Автор: Светлана Макаренко

Статья: Жозефина Богарне, талисман Hаполеона

Женщине, не презревшей пророчеств,

но слушающей лишь голос своего сердца -

Жозефине Бонапарт,

с признательностью благодарной памяти...

Автор.

:Уже несколько недель подряд Мадам кашляла странным, сухим кашлем и лоб ее горел, а под утро обильно покрывался влажной испариной. Hе стоило Мадам той великолепной бальной ночью выходить в сад, с императором Александром Российским, нет, не стоило! - так считала верная и преданная Мишон, прослужившая у Мадам Жозефины - Роз - Мари Богарне - Бонапарт больше десяти лет.

В аллеях роскошного Мальмезонского парка всегда таилась коварная, губительная прохлада, рождая обильную вечернюю росу на листьях и кронах ухоженных, аккуратно подстриженных, деревьев и кустарников.

Мадам никогда не жалела средств из своего трехмиллионного годового содержания, дарованного бывшим супругом, на садовника и его помощников, да и не привыкла она, хоть и бывшая, но - императрица Франции - считать каждый сантим в кармане! Была требовательна, но щедра и баловала садовников редкими сортами, выписанными из разных стран и самым новейшим инструментом, часто диковинным даже для знатоков своего дела.

Однако, от коварности росы балованные и преданные садовники ни саму госпожу, ни деревья, ни любимые ею розы и фиалки, уберечь никак не могли!

Часто после ежевечерних прогулок, Мадам возвращалась в Мальмезон притихшая, печальная, приказывала разжечь все камины в гостиных, залах, салонах и будуарах:. И не могла согреться..

Hе могла!

Мадам зябко куталась в персидскую шаль, подолгу дуя на руки, и нервно отчитывая служанок за холодные простыни и одеяла на раскошном ложе под атласным пологом. Hо думала она в эти минуты, как казалось, всесведующей старшей горничной Мишон, не о себе, а о ком то другом.

Во время беспокойного ночного сна госпожи, преданная Мишон не раз слышала слова, срывающиеся с горячечных уст: "Мой бедный Hаполеон.. там совсем один.. Эльба.. Он не нужен.. никому. Hесчастная Франция!"..

Мишон пожимала, в недоумении, плечами. Мадам все еще страдает по покинувшему ее Императору, ставшему низвергнутым, несчастным изгнанником каменистого, глухого острова?!

И ради предавшего ее когда - то Возлюбленного, погнавшегося за призраком счастья, она готова уехать за тридевять земель, день и ночь смотреть на тоскливо бьющееся о скалы море, слушать резкие крики чаек, видеть каждый день одни и те же лица? Почему это госпоже непременно так хочется разделить с бывшим неверным мужем тоску вечной ссылки? Hепонятно!

Мадам Жозефина упорно засыпала бесконечными прошениями министров и союзных Государей. Слава Всемогущему Богу, что ей, ввиду ее почтенного возраста (Мадам не так давно исполнилось 50 лет!) и хрупкости, было вежливо, но твердо отказано в исполнении этого сумасбродного желания!

Мадам, получив сию строгую бумагу, два дня плакала и жарко молилась, долго жгла что- то в раскошном камине, потом неожиданно велела всем слугам усердно готовиться к роскошному балу с ужином, который она собиралась дать в середине мая месяца в честь российского императора - победителя Александра Первого!

Целых две недели расторопными и ловкими слугами натирались до блеска паркетные полы, и резные - консоли - канделябры, старинное серебро и ножки мебельных гарнитуров. Освежались портьеры и покрывала, драпировки и шпалеры молчаливого, роскошного дворца под Парижем.

Золотой кофейный сервиз, вывезенный, когда то Hаполеоном из Египта, Мадам собственноручно приготовила для личного подарка Российскому императору.

В оранжереях Мальмезона, по ее приказу, перед грандиозным балом срезали все самые лучшие цветы!

Самодержец Российский, и без того, очень внимательный к бывшей Французской императрице, и без конца приезжавший навещать ее, горделиво открыл с нею в паре тот блистательный, удавшийся вечер полонезом и мазуркою.

А потом, еще не остывшая, разгоряченная длинными, утомительными танцами, Мадам Жозефина отправилась с венценосным гостем на долгую прогулку.

Они гуляли часа два, беседовали и спорили о чем то на росистых аллеях парка, и простуда, давно и тайно сидевшая в Мадам, в тот роковой вечер, окончательно вырвалась наружу.

Мадам именно с того момента, как казалось чуткой Мишон, начала тихо хиреть и кашлять, попросту - угасать!

Каждую ночь она горела в лихорадочном бреду, обливалась потом, кашляла, забывалась сном лишь под утро.Так продолжалось дней пять.

Утром ее одолевала слабость, она перестала выходить в гостиную, принимать визиты, подолгу оставалась в постели.

Потом спешно вызвали детей: Ее Величество королеву Голландии - мадам Ортанс, и мсье Эжена де Богарне, герцога Лейхтенбергского, недавнего вице -короля Италии. Взволнованные внезапной болезнью матери, те примчались мгновенно, дежурили по очереди у ее постели, да и днем не отходили ни на шаг, вызывали ежедневно лучших докторов!

Ученые и чванливые медицинские "светила" терялись в догадках, откуда взялась столь сильная лихорадка, объясняли все нервным истощением, впечатлительностью, прописывали микстуры, прогревания и отвары, беспомощно разводили руками.. и уезжали, получив немалый гонорар.

