, которые преследовали Зигмунда всю жизнь. Во-первых, он очень боялся голода: мать ведь воспринимается еще и как кормилица. Во-вторых, Фрейд паниковал перед каждым путешествием на поезде. Он собирался в дорогу задолго до дня отъезда, загодя покупал билет, накануне уточнял расписание и приходил на вокзал как минимум за час до прибытия поезда, чтобы наверняка не опоздать. Дело в том, что путешествие Зигмунд трактовал как символ утраты материнского дома, отрыв от корней и даже смерть. (По иронии судьбы брат Зигмунда Александр служил в железнодорожном ведомстве и обожал поезда.)

Поддержку, защиту, безусловную любовь Зигмунд Фрейд искал не только у матери. Для всех, кто его окружал, он стремился стать любимым сыном. Был ли он мужем, отцом, другом или коллегой, по сути, он оставался все тем же "золотым Зиги".

В 1860 году семья переехала в Вену, где он с отличием окончил гимназию, затем в 1873 году поступил на медицинский факультет университета. С 1876 по 1882 год З. Фрейд занимался изучением гистологии нервных клеток в лаборатории Э. Брюкке. Фрейд вспоминает, что он изучал медицинские науки не всегда планомерно и систематически. Тем не менее в 1881 году он успешно сдал выпускные экзамены и получил степень доктора медицины. В 1882 году Фрейд ушел из лаборатории и начал работать врачом, с целью улучшить свое финансовое положение. Фрейд вспоминает: "В течении этого периода, в связи с материальными соображениями, я начал изучать нервные болезни" (Freud, 1935, p.18).

Марта Бернейс стала невестой Зигмунда Фрейда через несколько месяцев после знакомства. Ей был 21 год, ему - 26. Свадьбу откладывали. Мать Марты не принимала Зигмунда, считала, что для ее дочери он слишком бесперспективен и неказист (росточек всего 160 сантиметров). Она увезла Марту в Гамбург, подальше от венского жениха. Несколько раз Зигмунд едва не разорвал помолвку из-за приступов ревности. Но главное, Фрейд был катастрофически беден.

Зигмунд работал по восемнадцать часов в день. Разрывался между Венской городской больницей, собственным частным кабинетом, Институтом детских болезней, где руководил неврологическим отделением, Венским университетом, где читал лекции по анатомии спинного и головного мозга, и лабораторией, где изучал срезы мозга эмбрионов и новорожденных и писал научные статьи. Чтобы сэкономить деньги на свадьбу, он не ужинал по несколько дней, не нанимал извозчика и ежедневно тратил час на пешие переходы, отказался от своих любимых сигар. Фрейд даже заложил карманные золотые часы, оставив цепочку, - чтобы производить впечатление преуспевающего врача. В будущем он сполна воздаст себе за нищую юность: у него появится почти истерическая страсть к коллекционированию антиквариата. Дом профессора Фрейда будет забит предметами старины. Выходя к обеду, он будет приносить с собой одну из старинных статуэток, ставить перед собой на стол и смотреть на нее, а не на Марту, о которой так мечтал в молодости, которой писал страстные письма: "О горе тебе, принцесса, когда я приду. Я зацелую тебя до красноты... И ты увидишь, кто сильнее: маленькая милая девочка... или большой дикий мужчина с кокаином во плоти".

Кокаин - отдельная история в жизни Фрейда. Он принимал кокаин сам, давал его своим друзьям, сестре Розе и даже Марте. З. Фрейд занялся исследованием кокаина, кото-рые вылились в многочисленные публикации: "О коке" (1884), "К вопросу об изучении действия кокаина" и "Об общем воздействии кокаина" (1885), "Кокаиномания и кокаинофобия" (1887). Его энтузиазм достигает почти священной страсти, когда он пишет 2 июня 1884 года Марте: "Во время последнего сильного приступа депрессии я вновь принял коки, и небольшая доза меня прекрасно взбодрила. В настоящее время я собираю все, что написано об этом волшебном веществе, чтобы написать поэму в его честь". В тот период жизни он рекомендует принимать кокаин всем своим знакомым для снятия усталости и состояния депрессии, проча роль кокаину едва ли не панацеи.

Но наркотическое опьянение прошло, как прошла его страсть к Марте. Через четыре года после помолвки тридцатилетний Фрейд наконец надел обручальное кольцо на ее палец. "После брачной церемонии меня одолеет привычка", - говорил Зигмунд невесте задолго до свадьбы и - оказался прав. Он по-прежнему много работал. Выходные предпочитал проводить с матерью или коллегами, отпуск - с братом Александром или сестрой Марты Минной, которая, отказавшись от собственной личной жизни, перебралась к Фрейдам и заботилась об их детях. В письмах к друзьям Зигмунд практически не упоминал о жене, писал только о своей работе, утверждая, что именно она дает ему удовлетворение и счастье. Ну а Марте оставалось одно - превратиться в заботливую "мать" своего мужа и любить его не за какие-то достоинства, не за его любовь, а просто потому, что он ее "сын".

Интимная жизнь Зигмунда была скудной. За первые девять лет супружества Марта - его первая и единственная женщина - родила шестерых детей: Матильду, Мартина, Оливера, Эрнста, Софию и Анну. Когда появилась младшая дочь, супруги решили, что это будет их последний ребенок. Уже через два года после рождения Анны 41-летний Фрейд писал: "Сексуальное возбуждение для лиц вроде меня более не нужно". "Я появилась на свет лишь благодаря нелюбви моего отца к контрацепции", - признавалась Анна. Зигмунд Фрейд считал, что все существующие на тот момент методы предохранения вызывают неврозы и вредны для человека. В результате за восемь лет - шестеро детей. Решив, что это уж слишком, Зигмунд избрал наиболее надёжный контрацептив - полное воздержание.

