Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Чтоб вы так жили!

Подписаться Бесплатная «Серебряная» новостная рассылка . Подписчиков 893 RSS
←   Август 2005   →
 1
 2
 3
 4
 5
 6
 7
 8
 9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31


За последние 60 дней ни разу не выходила


Сайт рассылки: http://www.ermanok.net
Открыта: 28-05-2003

Автор
Яков

Статистика

893 подписчиков
0 за неделю
←   Все выпуски   →

Чтоб вы так жили!


Информационный Канал Subscribe.Ru

Чтоб вы так жили!

Выпуск №121. 1 августа 2005г.

Каждый день - обновления на сайте WWW.ERMANOK.NET

К читателю


Здравствуйте!
Вот так, незаметно, лето проходит. Уже - август. Только-только птички прилетели, а у же скоро назад, к теплу. Хотя у нас сейчас не холодно. За окном +30 и это, как говорят, не предел.


Все бы вам знать!
Мария Карандина (окончание)

К восьмидесятилетию газеты «СЛАВА СЕВАСТОПОЛЯ», когда я уже несколько лет проживал в стране, текущей молоком и мёдом, печатались интервью со всеми значимыми людьми города и у одной из первых взяли интервью у Маши Карандиной. Вот оно, взятое лучшим журналистом газеты, Елизаветой Юрздицкой:

«Недавно на одном из литературных вечеров в библиотеке имени Л.Толстого к ней подошел солидный человек и, внимательно вглядываясь, сказал: "Так вот вы, оказывается, какая, Маша Карандина! Стихи ваши читал, заинтересовали они меня, а встречаться не доводилось". Маша молча подняла глаза вверх и зарделась. А я, честно говоря, удивилась: надо же, не только женщин, но, оказывается, и серьезных мужчин привлекает ее поэзия.
Через несколько дней при нашей встрече я напомнила ей об этом: "Приятно, что вашими стихами интересуется бывший начальник милиции Анатолий Григорьевич Круш?"
- Круш?.. Надо же... Если бы я знала, что это он, книжку бы подарила, хотя, честно говоря, я всегда побаивалась начальства, - сказала поэтесса.
В этих словах была вся Маша: она как будто существует вне жизненной суеты и служебной иерархии. Для нее важны душевные отношения, искренность, умение дружить, все остальное - потом. Так, даже самые близкие товарищи долго не знали, что ее дедушка - Герой Советского Союза полковник М.И.Кочетков, тот самый Кочетков, который в морском десанте под Сейссином заменил раненого командира и с небольшой группой бойцов удерживал плацдарм до прихода наступающих войск. Для нее же он просто дед, который фактически воспитал и вырастил и первый с уважением отнесся к ее творчеству, с гордостью встретил неожиданные для всех публикации ее стихов в газете… Деду она посвятила свою первую книжку.
Другое посвящение - Михаилу Лезинскому. Это он, считает Маша, стал ее литературным учителем. Он говорил ей: человек должен сам себя развивать. Научить поэзии нельзя. Научиться самой - можно. Она писала и давала ему на суд. Он критиковал жестко, не жалея:
"Это плохо. Почему? Пойми сама. Когда поймешь, научишься".
Замечания Маша воспринимала как должное. И тоже улыбалась. Вообще она улыбается всегда, даже если было очень больно. "В школе улыбка стала просто моей защитной реакцией".
- А вас часто обижали?
- (Долгая пауза). Конечно, обижали... Но не всегда же обижают специально. Я даже не вправе прощать или не прощать. Люди разные, и обстоятельства бывают разными.
- А защищали часто?
- (С готовностью). И защищали часто. Мои друзья, пожалуй, ко мне относятся, как к ребенку. Когда мне плохо, сразу все написано на лице. Ребята тут же с расспросами: "Машенька, что случилось?"
- А вы больше дружите с женщинами или с мужчинами?
- Есть настоящие подруги женщины... Но больше - с мужчинами.
- С ними легче?
- Не сказала бы. Но с мужчинами я по работе связана с тех пор, когда была внештатным участковым инспектором милиции.
- Инспектором? Вы, такая…
- Когда я поступала в ГПТУ, мне сразу сказали: "У нас как раз для тебя есть нагрузка - работа с подростками. С трудными. Пиши заявление в комсомольский оперативный отряд дружинников. Так я попала на опорный пункт, через год стала внештатницей. В школе была замкнутой, всегда в себе. А тут, когда впервые столкнулась с жизнью, все словно выплеснулось наружу. Надо было разбирать мелкие жалобы, мирить близких людей, доведенных до ненависти. Я приобрела потрясающий жизненный опыт, поняла, что люди порой портят друг другу жизнь из-за мелочей. Никто не может так больно навредить, как близкие.
- Вам доверяли?
- Больше, чем некоторым мужчинам. Василий Александрович, участковый, под началом которого я работала, говорил: "У тебя есть голова на плечах". Но, конечно, же, меня оберегали, никогда не посыпали на обходы территории одну, крепкие ребята из ДНД были рядом.
- Вы по-прежнему смотрите на милицию такими же восторженными глазами?
- Сейчас, когда я работаю в центре общественных связей УМВД, я вижу это яснее, чем раньше. Вот ребята из уголовного розыска - уставшие, сутками без сна, без дома, но они не плачутся в жилетку. Это нас объединяет.