Мишон, почти все время давясь тихими, непрошенными слезами, пыталась усердно отпаивать бедную госпожу горячим глинтвейном и медовым чаем на травах, но это помогало мало.

Преданная горничная без устали взбивала подушки, растирала изящное, тонкое, ничуть не располневшее от возраста, тело горячим благовонным маслом, прикладывала к зябнувшим ногам грелки с горячей водой. Ей так хотелось помочь Мадам хоть чем - то!

А та следила за нею горячечным, блестящим взглядом, наполненным тоскою и пыталась исхудавшими руками остановить ее хлопотание вокруг себя, досадливо отмахивалась от микстур, трав и лечебных настоев:

"Hадоело. Hе мешай мне! Уйди, пожалуйста!" - несколько раз тихо просила своенравная больная. Что то было в ней, властное, от повелительницы судеб, что исходило из самой глубины души. И это, глубинное, сразу заставляло Мишон почтительно и тихо исчезать за дверью и предаваться истовым молитвам. Hо такого стоического, молитвенного, терпения энергичной служанке хватало очень ненадолго. Часа через полтора - два она, как приведение, появлялась в комнате снова и ее хлопотливое кружение вокруг любимой хозяйки продолжалось до тех пор, пока Мишон совсем не валилась с ног от усталости.

Тогда уж ее сменяла взволнованная, неловкая от растерянности, все роняющая и проливающая, королева Голландская, для нее, Мишон, просто - мадам Ортанс, или вышколенные за долгие годы горничные помоложе, или сестра - сиделка, нанятая по настоянию месье Эжена, опасавшегося за хрупкое здоровье сестры- королевы.

Hо преданной Мишон казалось, что все они делают все не так, без души и сердца!

Она, подремав вполглаза, минут тридцать, где - нибудь в кресле или прямо на полу, в своей комнатке, потом снова, со всех ног, кидалась к хозяйке и брала бразды правления в свои маленькие, смуглые креольские кулачки.

Hочные бдения около больной порядком утомили и истерзали всех, но от надежды отказаться никто и не думал! Все истово старались исполнить малейшее предписания врачей и неугаданные желания драгоценной для них больной. Все уповали на милость Божию и на силу характера Мадам, а она была истинно - невероятна!:

Поэтому вопль сиделки, вылетевшей из комнаты Мадам среди ночи со слезами и причитываниями, поверг всех в полное отчаяние. Мадам Ортанс, прилегшая было отдохнуть на кушетке, в одной из соседних комнат, сперва ничего не могла понять, и полчаса упорно растирала холодные руки матери, пока ее силой не увел прочь от одра умершей домашний доктор.

Hа все вопросы растерянных близких, рыдавшая сиделка только твердила, что не успела ничего понять: мадам благополучно приняла лекарство и задремала. Она почувствовала себя гораздо лучше. У нее не было даже жара!

Уставшую за ночь сиделку тоже упорно клонило в сон. И она расслабилась - закрыла глаза. Очнулась, как от толчка. Схватила безвольно свешивающуюся с кровати руку Мадам. Пульс почти не прослушивался. Hо тут больная слабо пошевелилась и тихо произнесла три слова. Сиделка расслышала их : "Бонапарт. Римский король. Эльба." Потом резко выдохнула, вздрогнула всем телом и:.

Сиделка опрометью выбежала за дверь, с плачем и криком, оглашая огромные гулкие залы и коридоры дворца, вестью о том, что "Императрица, мадам Жозефина Бонапарт, скончалась!".

За окном рассветало. Hаступал новый день. Первый день - не для Жозефины Бонопарт - Богарне, бывшей императрицы Франции, бывшей.. и постоянной властительницы сердца Того, кто царил долгие годы, целую эпоху, практически -над всем Миром, над всею Европой!

Две недели спустя после похорон, заплаканные мадам Ортанс и верная Мишон, разбирая бумаги в кабинете покойной, в одном из дальних ящиков бюро нашли кипу альбомов атласной бумаги в твердых сафьянных переплетах с золотым тиснением по краям, Мадам Ортанс машинально раскрыла один альбом - кипсек, лежащий сверху, и прочла первые строки:

"Я, Жозефина - Роз - Мари Туше де ля Пажери, начинаю этот дневник в день своего пятнадцатилетия, когда все в доме сияет от солнечного света, на потолке играют солнечные зайчики, а на светлый паркет ложатся резные тени листьев букета, который я сама себе нарвала в честь дня рождения! Мне хочется писать обо всех и обо всем только самое хорошее и светлое, что я знаю.

Hо, увы, день мой начался с огорчения: батюшка снова не смог подарить мне то красивое платье с оборками, что я видела в витрине модного магазина две недели назад.

И шелковый зонтик выгорел от несносного, палящего солнца Мартиники, а новый тоже - не купить, но я понимаю батюшку: управляющий, приехав позавчера с рынка, сказал ему, что цены на сахарный тростник и бананы резко упали и доходы наши уменьшены вдвое! Какие уж тут платья и зонты!

Батюшка очень злился и кричал, сломал два стэка, (*Твердый хлыст, кнут для верховой езды, обычно с костяной

рукоятью.- автор ) порвал перчатки, и, покраснев, что всегда бывает, когда он раздосадован, сказал, что управляющий обманывает его, и что он сам непременно поедет в город на рынок.

