Доктор экономических наук Михаил Делягин убежден: так называемый Киотский протокол об ограничении выброса в атмосферу углекислого газа - это очередная "обманка", которая не принесет русским ничего хорошего.

(Ю.Израэль, академик РАН, директор Института глобального климата и экологии)

Под редакцией д.э.н. М.Г.Делягина

Москва, 2004

   1. Антропогенное происхождение наблюдаемого в настоящее время потепления научно в полной мере не доказано.

   Не доказано и то, что главной причиной парникового эффекта являются именно те газы, эмиссия которых ограничивается Киотским протоколом.

   Влияние Киотского протокола на регулируемый им прирост эмиссии "парниковых газов" пренебрежимо мало.

   Киотский протокол есть инструмент не сдерживания глобального потепления, но создания новых рынков, а также нейтрализации конкурентного преимущества США перед Евросоюзом, связанного с большей мягкостью американских экологических стандартов.

   2. Основные направления дискриминации России:

• страны, не сокращающие своих выбросов, пользуются такими же правами при разработке механизмов реализации Киотского протокола, как и ограничивающие выбросы (в том числе Россия);
• развивающиеся страны не берут на себя обязательств по ограничению выбросов, даже если являются более успешными, чем Россия, и выбрасывают парниковых газов больше нее;
• с учетом поглощения углекислого газа растительным миром разрешенный уровень выбросов для России ниже, чем для других стран.

   3. России не гарантированы "свободные" квоты на эмиссию парниковых газов.

   Создаваемый рынок квот будет сегментирован в рамках межгосударственных союзов; так, Евросоюз уже принял решение о компенсации роста своих выбросов за счет новых членов.

   Доказательства экономической выгоды России от участия в Киотском протоколе отсутствуют. До их получения (в том числе в виде уточнения отдельных положений Киотского протокола) его ратификация преждевременна.

   4. Россия попала в уникальную ситуацию, когда будущее Киотского протокола целиком и полностью зависит от нее. Мы обладаем правом силы и должны полностью реализовать его.

   Если сама идея протокола будет признана позитивной, Россия должна сначала определить, какой торговый механизм ей нужен, а затем навязать его, установив, что мы ратифицируем протокол только при условии создания нужного нам торгового механизма.

(Ричард Линзен, профессор Массачусетского технологического института)

   После долгих дискуссий в мировом климатологическом сообществе возобладало представление об увеличении в последние 100 лет средней температуры поверхности Земли (на 0,6 градуса). Как отмечает С.Рогинко, условность этого согласия вызвана неполнотой наших знаний о "температурной истории": даже если оперировать информацией за 150-200 лет, не говоря уже о 20 тыс. лет после ледникового периода, сравнивать показания примитивных градусников и современных сверхточных приборов довольно сложно.

   Другой известный пробел в текущих данных связан с нехваткой информации по различным точкам земной поверхности. Даже в XIX веке метеорологические станции базировались почти исключительно в крупных городах, да и сегодня многие продолжают находиться в мегаполисах - огромных тепловых пятнах, где средняя температура на несколько градусов превышает температуру "окружающей местности".

   В сочетании с отсутствием надежных качественных моделей формирования климата ограниченность знаний о прошлом ведет к разбросу прогнозных оценок, исключающему возможность их практического использования. Так, по данным используемых климатических моделей, к 2100 году земная температура должна повыситься на 1,4-5,8 градуса, а средний уровень моря - подняться на высоту от 9 до 88 см. По оценкам специалистов подконтрольной ООН Межправительственной группы экспертов по изменению климата (МГЭИК), концентрация диоксида углерода (углекислого газа) в 2100 году составит от 490 до 1260 частиц на миллион (ppm), а увеличение концентрации метана - от 10 до 120%.