Наверное, ее обезоруживающая улыбка и была ее лучшей защитой. Миру, который стал ныне далеко не добрым и не лучезарным, Маша отвечает открытостью и добротой. Она несет в этот мир свою искренность и свою любовь, свой талант "в обличье видеть человека, согреть его и не сгореть". И сама становится сильнее:

В леденящих объятьях тоски,
Что по жизни мне кем-то
завещана,
Я достойно держусь по-мужски,
Я с рожденья упрямая женщина.

Писала она еще со школы. Потом все сожгла. Начала сначала, когда разошлась с мужем. "Три года, как в яме. Ни ему, ни мне этот семейный опыт оказался не нужен". У нее сын уже пошел в школу. Маша воспряла духом.
Пришло вдохновение. И снова стали рождаться стихи о любви.
- Любовь в стихах у вас странная, неразделенная, но все равно не горькая - сладкая.
- А это зависит от человека. Все очень личное. В разные периоды жизни у меня и любовь разная. Мне кажется: я развиваю себя, и любовь у меня тоже развивается, она все более становится неподвластна мне, раньше я могла контролировать чувства, теперь они, как и героиня, живут отдельно от меня.
- Ваш последний сборник называется "Чужая женщина". Чужая - в чужом мире? В чужом пиру и радости? Ощущение одиночества сквозь бравурность прослеживается в каждом стихотворении... Горько.
- Но почему же? Как по этому поводу сказала прекрасный библиограф Евгения Матвеевна Шварц, "неприватизированная" женщина.
- Маша, а вам не боязно доверять свои чувства бумаге, общественному суду? Ведь в стихах есть достаточно откровенные строки. Эпатированный поступок? Вызов морали? Вы даже сборники свои называете вызывающе: "Ведьма", "Песнь наложницы", "Чужая женщина".
- Да, как считает Лезинский, у меня есть дерзость. Несмотря на свою мягкость, я решительный человек. Есть лирическая героиня, и есть я. Я - другая. Но такая героиня мне нравится: яркая, смелая. Мне даже иногда становится за нее страшно. Но это образ.

Моих грехов не так уж много,
Но, здравым мыслям вопреки,
Я всей душой люблю и Бога,
И богохульные стихи.

- Но признайтесь, в тайниках сердца вы ждете своего героя?
- Нет, не жду. Я счастлива и тем, что есть сейчас. Я не строю для себя воздушных замков, понимаю, что их не будет. Понимаю, что не будет никакой сказки, никакого принца. Я не жду любви, потому что она у меня есть. Я ему не нужна? Ни я, ни мои стихи?.. Ну и что? Разве от этого моя любовь будет слабее? Пусть она неразделенная, но она - моя. Наверное, этим чувства и интересны - нет самоудовольствия, самоудовлетворения.
- И вы не замыкаетесь в себе? Не становитесь жестче?
- Почему я должна? Я уже состоялась как личность, у меня свой определенный взгляд на мир, на определенные вещи и, как бы ни было мне тяжело, я не сломаюсь, наоборот, может быть, стану сильнее, тверже, но не жестче - не смогу.

Я защищать вас буду грудью.
Вы только в спину не стреляйте.

Я очень люблю людей, общение, одиночество меня угнетает. Я дорожу хорошим отношением к себе. Мы не так долго живем, чтобы легко терять друзей и союзников.
А друзей у нее действительно много. Это и есть в конечном итоге самое главное богатство».

