Людям о Людях Выпуск от 02.06.05

Истории людей ( http://peoples.ru/ )
Татьяна Романова (http://www.peoples.ru/family/children/t_romanova/history1.shtml)
Татьяна Николаевна Романова. «Вторая жемчужина Империи». ЧАСТЬ II.

Их  всех разбудят в четыре утра. Сведут по лестнице вниз. В той лестнице будет
ровно двадцать три ступени.  Еще двадцать три мгновения жизни. Или нет, больше.
Ведь Татьяне Романовой не повезло так, как ее старшей сестре, Ольге. Она умерла
не сразу. Пулям мешали бриллианты, зашитые в лифе и корсете. Отползая в угол
комнаты, ошеломленная, оглушенная выстрелами и всем увиденным ужасом, она закрывала
руками  и телом  израненных сестренок – Марию и Настеньку.  Но не спасла...

^21.
…За это время, за два оставшихся месяца Жизни,  Татьяна Николаевна  по прежнему
оставалась для своих родных незримой поддержкой и опорой. Под ее руководством
в Тобольске кропотливо шла укладка вещей и  драгоценностей Семьи для перевозки
 на новое место. Куда они поедут, дети еще не знали. Драгоценностей у Семьи осталось
не так уж много, основное было разграблено охраной, отнято при обысках. То, что
уцелело, осторожно зашивали в бархатные подкладки шляп, корсеты,  плащи, пальто,
подушки – думочки.
Вот строки из письма  Марии: «У вас, наверное, неуютно, все уложено? Уложили
ли мои вещи? Если не уложили книжку со дня рождения,  ( Речь идет о подарке?
– автор)то попросите Татьяну. Мы о Вас ничего не знаем, очень ждем письма..»

Все они отчаянно беспокоились друг о друге. Вот строки из их дневников и  уцелевшей
переписки:
«Ивлево. 1427.1918 г. (Письмо, написанное рукою Государыни):
Дорогие, нежно любимые наши душки. Горячо ото всех благодарим за милые письма..
 (Очевидно, имеются ввиду известия, полученные Александрой Феодоровной  по
телеграфу в Ивлево, по пути следования в Тюмень. - автор.) Ужасно грустно без
Вас. Как маленький спал и себя чувствует? Дай Бог  скорее поправиться. Дорога
была отвратительная, замерзшая грязь, большие глубокие лужи, ямы – просто невероятно;
от всего этого по очереди слетали колеса и т.п. – приятно было в это время отдыхать
от тряски. Каждые  четыре часа
в селах перепряжки. В двенадцать часов пили чай с нашей закуской в избе, вспоминали
подробности поездки! Мы трое спали вместе на наших койках (вероятно, складных?
– автор.) с 10 до 4 - х. часов. Сама почти не спала, - сердце и все болит – капли
и все есть. Все идет хорошо. Настенька не перенесла бы со своим аппендицитом
такую тряску…Здесь переправа через Тобол. Был чудный закат  солнца и сегодня
ясно светит. Мысленно горячо, горячо целуем всех и благословляем нежно люби
 мых наших. Христос с Вами. Всем от нас привет. Надеемся, Владимир Николаевич
доволен здоровьем?.. ПапА, МамА, Мария.» (Речь в письме идет о докторе Деревенко,
присматривающем за Цесаревичем Алексеем. Возможно, и сам доктор немного хворал?
– автор.) 
В воскресенье, 29 апреля,  тобольские узники получили телеграмму, что накануне
вечером все путешественники благополучно прибыли в Тюмень. Вечером же приходит
вторая телеграмма, посланная после отъезда из Тюмени: «Едем в хороших условиях.
Как здоровье Алексея? Господь с Вами.» 
Затем дети получили письмо от матери, отправленное из Тюмени. Путешествие было
тяжелым. «При переправе через реки вода доходила лошадям по грудь. Беспрестанно
ломались колеса.» 
^22.
В дневнике императрицы от 1427 апреля 1918 года есть запись: 
«Прекрасная погода, но дорога отвратительная.. В селе Борки пили чай с нашей
провизией в прекрасном крестьянском доме. Покидая село, вдруг нечаянно встретили
на улице штаб – ротмистра Н. Седова (знакомого А. Вырубовой, через которого
она поддерживала связь с Царской семьей. «Государыня увидев меня, узнала, улыбнулась
и молча осенила крестом.» – вспоминал позднее Н. Я. Седов.)  Сменили наш экипаж
снова. Остановились в сельской школе, пили чай с нашими солдатами.. Евгений Сергеевич
  врач Царской Семьи – Е.
