Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Чтоб вы так жили!

  Все выпуски  

Чтоб вы так жили!


Информационный Канал Subscribe.Ru

Чтоб вы так жили!

Выпуск №90. 13 декабря 2004г.

Каждый день - обновления на сайте WWW.ERMANOK.NET

К читателю


Здравствуйте!

Смотрите, кто пришел!
"Любовь" (окончание)

СТАНИСЛАВ ФУРТА

Вот такие эпизоды и заставляют меня сладостно подрагивать, когда я вспоминаю прожитые вместе с Ириной долгие годы. Никаких страстей. Никаких высот духа. Немного вполне невинной эротики, помноженной на злободневность. Неужто это называется любовью? А всё же, почему я не ушёл от неё ни к той, ни к другой, ни к третьей? И сей почти риторический вопрос подводит меня к воспоминаниям уже совсем иного рода. Начинается проплывающая перед моими глазами череда образов с полной чепухи. Я вижу Ирину, с высунутым языком ползающую на коленках по расстеленным на полу листам ватмана. От рисования плакатов к защите моей докторской диссертации она меня отстранила. Потом я вспоминаю себя родного, коряво бубнящего английский текст по написанной ей же, Ириной, бумажке на «генеральной репетиции» перед первым моим выездом на конференцию за самый, что ни на есть, бугор. С карьерой великого математика вскорости было покончено, а вспомнить приятно. А когда я продекламировал Ирине сварганенное мной на скорую руку выспренное четверостишие:

Как это сладко и легко
Быть пуговицей на Вашем платье
И видеть Вас в своих объятьях,
Когда Вы очень далеко…

она задумалась и сказала: «Классно пишешь, Серёжка. Не бросал бы ты это дело», прекрасно осознавая, что не про неё это написано, она-то – рядом, туточки… Но «дело это» я бросил, как и многие другие, в которые ввязывался во все прошедшие смутные времена. Не избежал я и повального веяния, заключавшегося в попытке замутить свой собственный бизнес. Делал я это несколько раз, и каждый раз меня беззастенчиво кидали люди, которых я до того искренне считал своими друзьями. Эти люди растворялись в воздухе вместе с нашими общими деньгами, а вот Ирина почему-то оставалась, словно некая константа интегрирования. И вообще, если разобраться, она была, есть, и, хотелось бы верить, будет единственным человеком, которому я могу доверить всё. Почти всё. Пожалуй, кроме «тс-с-с…». И когда на вопрос, а не догадывалась ли Ирина о кое-каких моих «тс-с-с…», заданный самому себе, я отвечаю утвердительно, мне становится очень и очень неуютно. Классная штука – всепрощение! Оно даёт возможность обиженному и всепрощающему воспарить над обидой. Обидевшего же и всепрощённого оно ввергает в пучину терзаний того, что называется совестью. «Эй-эй!» - одёргиваю я себя, - «Никак в ответ на свои художества ты предпочёл бы получить сковородой по голове?» Ответ отрицательный.

Все эти воспоминания никак не проливают света на существо дела. Неужели я жил и продолжаю жить со своей супругой только из-за её надёжности и терпимости, а стало быть, из-за стабильного душевного комфорта, который гарантирует её присутствие в моей жизни? Коли так, то я уподобляюсь тем редким чудакам, которые по сей день катаются на видавших виды, но десятилетиями проверенных «Победах», когда все вокруг приобрели, как минимум, «Жигули». Как это, однако, пошло! И если термин «любовь» можно было бы определить положительным образом, то есть сказать: «Любовь – это то-то и то-то», я бы «критерий эргономичности» с негодованием вычеркнул из списка.

Я снова гляжу на Ирину и чувствую себя философствующим балбесом. Когда бы руки не были заняты чудом, я непременно присел бы рядом и уткнулся в тёплый уют её густых волос. Оказывается, мне до сих пор необходим физический контакт с Ириной. Не физиологический, а именно физический, когда можно привалиться, сжаться, уткнуться, свернуться подле калачиком и позвать её старым детским именем «Ика», получая от этого неизбывный мурлыкающий кайф. Стало быть, это следует назвать любовью? Вот это малоубедительное пушистое состояние души по имени «нежность»? «Я помню все твои трещинки, пою твои-мои песенки…» Так где же, где же то коловращение страстей, океан страстей, буря страстей, где те высоты духа, где то мистическое противостояние, а затем слияние полов, словом, всё то, что должно скрываться за словом "любовь"? Снова нет ответа.