Его научно-интеллектуальные интересы были сильнее эроса, а психоаналитические работы по сексуальности стали замещением реального опыта любви. Более того, пуританин Фрейд вряд ли смог бы писать и говорить о сексе столь откровенно, не будь он уверен, что сам в этом смысле "порядочен".

Но неспособность Зигмунда к любви не ограничивалась его сексуальной жизнью. Он вообще мало любил людей. Его теоретические воззрения подтверждают это. Фрейд писал: "...требование культурного общества... возлюби ближнего своего, как самого себя... Почему, собственно говоря, мы должны ему следовать?.. Моя любовь есть для меня нечто безусловно ценное, я не могу безответственно ею разбрасываться... Если я люблю кого-то другого, он должен хоть как-то заслуживать моей любви... Если же я должен его любить... просто потому, что он населяет землю - подобно насекомому, дождевому червю или ужу, - то я боюсь, что любви на его долю выпадет немного". Он сам интересовал себя куда больше, чем другие. Что бы ни происходило вокруг, Фрейд трактовал события эгоцентристски, относительно собственной личности. По поводу наступления 1900 года он писал: "Новый век - для нас самое интересное в нем то, что он... содержит и дату нашей смерти".

В лечении частных пациентов Фрейд прибегает к электропроцедурам, массажу, ваннам, отдыху, диетам, усиленному питанию, которые он в той или иной мере применял до 1895 года. Но главным его методом в тот период был гипноз. Он видел эффект, достигаемый с помощью гипноза, у Шарко в Сальпетриере, и находился летом 1889 года в Нанси с целью перенять технику гипноза у Льебо и Бернхейма. Несмотря на то, что Фрейд не достигал с помощью гипноза существенного и долговременного улучшения состояния больных, он, как отмечает Р. Дадун, оставался его фанатичным приверженцем в течение нескольких лет, признавая, что "репутация чудотворца была очень лестной".

В 80-е годы Фрейд начал сотрудничать с Иосифом Брейером, одним из известных венских врачей. Брейер к тому времени достиг определенного успеха в лечении пациентов с истерией благодаря применению метода свободных рассказов больных. Брейер и Фрейд предприняли совместное исследование психологических причин истерии и методов терапии этого заболевания. Их работа завершилась публикацией статьи "Психический механизм истерических явлений" и книги "Исследования истерии" (1895), в которой они пришли к выводу о том, что причиной появления истерических симптомов являются подавленные воспоминания о травматических событиях. Дату этой публикации иногда связывают с основанием психоанализа. Брейер служил Фрейду опорой в исследовании окружающей действительности, а также "объективной" клинической стороны неврозов, так же как Флиесс будет служить ему опорой в исследовании внутренней "субъективной" жизни и в создании самоанализа. Но с одинаковой легкостью Фрейд, утвердившийся в своем положении, порвет с обоими.

Промежуток между 1896 и 1900 годами был для Фрейда периодом относительного одиночества. В это время он начинает анализировать свои сновидения, а после смерти отца в 1896 практикует самоанализ в течение получаса перед сном ежедневно. Его наиболее известный труд "Толкование сновидений" (1900) основан на анализе собственных сновидений. Для начала этот шедевр был проигнорирован психиатрическим сообществом, а Фрейд распродавал изданные 600 экземпляров книги в течение восьми лет. Несмотря на то, что с точки зрения современного маркетинга название книги было беспроигрышным.

Фрейдовская теория складывалась постепенно, как конструктор из кубиков. Для начала с 1895 года он стал заменять гипноз методом свободной ассоциации. Лежа на диване с закрытыми или открытыми, в зависимости от своего желания, глазами, пациент излагает, в том порядке, как они появляются, свободные ассоциации, приходящие ему в голову. С весны 1896 года Фрейд оставляет гипнотическое внушение и впервые употребляет слово "психоанализ" сначала на французском языке, 30 марта, в "Невропатологическом журнале", а затем 15 мая на немецком.

Затем Зигмунд объявил подавленную сексуальность основной причиной нервных расстройств. Среди его самых первых пациенток была Лиза Пуфендорф, болевшая истерией. Оказалось, муж Лизы импотент, и она, прожив восемнадцать лет замужем, оставалась девственницей. Фрейд спросил у знакомого гинеколога, что может помочь больной, тот цинично ответил: "Нормальный пенис в повторных дозах!". Зигмунд был шокирован, он противился мысли о преимущественно сексуальной природе человека. Но факты, подтверждающие значение сексуальности, буквально преследовали его, и он признал влияние либидо на человеческую психику.

Еще одним кубиком психоанализа стала тенденция к символизации. Как-то в юности Зиги проводил каникулы со своей кузиной Полиной. Все ожидали, что он влюбится в нее, но этого не произошло. Позже Фрейд решил разобраться, почему остался равнодушным. Он вспомнил, что однажды в детстве уже виделся с кузиной и отобрал у нее букет, а, по убеждению венцев, отнять у девушки цветы значило лишить ее невинности. То есть символически Зигмунд уже совершил акт любви с Полиной, и больше она его не интересовала. Многие пациенты Фрейда также подменяли реальные действия символами. Теорию дополнили объяснения таких проявлений подсознания, как сновидения, непроизвольные действия (оговорки, описки). Была сформулирована концепция вытеснения, согласно которой неприятные мысли изгоняются из области сознательного в подсознание. Отдельные работы ученый посвятил Эдипову комплексу; инстинктивному влечению человека одновременно к жизни (эрос) и к смерти (танатос); противоборству Я (сознание человека), Оно (подсознание) и Сверх-Я (идеал человеческой личности) и т.д.