С. Боткин – автор.)слег из – за ужасных коликов в почках. Когда стемнело, привязали
колокольчики к нашей тройке, любовались прекрасным закатом и луной.. Вперед и
дикая скорость.. Подходя к Тюмени: эскадрон на лошадях построенный в цепочку
сопровождал нас по пути к станции, пересекли реку по раздвижному мосту, проделали
три версты по темному городу. В середине ночи погрузились в поезд.» Лейтмотив
жизни в поезде который кружил по сибирской ветке  железной дороги от Тюмени до
  Омска и от Омска до Екатеринбурга – так долго разбирались комиссары  куда же
вернее будет им отвезти ценный груз – тот же самый: мысли об оставленных в Тобольске
детях. Александра Феодоровна несколько раз записывает в дневнике: «Писала детям»..

Дети и свита тоже терялись в догадках о родителях. Анастасия Гендрикова с тревогой
записывала в дневнике 5 мая 1918 года: «Три дня нет известия. Алексею Николаевичу,
слава богу, лучше – третьего дня вставал. Два раза в день службы в походной церкви.
Вчера с детьми приобщались. Вечером пришло известие (телеграмма  Матвеева), что
застряли в Екатеринбурге. Никаких подробностей». 
^23.
7 мая, во вторник, Пьер Жильяр записал в  своем дневнике: «Дети, наконец, получили
письмо из Екатеринбурга…» 
Позже он рассказывал полковнику - следователю Н. Соколову: 
«От Государыни пришло письмо. Она извещала в нем, что их поселили в двух комнатах
Ипатьевского дома, что им тесно, что они гуляют лишь в маленьком садике, что
город пыльный, что у них осматривали все вещи и даже лекарства..» 
Комиссары явно искали во флаконах с микстурами и таблетками романовские драгоценности.
Не нашли. И поняли, что  их привезут из Тобольска дети. После этого  почтовая
связь наладилась удивительно быстро.
Первое известие от  своих юных «тобольчан»  родители - арестанты получили уже
 восьмого мая 1918 года. Это была телеграмма, написанная Ольгой: «Благодарим
за письма. Все здоровы. Маленький был уже в саду. Пишем. Ольга.»
Император Николай обрадовано пишет в своем скупом ежедневнике: «Украинцев принес
нам первую телеграмму от Ольги перед ужином. Благодаря всему этому, в доме почувствовалось
некоторое оживление..» 
^24.
В Тобольске тоже царила оживленная суета. Но не со стороны арестантов.  Вот записи
из дневника П. Жильяра, гувернера Наследника и Цесаревен: «Пятница, 17 мая. Солдаты
нашей охраны заменены красногвардейцами, присланными из Екатеринбурга комиссаром
Родионовым, который приехал за нами. У нас с генералом Татищевым такое чувство,
что мы должны сколько возможно, задержать наш отъезд; но Великие княжны так торопятся
увидеть своих родителей, что о у нас просто нет нравственного права противодействовать
их пламенному
желанию.
Суббота, 18 мая – Всенощная. Священник и монахини были раздеты и обысканы по
приказанию комиссара. 
Воскресенье, 19 мая. День рождения Государя. Наш отъезд назначен на завтра. Комиссар
отказывает священнику в разрешении приходить к нам. Он запрещает Великим княжнам
запирать ночью свои двери. Понедельник, 20 мая. В половине двенадцатого уезжаем
из дома и садимся на пароход «Русь». Это тот пароход, который восемь месяцев
тому назад привез нас вместе с Их Величествами.  Баронесса Буксгевден получила
разрешение ехать вместе с нами и присоединилась к нам. Мы покидаем Тобольск в
пять часов. Комиссар Родионов запирает
 Алексея Николаевича и Климентия Нагорного в их каюте. Мы протестуем - ребенок
 болен и доктор должен иметь право входить к нему во всякое время.
Среда 22 мая. Мы приезжаем утром в Тюмень.»