Однако чудо прерывает мои пустопорожние умствования, заёрзав, заелозив, засучив ножками пока ещё только во сне, и мы спешно ретируемся из маминой опочивальни, пока оно, чудо, не возвестило громогласным рёвом о своём пробуждении. Проснувшись, Егор сперва широко открывает рот с прорезавшимися четырьмя зубами и лишь потом глаза. Предчувствуя его грядущий ор, я просто так, безо всякой надежды, говорю ему «ш-ш-ш…», и рот неожиданно закрывается. Проснувшийся сын смотрит на меня с нескрываемым любопытством. Впрочем, сейчас, если только он не голоден, если у него не болит животик и не саднят дёсны, любопытство для него также естественно, как регулярный приём пищи. В данную минуту его внимание приковано к моей небритой физиономии со сложенными шикающим овалом губами. Он пытается сложить губы точно так же, как я, и издать похожий звук, но из его рта вырывается лишь слабый писк, да пузыри слюней. Неудачная попытка его нисколько не огорчает, и он разражается довольным крякающим смехом. С юмором у моего сына всё в порядке. Мы всё ещё стоим рядом с дверью, за которой спит Ирина, и я снова произношу своё «ш-ш-ш…». Словно бы поняв, что происходит, Егор произносит почти шёпотом: «ма-ма-ма-ма-ма…» Мне почему-то хочется верить, что это не банальная детская бубнилка, а зародыш первого осознанно произнесённого слова. Чудо просто не умеет считать. «Мама» - это два раза «ма», так сказать, «ма» в квадрате, Егор же возводит этот элементарный кирпичик «ма» в энскую степень, видимо, про запас.

Я сажусь по-турецки в мягкий ворс паласа и кладу сына рядом, на живот. Чудо встаёт на карачки и начинает совершать ритмичные движения взад-вперёд. Когда я впервые застал ребёнка за этим занятием, то невольно захохотал. Находившаяся рядом Ирина оборвала мой смех несколько даже обиженно: «Вечно у тебя чёрт знает что на уме! Ребёнок тренирует ножки». Сейчас я наблюдаю за упражнениями сына и почти в такт его движениям бормочу: «Раз-два-три-четыре. Мы-шагаем-по-квартире». Но по квартире мы пойдём ещё видимо очень не скоро. Устав, Егор плюхается на живот. Я собираю в кучку ровным слоем разбросанные по полу игрушки примерно в полуметре от чуда. Егор кряхтит и пытается до этой кучи доползти, но чем больше усилий он совершает, тем дальше удаляется от заветной цели – ползти мы пока умеем только назад. Мне становится жалко его Сизифова труда, и я пододвигаю игрушки поближе. Егор выхватывает из кучи резинового прокушенного насквозь зайца и, ловко перевернувшись на спину, тянет его себе в рот. «Эй, вот так мы не договаривались», - говорю я с нарочитой сердитостью и отбираю зайца. Физиономия чуда приобретает скорбно-плаксивое выражение. Но я достаю из другой кучи, сложенной на укрывающей стол клеёночке, вполне стерильное голубое колечко с изображением мордочки довольного медвежонка, и скандал предотвращён. Меры эти почти бессмысленны. Всё, что попадает в руки чуда, будет неизбежно вываляно по полу. Егор лежит на спине, задрав кверху ножки в аккуратненьких ботиночках, умиротворённо посасывая голубое медвежье ухо.