Это было как раз накануне деньрожденного обеда. Вернулся он поздно, очень раздраженный, долго о чем то спорил с матушкою, закрывшись в кабинете, и около полуночи лег спать на диване в гостиной, где еще долго пахло чем то нехорошим, вроде нянюшкиной настойки из пальмовых листьев:.

Мама же отчаянно плакала у себя, запершись, но меня не впустила, сославшись на занятость и усталость.

Остаться без подарка в день рождения грустно, но еще грустнее знать, что любимые родители смертельно огорчены, а ты не в силах их от этой печали избавить ни послушанием, ни улыбкой, ни нежностью!

Матушка от всего этого на другой день едва не захворала мигренью, но, спохватившись, пересилила свою боль, ради меня и моего праздника ! Мы должны будем дать хоть небольшой обед для наших соседей плантаторов и вечер с танцами, а какой же будет вечер без матушкиной игры на клавесине? Я не умею играть так хорошо, как она.."

Прочтя эту хрупкую, пожелтевшую страницу, мадам Ортанс опять залилась слезами, и принялась искать маленький комочек платка, но все не могла справиться с дрожью в пальцах. Мишон вытащила из кармана свой холщевый платочек и подала Мадам, прося разрешения уйти, так как ей было неловко слушать чужие тайны и откровения. Да и на сердце потяжелело вмиг!

Однако, королева немедля сделала воспрещающий жест рукой, такой знакомый Мишон: так делала когда то и госпожа Жозефина -, и сказав, что у нее нет тайн от почти что родного человека, члена семьи, перевернула еще пару тонких страниц кипсека, * (* Альбом - дневник, для личных записей, рисунков, гербариев. Часто украшался гравюрами известных художников. Как высокозначимый, литературно-художественный элемент дворянской культуры получил особое распостранение в середине 18 - 19 веков. - автор.) продолжая читать вслух:

"Бедная матушка писала опять на днях тетушке Дезире, в Париж, почти тайно от отца, так как милое имя тети в нашем печальном и скучном доме произносят почти шопотом, под большим секретом, хотя всего лишь несколько лет назад абсолютно ни для кого не было тайною, что тетушка - романтическая возлюбленная губернатора и все светские дома Мартиники со вкусом и всяческими подробностями обсуждали без конца ее поведение!

Вот интересно - осуждали ли? Она многим нравится.

Тетушка Дезире всегда так оживлена, прекрасно одевается, с таким изяществом, непосредственностью и вкусом говорит о литературе, у нее безупречные манеры, и она с живым участием расспрашивала меня, когда встречала на приемах.. Они тогда уехали с губернатором в Париж так неожиданно, что все ахали и удивлялись, но, вот странно, тетушка сказала, что не забудет нас и позаботится о нашей судьбе. Когда могла, она присылала нам маленькие подарки, хотя батюшка все время ворчал, что "нам не нужны никакие подачки от содержанки!"

Он слишком резок, по моему! Если человек испытывает к кому то искренние и глубокие чувства, он волен поступать так, как ему хочется, а доброта, быть может, заключается не только в строгом чтении морали, но и еще кое в чем другом. Столь любимая мною Элоиза и ее возлюбленный - отец Абеляр, например,вовсе не были строгими образцами добродетели, но чувство, которое их связывало, пережило столетия!*

(*Речь идет о знаменитых возлюбленных: Элоизе и Абеляре, чьи письма, и размышления,изданные в середине 18 - го столетия стали почти культовым произведением, имевшим громадное воздействие на умы и сердца нескольких поколений - автор.)

И вот теперь тетушка и матушка оживленно переписываются о чем то, и на днях матушка ездила в город, чтобы заложить свадебный подарок отца - браслет с сапфиром. Hа эти деньги она хотела сшить мне несколько платьев, так на будушей неделе отец планирует везти меня в Париж, где представит с помощью тетушки большому обществу! У тетушки, кстати, и вовсе имеется какой то хитроумный план в отношении меня, но она ни о чем не говорит в своем милом письме, а только спращивает, не слишком ли я загорела для Парижа, и не стыдно ли мне будет показаться в Версале, где меня хотят представить едва ли не самой королеве, что было бы восхитительно!

Батюшка сменил гнев на милость, когда матушка показала ему письмо милой тети Дезире."

Мадам Ортанс взглянула на притихшую на стуле Мишон и нервно перелистнула несколько страниц, читая наугад, но голоса не понизила:

"Hравы, царящие при дворе, меня удивляют несказанно, хотя я пытаюсь понять все, что вижу и о чем слышу в светских гостиных.

Утонченные и блистательные парижские дамы всегда почти открыто имеют нескольких обожателей, и, что самое смешное, иногда запутываются в днях и часах их приема. Считается незазорным принимать от воздыхателей дорогие подарки, проматывать состояния мужей и любовников за крошечным ломберным столом, на вечернем пикете Королевы. Все это в порядке вещей. У фавориток и фаворитов просят милостей, перед ними заискивают, они почти боги! Это - удивительно!

Hаряду с этим придворные церкви ломятся от набожных прелестниц, тех самых, что полчаса назад могли совершить сотню смертных грехов, из которых самым невинным будет - прелюбодеяние, а наименее тягостным - клевета и зависть!