Далее о скорбном путешествии – отрывок из свидетельских показаний П. Жильяра
полковнику Н. Соколову:
«Когда на пароходе мы прибыли в Тюмень, то в поданном для нас составе поезда
оказались только вагоны четвертого класса и один багажный. Комиссар Хохряков
в  заботах о больном Алексее  Николаевиче долго хлопотал, волновался и бранился,
пока не удалось получить один классный вагон. В этом вагоне поместились бывшие
великие княжны, Алексей Николаевич с доктором Деревенко и служитель Цесаревича
- К. Г. Нагорный, генерал Татищев, графиня Гендрикова, баронесса Буксгевден,
Е. А. Шнайдер и Е. С. Эрсберг. Все остальные,
в том числе я и  мистер Гиббс поместились в общем вагоне четвертого класса. Комендант
Родионов, также, как и в Тобольске, был без надобности груб и придирчив.
В Екатеринбург поезд прибыл в два часа ночи на 23 мая. Часов в восемь были поданы
извозчики, на которых увезли  Великих княжон, Алексея Николаевича с Нагорным
и доктором Деревенко. Для принятия прибывших с поездом на вокзал приехал председатель
Екатеринбургского  областного  Совета Белобородов…».
^25.
Николай Второй записывал в своем дневнике о встрече детей: 
«23 мая. Четверг. Утром нам в течение одного часа последовательно объявляли,
что дети в нескольких часах от города, затем, что  они приехали на станцию и,
наконец, что они прибыли к дому, хотя их поезд стоял здесь с двух часов ночи!
Огромная радость  была увидеть их снова и обнять после четырехнедельной разлуки
и неопределенности. Взаимным расспросам и  ответам не было конца. Очень мало
писем дошло от них и  до них. Много они, бедные, претерпели нравственного страдания
в Тобольске и в течении трехдневного пути..
За ночь выпал снег и лежал  целый день...." Этот снег в дневнике Императора -
 как горький вздох в минуты тяжелого раздумья.. Голгофа приближалась или -  продолжалась?
- тем, что  к Семье не пропустили, обысканных и допрошенных накануне в комнате
коменданта Пьера Жильяра и Климентия Нагорного, несмотря на ходатайство Государыни
и  доктора Евгения Сергеевича Боткина. 
Вкратце, два слова о дальнейшей судьбе этих двух, преданных Семье, людей.
Климентий Григорьевич Нагорный был расстрелян в конце июня 1918 года в Екатеринбургской
тюрьме, Пьер Жильяр  выслан  из Пермской губернии, отправлен в Тюмень, где ему
даровали «свободу передвижения»… Позднее оказался за границей, где до конца своих
дней собирал свидетельства и документы о семье последних Романовых, написал удивительную
по искренности и объективной теплоте сердца книгу о Них, убиенных в июле 1918
года..
Мучительно переживая разлуку с Семьей, которой был бесконечно предан, Жильяр
 писал  много лет спустя в своих мемуарах: « Я и теперь не могу понять, чем руководствовались
большевистские комиссары в своих действиях, которые привели к спасению наших
жизней. Отчего, например, увезли в тюрьму графиню Гендрикову, но оставили на
свободе баронессу Буксгевден, такую же фрейлину Императрицы? Отчего они, а не
мы?! Чудеса! Я ходил со своими коллегами к консулам Англии и Швеции, так как
французский консул отсутствовал.
Надо было, что бы то ни  стоило предпринять шаги, чтобы помочь несчастным заключенным.
Оба консула нас успокоили, говоря что меры приняты, и они не находят положение
угрожающим..»
^26.
Но оно - было таковым, ибо новый, жесткий «екатеринбургский» режим вплотную приближался
к тюремному: во – первых, двойной высокий забор перед окнами, не позволявший
видеть ничего, кроме кусочка неба, ограничение прогулки одним часом, караул внутри
здания, в комнатах, смежных с теми, где жили арестанты, сокращение числа лиц,
окружавших арестантов в Тобольске и составлявших «общество» для царской семьи.,
а во вторых, сокращение рациона питание – строго по пятьсот рублей на человека.
В третьих, - контроль за перепиской;
в четвертых – прекращение всякого рода свиданий с лицами, находящимися во вне…Германская
миссия «Красного креста», находящаяся в то время  в Ектеринбурге, по словам 
ошеломленного П. Жильяра,  «отлично знала в каких ужасных условиях находилась
 Царская Семья», но ничего абсолютно миссией предпринято не было.  Немцы, очевидно,
никак не могли забыть резких высказываний  русской Царственной четы в адрес своего
кузена – кайзера Вильгельма и его воинственной политики.