Возведенную башню из слоновой кости Фрейд охранял ревностно. Никто не имел права критиковать его, иначе самая близкая дружба превращалась в ненависть. Реакцию Фрейда на неприятные для него замечания очень хорошо иллюстрирует дискуссия, произошедшая в 1908 году между ним и Альбертом Моллом (Albert Moll). Хотя Молл непосредственно и не был учеником Фрейда, но, как известный сексолог, он с интересом следил за развитием психоанализа. Тем не менее, в своей книге "Сексуальная жизнь ребенка" ("The sexual life of the child") он выступил с жесткой, хорошо аргументированной критикой в адрес учения Фрейда. Хотя Молл и признавал, что у детей бывают сексуальные переживания, он все же отрицал фрейдистские объяснения сексуального развития человека. Кроме того, сексолог утверждал, что исцеление от некоторых недугов, каковое Фрейд приписывал своим заслугам, можно было объяснить эффектом внушения. Молл считал, что неудачи Фрейда, связанные непосредственно с изучением сексуальной жизни детей, и то, что его теория детской сексуальности основывается исключительно на рассказах взрослых пациентов, привели к чересчур категоричным выводам относительно роли половых факторов в развитии неврозов. Сексолог писал: "У меня сложилось такое впечатление, что теория Фрейда и его учеников достаточна для объяснения истории болезни пациентов, а не для того, чтобы, напротив, история болезни показывала, насколько оправдана эта теория. Фрейд пытается разработать свою теорию, отталкиваясь от психоанализа. Но она несет в себе столько необоснованных суждений, что практически невозможно говорить о доказательствах в строгом понимании этого термина".

Постольку поскольку критика исходила от Молла, ученого, пользовавшегося большим авторитетом, то его обвинения угрожали престижу Фрейда. Первая реакция Фрейда была следующей: он начал жаловаться, что "некоторые пассажи из "Сексуальной жизни ребенка" заслуживали того, чтобы быть названными клеветническими". После этого Фрейд прибег уже к личным выпадам в адрес Молла, заявив своим последователям на заседании Венского общества психоаналитиков, что "характер Молла известен всем. Это мелочный, злорадный человек узких взглядов. Он никогда не высказывает свое мнение четко".

После того, как А. Молл посетил Фрейда в его доме, посоветовав тому поучиться принимать обоснованную критику в свой адрес, отец психоанализа поведал К. Юнгу свою версию этого визита. Фрейд утверждал, например, что заставил Молла "постыдно ретироваться", хотя и сказал, что не почувствовал полного удовлетворения, когда увидел его удаляющуюся спину. "Он оставил после себя в комнате зловоние, напоминающее запах самого дьявола. Из-за недостаточной практики общения с такими существами, а частично и из-за того, что он был моим гостем, я прекратил его бичевать. Теперь, разумеется, от него можно ожидать любых козней".

Первая из многочисленных размолвок, которыми было отмечено самое начало истории психоанализа, произошла между Фрейдом и Альфредом Адлером (Alfred Adler). Адлер начал развивать собственную версию психоанализа, в которой основной упор делался не на сексуальность, а на стремление к власти. Изначально различия между этими двумя направлениями не казались столь глубокими. Поэтому, когда в 1910 году Венское психоаналитическое общество формально стало членом Международной ассоциации психоанализа, только что основанной Фрейдом, Адлер был избран на должность президента общества. Но именно эти самые организационные изменения, благодаря которым Адлер занял пост президента, и привели, в конце концов, к тому, что он был окончательно из-гнан из основанного Фрейдом движения. На самом деле, хотя Международная ассоциация и носила название, в котором не упоминалось ни одного имени собственного, в ее правилах было записано, что целью данной организации было "изучение и развитие науки психоанализа, открытой Фрейдом". А это означало, что ассоциация в первую очередь преследовала цель сохранения в неприкосновенности фрейдистской доктрины, и никогда бы не смирилась с опасными отступлениями от этого учения.

Сохранилось письмо Фрейда к Лу Саломе (Лу Андреас-Саломе/ Lou Andreas-Salome) от 4 ноября 1912 года, где он высказался по этому поводу с предельной откровенностью: "Мы вынуждены были прервать контакты между нашей группой и адлеровскими отщепенцами, поэтому врачи поставлены перед выбором: посещать лекции или там или тут. Не слишком это хорошо, но поведение отщепенцев не оставляет другой возможности".

В отношении последних он не останавливался и перед бесповоротным отлучением: так он отсекал то, что называл "сектанством", которое считал "бесполезным и представляющим угрозу в будущем".

В июне того же года Фрейд настоял на том, чтобы Адлер был изгнан и из всех остальных обществ. В августе 1911 года основатель психоанализа объяснял Эрнесту Джонсу, что размолвка с Адлером была неминуемой, и, если уж кто и несет ответственность за умышленное создание такой "критической ситуации", так это - Адлер. О том, насколько глубока была неприязнь Фрейда к своему ученику, можно судить по тем словам, которые он сказал об этом так называемом "кризисе". "Это мятеж ненормального человека, - писал Фрейд Джонсу, - которого амбиции довели до сумасшествия. Его влияние основано лишь на проявлениях крайнего садизма и терроризма по отношению к другим". Фрейд не хотел довольствоваться лишь частичной победой, поэтому, когда осенью 1911 года состоялось заседание Венского общества, он еще больше усугубил и без того напряженную ситуацию. Именно тогда отец психоанализа объявил, что Адлер ушел в отставку вместе с тремя своими самыми верными последователями, и что они объединились в новую адлерианскую группу.