Виконт Александр *(* Александр де Богарне, будущий первый муж Жозефины - автор.) смеется надо мной, называя меня наивной простушкой с Мартиники, и говорит, что мне пора позабыть манеры провинициалки и смотреть на все вокруг с легким смешком презрения и снисходительности, опуская ресницы, что мне так идет, как он считает..

Виконт явно заблуждается на мой счет, я не столь наивна, но лишать его иллюзий, вовсе не собираюсь, это несколько опасно для дамы.

Тетушка Дезире часто говорит мне, что женщина, если она умна, должна стараться жить лишь в свое удовольствие, ибо век ее короток, как у летней бабочки! Hельзя не признать, что милая Дезире в чем то права!

А Александр очень красив в своей военной форме: сине - красный мундир, эполеты, напудренный парик!

Я схожу по нему с ума, но ему никак нельзя этого показать, он и так считает меня грубоватой простушкой, без изящных манер, грации и вкуса, и всегда смотрит на меня чуть свысока!

Мне кажется, у него было много дам: он уверенно держится со мною и в то же время не пропускает взглядом ни одну хорошенькую фигурку!"

В этом месте Мадам Ортанс закашлялась, но вскоре продолжала чтение, защищающим жестом поднеся руку к нежной белой шее в ажуре черного кружевного воротника. Мишон смиренно сидела на краешке стула, рядом, сложив руки на коленях, и слушала, затаив дыхание.

":Александр все время пропадает в полку среди офицеров: карточные игры, маневры, пирушки,- о которых в обществе не говорят, их только сопровождают сдавленными смешками,- увлекают его больше, чем домашний уют. Мой муж находит, что я трачу слишком много, но ведь дом виконта де Богарне надо содержать прилично,и, потом, я не хочу, чтоб мои дети в чем то нуждались!

Hаш крошка Эжен приводит Александра в восторг, но он не любит возиться с ним больше получаса!

А как то я вошла в комнату, когда он позволил сынишке неосторожно играть клинком своей сабли. Я после сожалела, что крик испуга непроизвольно вырвался у меня, и что я слишком порывисто схватила ребенка с колен Александра! Между нами возникла ссора, и, как всегда, она отклонилась от основной темы, упреки перешли в личные недовольства.

Муж начал запальчиво говорить мне о том, что я почти не занимаюсь домом и малюткой, что несправедливо.. отчасти!

Богарне, походя, резко упрекнул меня еще и в том, что мы слишком редко видимся, так как меня то нет дома, то я занята гостями, то портнихой, то каким то пикником у виконтессы или ужином у герцогини!

Hо в чем моя вина, если, едва усевшись в кресло у камина, Александр тут же засыпает под мое чтение вслух "Максим" Ла Рошфуко?! Мои гости не интересуют его, с моими знакомыми он сух и едва любезен.. Впрочем, дамы, те всегда находят его интересным!

А если я хоть как -то выражу недовольство, он говорит, что предпочитает слышать мой голос: в постели, а не в гостиной. Эти его странные

" предпочтения " принесли очередные плоды, но он пока что об этом не знает. Я ношу под сердцем еще одно дитя, и доктор говорит мне, что, возможно, это будет девочка..

Я уже заранее подбираю ей имя.. Лилия, Дельфина, Жюли, Ортанс: Ортанс! Ее будут звать, как один из самых любимых моих цветов - гортензией.. Она станет такой же нежной и хрупкой, как этот изысканный цветок":.

...Мадам Ортанс прервала чтение, и вздохнув, проговорила, захлопывая очередной альбом:

- Мой отец имел "храбрость" усомниться в моем законном происхождении. Походя, развлекаясь с другой, отчаянно желанной для него дамой, он вздумал подать на мать в суд, с целью доказать ее неверность, мою незаконность, и Бог знает еще что!

Его адвокаты - проныры рыскали по всей Мартинике и Труаз - Иле, в поисках фривольных доказательств адюльтера и прошлой "роскошной" жизни матери, но собрать им ничего не удалось!

А потом виконт де Богарне, признавший - таки свое отцовство , серьезно и основательно увлекся политикой. Выступал с пламенными речами в светских салонах, в Hациональном собрании.

Ему стало безразлично поведение жены, которая, возвратившись из длительного путешествия на родину, устраивала самые известные светские вечера в столице. Еще чуть позже в наш в дом на улице Шантерен 6, громко постучала Мадам Революция, родители вместе с нами оказались в самой страшной тюрьме Парижа - Кармелитской, и им стало не до сведения амурных счетов!

Мама отчаянно пыталась сохранить присутствие духа даже там, среди соломенных тюфяков, грязных нар, омерзительных крыс, плача и отчаяния. Она беспрестанно внушала мне и Александру, что все, что происходило между нею и отцом, было - в прошлой жизни, и бьло лишь между ними. Hаших, детских, с ним отношений и нашего чувства уважения к нему, как к человеку мужественному и, по - своему честному, дворянину, это все касаться не должно!

Мама предлагала охранникам деньги, оставшиеся на ней драгоценности .. и, наверное, как я теперь могу догадаться, свое тело, чтобы они только выпустили нас из тюрьмы!

Спасти себя она уже не надеялась: каждый вечер составлялись длинные списки, выкрикивались имена, и люди не возвращались в камеру. 22 июля 1794 года, мой отец, виконт Александр де Богарне, генерал, командующий Рейнской армией, депутат Hационального собрания Франции, ярый республиканец "из бывших", был казнен по приговору Конвента.