   В связи с этим нелишне отметить, что экстраполяция сложившихся тенденций является заведомо некорректным методом долгосрочного прогнозирования, так как игнорирует неизбежные в течение длительных промежутков времени качественные изменения, связанные в том числе с технологическим прогрессом. (Классический примером подобного некорректного подхода - один из прогнозов последней четверти XIX века, по которому в середине ХХ века Лондон должен был скрыться под слоем лошадиного навоза, так как основным средством передвижения во время составления прогноза были лошади...)

   По мнению одного из ведущих российских специалистов академика РАН К.Кондратьева, "численному моделированию изменений климата сегодня придается чрезмерное значение, на самом деле мы... слишком многого не понимаем в климатических процессах и едва ли вправе делать сколько-нибудь серьезные прогнозы на сотню лет вперед".

   По мнению ряда специалистов (например, профессора метеорологии Массачусетсского технологического института (США) Р.Линдзена), Киотский протокол исходит из заведомо ложной посылки о возможности выделения одного базового фактора влияния на мировой климат (выброс парниковых газов). Между тем высока вероятность того, что через некоторое время ученые придут к выводу о незначительной роли парниковых газов в глобальных климатических процессах.

   Связь глобального потепления с увеличением выбросов углекислого газа (и иных парниковых) и лишь предполагается, но никем так и не доказана. Вполне возможно, имеют место лишь циклические колебания параметров биосферы, вызванные не усилиями человека, а объективными закономерностями.

   В свое время посчитали, что обмеление Каспийского моря вызвано деятельностью человека, и замуровали залив Кара-Богаз-Гол, где происходило интенсивное испарение морской воды. А потом выяснилось, что колебания глубины Каспийского моря носят циклический характер, его уровень начал повышаться, и дамбу, закрывшую залив, пришлось разрушать.

   В конце концов, по мнению одной из групп ученых, при сгорании топлива выделяется не только углекислый газ, но и разнообразные аэрозоли, которые сводят на нет "парниковое" действие этого газа.

   Неясно также, почему в качестве основного парникового газа рассматривается углекислый газ, а не водяной пар, вклад которого в "парниковый эффект" многократно больше и выбросы которого при сжигании углеводородного топлива значительно превосходят выбросы углекислого газа.

   Но, даже если предположить, что в глобальном потеплении виноваты именно парниковые газы антропогенного происхождения, Киотский протокол окажет совершенно незначительное воздействие на масштабы загрязнений. Если сейчас концентрация двуокиси углерода в атмосфере составляет 368 единиц на миллион (ppm) и за 20 лет "при полном бездействии мирового сообщества", по выражению директора Института глобального климата и экологии академика Ю.Израэля, вырастет на 20 единиц, то при точном исполнении Киотского протокола - на 18-18,5 единиц. Таким образом, сколь-нибудь реальная связь этого документа с предотвращением угрозы глобального потепления отсутствует.

   Академик Ю.Израэль подчеркивает, что у современной науки нет четких ответов даже на вопрос, какой же уровень содержания диоксида углерода в атмосфере (400, 500, 1000 ppm, а быть может, и еще выше) действительно опасен для человечества.

   Президент копенгагенской Академии будущего М.Агеруп полагает, что от всех прописанных в Киотском протоколе совместных затрат, исчисляемых сотнями триллионов долларов, совокупный "температурный эффект" к концу XXI века будет в лучшем случае составлять минус 0,1 градуса.

   Таким образом, вопреки распространенным представлениям, Киотский протокол не имеет отношения к глобальному потеплению и с экологической точки зрения бессмысленен.

   Более того: для развитых стран ограничения, накладываемые Киотским протоколом, принципиально невыполнимы. Ведь даже наиболее подготовленный к экологической модернизации Евросоюз только за 2001 год увеличил эмиссию углекислого газа на 1%, что ставит под вопрос возможность выполнения им задачи сокращения выбросов на 5%. В недавнем докладе Еврокомиссии отмечалось, что при нынешних темпах к 2010 году сокращение выбросов в Евросоюзе составит лишь 0.5%, а Испания, Бельгия, Дания, Австрия увеличат их на 20-30%. В США же, являющихся крупнейшим загрязнителем, выбросы превышают установленную норму на 16%, а к "контрольному" 2012 году превышение может достигнуть 33%.