Опасаясь, что новая организация может ослабить Венское общество извне, Фрейд объявил, что сотрудничество с адлерианской группой несовместимо с присягой на верность психоанализу. Фрейд потребовал, чтобы все присутствующие на заседании определились, к какому учению они желают примкнуть, и в недельный срок сообщили о своем решении. И вновь Фрейду, стремившемуся очистить свое окружение от потенциальных диссидентов, требовались доказательства верности собственной персоне.

Фрейд же радовался плодам своих последовательных действий. Он писал Юнгу: "Несколько устав после сражения и победы в нем, настоящим уведомляю тебя, что вчера заставил всю группу Адлера (шестерых человек) выйти из состава Общества. Я был непреклонен, хотя и не думаю, что несправедлив".

Тем не менее, даже после победы, неприкрытая ненависть Фрейда к Адлеру отвергала саму возможность перемирия. В 1914 году основатель психоанализа писал Лу Андре-ас-Саломе об "особой ядовитости" Адлера, которого называл не иначе как "отвратительный индивидуум". Позднее, в письме к Стефану Цвейгу (Stefan Zweig), Фрейд описывал, насколько грубо Адлер вторгся в христианскую культуру своего окружения, а, кроме того, и в вопросы, связанные с антисемитизмом. Когда Адлер внезапно скончался во время проходившего в Абердене научного конгресса, Фрейд написал: "Для еврейского мальчика, вышедшего из венского пригорода, окончить свои дни в Абердене уже само по себе - карьера, доказательство того, как далеко он зашел. Мир воистину наградил его необычайно щедро за ту услугу, которую тот ему оказал, противореча психоанализу".

Несмотря на то, что Фрейду удалось изгнать Адлера, он так и не смог найти покоя. Хотя основателю психоанализа и удалось очистить Общество от неверных, диссидентство все еще продолжало оставаться угрозой. Наибольшие подозрения у Фрейда вызывал Вильгельм Штекель (Wilhelm Stekel), который, несмотря на свои симпатии к Адлеру, не захотел выйти из состава Общества. Штекель в своей научной методике, объясняющей различные случаи заболеваний пациентов, шел гораздо дальше Фрейда, показывая тем самым, насколько он оригинальнее самого основателя психоанализа. Поэтому вполне возможно, что ненависть, которую Фрейд испытывал к этому человеку, была следствием недостатков его собственной методики. И, наблюдая методы Штекеля на практике, он осознавал свои ошибки. В действительности же, Фрейд в своем гневе часто выходил за грань рационального. Если раньше Фрейд говорил о Штекеле как о благородном человеке, то затем изменил свое отношение к нему и заявил, что стремления Штекеля "низменны и глупы". Фрейд написал письмо к Эрнесту Джонсу, в котором давал уничижительную характеристику Штекелю, называл "лгуном", "человеком, которого невозможно хоть чему-нибудь научить" и "свиньей", он так и писал "эта свинья Штекель". Фрейд не только оскорблял Штекеля, говоря, что тот отвратителен и грязен, но и, казалось, испытывал внутреннюю потребность унижать его, представляя его существом мелким и незначительным. Однажды Фрейд заявил, что по своим размерам Штекель вряд ли превышает "размеры горошины". В другой раз Фрейд резко отреагировал на нескромное фанфаронство Штекеля, заявившего, что зачастую карлик, стоящий на плечах великана, видит дальше самого гиганта. Фрейд прокомментировал фразу Штекеля так: "Возможно, это и правда, только вот вошь на голове астронавта не видит абсолютно ничего".

Окончательный разрыв со Штекелем произошел, когда Фрейд пожелал, чтобы один из его последователей - Виктор Тауск (Victor Tausk) - занимался обзором книг в журнале "Zentralblatt", основателем и соиздателем которого являлся Штекель. Штекель вовсе не был намерен идти на какие-либо уступки и отказался принять Тауска в редакцию. Продолжая исполнять обязанности редактора, Штекель вышел из состава Венского общества.

Не избежал гнева даже тот, о ком основатель психоанализа восторженно отзывался: "Он самый значительный из встреченных мною... Он может оказаться тем, кого я ищу, чтобы возглавить наше движение", - Карл Юнг. Очароваться Юнгом было нетрудно: молод, красив, умен, талантлив. Но это слишком общая характеристика, ей соответствовали многие в окружении Фрейда. А вот что действительно отличало Карла от других фрейдистов - его... национальность и вероисповедание. Психоанализ в первые годы недаром называли "научной басней венских евреев": большинство сторонников Зигмунда, как и он сам, были евреями и гражданами Австро-Венгрии. Фрейд же мечтал о распространении своего учения во всем мире, а непременным условием этого было лидерство "арийцев". Зигмунд писал: "Наши собратья-арийцы нам совершенно необходимы, иначе психоанализ падет жертвой антисемитизма". Юнг отвечал выдвинутому условию: швейцарец, христианин, более того, сын священника, сам изучавший теологию. В 1910 году по велению Фрейда он стал пожизненным (!) президентом Международной ассоциации психоаналитиков. Однако уже через три года Зигмунд публично сказал ему "фи!". Карл провинился тем, что, во-первых, не уверовал в сексуальную этиологию неврозов. Во-вторых, слишком увлекся мистикой, которую рационалист Фрейд не принимал (в кабинете Зигмунда висел лозунг "Работать не философствуя"). И, в-третьих, Юнг забыл упомянуть в своих лекциях по истории психоанализа имя отца-основателя, объяснив это тем, что все и так знают, кто стоял у истоков теории. Фрейд порвал не только деловые, но и личные отношения с "неверным". Он констатировал: "Трудно поддерживать дружбу при таких разногласиях".