Лично мне Машенька посвятила несколько стихотворений, в своей первой самостоятельной книжке, о которой упоминала Елизавета Юрздицкая с посвящениями деду. Воспроизведу так, как написано в сборнике «ПЕСНЬ НАЛОЖНИЦЫ»: «МОЕМУ ДЕДУ - КОЧЕТКОВУ МИХАИЛУ ИВАНОВИЧУ, ГЕРОЮ СОВЕТСКОГО СОЮЗА И МОЕМУ УЧИТЕЛЮ И ДРУГУ - ПИСАТЕЛЮ ЛЕЗИНСКОМУ МИХАИЛУ ЛЕОНИДОВИЧУ ПОСВЯЩАЮ» и уже от руки – дописано: «ЭТИМ СКАЗАНО ВСЁ. 3.06.95 г.».

Вот одно из этого сборника:

К БОГУ

М.Л. Лезинскому - другу и учителю

Тебя я в бедах упрекаю,
Скучны молитвы мне,
К тому ж. Мужчин земных предпочитаю,
Будь то любовник или муж.
Но я измучена сомненьем,
Опять в раскаянном бреду
К тебе, мой Бог, за утешеньем,
Как к брату старшему иду.

«Не может быть, - нашептывали мне её многочисленные «друзья», как женского так и мужескаго пола, то ж пишущие стихи, забудет она ваши советы-наставления и не вспомнит вас, как вы только в самолёт войдёте…

Нет, не оправдались их слова.

Мы и сейчас держим связь через Его Величество Интернет и письмами обмениваемся, несмотря на её острую нелюбовь писать письма.
Вот одно из них, которое я воспроизвожу с купюрами, опуская характеристики некоторых людей, портящих жизнь Маше и портивших жизнь мне, когда я был в Севастополе «действующим лицом»:

«…Всё время впадаю в крайности: то бесцельно слоняюсь по лицам, то начинаю усиленно посещать все городские культурные мероприятия, то оседаю в берлоге-комнате. Это чем-то напоминает блуждания призрака, что не может найти покоя. С людьми общаться всё тяжелее. Раздражают вопросы, на которые отвечать не хочется.
«Что вы испытываете, когда пишете?»
«Со скольки лет вы начали писать» - Господи, какая разница? Из-за врождённой тактичности не могу послать к чёрту и начинаю что-то мямлить. Наверное, меня считают странной. Наверное, так оно и есть.
Была на юбилее клуба историков. Многие подходили, спрашивали о Вас. Одна женщина спросила, тяжело ли мне после Вашего отъезда. Все помнят вас, все по-своему любят. И не задумываются, что каждым своим вопросом делают мне ещё больнее. Очень Вас не хватает. С другой стороны, хочется, чтоб там Вам было лучше, чем здесь.
Стихи пишу. Но получается всё же не то. Боюсь потерять свой уровень. Впрочем, надеюсь на лучшее…»

Из другого письма:
«…Михаил Леонидович! Хоть Вы не обижайтесь на меня. С удовольствием бы с Вами побеседовала, но эта бумага просто смущает… По-прежнему, плохо ли, хорошо, но пишу стихи.
Если выплатят задолженность по зарплате, может, издам новую книжку. Хочу назвать её «ДУША». Пусть не так оригинально, как всегда, но зато наиболее точно выражает настроение стихов…
Вообще, что я всё плачусь? На дворе - последние дни весны. Светит солнышко после долгого холода и дождей. Одно из последних моих стихотворений заканчивается строчками: «Не так уж тяжел он, души моей камень, и хочется жить»
Будем жить, Михаил Леонидович! А там будет видно...
Извините за эгоистичное письмо: всё о себе, да о себе. Вам, конечно, интересно всё, что связано с Севастополем? Но я ведь тоже - часть Севастополя, а об остальном вам напишут другие…»

В другом письме Машенька Карандина написала:

«…есть интересный материал – о работе севастопольского уголовного розыска. Ребята хотят, чтобы их труд не остался в тени. Начальство дало добро на выпуск художественной книги (финансовую часть ребята берут на себя) о раскрытии тяжких преступлений прошлых лет. Будет доступ к материалам, плюс диктофонная запись, впечатления «оперов», некоторые детали – это огромный труд!
Я сказала, с подобной задачей можете справиться только Вы. Нужно Ваше согласие, т.к. работа будет по договору, будет гонорар.
Конечно, было бы неплохо, если б вы на какое-то время приехали сюда - дорога вам будет оплачена… В любом случае, напишите, пожалуйста, ответ…»