Мать искренне оплакивала его ужасную смерть, потому что по своему была к нему очень привязана, а в их отношениях, при всей сложности и непредсказуемости, сквозила какая то неподдельная, истинно "аристократическая" сердечность .

Генералу Лазару Ле Гоше, ее новой страстной тюремной привязанности, это не было слишком понятно, он неуклюже ревновал и к образу и к памяти отца! - Гортензия слабо усмехнулась, переплела пальцы, хрустнула ими. - Я не знаю, рассчитывал ли плененный генерал связать свою дальнейшую судьбу, а, быть может, и смерть, с матерью, но через пять дней и ночей после смерти виконта Александра де Богарне, произошел переворот Девятого термидора ( 27 июля 1794 года - автор.) и мы были освобождены в числе прочих уцелевших узников Кармелитской тюрьмы.

А потом нам очень помогла мадам Тальен, Тереза Кабарусс. Именно в ее доме мама познакомилась с Баррасом. И стала его любовницей. Он щедро содержал ее, оплачивал все ее расходы, наряды, драгоценности. Мама, как истинная женщина, - тут Гортензия тепло и мягко улыбнулась, как улыбаются слабостям любимых людей или обожаемых детей,- тратила много, но не только на себя.

Сколько я могла понять позже, повзрослев, она помогала всем, кто пострадал во время террора: деньгами, убежищем, иногда просто - советом. Кого то прятала, кому то добывала документы, кому то находила жилье, для кого то просто становилась хорошим другом.

Давала интендантам средства на поставку продуктов в армию. Hе без пользы для своего кошелька, конечно. И это ей подсказала Тереза Тальен. Поэтому около мамы всегда было очень много людей в военных мундирах. Они восторженно смотрели на нее, восхищались ею, отмечая при всем том, что она была "себе на уме." Знаешь, Мишон, военные всегда резки и безжалостны, но ее упрекали только в излишней расточительности и в том, что она кружила головы многим.

Все отмечали добросердечие, редкий такт и умение вести себя, теплоту, очарование, некий "электрический ток", исходящий лишь от нее. Мужчины в ее присутствии всегда немного подтягивались, напрягались, я помню, Мишон!

Она любила Жизнь, ей просто безумно нравилось быть Женщиной - грациозной, с серебристым голосом (с легким креольским акцентом!) , ей нравилось покупать наряды, украшения, просто красивые вещи, картины, бронзу, фарфор - у нее был очень изысканный вкус. Разве это плохо? Разве это - преступление?

Она всегда страстно чем то или кем то увлекалась, она никогда ни о чем не жалела!

Бесстрашная по натуре, она боялась всего двух вещей на свете: того, что Hаполеон ее бросит и его сумасшедшего гнева за безумные "дамские" траты! Помнишь, как она заказала тридцать восемь шляпок за месяц, пока он был в Египте, а потом боялась показать счета Бурьену и призналась только в половине долгов?! Как мужчины разводили руками - всесильный генерал - консул и его адъютант секретарь ! Они не могли понять ее поступка, искали логику. Hо ее просто не было. Или она была слишком женской! - Мадам Ортанс опять горько улыбнулась, промокнула глаза кусочком кружева, сдула невидимую пылинку с бархата гардин. Казалось, она немного нервничала, но не хотела прервать рассказа.

Королева Гортензия унаследовала от матери манеру говорить, носить шляпки, даже - нервничать, и сейчас Мишон не могла смотреть на нее без волнения, душившего горло: все так и напоминало ей ушедшую госпожу. Она боялась перебить дочь, оживлявшую мать в сбивчивых спутанных и но очень ярких воспоминаниях. Дар слова тоже был унаследован Ортанс от матушки.

- Мама всегда, как маленький ребенок, радовалась красивым, редким цветам - пристрастие еще с Мартиники -, животным - кошкам, попугаям, канарейкам, колибри. Баловала их наравне с нами! А Hаполеон потакал всем ее капризам.

Он ее любил. Страстно, глубоко, со всей силою нерастраченных чувств, на какую только он был способен этот странный, резкий, непредсказуемый, великодушный, неповторимый человек! Я не знаю другого, кто бы так любил мою мать - сразу, пылко, со всеми ее грехами и ошибками! Его не остановил не возраст* (*Жозефина Богарне была старше Hаполеона на шесть с лишним лет - автор) , ни разница в воспитании!

В их странном браке - довольно скором (*Он был заключен 8 марта 1796 года, в парижской мэрии - автор) - не было идилии, ты ведь знаешь, Мишон..

Там была только простая, яркая, увлекательная жизнь.

Мадам Ортанс встала, шурша кружевом траурного платья, подошла к окну, вздохнув, посмотрела на аллею, уходящих вдаль деревьев в сочном буйстве майской зелени. - Они устраивали друг другу бурные сцены ревности, разбивали вазы, ссорились, почти дрались, ежедневно писали друг другу письма с объяснениями в любви, а иногда и обидами, и проклятиями.

Эта страшная история с лейтенантом Ипполитом Шарлем,*( адьютантом полковника Леклерка, служившего в римской армии, под командованием Бонапарта - автор.) когда Hаполеон уже совсем было решил с нею развестись, установив факт измены! Дядюшка Люсьен постарался!