   Развитые страны могут выполнить условия Киотского протокола лишь при помощи покупки квот на загрязнения. Подлинный смысл этого документа - в создании нового глобального рынка, рынка квот на выбросы парниковых газов (в первую очередь углекислого газа), и использовании этого рынка как инструмента глобальной конкуренции (в том числе и для сдерживания конкурентов - о последнем см. п.2).

   Отношение Киотского протокола к реальности, строго говоря, не имеет значения. Это не научное заключение, а создание механизма торговли товаром, природа которого не важна.

   Как отмечает руководитель группы экологии и развития Института Европы РАН, член Межведомственной комиссии РФ по проблемам изменения климата С.Рогинко, "на новом рынке предлагаются даже не газы, а квотированные права на их выброс. Предметом торга стали правовые инструменты, базирующиеся на газах, которые не были и никогда не будут выброшены в атмосферу".

   Однако сам протокол - лишь декларация о намерении создать этот рынок. Механизм торговли не только не создан, но даже и не определен; его разработка отложена на неясное будущее.

   Локомотивом киотского процесса является Евросоюз.

   Причина этого носит политический характер: по мере того, как бремя исключительной экологичности европейской экономики в ходе ужесточения глобальной конкуренции все сильнее сдерживало развитие Европы, в ней росло стремление принудить ее основных конкурентов, в первую очередь США, к аналогичному увеличению затрат на экологические нужды.

   После Второй Мировой войны Европа была полем наиболее интенсивного и при этом непрямого противостояния СССР и США. Важную роль играло в нем движение "зеленых": для СССР был важен его антиимпериалистический характер, для США - то, что оно отвлекало потенциально протестную часть общества от борьбы за социальную справедливость.

   Наряду с действительно высоким (хотя и меньшим, чем, например, в Японии) уровнем загрязнения окружающей среды в промышленных центрах Европы (классической стала легенда о фотопленке, упавшей в воду в низовьях Рейна и в результате этого засветившейся) это обусловило высокую политическую значимость движения "зеленых" и во многом предопределило его стратегический успех. Именно "зеленые" (наряду с на порядок более острой, чем в США, нехваткой собственных энергоносителей) навязали европейской экономике исключительно высокие стандарты энергетической эффективности и экологии.

   Когда распад СССР и последовательная реализация интеграционных планов привели Евросоюз к прямому конкурентному столкновению с США, выяснилось, что ключевой причиной, обуславливающей более высокую себестоимость европейской продукции, являются затраты на "чистоту производства". В отличие от сельскохозяйственных продуктов на качество промышленных товаров не влияет, на "чистом" или "грязном" оборудовании они были произведены, так что более высокая стоимость этих товаров не имеет оправдания для потребителя.

   Наиболее благоприятное для Европы решение проблемы - распространение экологических правил, действующих внутри нее, на весь остальной мир и в первую очередь на стратегического конкурента - США, с соответствующим увеличением затрат и снижением конкурентоспособности их продукции.

   При этом меньшая плотность населения в США и большее природное разнообразие, обуславливающие большую устойчивость и адаптивность их природной среды, принципиально не будут приниматься в расчет, - ибо экология является не более чем поводом.

   Если в свое время американцы поддерживали движение "зеленых" в Европе не только как инструмент "противостояния двух систем", но и как средство сдерживания конкурентоспособности Европы, то в рамках киотского процесса эта политика едва не вернулась к ним бумерангом.

   Еще в июне 1998 года говорилось о возможности установления Евросоюзом своего режима внутренней торговли квотами уже к 2005 году, на три года раньше ожидаемого начала международной торговли. Сейчас Евросоюз в опережающем порядке формирует все механизмы, предусмотренные Киотским протоколом, с тем, чтобы в последующем иметь возможность навязывать их мировому сообществу в качестве единственно проверенных и наиболее эффективным стандартов, - соответствующих при этом потребностям именно Европы.