*****
Нет, я уже не выездной тип, Машенька, хотя жизнь продолжается…
Продолжается обмен письмами, но уже по электронной почте – другое тысячелетье за окном…
МИХАИЛ ЛЕЗИНСКИЙ/i>


Смотрите, кто пришел!
Марк Азов

МАРК АЗОВ

ЗЕЛЕНАЯ ЛОШАДЬ


А. и М. Лезинским

Мне столько лет, что подумать страшно… Хотя я на зрение не жалуюсь, когда в очках, но оно у меня разное. Два мира вокруг меня, В том, что я вижу с помощью телевизора, - все выглядит так же светло, как было в детстве: веселое, налитое, в глянце и свежих красках… А, если просто смотреть в окно,- только ржавая зелень, линялый асфальт и запыленный горизонт…
И внуки не верят, да я и сам уже не верю, что была у меня когда-то зеленая лошадь.
А, может, и впрямь ее не было? Померещилось, показалось, придумалось. Иногда я сам себя спрашиваю: «А ты не врешь,часом, братец? Так часто рассказывал, что сам поверил. Зеленых лошадей в природе не бывает. Лошадь не крокодил, да и тот не зеленый, а серый»…
Как вдруг попадается мне книжка о лошадях, автор главный государственный тренер СССР, фамилия Нусинов, если мне память не изменяет. И вот он пишет, будто была когда-то выведена в России такая аристократическая порода лошадей, которые, кроме прочих высоких качеств, отличались золотисто-зеленым цветом шерсти. Была, значит, такая лошадь– это точно. Но сплыла. Пропала бесследно во время революции… Уже и Вторая Мировая ушла в прошлое, но ни одного производителя этой породы к тому времени в России, а, может, и на всем белом свете, увы, сколько бы не искали, не находили.
Короче, прочитал я книгу, и не вздумал, как другой бы на моем месте, строчить опровержение. Что я, вообще, понимаю в лошадях? Главный тренер врать не станет: в России, действительно, такой лошади не было.
Но со мною же это случилось в Германии… Когда?… Вот это, представьте, самое интересное. То время, пожалуй, временем не назовешь. Разве что, межвременьем. В «Войну и мир», если ее опять напишут, сей эпизод не войдет, потому что проскочил между войной и миром, то есть, когда война уже окончилась, но нам об этом еще не сказали. Вчера еще убили комбата. Когда вдруг все затихло, он поднялся в ровике во весь рост:
- Ребята, кажется, война кончилась.
И тут же ему попало между глаз снайперской пулей. Всего один выстрел был. Власовец, сука… А фрицы выбросили белые полотенца… Комбат был старше меня всего на один год. Мне еще и двадцати не было.
А маю на все плевать. Есть война, нет войны, на бетонной дороге – яблони в цвету, и небо без самолетов беспечно синее, как глаза подруг…
Берлин мы уже забыли, как прошли, входим в деревню или поселок, может, пригород – черт его знает – те же крыши красной черепицы, те же деревья в белых чулочках…
И тут я увидел его. Он стоял у сетчатого заборчика, один одинешенек, всеми брошенный, никто на него внимания не обращал, хотя на нем каждый ремешок кричал: «возьми меня – пригожусь в хозяйстве», - и седло невиданной новизны из толстой желтой кожи, походное с сумками. А в них и ром, и галеты, и шоколад… Ну это добро потом другие расхватали, а я оглох, онемел – только не ослеп. Конь был зеленый, его жесткая шерсть сверкала на солнце изумрудным отливом, как лента стальной пружины в дедовских напольных часах. Я даже попробовал мазнуть пальцем горячий бок – может крашеный?
Немец – хозяин дома сказал, что коня бросил генерал, или выше – я не все понял. Я глаз не сводил с коня. А ведь мне приходилось. Я свое детство, можно сказать, провел на конюшне. Нет, мой отец не был конюхом, он был, совсем наоборот, директором завода. Но в Гражданскую – кавалеристом. И он в Москве, лично у Семена Буденного (самые лихие усы республики!) получал племенных лошадей, которые зимовали в подсобных хозяйствах завода, а летом участвовали в скачках и рысистых испытаниях на ипподроме. По выходным отец брал меня за руку и вел к лошадям. Не на трибуны ипподрома, а в те загадочные дома, похожие на базилики раннего средневековья, с огромными воротами, из которых важные конюхи и разноцветные жакеи с трепетом выводили могучих и гордых потомков аристократических конских родов. В программках, рядом с именами сиятельных жеребцов и кобыл стояли легендарные имена их родителей. Скажем, «Астор от Астории и Рамзеса». А начни спускаться по их фамильному древу, дойдешь до Принца Оптимуса и дочери Ландграфа. Не слабо! Аристократы человеческого происхождения все уже были стерты марксистами в лагерную пыль, а эти рвались из ремней, роняя пену с металла за губами, и косились на лакеев злым темным глазом, готовые тряхнуть головою и расбросать челядь в стороны, если будет непочтительной. А зеленый конь стоял спокойно, огромный конский глаз печально оценивал суету-сует, называемую Второй Мировой войной. Я на мгновенье дрогнул, перед потусторонней красотой, он показался мне существом из другой реальности - рыцарский конь, потерявший седока, где-то в битве при Грюнвальде. Вся его «постать» (я другого слова не нахожу, кроме этого украинского, от него на русском осталась только "стать") возвышалась надо мной и в прямом и в переносном смысле. Потомок исторических коней меня презирал, и он имел основание презирать. Я тогда это еще не понимал. О первом художнике, который всех нас нарисовал, я знал лишь два слова: «бога нет». А Он, не мудрствуя понапрасну, создал простую лошадку для коротконогих степных людей, всыпал в нее горсть генов, а нас перевел на самообслуживание: мы из Его материалов творим чудеса природы и говорим «бога нет».