  
^27.
Совсем не нужны оказались Романовы и своим английским родным. Председатель Совета
Народных Комиссаров Владимир Ульянов – Ленин в мае 1918 года был по отношению
к Романовым настроен очень воинственно: молодое, яростно амбициозное правительство
готовило суд над бывшим императором, но для вынесения приговора требовались доказательства
связи Николая Второго с монархическими  центрами и всяческими подпольными организациями
в России и на Урале. Естественно, таковых доказательств – не было и быть не могло.
Тогда их
стали просто фабриковать, подсовывая измученным заложникам письма о грядущих
планах освобождения, от якобы, «преданных всецело, бывших офицеров русской армии»…

^28.
Замелькали  вокруг царственных теней имена  гвардии капитана  Д.Малиновского
– Ярцова, Ахвердова, Делинсгаузена и прочих.  Эта  маленькая команда бывших офицеров
Николавской академии Генерального штаба, быть может, и, правда, вынашивала какие
то планы по спасению Семьи, но истинно «ударным кулаком» в борьбе с большевиками
за арестантов стать не смогла. В ее среду всеведущим Уралсоветом были точно и
тонко внедрены провокаторы  - П. Войков, по кличке «Интеллигент» и  некий И.Родзинский,
 с одною единственной
целью: « По тому времени надобно было.. – вспоминает  И. Родзинский -  нужны
были доказательства, что готовилось похищение. Надо сказать никакого похищения
не готовилось. Собирались Белобородов, Войков и я. Текст составлялся, придумывался
тут же. И дальше, значит, Войков по -  французски диктовал эти письма, а я записывал,
так что почерк там мой…» (*Здесь цитируются подлинные воспоминания  И. Родзинского,
писавшего  под диктовку Войкова письма заложникам с ошибками на франц
 узском языке, в которых Цесаревич Алексей зовется просто «царевичем».  Как в
народной сказке!– автор.)    
^29.
Николай Второй и его Семья, естественно, почти тотчас разгадали тонкую игру провокаторов.
 Это явствует из того, что Николай Александрович совершенно открыто упомянул
в своем дневнике факты получения писем из Ново – Тихвинского монастыря. Вот ответ
Государя Николая Александровича, написанной рукою старшей Великой княжны Ольги,
но, надо думать, его читали и соглашались с ним все члены измученной Семьи в
том числе, и  - Татьяна Николаевна -  молчаливая и гордая Цесаревна. Кстати,
гордый Романовский дух, витает
над строками этого послания, если вчитаться в него внимательно. Думается,  провоцирующая
сторона поняла это с первых  букв.    
«Мы не хотим и не можем бежать, мы можем только быть похищенными силой, так как
сила нас привела в Тобольск. Так что, не рассчитывайте ни на какую помощь активную
с нашей стороны. Командир имеет много помощников, они меняются часто и стали
озабоченными. Они охраняют наше заключение, как и наши жизни, очень добросовестно,
и очень хороши с нами. 
Мы не хотим, чтобы они страдали из – за нас, не вы из – за нас, в особенности,
ради Бога, избегайте кровопролития… 
Если Вы пристально наблюдаете за нами, то сможете всегда прийти и спасти нас
в случае опасности неизбежной и реальной. Мы совершенно не знаем, что происходит
снаружи. Не получаем ни журналов, ни газет, ни писем. С тех пор как позволили
открывать окно (*Все окна в доме Ипатьева были закрыты наглухо и замазаны известью.
Незадолго до получения Семьей первого  лже – письма « гвардии капитана Малиновского»
комиссия Уралсовета в составе шести человек, осмотрела дом и… внезапно позволила
семье открыть два окна в столовой
и угловой комнате. Более, чем странно! –автор. ), надзор усилился и  даже запрещают
высовывать голову, с риском получить пулю в лицо» ..  Из письма предельна ясна
позиция Семьи: « ничего не нужно предпринимать, во избежания кровопролития и
новых страданий!»
^30.
Итак, вывод из этой переписки напрашивался  уже сам собою: вовлечь Семью  в лже
– заговор  «отчаянно французящим» комиссарам - не удалось! 