   При этом принципиально важно, что Киотский протокол - лишь начальная платформа для установления и последующего экологических ограничений. Смысл введения последних заключается в том, что участники глобальной конкуренции, использующие более мягкие экологические стандарты, должны компенсировать свои преимущества странам использующим более жесткие экологические стандарты.

   Своего наиболее откровенного (и абсурдного) выражения эта идея достигла в рамках ВТО, при обсуждении идеологии экологического демпинга, выталкивающей с мировых рынков развивающиеся страны, не имеющие средств для соблюдения жестких экологических стандартов развитых стран.

   Киотский протокол в этом отношении мягче: он направлен на лишение части "экологических" преимуществ лишь тех стран, которые относят себя к развитым, и в первую очередь - США.

   Сгоряча Белый дом одобрил Киотский протокол, однако процесс его ратификации притормозил еще Клинтон. Администрация же Дж. Буша-младшего, "лучше разобравшись в складывающейся ситуации", в мае 2001 года окончательно отказалась его ратифицировать.

   Долгое время существовала опасность отказа от ратификации Киотского протокола Японии. Дело в том, что практически все работы по повышению экологичности японской промышленности (и в том числе по сокращению выбросов парниковых газов), обеспечившие ее исключительную энергоэффективность, были проведены до 1990 года и, таким образом, оказались вне сферы учета Киотского протокола. В результате Япония оказалась перед необходимостью сокращения выбросов в условиях практически полного исчерпания "внутренних резервов".

   Однако, несмотря на очевидные экономические издержки, Япония повела себя неожиданно. Как отмечает С.Рогинко, "американцы не учли японской ментальности, основанной на ценностях традиционного общества. А в этих ценностях денежные интересы играют далеко не ведущую роль. Киотский протокол - единственное современное международное соглашение, по названию города связанное с Японией. И консервативные японцы сегодня просто не могут отказаться от признания этого документа, он для них во многом стал хоть и убогим, но собственным детищем. Это для Японии вопрос национального престижа".

   В результате США (и примкнувшая к ним Австралия) оказались на грани изоляции, а Россия совершенно неожиданно для себя заняла ключевую позицию. Ведь после выхода из киотского процесса США (по реестру 1990 года на них приходилось 23% совокупного объема выбросов парниковых газов) единственной для Евросоюза возможностью превысить 55-процентный барьер стало вовлечение в процесс нашей страны с ее тогдашними 17,4%.

   В этой ситуации Россия поневоле оказалась перед не экологическим и даже не перед коммерческим, а перед геополитическим выбором: ратификация Киотского протокола означает ориентацию на Евросоюз, отказ от ратификации - на США. В условиях все более наглядного в последние годы цивилизационного, ценностного расхождения Старого и Нового Света этот выбор становится нестерпимо болезненным.

   Сторонники европейской и американской ориентации в России с высокой степенью точности занимают позиции соответственно сторонников и противников ратификации Киотского протокола.

   Однозначность выбора в сочетании с неопределенностью его реального содержания и последствий (ибо конкретные механизмы рынка квот в рамках Киотского протокола не существуют) вынудили руководство России занять выжидательную позицию, взяв "тайм-аут" для более тщательного изучения вопроса.

   Это вызвало бурное негодование не только среди далеких от реалий глобальной конкуренции экологов, но и среди европейских политиков и наблюдателей, испытывающих искреннее возмущение в связи с едва ли не каждой попыткой России осознать и реализовать свои национальные интересы.

   Единственный способ выхода России из сложившегося "геополитического пата" (необходимостью выбора между Европой и США при том, что в экономическом плане Россия привязана к первой, а в геополитическом - ко вторым) заключается в концентрации на конкретно-экономических и технологических факторах и ограничении рассмотрения именно этими факторами.

   Мы должны уйти от навязываемого нам выбора геополитической ориентации и ограничиться простым и понятным выбором большей прибыли и меньших убытков.

   Прежде всего, как представляется, для этого надо избавиться от дискриминирующих Россию положений Киотского протокола.