А я рос, как трава сквозь асфальт. Надо мной не трудился резец и штихель Творца. И я все-таки совершил святотатство: взгромоздился на зеленую лошадь. То есть сунул ногу в стремя и расселся в седле. Я это делал не первый раз и был уверен, что все правильно. Но подо мной оказалась настоящая, вышколенная, лошадь. С точки зрения науки о верховой езде, я сидел «как собака на заборе», и конь начал кружиться. Он кружился вокруг самого себя, и я кружился, не сдвигаясь с места, без отрыва от лошади. Напрасно я дергал уздечки то вправо, то влево, стараясь направить шаг лошади. Конь поворачивался только на 360 градусов, и я, где был, там и оставался. Сделать хотя бы шаг вперед, сидя на лошади, мне никак не удавалось. Как я потом начал понимать, этому настоящему верховому коню было достаточно легкого наклона всадника и касания каблуков, и он уже знал, что делать. А мои дерганья и пришпориванья только сбивали его с толку и попусту раздражали. Но он во всем был аристократ. Мое терпение лопнуло раньше. Сидя в седле, я отломил веточку от садового деревца, которое случайно подвернулось под руку, и хлестнул небольно своего коня по золотому крупу. Вы видели, как оглаживают щетками крупы таких коней, как выкладывают из их короткой шерсти квадратики: матовый и блестящий, матовый и блестящий… - наподобие шахматной доски?.. Видели? А вы пробовали ударить веточкой, небольно, по лицу какого-нибудь господина Д'Артаньяна или Сирано де Бержерака…
И пробовать бы не стали. Разумно. А на машине без тормозов вы катались? Но все равно не поймете. Конь меня понес, да не просто понес, а через лес. Каждая ветка, что летела навстречу, готова была сбросить меня с седла или снести голову, я уткнулся мордой в шелковую шею коня, я не мог откинуться, чтоб натянуть как следует удила, а подергивания лишь подстегивали бег, мои локти висели по сторонам, мои каблуки сжимали его бока, и этот великий и ужасный конь моей памяти рвался вперед с мешком дерьма на спине, вместо седока… Хорошо, что лес оказался всего лишь посадкой, все чахлые ветки меня миновали, и мы вырвались на простор…
То был берег реки, не ахти какой широкой, но зато как она называлась! Эльба. Вам это о чем–нибудь говорит? Мне лишь о том, что Эльба была моей спасительницей. Она остановила бег коня… (Заодно и всю мировую бойню). Конь вошел в воду и опустил голову. Я скатился с седла, как помилованный с плахи. И тут только заметил, что на берегу я не один, вокруг уйма других людей, офицеров и солдат в мышином и голубом. Только мы двое: я и мой конь,- зеленые. Но конь-то немецкий, и лишь я был единственный наш, остальные немцы. Впрочем, немцы не обращали на меня никакого внимание. У них была другая цель, куда более привлекательная: любым способом оказаться на противоположном берегу, - они бежала сдаваться американцам.
Неподалеку был мост, забитый машинами и телегами, образовававшими безнадежную пробку, фрицы с берега переправлялись кто на чем…
Но все же меня заметили. С противоположного берега. Я увидел - ко мне плывет моторная лодка, что-то вроде десантного понтона. На носу стоял американский офицер. И я вообразил себя вроде как бы представителем командования, забыв на минуту о зеленой лошади…
И напрасно: американец проскочил мимо моей протянутой ладони, поднырнул под брюхо лошади и тщательно ощупал ее бабки, напевая горлом похвальные английские слова, потом обошел лошадь со всех сторон, поглаживая, и даже задирал розовую в крапинку губу… И как только жеребец не откусил ему руку? По-моему, он его чем-то угостил. Словом, видно было лошадника. И лишь потом американец обратился ко мне с недвусмысленным предложением обменять хорошую лошадь на отличную зажигалку. Английского языка я не знал, поэтому мы обяснялись жестами: он вынимал из кармана зажигалку, я – горсть зажигалок, что означало – я зажигалками обеспечен. Тогда он снял с руки часы. Но часов у меня была полная шапка в вещмешке, мы обычно менялись часами не глядя, запуская руку друг другу в карман . Даже в песне пелось: «Махнем не глядя, как на фронте говорят». Но американец уже по уши влюбился в моего коня, поэтому стал изображать автомобиль: крутил воображаемый руль и бибикал. Пришлось указать ему на кучу машин, брошенных немцами у моста. Там был и оппель-кадет, и оппель-капитан, даже оппель-адмирал… Мне они были даром не нужны, я до сих пор не вожу машину, но американец решил, что я тоже знаю толк в лошадях, и ужасно расстроился… Но тут набежали наши «славяне», и немцы, не успевшие удрать, поспешно подяли руки и организованно пошли в плен. Берег из мышино-голубого стал белесо-зеленым, американца окружили офицеры, не чета мне, старше и по возрасту и по званию, даже подьехал один генерал. А я, пользуясь случаем, тихонько смылся, увел коня под уздцы. Сесть на него я уже не решался… Так и вел, пока не встретил своего командира полка со свитой из штабных.
Полковнику тоже пришелся по вкусу конь, но он не стал торговаться.
- Тебе, лейтенант - сказал он, - лошадь не положена. Ты пеший.
- Но вы тоже пеший, - вступил было я в пререкания… И не успел закончить свою речь, как ординарцы взяли коня, и полковник стал конным.
Меня, как бывшего интеллигента, конечно, возмутило такое попрание прав, но… Но что бы я стал делать с конем, если бы полковник вовремя не подвернулся? Таскать за собой в вещмешке и кормить из котелка «шрапнелью»? Ввести его к маме в спальню, если вернусь домой?.. Эти трезвые соображения меня быстро утешили…
Но погодите радоваться, товарищ полковник, не спешите торжествовать. Я не пеший, как вы изволили сказать, никак не пеший. Судя хотя бы по этому рассказу. Шестьдесят лет, и даже с хвостиком, прошло с того времени, а я все еще скачу и скачу между миром и войной на зеленом коне…