Тогда они  стали поговаривать о «эвакуации» – неизвестно куда, и приказали даже
«тайно и тихо укладывать вещи, не возбуждая подозрения охраны» (Дневник Николая
Второго за 12 - 13 мая 1918 г). Вокруг постоянно и подозрительно горячо суетился
комиссар Авдеев, переписывали  уцелевшее серебро и посуду, составляли опись мебели,
стоявшей в доме.. Все это было непонятно и тревожило несказанно.. 
До первого июня семья  пребывала в «бивуачном состоянии», не раскладывая собранные
вещи. Татьяна и  Ольга не на шаг не отходили от  матери, ослабевшей от тревог
и бессонных ночей. Татьяна все чаще читала матери по ее просьбе « духовное чтение»:
книги о житии Серафима Саровского и Божией матери, «Патерик Киево – Печерской
лавры», Библию в коричневом переплете с лиловой, муаровой, почти выцветшей закладкой.
Лилово – сиреневым был и дневник  Александры Феодоровны, который  Татьяна подарила
ей на Новый год, смастерив
обложку из куска  ее  шелкового шарфа. Титульный лист украшала надпись, сделанная
по английски, изящным, летящим почерком, чуть наискось, с  неизменным парафом
- росчерком:  «Моей любимой, дорогой МамА, с лучшими пожеланиями счастливого
Нового года. Пусть будет Божие благословение с тобой и защищает оно тебя всегда.
Любящая дочь Татьяна.»
Именно в этой тетради можно прочесть записи Императрицы о том, как проходили
последние полтора месяца их  трудной жизни в Ипатьевском доме.. Обратимся же
к ним, по необходимости дополняя записи  другими документами и собственными размышлениями.
Итак, текст дневника.
«13 июня. Утренняя молитва. Солнечное утро.
9.45 – не было прогулки. Авдеев велел собираться, так как в любой момент. Ночью
Авдеев – опять. И сказал, что не раньше, чем через несколько дней» ..» 
Александра Феодоровна пишет о странной поездке – эвакуации с затаенной в сердце
тревогой. Если бы знала она, что сердце ее не обманывает. В ночь на 13 июня в
бывшую гостиницу  купца Королева в Перми явились трое неизвестных и предъявили
«ордер ЧК на увоз Великого князя Михаила и его секретаря Джонсона». Они увезли
и великого князя и его секретаря в неизвестном направлении, а на следующее утро
в газетах Пермской губернии был разыгран тщательный спектакль фарс появились
статьи о похищении Михаила Александровича
Романова . Сам же «похищенный» валялся в лесу, в яме, закиданной наскоро  прутьями,
в пяти верстах от поселка Мотовилиха, что по дороге на Пермь. В теле его застряли
 пули, одна из них пробила череп  - навылет.. Зарывать труп «похитители в кожанках»
приехали лишь на другой день.. И Николая Александровича с семьей, может статься,
планировали убить во время такой же поездки, кто знает? Можно четко  представить
как  бы протекала  такая групповая поездка. Можно. Если сердце 
 не замрет от ужаса.
^31.
Но карты вновь были спутаны тем, что крепло наступление белой армии. Большевики
шатались в своих креслах – тронах. И испуганно озирались: что скажут мировые
державы, если узнают вдруг об уничтожении не только брата Царя, но и его самого,
со всею семьей?!  Роковая «поездка – казнь» была отложена. Пока – не осмеливались.
Тянули время. Рассчитывали. Прикидывали варианты торга. А для Семьи вплывало
маревом в  узкие форточки жаркое лето 1918 года. Шли дни. 
16 июня. Дневник Николая Второго. «Всю неделю читал и сегодня  окончил  «Историю
императора Павла Первого  Шильдера. Очень интересно.»
18 июня. Дневник  Николая Второго. «Дорогой Анастасии минуло уже семнадцать лет.
Жара снаружи и внутри была великая.. Дочери учатся у  повара Харитонова  готовить
и по вечерам месят муку, а по утрам пекут и  хлеб. Недурно!» 
 Что ж! Почти идиллическая  картина на  фоне  постоянно – назойливых часовых
 и редких ночных выстрелов. Вновь перед нами – страницы дневника Императрицы:
«28 июня, пятница Мы услышали ночью как под нашими  окнами очень строго приказали
часовому следить за каждым движением в нашем окне..»
А уже 4 июля неожиданно состоялась смена охраны. Коменданта Авдеева сменил 
Я.Юровский. Заменена была и вся охрана внутри дома.  В саду отыскали закопанные
серебряные ложки. Торжественно вернули Семье. И.. еще раз переписали все их имущество.