Неприязнь Фрейда обрушивалась даже на верных его последователей, лишь заподозренных в оппортунизме. Так, драмой закончились отношения З. Фрейда и, упомянутого выше, Виктора Тауска (Victor Tausk). Ему было 33 года. Он был родом из Хорватии, по специальности правовед, судья, работавший журналистом в Берлине и в Вене. Чтобы лучше разобраться в психоанализе, он специально окончил медицинский факультет и в кругу учеников имел репутацию одного из самых способных.

Тауск не пытался конкурировать с Фрейдом, но высказывал ряд оригинальных идей. Хотя, по мнению Саломе, он был одним из наиболее способных учеников, у него не было решимости Адлера или Юнга сделать это открыто и принять неизбежное в этом случае отвержение со стороны учителя. Фрейд обвинил Тауска в плагиате. Тауск пытался преодолеть нарастающую дистанцию тем единственным способом, который Фрейд оставлял своему окружению: он просил Фрейда принять его в качестве пациента.

Фрейд все-таки отказал ему в анализе. И в 1919 году эта история закончилась трагически: Тауск покончил с собой тщательно продуманным способом, завязав петлю вокруг шеи, а потом прострелив себе голову.

Та ярость, с которой Фрейд нападал на своих самых независимых учеников, предавая их анафеме исключительно за то, что те осмеливались оспаривать его учение, лишь стимулировала к сравнению психоанализа с религиозным культом. Своими высказываниями Фрейд только усиливал это сходство. Когда, например, Людвиг Бинсвангер (Ludwig Binswanger) спросил у Фрейда о причине разрыва между ним и его самыми старыми и талантливыми учениками, вспомнив, прежде всего, о Юнге и Адлере, основатель психоанализа ответил ему: "Именно потому, что они тоже хотели быть Папами".

В 1924 году Фрейд, давая характеристику Юнгу и Адлеру, вновь прибег к религиозной метафоре, назвав их "еретиками". Используя подобные термины, он, сам того не осознавая, подтверждал тот анализ, который позже провел Макс Граф (Max Graf):

"Фрейд настаивал на том, что последователи Адлера, отказывающиеся признавать, что в основе человеческой психологии лежит сексуальность, не являются истинными фрейдистами. В довершение всего, Фрейд в качестве официальной главы своей церкви, изгнал Адлера из ее лона. На протяжении нескольких лет я был свидетелем развития Церкви: от первых проповедей перед маленькой группой апостолов до споров между Арием и Афанасием".

Впрочем, несостоятельность Фрейда как друга объяснялась не только его нетерпимостью к критике. В своих отношениях с друзьями он опять-таки надевал маску сынка, а им предоставлял роль матери, которая должна восхищаться своим любимчиком и прощать ему его эгоизм. Он нуждался в дружеской поддержке и одобрении, как нуждался в поддержке матери. Он зависел от друзей, но в то же время стыдился этого. Приняв от другого помощь и сочувствие, он отрицал зависимость, порывая с этим лицом всякие отношения, выбрасывая из своей жизни, ненавидя его. Свою склонность к зависимости Зигмунд называл "нищенскими фантазиями". Он говорил: "Нет, пожалуй, ничего другого, по отношению к чему я был бы настроен так враждебно, как мысль о том, что я могу быть чьим-то протеже". Таков был конфликт Фрейда: он жаждал независимости, но вместе с тем желал опеки и восхищения окружающих. Этот конфликт навсегда оказался неразрешенным.

Слишком много сил Зигмунд потратил на борьбу с оппонентами. Слишком долго он был отверженным, парией. И теперь ему повсюду мерещились враги, чудилась крамола. Словно спасаясь от преследователей, Фрейд "заметал следы" - несколько раз в течение жизни он уничтожал свой личный архив: дневники, письма, черновые записи. А большую часть того, что пощадил ученый, после его смерти засекретили родственники - вплоть до начала XXII века.

Зигмунд жил с постоянным ощущением опасности, а потому стремился к надежности, к полному контролю над ситуацией. Верные ученики предложили своему гуру создать небольшую закрытую группу, которая контролировала бы психоаналитическое движение. Фрейд с небывалым для него азартом увлекся этой затеей. Он писал: "Меня захватила идея тайного комитета, состоящего из наиболее надежных людей, который заботился бы о развитии психоанализа и защищал дело против личностей и случайностей, когда меня не станет... Осмелюсь сказать, что жизнь и смерть станут легче для меня, если я буду знать, что существует ассоциация, пестующая то, что я создал". В сентябре 1913 года пятеро избранных: Отто Ранк, Карл Абрахам, Шандор Ференци, Эрнест Джонс и Ганс Закс - собрались в доме Зигмунда, чтобы утвердить свою организацию. Создание тайного комитета превратилось в настоящий ритуал посвящения. Фрейд носил вправленную в золотое кольцо греко-римскую камею с головой Юпитера, еще дюжина камей хранилась в его коллекции антиквариата. В момент провозглашения комитета он протянул ученикам руку с камеями: "Пусть каждый из вас закроет глаза и возьмет из моей ладони талисман, предназначенный ему судьбой! Это будет официальной печатью нашего ордена!" Пятерка по примеру учителя вправила камеи в кольца. Через год еще одно такое кольцо надел присоединившийся к комитету Макс Эйтинг. Так появились культовые для психоанализа Семь Колец, просуществовавшие до начала 30-х годов.