Говорят, что на первом этапе отцы в вопросах воспитания детей и ухода за ними – практически пустое место. И, пожалуй, это правда. Сколько бы мы ни умилялись, глядя, как возятся с младенцами наши жёны, от нас самих толку мало. Я понятия не имею, как надо развивать малыша, как в этом возрасте играть с ним. Всё, что я могу, так это глазеть с тупым восторгом, как чудо моё занимается собой, да следить, чтобы оно, чудо, пятясь, не заползло под тумбочку, откуда самостоятельно не сможет выбраться. Сказать по правде, я его боюсь. То есть не его самого, конечно, а больше себя, боюсь своего грубого вмешательства в эту зародившуюся на моих глазах очень хрупкую ещё жизнь. Оставаясь один на один с сыном, я ощущаю себя даже не слоном, а безмозглым бульдозером, заскочившим в обеденный перерыв в посудную лавку. Я помню, как мы раз валялись с ним на диване, и он развлекался, переворачиваясь с живота на спину. Внезапно, сделав пару лишних оборотов, Егор нырнул с дивана головой вниз. Повинуясь скорее инстинкту, нежели разуму, я успел ухватить сына за ногу. Каков же был объявший меня ужас, когда мне послышался (только послышался!) хруст в его тазобедренном суставе. Егор тогда даже не заплакал, ему, пожалуй, нравилось висеть вот так, подвешенным вниз головой. А я, держа его на весу одной, правой рукой, долго массировал себе левый бок, пытаясь унять грохот рвавшегося из грудной клетки сердца. Я с суеверным страхом купаю его в ванне, согнувшись, несмотря на радикулит, в три погибели, чтобы поддерживать над водой головку, с величайшей осторожностью продеваю ручки в рукава распашонок, боясь ненароком поломать хрупкие пальчики. В особенный трепет меня почему-то повергают еле-еле заметные ручейки вен на тыльной стороне его ручонок. Мне кажется, что надави чуть сильнее на эти ручейки, и из них хлынет безвинная кровь младенца. Я знаю, что это мой сын, моя плоть и кровь, маленькая частичка меня самого, вынырнувшая в тутошнее бытие неизвестно из каких глубин, частичка, которую в присутствии Ирины я прижимаю к себе, тискаю, подбрасываю к потолку, но, как только мы остаёмся одни, словно хрустальная стена вырастает между нами, по одну сторону которой – я, неуклюжий телохранитель, по другую – он, дар Божий, Божий наперсник, дитя Бога. Быть может, вот в этом трепетном поклонении, чуточку снизу вверх, заключается моя любовь к сыну? И через него к Нему, Тому, Другому, о котором я имею лишь слабое представление…

Я опять уплыл куда-то на волне своих размышлений, из которых меня выводит подозрительная тишина. В выражении лица моего чада появилась шкодливая хитреца. Кажется, я догадываюсь, что это означает. Я наклоняюсь над Егором и принюхиваюсь – так и есть, от байковых ползунков исходит душок. Мы направляемся в ванную.

Гласом моим ко Господу воззвах, гласом моим ко Господу помолихся… Вот ведь какое дело – не «помолихся» и не «воззвах», а чудо – вот оно, попкой кверху. Сейчас я держу тело сына под струйкой тёплой воды безо всякого страха, можно сказать, профессионально, обхватив поперёк туловища, так что голова высовывается у меня из подмышки. Вытирая круглые румяные ягодицы махровым полотенцем, я говорю ему: «Я не молился, чтобы ты появился на свет… Я – грешник, я почти не умею молиться. Я просто долго, очень-очень долго тебя ждал, малыш…» Я приподнимаю сына над головой. Его голое розовое тельце отражается в створках зеркального шкафа, словно в иконописном триптихе. Егор совсем не по-детски пристально смотрит на меня, и я понимаю, что, наверное, только он, он и никто другой знает, откуда и зачем занёс его в этот мир Божественный ветер. И я понимаю также, что это сокровенное знание покинет его светлую головку, как только он научится выражать свои мысли и окунётся в круговерть больших и маленьких проблем человеческого бытия.

Через дверь доносятся нетвёрдые шаркающие шаги Ирины – бедняга всё ещё спит на ходу. Вперёд, малыш! Нас ждут с тобой хоть и не великие, но всё-таки дела…

Процедура приготовления к выходу в свет стандартная. Детское масло «Бюбхен», свежие памперсы, тёплые ползунки, бретелька – раз, бретелька – два, хлоп-кноп, ботиночки Егорьевской фабрики (в честь тебя, сынок!), шерстяной свитер, и ты готов к новым свершениям.