 В тот день Императрица записывает в своей тетради: «Авдеев смещен и мы получаем
нового коменданта. С молодым помощником, который показался более приличным, по
сравнению с другими, вульгарными и неприятными. (* Этот  приличный молодой человек
был Г. Никулин, через две недели застреливший сына Александры Феодоровны, Цесаревича
Алексея!. – автор.)
Они велели нам показать наши драгоценности, которые были на нас. Молодой  
(помощник) переписал их тщательно и затем они их забрали (куда, на какой срок,
зачем, не знаю. ) Оставили только два браслета, которые я не смогла снять..»
«5 июля. Комендант предстал перед нами с нашими драгоценностями. Оставил их на
нашем столе и будет приходить теперь каждый день наблюдать,  чтоб мы не раскрывали
шкатулки..»
^32.
Что это было? Яростное, тупое тщеславное проявление властности? Изощренное издевательство
палача, уже предполагавшего срок и вид казни? Не знаю. Не решаюсь утверждать
определенно, но, вероятно, – да. Яков Юровский спешно  приводил дом в порядок:
чинили свет, чистили мебель. Императрица запишет в свом журнале эти мелочи  трудного
арестантского быта:  « 8 июля.. Ланч только в час тридцать утра, потому что они
чинили электричество в наших комнатах.»
11 июля, четверг. Комиссар пожелал увидеть нас всех в 10 утра. Он задержал нас
на двадцать минут и во время завтрака не разрешил нам больше получать сыр и никаких
сливок.
Рабочий, которого пригласили установил снаружи железную решетку над единственным
открытым окном. Несомненно, это постоянный страх, что мы убежим или войдем в
контакт с часовым. Сильные боли продолжаются. Оставалась в кровати весь день.»
Жить им оставалось считанные дни, и план по полной изоляции их от мира продолжал
работать. В Москве кипела и бурлила жизнь, политические страсти не утихали: большевики
рисковали вот вот потерять власть в драке с эсерами.  В Москве, на негласном
 совещании с прибывшим тула Исаей Голощекиным было принято решение о скорейшей
ликвидации  всех Романовых. Быть может, Ленину и Свердлову, политическим противникам
бывшего соратника – Троцкого – Бронштейна, так жаждущего суда над коронованным
палачом, - хотелось просто
и яростно  доказать, что они, «правители не на час», что они - сильнее?  Не знаю.
Возможно, так и было. Я просто продолжаю читать дневник приговоренной к смерти.
Дневник бывшей Императрицы.
^33.
«12 июля. Постоянно слышим артиллерию, проходящую пехоту  и дважды – кавалерию
в течении последних двух недель. Также части, маширующие с музыкой, - это австрийские
военнопленные, которые выступают против чехов,.. которые вместе с частями идут
сквозь Сибирь. И не так далеко уже отсюда. Раненые ежедневно прибывают в город
13 июля. В 6. 30 Бэби имел первую ванну со времени Тобольска. Ему удалось самому
залезть в нее и выйти, он также сам  карабкается и вылезает из кровати. Но стоять
он может только пока на одной ноге. Всю ночь дождило, слышала три револьверных
выстрела в ночи..
14 июля, воскресенье. Прекрасное летнее утро. Едва проснулась из – за спины и
ног… В 10.30 была большая радость – служили обедницу. Молодой священник он приходит
к нам уже второй раз ..»

По  чину  той обедницы надо было прочесть молитву  «Со святыми упокой». Только
прочесть. А дьякон почему то – запел ее. И вся семья, кроме Алексея, – он сидел
в кресле – каталке – в  дружном молчании опустилась на колени. Первым на колени
встал Государь. На обратном пути сконфуженный и  взволнованный всем происшедшим
дьякон сказал отцу Ивану Сторожеву: 
«У них там что то случилось. Они стали какие - то другие..»  
Отец Иван махнул рукой и вытер глаза.  Он понимал, что узники просто здоровались
за руку со смертью, вот и все.. Она, подлинною царицей, уже неслышно и властно
стояла у порога...
^34.