Рассуждая о психоаналитическом движении, Фрейд забывал язык ученого и говорил словами политического деятеля, более того - диктатора. Он писал о необходимости вождя, о том, что психоанализ сможет преодолеть многие трудности своего развития, "если власть будет передана в руки человека, подготовленного к тому, чтобы учить и наставлять. Должна существовать некая ставка главнокомандующего, долгом которого было бы объявлять: вся эта бессмыслица не имеет ничего общего с психоанализом". Неврозы Зигмунд называл "нашей (психоаналитической) родиной - на ней мы должны сначала укрепить наше господство против всех и вся". О других областях медицины говорил как о "колониях психоанализа".

Ни одна другая научная теория не преображалась в квазиполитическое движение с централизованным управлением, железной дисциплиной, цензурой, чистками, убирающими "еретиков". Ни одна другая область знаний не была столь жестко привязана к открытиям основоположника, который отвергал любую критику и под страхом проклятия запрещал пересматривать фундаментальные тезисы. "Раскольники" называли Фрейда тираном, упрекали его в ортодоксии. Он же с маниакальной настойчивостью твердил: "Я... вправе утверждать, что и в наши дни, когда я уже не единственный психоаналитик, никто не может знать лучше меня, что такое психоанализ".

Фрейд страдал тем пороком, от которого призван был избавлять его психоанализ, - подавлением. Он изгонял из сознания свои амбиции завоевателя мира. Но в то же время под маской научной школы осуществлял заветную подсознательную мечту - стать властителем, мессией, указующим человечеству землю обетованную (детские самоотождествления с героями оставили свой след!). Психоанализ был для Фрейда не просто научной тео-рией - религией, а он сам - богом-отцом. Как и у всякой другой религии, у фрейдизма был свой идол, свой догмат и даже свои ритуалы: Зигмунд укладывал пациентов на кушетку, а сам садился на стул позади них, так же поступали все его последователи, отказ от "ритуала кушетки" уже воспринимался психоаналитической ортодоксией как отступничество.

Разочаровавшись в своих последователях, подозревая всех и не доверяя никому, Зигмунд Фрейд все же нашел своего приемника. Младшая дочь стала тем верным, восхищенным, не критикующим учеником, которого Фрейд искал всю жизнь. Ради нее он даже изменил некоторым своим принципам. Например, Зигмунд всегда был уверен, что мужчина превосходит женщину, которая априори неумна и несамостоятельна. Он писал: "Природа уже предопределила судьбу женщины, наделив ее красотой, очарованием и нежностью. Роль ее на века останется неизменной: очаровательная возлюбленная в юности, любимая жена в зрелые годы". А чего стоит фрейдовская трактовка женщин как кастрированных мужчин, завидующих пенису! Но потребность в последователе оказалась сильнее, и поэтому рассуждения Зигмунда о прекрасной половине человечества не распространялись на Аннерль. Однако, принеся Анне эту жертву, отец требовал взамен стократ большего. Дочь была его сиделкой, когда он заболел раком. Выполняла за него черновую работу, когда он корпел над монографиями. Вела его переписку, принимала его друзей, сопровождала его в путешествиях. Наконец, она поставила крест на личной жизни. Ее "мужем" стал психоанализ, а "ребенком" - собственный отец, "золотой Зиги", любимчик матери, предмет постоянной заботы...

Она так и не получила высшего образования и при этом считалась одним из крупнейших теоретиков психоанализа. Университеты Старого и Нового Света наперебой присваивали ей звание почётного профессора. С другой стороны, это была спокойная и доброжелательная женщина, которая во время своих сеансов вязала детские носочки, а потом дарила их пациентам... Впрочем, коллеги по цеху даже такую невинную вещь, как вязание, ухитрялись истолковывать по-своему, утверждая, что увлечение вязанием - это замещение отсутствовавшей у Анны Фрейд сексуальной жизни: "Постоянное движение вязальных спиц символизирует непрерывный половой акт".

В марте 1938 года нацистская армия вторглась в Австрию. В гитлеровской Германии жгли книги Фрейда. В Вене громили еврейские дома. Но на уговоры эмигрировать Зигмунд отвечал одним: "Вена - мое поле битвы. Я должен оставаться на своем посту". В качестве последнего козыря приводил свою болезнь: он действительно был настолько слаб, что едва мог добраться до вокзала. Немцы наложили лапу на банковский вклад Фрейда, конфисковали его имущество да вдобавок требовали пять тысяч долларов в виде налогов, якобы связанных с эмиграцией, - американские газеты писали, что Зигмунда держат в Вене ради выкупа. Чтобы получить разрешение на выезд, пришлось обращаться за помощью к Франклину Рузвельту и Бенито Муссолини (однажды Фрейд встречался с ним и подарил свою книгу с дарственной надписью "Гению от пожилого человека"). Муссолини просил самого Гитлера разрешить профессору Фрейду и его семье покинуть пределы Австрии. Бумажная волокита заняла два месяца, лишь в июне Фрейды выехали в Париж, а оттуда - в Лондон. Четырем из пяти сестер Фрейда сделать визы не удалось. Они погибли в лагерях Освенцима и Майданека.

Еще в начале 20-х у Зигмунда Фрейда открылся рак верхнего неба. Фрейда оперировали так часто, что ему казалось, будто рука хирурга постоянно находится у него во рту. Чтобы добраться до опухоли, врачи вырвали Зигмунду зубы с правой верхней стороны, рассекли верхнюю губу так, что она стала походить на заячью, удалили часть верхней челюсти. Образовавшуюся в небе дыру следовало прикрывать специально изготовленным протезом, но это было крайне болезненно, Фрейд прозвал протез "монстром". От болеутоляющего ученый отказывался, опасаясь, что это разрушит его мозг и он не сможет ясно мыслить. В результате операций правую половину лица парализовало, Фрейд оглох на правое ухо, его голос стал глухим и грубым из-за рассеченной губы, а во время еды пища шла носом. Но никто в доме не смел причитать и всплескивать руками. Мужественный до жесткости Зигмунд установил правило: "Я не буду жалеть себя, а вы не выражайте сочувствия".