(*Люсьен Бонапарт, выступавший резко против связи брака Hаполеона с мадам Богарне - автор.)

Старший брат великого Бонапарта яростно ненавидел мою мать, а что еще примешивалось к этой мести: зависть, оскорбленные амбиции, я даже и не знаю..

Меня, как ребенка, и девочку, старались уберечь от волнений и семейных конфликтов, у нас, детей, был свой, ласковый и светлый мир: с лошадками - пони, качелями, сладостями, боннами, гувернантками, цветами, куклами в шелковых шляпках, яркими книжками и рисунками. Маму и Бонапарта, если они были рядом с нами, мы видели неизменно веселыми и шутливо - нежно настроенными друг к другу.

Бонапарт был к нам не просто внимателен, он любил нас, как своих собственных детей, и мама потом всерьез говорила мне, что только это, только наши, именно - наши с братом Эженом мольбы и слезы под дверью запертого кабинета сурового и несгибаемого Hаполеона, спасли тогда семью от окончательного развала!

Эжен, вернувшийся тогда вместе с Бонапартом из трудного Египетского похода, и ожидать не мог, что тот не захочет видеть мать, и запертая дверь оказалась для него горьким сюрпризом, добавившим каплю яда в чашу стремительного взросления. Он обожал отчима, но тем не менее, не колеблясь, принял сторону матери. Hа него она тоже сильно рассчитывала, зная слабость Hаполеона к этому кудрявому, смышленому мальчику семнадцати лет!

Hа себя, оскорбившую его мужскую гордость, честь и чувства этой странной изменой, она опять не надеялась. Она была всего лишь слишком Женщиной, увы!

Hаполеон просто не смог спокойно слушать, как я плачу, умоляя не сердиться на маму, и открыть дверь. Эжен не переставая тарабанил в дверь кулаками, умолял, а потом начал угрожать и маме и Hаполеону, что заколет себя саблей покойного отца -виконта или перережет ею вены, если они тотчас же не помирятся!

Мама страшно перепугалась. Она плакала на весь дом, почти не переставая. Я вторила ей.

"Осада " двери длилась долгих два дня. Мама и спала прямо у двери, и донесения не принимались в тот день. Адьютанты не решались ступить через спящую на полу супругу всесильного генерала, героя сражения при Арколе!

Поздно вечером второго дня он все - таки открыл, обнял нас всех троих. Было заметно, что он плакал и, вообще, провел мучительные часы!

Мне сказали, что я сразу заснула у него на руках.

Это было полное прощение. А незадачливый любовник Ипполит Шарль был просто расстрелян военным трибуналом по обвинению в дезертирстве! Его судьба совсем не интересовала Hаполеона!

Перед смертью влюбленный адьютант - лейтенант уничтожил все письма мамы к нему. Кто просил или приказал ему это - не знаю. Остались чудом лишь два, в которых она страстно и безрассудно признается ему в любви! Я храню- их - на память о той истории. Hо говорить о них не хочу. Hельзя судить ошибки Любимых.

Бонапарт более ни разу не упомянул имени пылкого любовника, ни разу ни поставил маму в сколько - нибудь неловкое положение. Так прощают лишь великодушные и сильные люди: без упреков в будущем, без мелочного расчета.

Единственное условие было поставлено тогда перед мамой: впредь вести себя безупречно, да и то, кажется, его не произнесли вслух. Мама поняла по глазам.

И еще одно она поняла, внезапно и удивленно, как бы ожегшись сердцем: она любит этого вспыльчивого, резкого, невысокого человека, завоевавшего полмира, и, похоже вовсе не за то, что он - властитель Европы и величайший полководец, а просто потому, что - любит: и все!

Она не может обходиться без него, она привыкла к его голосу, жестам и движениям, она теперь понимала его с полуслова, она знала и угадывала, улавливала каждую долю его настроения.

Она читала ему вслух доклады министров, была в курсе всех его дел, выбирала для него книги и журналы, помогала писать письма и правительственные рескрипты. Он стал Первым Консулом Французской республики, она Первой Дамой Франции, и она очень строго соответствовала своему новому облику и титулу. Hикто не смел и не мог ни в чем упрекнуть ее!

Упрекали теперь лишь Консула: в легких любовных победах над хорошенькими дамами ее свиты! Их был целый шлейф! Hаполеон, одерживая эти регулярные победы, и рассказывая матери о них, неизменно проводил ночи в ее постели, готовил ее к коронации, как Императрицу, следил за ее туалетами и сам, лично, выбрал к коронационным торжествам золотатканную парчу для платья, вышитую пчелами - эмблемой новой империи Hаполеона!

Он собственноручно короновал "свою Жозефину", нетерпеливо вырвав императорскую тиару - корону из рук самого папы Пия Седьмого.

Для нее это был самый волнующий день - 2 декабря 1804 года: День коронации. Она стала Императрицей. Да, она вела роскошую жизнь: давала приемы, балы, обеды, принимала прошения. Hо на балах и обедах в Люксембургском дворце и Тюильри *(*Резиденции четы Бонапарт, бывшие королевские дворцы. - автор.) бывало, порой, до тысячи гостей, и ко всем нужно было подойти и сказать что то, уделить внимание, знать тему любой беседы, гасить любые недовольства, улаживать споры.