Но все таки, Императрица упорно продолжала вести дневник. Заканчивала их историю
жизни.:
«15 июля, понедельник, серое утро, дальше вышло солнышко. Ланч на кушетке в большой
комнате, пока женщины, пришедшие к нам, мыли полы. Затем легла в кровать опять
и читала вместе с Марией. Они уходили гулять дважды, как обычно. Все утро Татьяна
читала мне духовное чтение.  В 6.30 Бэби принял вторую ванну. Безик, в 10.15
пошла в кровать... Слышала гул артиллерийских выстрелов в ночи и несколько выстрелов
из револьвера»... 
Последние выстрелы в них – никто не услышит. Полуподвальная комната на первом
этаже, рядом с кладовой выходила в глухой Вознесенский переулок и утыкалась окном
в косогор.. На окне была решетка. Если зажигали свет в том решетчатом полуподвале,
его не было видно из – за высокого двойного забора...  Все до мелочей продумали
комиссары и  конвоиры, даже шум мотора для последнего, «расстрельного»  вече...
^35.
В тот последний свой день они встали в девять утра.  Как всегда, собрались в
комнате отца и матери и вместе - негромко молились, но духовных песен не пели.
В 10 часов утра сели пить чай. Как обычно, пришел Юровский с проверкой и неожиданно
принес молоко и яйца для Алексея. Он хотел, чтобы у них было хорошее настроение
в этот последний их полный день. Он все расчитал верно. Аликс благодарила, улыбаясь.
На прогулке в тот день они были час, как обычно: полчаса перед обедом и после.
По сообщениям  охраны, гуляли
только Император и Великие княжны, Цесаревич Алексей  с Императрицей - матерью
отдыхали в комнате.
 Еще строки записей в  дневнике Государыни. Последние.
«16 июля, вторник.  Серое утро, позднее вышло милое солнышко. Бэби слегка простужен.
Все ушли на прогулку на полчаса, утром. Ольга и я принимали лекарство. Татьяна
читала духовное чтение. Когда они ушли, Татьяна осталась со мной, и мы  читали
книгу пророка Авдия и Амоса….
В восемь часов  - ужин. Играли в безик с Н. В 10 – 30 – кровать.Температура воздуха
-15 градусов.»
^36.
Она помолилась перед сном и в 11 часов ночи свет в их комнате погас. Девочки
и  Алексей уже спали… 
...Там, в мудрой и старой  библейской книге, прочитанной Татьяной перед самою
гибелью, есть странные, грозные, вещие слова: . Вот они:
« И пойдет царь их в плен, он и князья его вместе с ним, говорит Господь...
Но хотя бы ты, как орел поднялся высоко и среди звезд устроил гнездо твое, то
и оттуда я низрину тебя, говорит Господь..» 
Случайно ли она выбрала для своего последнего дня именно эти страницы? Или правда
то, что ничего случайного нет на свете?... Она тоже – понимала, предчувствовала,
знала?! Бог  весть!
                                                 _______________
Их  всех разбудят в четыре утра. Сведут по лестнице вниз. В той лестнице будет
ровно двадцать три ступени.  Еще двадцать три мгновения жизни. Или нет, больше.
Ведь Татьяне Романовой не повезло так, как ее старшей сестре, Ольге. Она умерла
не сразу. Пулям мешали бриллианты, зашитые в лифе и корсете. Отползая в угол
комнаты, ошеломленная, оглушенная выстрелами и всем увиденным ужасом, она закрывала
руками  и телом  израненных сестренок – Марию и Настеньку.  Но не спасла. Они
тоже были насквозь  проколоты штыками..
В земном измерении такая страшная гибель длится – Вечность, во Вселенском масштабе,
 быть может - миг... Я молю Бога, чтобы страшный миг поскорее  закончился.. Где
- то там, перед законом Небес, дыханием  Вселенной, они  теперь  - все вместе..
 А над городом, в звенящей пустоте черной ночи, вперемешку с  артиллерийской
канонадой наступающих белых плывет жар позднего, короткого сибирского лета...
   Последнего лета Царственной Семьи. Или это мне - только кажется ?...

Макаренко Светлана.
16 – 17 мая 2005 года.
Казахстан. Семипалатинск
_______________________________________________________________ 
В ходе работы над данным очерком обширно использованы материалы  личного книжного
собрания и веб – архива автора. Автор уведомляет читателей, что его точка зреня,
изложенная во взгляде на события и факты, может не совпадать с общепринятой.
 Все даты в очерке даны по новому стилю.

Ваш Alex