   Наиболее возмутительным и совершенно неприемлемым для России элементом Киотского протокола является допуск к выработке механизмов его реализации всех ратифицировавших его стран, в том числе и тех из них, которые не берут на себя никаких обязательств.

   В результате эти страны получают возможность, не испытывая никаких ограничений, произвольно диктовать свою волю странам, сокращающим свои выбросы. Особенно пикантна эта ситуация в отношении успешных развивающихся стран, осуществляющих активное наращивание выбросов парниковых газов (в первую очередь это Китай и Индия, выбросы которых превысили выбросы многих развитых стран).

   Представляется необходимым введение правила, по которому страны, берущие на себя обязательства по ограничению выбросов, пользуются при разработке киотских механизмов качественно более широкими правами по сравнению со странами, не стесняющими себя какими-либо ограничениями.

   При отказе России следует вспомнить, что Киотский протокол ориентирован на реалии далекого 1990 года, когда еще существовал СССР, а Китай находился в самом начале своего нынешнего рывка.

   Игнорирование последующих процессов привело к выводу за рамки ограничений Киотского протокола успешно развивающихся стран, в которых происходит лавинообразное увеличение выбросов. Они вообще не должны сокращать их, пока сохраняют статус бедных. Выбросы парниковых газов в Индии через семь лет вырастут на 50%, не менее серьезный рост намечен и в Китае, который уже к 2030 году может опередить США по объемам эмиссии углекислого газа и стать мировым лидером по этому показателю.

   На долю стран, ратифицировавших Киотский протокол, приходится лишь 32% мировой эмиссии парниковых газов. Россия, выбрасывающая в атмосферу только 6% парниковых газов мира, должна сокращать свою эмиссию, в то время как на долю не связываемого никакими обязательствами Китая приходится 13% (а на долю США - вообще 25%).

   По крайней мере, Китай и Индия являются более успешными, мощными и перспективными экономиками, чем современная Россия. Продолжающаяся в нашей стране последние 12 лет национальная катастрофа дает нам все основания требовать для себя такой же режим участия в Киотском протоколе, каким пользуется Китай, - страна, во все большей степени становящаяся стратегическим конкурентом России.

   Наконец, существенно, что для устойчивого существования биосферы важны не столько антропогенные выбросы углекислого газа сами по себе, сколько разница между ними и поглощением их растительным миром. Именно эта разница и должна приниматься во внимание в первую очередь при определении предельно допустимых выбросов для каждой страны.

   Игнорирование этого подхода и концентрация внимания только на абсолютных величинах выбросов превратила Киотский протокол в инструмент дискриминации стран с относительно высокой долей территорий, занятых природными угодьями.

   У большинства стран Евросоюза и Японии уровень допустимых выбросов многократно превосходят поглощение углекислого газа растительным миром. Их выбросы будут компенсироваться другими странами, с лучше сохраненной природной средой; перечисленные же страны оказываются в привилегированном положении и поэтому требуют скорейшей ратификации Киотского протокола.

   В США антропогенные выбросы углекислого газа в 1990 году несколько меньше поглощения растительным миром, что является оправданием отказа от Киотского протокола: при устанавливаемых им пределах выбросов растительный мир США будет "оказывать услуги" их стратегическим конкурентам.

   В России же антропогенные выбросы 1990 r. составляют 22-23% от поглощения углекислого газа растительным миром страны. Это значит, что относительно реального вклада страны в глобальный "парниковый эффект" устанавливаемые для нас пороговые ограничения более чем вчетверо жестче, чем устанавливаемые для США, и еще более жестче - чем устанавливаемые для стран Евросоюза и Японии.

   Представляется, что согласие на столь откровенную дискриминацию своей страны недопустимо в принципе, вне зависимости от его коммерческих последствий.