Уже в Лондоне мучения Зигмунда стали нестерпимыми, и он сумел уговорить врача дать ему смертельную дозу. Он умер 23 сентября 1939 года в возрасте 83 лет.

Такой противоречивой фигурой был реальный Зигмунд Фрейд. Он значительно отличается от той корпоративной легенды, которой, по понятным причинам, придерживаются последователи психоанализа.

Но еще сильнее элементы мифотворчества искажают реальную историю создания психоанализа, когда Фрейду приписывают открытия других ученых, чтобы оригинальность его трудов стала абсолютной. Об открытии Фрейдом "бессознательного психического" говорят сегодня лишь те, кто совсем игнорирует историю философии, психологии и психиатрии. Понятно, что Фрейд открыл не "бессознательное" как таковое, а выявил бессознательную мотивацию поведения и мышления, в первую очередь при психопатологии. Но и здесь он не был первооткрывателем. Фрейд и его последователи не случайно обходили труды П. Жане молчанием. Новаторские труды П. Жане об истерии вышли еще в 80-е годы XIX века и оказали влияние на Фрейда, а его теория "подсознательного" приобрела завершенный вид в 90-е годы, то есть до оформления идей психоанализа. Замалчиваются биографами и труды тех психиатров, которые писали о значимости сексуальности, в том числе и детской (например, труды А. Молля, которого Фрейд обвинил в плагиате, вопреки тому факту, что его труд вышел за 8 лет до появления "Трех очерков по теории сексуальности"). Из книги в книгу кочуют версии о "трусости" Брейера, покинувшего Фрейда. Р. Дадун, как и многие другие биографы, объясняет открытие "инстинкта агрессивности" размышлениями Фрейда по поводу первой мировой войны и личными трагическими обстоятельствами. Не упоминается не Ш. Ференци, обративший внимание на специфику неврозов у фронтовиков, ни Сабина Шпильрейн, которая выдвинула идею "инстинкта агрессивности" за десять лет до написания Фрейдом работы "По ту сторону принципа удовольствия" (поначалу эта идея была отвергнута Фрейдом).

Немало мифов существует и о психоаналитическом движении в целом. Так, например, общеизвестно, что в гитлеровской Германии книги Фрейда сжигали на кострах. Однако это вовсе не означало истребления психоанализа, как иногда это пытаются представить. При нацизме, после изгнания психоаналитиков "неарийского" происхождения, психоанализ вполне неплохо существовал в институте, возглавляемом кузеном Геринга. С последним охотно сотрудничали английские, голландские и прочие европейские психоаналитики. В "официальных" историях психоанализа несколько слов говориться о "сотрудничестве с нацизмом" К.Г. Юнга, которого заодно обвиняют в антисемитизме, тогда как подлинная история остается за скобками.

Судьба психоанализа в России тоже излишне драматизируется. Как пишет А. Руткевич (1994), "Но ведь в 20-е годы в Советском Союзе психоанализ был популярен, хотя система уже была тоталитарной: однопартийный режим, террор карательных органов и Соловки ничуть ему не мешали, а фрейдо-марксисты считали себя лучшими из всех прочих сторонников коммунизма". В течение послереволюционного десятилетия И.Д. Ермаков выпустил "Психоаналитическую и психологическую библиотеку", в которой с 1922 по 1928 гг. были изданы основные работы З. Фрейда. В 1922 г. было образовано Русское психоаналитическое общество, а в 1923 г. были созданы Государственный психоаналитический институт и психоаналитический Детский дом-лаборатория (психоаналитический детский сад, воспитанником которого был сын Сталина Василий). В Петербурге в Психоневрологическом институте, основанным академиком В.М. Бехтеревым, в 1919-1920 гг. читала лекции по психоанализу Т.К. Розенталь. Известная её работа "Страдания и творчество Достоевского" (1919), оказалась сходной по ряду положений с более поздней знаменитой работой З. Фрейда "Достоевский и отцеубийство" (1928). Ранний советский психоанализ был политизирован и близок к государственной власти (его поддерживал сам Троцкий), которая с помощью психоанализа намеревалась решить задачи "научного строительства нового массового человека".

Но самый значительный миф - эффективность психоанализа как лечебного средства и его превосходства перед другими видами психотерапии. Сам Фрейд был достаточно скромен по поводу терапевтических притязаний психоанализа (Freud, 1937). И исповедовал весьма спорную точку зрения: истинность открытий психоанализа, того, что мы знаем относительно человеческой природы и функционирования человеческой психики, и эффективность психоанализа как лечения - это два, не обязательно связанных друг с другом вопроса.

Область применения психоанализа, стараниями его популяризаторов, была существенна преувеличена, так что психоанализ выглядел чуть ли не панацеей от всех болезней. Притчей во языцах стал случай терапии Гершвина. Композитор Гершвин лечился от головных болей с помощью психоанализа сразу у двух психоаналитиков четверть века подряд. Несмотря на то, что они не проходили, его убеждали, что психоанализ должен помочь. Но боли так и не проходили. После смерти, на вскрытии, у него нашли давнюю аневризму, которая и служила источником головных болей.