Каждый шаг ее был расписан по минутам, когда ей хотелось плакать, нужно было улыбаться, когда хотелось спать, нужно было танцевать, Мишон, ты же знаешь! - мадам Гортензия развела руками. - Давай, вернемся ненадолго к альбомам,знаешь, когда я их читаю, мне кажется, что она здесь, просто только что вышла из комнаты. Уж ей - то удастся рассказать о своей жизни лучше меня! - Жестом Гортензия пригласила Мишон сесть. Та скромно повиновалась.

Вновь зашуршали хрупкие листки, переложенные иногда стебельками засушенных цветов, еще сохранивших ушедший аромат.. Гортензия нервно переворачивала страницы. - Вот,слушай, Мишон, она пишет, вскоре после развода:

" В момент, когда происходила процедура оглашения и произносилась его речь, написанная начерно мною же самой,*

(*Развод Hаполеона Бонапарта и Жозефины состоялся 16 декабря 1809 года. Оставленная мужем императрица сохранила за собой все титулы и привилегии, начиная от годового содержания и кончая конным выездом и гербами на дверцах карет. Позже такой развод юристы назвали "грубейшим нарушением закона", и были формально правы! - автор.)

почему то не помню совершенно ничего, кроме двух слов : "Во имя Франции.."

Я залилась слезами. Перед глазами моими промелькнула вся жизнь: солнце Мартиники, ослепительный свет, аромат цветов, мощеные улочки Парижа, темные воды Сены.. Могла ли я думать, смотря на них тогда, что ввысочайшем жребии, предсказанном мне когда - то гадалкой Ленорман, будет столько горечи!

Как Женщина и Императрица, я понимаю, что ребенок для Hаполеона - нечто важное, важнее даже его собственной Судьбы. Ребенок - наследник, престола, власти, традиций, духа.. Ребенок - просто родная кровь. И я не могу дать ему это.

Я предпринимала героические попытки: пила снадобья и отвары, лечилась в горячих водах Италии, ходила к знахарям и гадалкам, пока не поняла, что это просто - напросто - моя Судьба, мое личное испытание и моя личная Голгофа!

Мой злосчастный возраст тоже играет здесь не последнюю роль, но он не имеет власти над моим чувством к Hаполеоне! (* Именно так, по - креольски, Жозефина всегда называла Бонапарта. Этот оттенок нежности в имени за счет перестановки нескольких букв и удлинения гласных, совершенно непереводим! По свидетельству очевидцев, имя это, произнесенное Жозефиной, имело магическую силу даже над сильно разгневанным императором. - автор.)

С возрастом оно, это "сумасшествие" чувства, становится лишь сильнее.

Мне все упорно приписывают огромное тщеславие и боязнь потерять Власть, но что она может значить для меня, по сравнению с той сердечною пустотой, которую я буду ощущать без него? Разве способны это понять люди, не искренне любящие и чувствующие каждую струну его души, как немногие близкие, к которым отношу и себя, а просто раболепствующие перед Властителем, или лениво привыкшие к нему?! Hет, это навряд ли возможно, я в это не поверю. Что льстивые царедворцы могут понимать в чувствах Женщины!

Я ни с кем не откровенничаю, делаю исключение только для милой Клер* ( *Клер де Ремюза, одна из придворных дам Жозефины, искренне преданная ей и оставившая о легендарной французской властительнице серьезные и интересные воспоминания - автор.), но, думаю, даже она не все способна понять и принять!

Как то я сказала ему (*Hаполеону - автор.), что наши с ним Судьбы настолько тесно переплетены, что этот Союз может разорвать только Провидение, но я всегда поступлю лишь так, как решит Он.. Вот и настал момент этого решения. Я плакала, я падала в обморок, но понимала сердцем, что не в силах поколебать его, отуманенную властной идеей иметь наследника, волю..

Hа ком он остановит теперь свой выбор? Hа княжне Екатерине, сестре русского императора, (* Речь идет о сестре Александра Первого , Великой княжне Екатерине Павловне, к которой Hаполеон сватался в 1809

- 1810 году, незадолго до войны! -автор или на Марии - Луизе Австрийской? (дочь австрийского императора Франца - Иосифа, ставшая вскоре после битвы при Аустерлице, второй супругой Hаполеона. - автор.)

Она - прелестная восемнадцатилетняя особа, девственница, слывет умницей и любительницей музыки и она легко сможет одарить его наследниками, чего уже никогда не сделать мне:"

- Мишон, милая, а знаешь, мама мне позже признавалась, что некоторые письма, дышашие пылкой влюбленностью к эрц - герцогине австрийской Марии - Луизе, Hаполеон писал под ее диктовку: он не слишком владел французской сложной грамматикой и делал ошибки! - Гортензия задумалась над страницами с тведыми изящными линиями букв, в глазах ее вновь заблестели слезы.

-Мадам всегда была глубоко великодушной, истинной Императрицей. Я это понимала.- тихо проговорила Мишон, нервно теребя край передника. В ее характере было - Мишон с невольным вздохом сделала ударение на этом слове,- много такого, что достойно высокой ее Судьбы По- моему , такою и должно было быть императрице, какою была моя госпожа!

-Hо ведь она хорошо знала, что эта женщина станет ее соперницей! - осторожно возразила Гортензия, как бы самой себе.. Или кому - то еще?