   Основным содержательным аргументом в пользу немедленной ратификации Киотского протокола Россией является указание на возможность получения значительных коммерческих выгод за счет продажи квот на выбросы "парниковых газов" - как непосредственной, так и при помощи инвестирования в снижение российских выбросов (которое должно обходиться значительно дешевле, чем снижение выбросов на территории развитых стран) в рамках так называемых "проектов совместной реализации".

   Предположение о получении указанных выгод базируется на двух гипотезах:

• Россия имеет гарантированную "свободную" квоту на выброс парниковых газов;
• Россия имеет покупателей, готовых приобрести эту квоту.

   Обе эти гипотезы опираются на здравый смысл, а не на прочные юридические конструкции, что делает их естественными, но совершенно недостаточными при принятии серьезных стратегических решений.

   Прежде всего, существующие расчеты действительно подтверждают наличие у России "свободной" квоты. Однако они базируются на данных Госкомстата, который, в свою очередь, просто обобщает данные предприятий. Пока участники Киотского протокола заинтересованы в участии России, они не поднимают вопрос о достоверности официальной статистики. Однако после ратификации Киотского протокола будет произведен независимый экологический мониторинг не по российским, но по международным стандартам, результаты которого, строго говоря, нельзя назвать предсказуемыми.

   В то же время ст.6 Киотского протокола предусматривает возможность приостанавливания действия права на продажу "свободных" квот в случае сомнений в качестве и достоверности предоставляемых национальных данных об уровне выбросов.

   Принципиально важно, что практика показала неприемлемо низкое для использования качество официальных прогнозов развития российской экономики, в том числе в их части, касающейся выбросов в атмосферу (добыча и сжигание нефти, газа и угля); официальные прогнозы динамики автомобильного парка на время действия Киотского протокола (2008-2012 годы), например, вообще отсутствуют как таковые.

   Поэтому к прогнозам о том, что российские выбросы парниковых газов во время действия Киотского протокола не превысят пороговых величин, следует относиться с осторожностью.

   Принципиально важным представляется и отсутствие гарантий неизменности даже важнейших условий Киотского протокола. Так, фундаментальное положение о применении в качестве базы 1990 года может быть пересмотрено тремя четвертями участников Киотского протокола (включая страны, не ограничивающие свои выбросы, которым безразлично, какой год принимать в качестве базы).

   Таким образом, гипотеза о гарантированном наличии у России "свободной" квоты на выброс парниковых газов не имеет подтверждения и в рамках заложенных в протокол юридических конструкций может оказаться неверной.

   То же самое относится и к предположению о наличии покупателей, готовых приобретать у России "свободные" квоты.

   Ст.6 Киотского протокола устанавливает, что торговля квотами осуществляется на основе двусторонних, то есть межправительственных соглашений между участниками Киотского протокола. Понятно, что участники межгосударственных союзов будут торговать в первую очередь друг с другом, что сегментирует потенциальный рынок квот и делает его значимую часть практически недоступной для России.

   Так, во многих странах Евросоюза экологическое законодательство запрещает покупку прав на загрязнение у других государств. В итоге Евросоюз намерен компенсировать увеличение выбросов своих нынешних членов в первую очередь за счет "свободных" квот присоединяющихся к нему государств.

   Это означает отсутствие свободного рынка квот на загрязнение: запросы о покупке "свободных" квот, если и будут выходить за рамки межгосударственных союзов, скорее всего, будут жестко политически и экономически детерминированы и не будут обращаться к неограниченному кругу потенциальных государств-продавцов (пусть даже и участников Киотского протокола).

   Изначальная сегментация рынка, преодоление которой не предусматривается Киотским протоколом, делает его незначительным и не представляющим значимого интереса для государств, не объединенных теми или иными межгосударственными союзами с основными потенциальными покупателями квот.

   Но даже при формировании глобального рынка квот без присоединения к Киотскому протоколу крупнейших загрязнителей окружающей среды - США и Китая - предложение квот на выбросы будет значительно превосходить спрос на них, что поставит Россию как продавца квот в заведомо невыгодное положение и не позволит ей выручить значимые средства ни от прямой, ни от косвенной (через проекты совместного осуществления) продажи квот на загрязнения.