Психоанализ долгое время пытался сохранить гегемонию в сфере лечения психических расстройств и пограничных состояний. Даже сам термин "психотерапия" раньше означал только одно направление - психоанализ. Большинство людей, далеких от психологии и психотерапии, как показывают опросы, до сих пор именно так и считают. И это несмотря на бурное развитие других направлений и отдельных видов психотерапии во второй половине двадцатого века. Безусловно, такому положению вещей способствует активная косвенная и скрытая реклама психоанализа в средствах массовой информации, художественной литературе и кинематографе. Это давний и излюбленный прием большого бизнеса (а психоанализ - это большие деньги). Такой вариант продвижения товара или услуги на рынке носит название "продакт плэйсмент". Появление в кадре кинофильма сигарет определенной марки или сотового телефона конкретной реально существующей фирмы - примеры использования "продакт плэйсмент". Такие PR акции может позволить себе только очень состоятельная организация, каковой является Американская психоаналитическая ассоциация. И подобные вложения окупаются с немалыми дивидендами. Но в конкурентной борьбе с другими видами психотерапии за деньги пациентов, психоаналитики часто утаивают или сознательно искажают важную информацию.

Как писал Г.Дж. Айзенк (Психологический журнал, 1994, No.4), последовательный и жесткий критик психоанализа: "Превосходство психоанализа (перед другими методами психотерапии) просто предполагалось на основе псевдонаучных аргументов без каких-либо доказательств. Обычно считалось, что такими доказательствами являются случаи из практики, описанные Фрейдом. Но кроме очевидного факта, что лечебная работа не контролировалась и не проверялась, общеизвестно, что Фрейд не говорил всей правды при описании своих знаменитых случаев, и то, что заявлялось как "излечение", в действительности таковым не являлось.

Так, знаменитый "человек-волк" вовсе не был излечен, как утверждалось, поскольку симптомы, от которых его якобы освободил Фрейд, оставались последующие 60 лет жизни больного и он в течении всего этого времени постоянно лечился! Аналогичная картина и с известным случаем "излечивания" И. Брейером Анны О. (Берты Паппенгейм) - случаем, который считается началом психоаналитического лечения. Как показали историки, больной был поставлен ошибочный диагноз, а "излечение" было простым мошенничеством. У Анны О. не было истерии, она страдала туберкулезным менингитом; её не вылечили, и больная в течении длительного времени находилась в госпитале с симптомами этого заболевания. Лечение "человека-крысы" было безуспешным, а это значительно расходится с записями Фрейда в его заключительном отчете. Трудно было бы привести в качестве доказательства успехов психоаналитики эти и другие случаи, которые наблюдал Фрейд".

Как писал в 1966 году один из наиболее известных психоаналитиков Англии Энтони Сторр (Anthony Storr): "Члены Американской ассоциации психоаналитиков, не беспристрастные, как можно предполагать, к своей специальности, провели обзорное изучение вопроса об эффективности психоанализа. Полученные результаты были настолько неутешительны, что они воздержались от их публикации... Доказательство того, что психоанализ кого-нибудь от чего-нибудь лечит, настолько сомнительны, что с ними практически нельзя считаться".

Таким образом, подробно анализируя психоанализ, можно обнаружить все ведущие признаки секты: непогрешимый авторитет "гуру" - основателя; искажение как его подлинной истории жизни, так и истории строительства секты; ритуалы посвящения и инициации; тайные комитеты, скрытые структуры и обряды; закрытая пирамидальная структура власти; анафема отступникам и оппортунистам; пропаганда позитивного образа организации, уникальности и эффективности метода "спасения", которым владеет только данная организация и т.д.

И в качестве последнего признака можно выделить экспансию. Расширение сферы влияния и вовлечение новых членов - потребность любой секты. И, после того как рухнул "железный занавес", мы стали очевидцами, как множество разных сект и секточек решили воспользоваться возможностями и потенциалом вновь открывшейся территории. Не стал исключением и психоанализ.

С конца 1980-х годов в нашей стране начала зарождаться новая волна психоанализа. В 1990 г. была основана Российская психоаналитическая ассоциация. С 1991 г. начал издаваться журнал "Российский психоаналитический вестник". После периода реорганизации в настоящее время сформировалось два идеологических лагеря: Психоаналитическая Федерация России, возглавляемая М. Ромашкевичем (Москва) и Национальная Психоаналитическая Федерация, возглавляемая М.М. Решетниковым (Санкт-Петербург). Первая группа стремиться к развитию по образцам западного психоанализа, а вторая - ставит цели развития русского психоанализа.

О влиятельности представителей психоанализа в нашей стране говорит тот факт, что единственным случаем, когда руководители государства проявляли хоть какой-то интерес к психотерапии, явился указ Президента Б.Н. Ельцина от 1996 г. "О возрождении и развитии философского, клинического и прикладного психоанализа".

Некоторые задают вопрос: "Есть ли будущее у психоанализа в России?". Сертифицированных в западных институтах отечественных психоаналитиков еще очень мало. Однако подготовка их в разных формах (жесткие и мягкие стандарты) происходит: в последние годы созданы негосударственные институты психоанализа в Санкт-Петербурге и Москве. Однако их выпускники находятся в затруднительном положении, так как не могут официально заниматься тем, ради чего поступали в эти ВУЗы - психотерапией. Поскольку на сегодняшний день психотерапией по российскому законодательству могут заниматься только врачи-психотерапевты, то есть лица имеющие высшее медицинское образование и специализацию по психотерапии, к тому же имеющие предшествующую специализацию по специальности психиатрия. Пожалуй, это на сегодняшний день главный барьер на пути распространения психоанализа в России.

Ковпак Д.В.
Врач-психотерапевт
http://centrnevrozov.narod.ru/psyhoanaliz.html