Здоровья и благополучия!
Ваш Ермак

Моя почта


Интересные ссылки

1.ZipSites.ru
Архивы сайтов на любой вкус.
Вы много времени проводите в Интернете, когда вам нужно найти ответ на интересующий вас вопрос? Зачем? За вас уже все сделали. Заходите, и все найдется.

2.Потому что круглая Земля.

Смешные и познавательные истории о путешествиях автора по разным странам. Принимаются для публикации рассказы и информация. Чем раньше пришлешь - тем быстрее прочтешь. Почитайте, улыбнитесь - и к вам потянутся люди. Время пошло.

3.Мастера и шедевры.
Интересные рассказы о выдающихся художниках - от Древнего Египта до наших дней. Об их жизни и творчестве, о картинах и тех, кто на них изображен.
По книге И. Долгополова "Мастера и шедевры".
Для истинных любителей искусства.


Каждый день - обновления на сайте WWW.ERMANOK.NET

Рассылки Subscribe.Ru
Чтоб вы так жили!
Архив рассылки "Чтоб вы так жили!"

Subscribe.Ru
Поддержка подписчиков
Другие рассылки этой тематики
Другие рассылки этого автора 		Подписан адрес:
Код этой рассылки: rest.joke.takzhili1951 		Отписаться
Вспомнить пароль
В избранное