   По мнению А.Илларионова, "экономический рост в России приведет к тому, что еще до конца нынешнего десятилетия уровень вредных выбросов в атмосферу вернется к показателям 1990 года. Таким образом, в стране не останется невостребованных резервов по выбросам, которые она могла бы продавать, чтобы получать финансовую выгоду от ратификации договора. После же 2012 года, в котором должны быть достигнуты самые низкие уровни, установленные в протоколе, России придется пойти на большие расходы в случае необходимости дальнейшего снижения уровня вредных выбросов".

   Таким образом, несмотря на широкую пропагандистскую кампанию, в настоящее время отсутствуют доказательства экономической выгоды России от участия в Киотском протоколе. До их получения (в том числе в виде уточнения отдельных положений Киотского протокола) его ратификация будет представлять реальную угрозу политической и экономической безопасности России, а бизнес не будет гарантирован от принуждения к покупке квот на эмиссию парниковых газов.

(Один из российских лоббистов)

   О масштабах давления на Россию по вопросу Киотского протокола свидетельствует то, что в первом варианте Энергетической стратегии на период до 2020 года на почти 80 страницах бессодержательного текста был приведен лишь один количественный показатель - выбросы углекислого газа в России в 2020 году!

   Временный поверенный в делах Европейской комиссии в России В.Пикет назвал вопрос о ратификации протокола основным в повестке дня отношений между ЕС и Россией.

   Министр экологии и устойчивого развития Франции Розелин Башло-Наркен весьма прозрачно намекнула, что отказ России от ратификации Киотского протокола поставит под удар все энергетическое сотрудничество России с Евросоюзом (и это после колоссальных уступок, сделанных В.Путиным Франции и Италии, которые получили право на реэкспорт российского газа!)

   Представители Евросоюза связывали ратификацию Киотского протокола даже с присоединением России к ВТО. Не рассматривая подробно другие требования Евросоюза, связанные с присоединением России к ВТО (ликвидация монополии "Газпрома" при сохранении монополии "Газ де Франс", удорожание газа на внутреннем рынке России до заведомо непосильного для страны уровня), нельзя не отметить, что обуславливание присоединения России к ВТО требованиями, не имеющими отношения к правилам последнего, похоже, стало традицией Евросоюза.

   На протяжении последних двух лет нас весьма энергично, а порой и в откровенно хамском стиле побуждают к тому, чтобы мы ратифицировали Киотский протокол и обеспечили тем самым начало его реализации. Давление, которое оказывает сейчас на Россию Европа, беспрецедентно по своей интенсивности и грубости, - как будто туда съехались все техасские ковбои.

   Во многом это связано драматическим моментом, переживаемым Европой: она проходит через кризис обретения идентичности, на который накладываются серьезнейшие экономические, управленческие, культурные и социальные проблемы. И вот Европа получает пощечину от Америки, которая выходит из Киотского протокола. И теперь не просто для самолюбия, а для самой идентичности европейцев необходимо показать, что они хоть что-то могут сделать сами. Это понятная позиция, ее надо уважать, - но не потакать попыткам реализовать ее за наш счет.

   Европейская бюрократия еще не сложилась и, как со всяким незрелым образованием, дружить с ней просто рано. В ее нынешнем виде она позаимствовала у американской ее худшие черты и утратила саму идею компромисса. Потакание подобным низменным инстинктам контрпродуктивно.

   Как только вокруг начинают кричать "беги быстрее - вокзал отходит", - надо хвататься за кошелек, как в толпе карманников. То же самое было с ВТО: лоббисты всего мира кричали, что, если мы не вступим в декабре 2001 года, будет кризис, мы потеряем десятки миллиардов долларов, нас выкинут из числа цивилизованных стран. Но срок миновал, ничего не случилось.

   Нам пора ориентироваться не на чужие эмоции, а на свои интересы.