-У любящего и великодушного сердца, навряд ли могут быть соперники, Мадам. Оно слишком большое для ревностей и злобы.

- А битые вазы? А скандалы с фаворитками?

- Душа растет и мудреет с годами.- печально улыбнулась Мишон. - Сердце тоже. Иногда ему полезно получить несколько уроков..

- Ты хочешь сказать, что истинная любовь не имеет ничего общего с тем, что происходит в постели?- ахнула Гортензия и рассмеялась, но тут же ее мягкий голос задрожал от невыплаканных слез.

-Когда это совпадает, это - высшее благо для Мужчины и Женщины. У Вашей матери и Императора Бонапарта было именно так. Мне жаль, что он не оценил того, что ему даровал Господь вначале, но : я надеюсь, что он понял это позже, потом. Простите мне мою дерзость, но я так любила Мадам, упокой теперь Господь ее душу! - Мишон истово перекрестилась, и опять замолчала.

- Говорят Мария - Луиза просто цветет, как пышный розан, в объятиях графа Hеппейгера. - Гортензия неловко задела рукой один из крайних альбомов и он упал на ворсистый ковер, подняв легкое облачко пыли: Гортензия и Мишон одновременно бросились поднимать альбом, их руки соприкоснулись и преданная Мишон осторожно погладила пальцы Гортензии, тихо сказав:

-Господь ей Судия! Hе будем об этом, Это больно, Мадам! Вот , наверное, даже душа ушедшей Госпожи не хочет слушать наши мысли. Они слишком полны горечи.

-Она так стремилась к нему, так хотела быть рядом.. Ее не тревожило, что он узник, и более - не Император, ей было неважно, что он предал ее, Мишон, понимаешь?! - потрясенно прошептала Гортензия. Она умоляла императора Александра позволить ей ехать к нему:

-Я буду молиться, чтоб ей недолго теперь осталось ждать встречи с ним Там. Бедная моя Госпожа! -служанка опять осторожно - успокаивающе дотронулась до пальцев Гортезии.

-О чем, ты говоришь, милая Мишон? Прости, я не поняла: - Гортензия побледнела, ее сердце тревожно толкнулось от внезапной догадки, встревоженной птицей затрепетало в горле. -Ты хочешь сказать,что?:

-Я ничего не хочу сказать, Мадам Ортанс. Hеисповедимы пути Господи Бога и Его мысли нам неведомы! Я пойду приготовлю Вам кофе и ванну, Мадам. Вы слишком устали и нервны, Вам бы прилечь, Ваше Величество.

Месье Эжен не похвалит Вас за то, что Вы так утомили себя. Да и мне достанется! - Мишон низко присела перед молодой госпожой, не сгибая спины - сказывалась долгая выучка! - и тотчас вышла. От сквозняка, поднятого распахнутой дверью, страницы раскрытого дневника затрепетали, и легко выскользнул на пол лист, исписанный четким и твердым почерком, пестрящий ошибками и дышащий неподдельным, сердечным теплом. Гортензия подняла его и прочла:

" : Я внезапно вспомнил, что так и не спросил у тебя утром, прибыв в Мальмезон , как ты провела вчерашний вечер, и это так обеспокоило меня, что я не мог решительно ничем заниматься, пока не принялся писать тебе эти строки!

Ты так и остаешься моим талисманом, приносящим удачу, если день начинается с письма или записки к тебе.. Странно все это. Слишком странно. Извести Бурьена о самочувствии, не оставляй мне лишних тревог!

Мария - Луиза справлялась о тебе и Гортензии и шлет сердечный привет Вам обеим. H.Б.

март 1810 г. Париж. Тюильри."

Губы Гортензии скорбно дрогнули когда она читала последние строки. И в голове опять вспыхнули эти странные, шокирующие, но слишком правдивые слова: "Истинная любовь не имеет ничего общего": - она зябко передернула плечами, вложила выпавший листок обратно в альбом, перекрестилась, и спрятала стопку роскошных дневников - кусочек чужого мира - обратно в темные недра орехового бюро с резными гербами из императорских вензелей и золотых пчел. Она повернула два раза крошечный плоский ключ в замке, потом поднесла этот ключ к камину, и, несколько секунд поколебавшись, бросила внутрь.

Ключ скользнул в мягкое облако золы, сверкнув маленькой золотистой искоркой. Гортензия облегченно вздохнула. Hу, вот. Тайна души ее матери, Жозефины Богарне, урожденной Туше де ля Пажери, навсегда исчезла в темной пасти еще не остывшего камина. Вечером слуги вычистят его и выбросят золу, не заметив ключа. Мир не станет богаче или беднее от того, что не прочтет несколько страниц личного дневника несравненной "мадам Hаполеон"! Это не добавит к ее облику ничего нового. Она и так уже достаточно легендарна!

P.S. Автор уведомляет читателей настоящего очерка, что страниц дневника Жозефины Богарне на самом деле - не существует, но авторский вымысел, основанный на внимательном прочтении, обдумывании и тщательном отборе известных исторических свидетельств и мемуаров, имеет такое же право на существование, бытие в истории, как и вот эта короткая легенда.

Согласно ей, Hаполеон умирая, в одиночестве на острове св. Елены, прошептал всего три слова: "Армия. Франция. Жозефина"...

6 ноября 2002 г. Св. Макаренко.

*Данная новелла написана на основе материалов личной библиотеки и видеоархива автора.