   Отсутствие научного подтверждения используемых в качестве обоснования гипотез обнажает суть Киотского протокола как глобального коммерческого предприятия. Именно как к коммерческому предприятию к нему и надо относиться; поэтому непременным условием серьезного обсуждения его ратификации должно стать достижение однозначных и точных определений базовых понятий, установление гарантий исполнения и ответственности сторон, но главное - конкретных механизмов реализации предусматриваемых принципов, в первую очередь глобального рынка квот на выбросы парниковых газов.

   Россия попала в уникальную ситуацию, когда будущее Киотского протокола целиком и полностью зависит от нее. После отказа США от предусмотренных в протоколе соглашений мы получили своего рода "ключ" к этому договору.

   Однако Киотский протокол носит рамочный характер. Механизмы его практической реализации, в том числе главный - механизм торговли квотами - не созданы. Если судить по обсуждениям темы, нет общепринятого ответа даже на некоторые фундаментальные вопросы, от которых принципиально зависит вся будущая торговля квотами и ее последствия для различных стран, в том числе России.

   Принципиально важно, что, ратифицировав протокол, Россия мгновенно утратит исключительность своего влияния, превратившись всего лишь в одну из многих подписавших его стран и утратив возможность влияния на главное - на разработку механизма торговли квотами. Поэтому разговаривать надо не о Киотском протоколе "вообще", а о конкретных условиях этой ратификации. Если сама идея протокола будет признана позитивной, Россия не должна ставить телегу впереди лошади. Надо сначала определить, какой торговый механизм ей нужен, а затем навязать его, установив, что мы ратифицируем протокол только при условии создания нужного нам торгового механизма.

   Существенно, что сама выработка его потребует от государства серьезных организационных усилий. Росгидромет, насколько можно понять, формирует лишь обслуживающую часть этого механизма: системы учета, контроля, анализа. Вопрос о том, кто будет заниматься его содержательной частью, проработкой самого механизма торговли, остается открытым. Как во всяком политизированном вопросе, противники просто не будут разрабатывать этот механизм, а лоббисты ЕС считают саму мысль о его разработке ущемлением европейских партнеров.

   Однако эта проблема носит технический характер.

   В принципиальном же плане примером для нас должна быть позиция ЕС по присоединению России к ВТО, по либерализации европейского газового рынка и особенно по Калининграду, которая, если отбросить дипломатические реверансы вроде переименования визы во временный проездной документ, свелась к полному отрицанию интересов России ради даже не духа, а буквы европейских законов.

   Выработка механизма торговли при недостаточном учете интересов России может привести к повторению ситуации с Монреальской конвенцией, когда наша страна "не глядя", на волне международного экологического энтузиазма без учета особенностей своей экономики приняла не имевшую достаточных научных обоснований конвенцию (доказательств исключительного характера влияния фреонов на гибель озона так и не появилось). Результат - уничтожение целой отрасли промышленности и утрата не только всего российского, но и четверти мирового рынка, колоссальные прибыли транснациональных монополистов и потери пользователей соответствующей техники, стоимость которой существенно возросла.

   В ходе переговоров о ратификации Киотского протокола уже достигнут локальный успех: наши специалисты навязали европейцам российские условия по некоторым количественным вопросам. Этот успех не следует обесценивать, отказываясь от возможности закрепить развить его.

   В то же время, если Евросоюз займет обструкционистскую политику, в последнее время все более традиционную в отношениях с Россией, мы не должны идти на уступки ради уступок.

   Следует помнить как об общей сомнительности Киотского протокола, так и о том, что обещания десятков миллиардов долларов в связи с его ратификацией являются обычными обещаниями, которые Россия слушает уже более полутора десятилетий и которые неизменно нарушаются Западом после совершения Россией требуемых уступок.

   Любая эмоциональная позиция России вызовет шок и жесткую реакцию одной из противостоящих сторон. Если же мы займем не эмоциональную, но технологическую и прагматическую позицию, нами могут быть недовольны, но повода для ссоры не будет. Эмоциональную позицию нельзя отстоять, технологическую нельзя оспорить.