Мы все встречаемся на кухне. Ирина помешивает манную кашу в алюминиевой кастрюльке. Чудо сидит у меня на руках.
- Знаешь, пока ты спала, я очень много думал.
- О чём же ты думал? – устало спрашивает меня Ирина, не отрываясь от кастрюли.
- О многом, о сыне нашем думал, о Боге, о любви. Мы с тобой, Ика, прожили вместе долгую жизнь…
- Ика? Господи, как давно ты меня так не называл.
- Да, а теперь вот захотелось. А скажи мне, любила ли ты меня все эти годы?
С ответом Ирина медлит. Какую-нибудь долю секунды, но медлит.
- Странный вопрос. Любила, конечно. Наверное… Думаю, что любила.
- А я вот… Понимаешь, я сомневаться начал…
Я чувствую, как напрягается спина Ирины. Ложка застывает, как вкопанная, в жиденьком вареве.
- Вот что для тебя значит слово «любовь»? Что ты в него вкладываешь? Не произносим ли мы его всуе, подсовывая под него, как подстилку для скота, понятия с чуждыми смыслами?
Ирина поворачивается ко мне и принимается разглядывать с удивлением, отчасти даже страхом, будто я у неё на глазах превращаюсь во Фредди Крюгера.
- Зачем тебе это? Я знаю, что люблю тебя, и всё.
- Да нет, Ика. Не всё. Не всё!
Будущий ужин нашего чада начинает булькать, как раскалённая лава в кратере вулкана, и Ирина снова утыкается в кастрюльку.
- Знаешь, я пытаюсь понять, я вспомнить пытаюсь, а что было у нас такого особенного, необычного, сверхъестественного, чтобы имели мы право называть то, что нас связывает, любовью?
- Ну и что же? – не оборачиваясь, спрашивает Ирина.
- А не могу вспомнить… В голову всякие мелочи лезут, уютные, сладкие, приятные мелочи. Мне просто хорошо с тобой было. Спокойно, комфортно, надёжно… Но разве это ТО?
Ирина молчит. Затих и Егор на моих руках.
- Вот так я сидел и думал, пока ты спала. А потом до меня вдруг дошло, что есть единственное, но надёжное свидетельство, что это было именно ТО, а ни что другое. Это свидетельство – ОН. Мы же с тобою обыкновенные грешные люди, в церковь не ходившие, постов не соблюдавшие, и о его рождении не молившиеся…
- Да нет, я-то как раз молилась. Ты просто не знал об этом.
Я слегка пристыжен.
- Да, но всё равно мы с тобой не похожи на радетелей за веру…
- Это уж точно.
- Но Бог-то нас отметил, таких вот простых и грешных. Он через сына нас признал. Он послал нам ребёнка, когда уже никаких надежд на его появление не было. Я давно уже чувствовал, что не просто так Егор в нашей жизни появился, что он Богом послан, но не понимал для чего. Я думал поначалу, что Бог хотел нас таким образом к себе обратить, милость свою явив, и я ведь, правда, после рождения сына начал в Него верить, наверное, впервые по-настоящему верить начал. Но не то это было, неправильно я думал. Не станет Бог покупать за милости себе сподвижников. Тут совсем другое. Он нашу любовь в него вложил, потому что была она, была, такая тихая, неприметная, что я её сам, жизнь нашу вспоминая, приметить не смог. Но она была, и я могу утверждать, что была, потому что Бог её увидел. А через Бога и я её, наконец, почувствовал. Она была, была и есть. Я очень давно тебе этого не говорил, может быть, с самой свадьбы не говорил, а теперь скажу. Я люблю тебя, Ика.
- Я тоже тебя люблю, Серёжка. Очень-очень люблю, философ ты мой непутёвый.
Ирина заливисто смеётся и шутливо бьёт меня ложкой по лбу. Усталости на её лице, как ни бывало. На губах восседающего на моих руках чуда блуждает загадочная улыбка.


Истории за жизнь
"Что наша жизнь?" (окончание)


Подошло еще несколько человек, началась игра, а мы стояли чуть позади и наблюдали.

- Мужики, я хочу сыграть, - несколько неожиданно для самого себя произнес я. – А что? Правила я немного понял, попробую. Пару баксов в кармане есть.

- Проиграешь, - со знанием дела произнес полковник Женька. - Не ты первый.

- Так хоть удовольствие получу! – беспечно ответил я и направился к кассе.

Получив несколько жетонов и улучив момент, я подошел к игровому столу и поставил несколько жетонов наугад.

Крупье вбросил шарик, все замерли, а Женька отвернулся. Но и это не помогло. Я проиграл.

Снова игра. И снова проигрыш. Остались последние жетоны.

- Ставь на «зеро», - посоветовал Толян.

Я поставил. Опять проигрыш.

- Финита ля комедиа, - с сарказмом произнес Женька, продемонстрировав свои два высших образования. – Пойдем, что ли, в бар?

Но меня уже понесло.

- У тебя деньги есть? – спросил я у Толяна.

- Есть немного.

- Давай.

Я пошел в кассу, поменял и эти деньги, и сделал ставку.

Через пять минут и они ушли в казино.

Мы отошли и закурили.

- Ну, как отдыхается? Не скучаете? – раздался голос подошедшего незаметно Володи.

- Да вот, Яков решил твое казино разорить, - с иронией в голосе ответил Толян.

- Удалось? – спросил Володя.

Мы промолчали.

- Володя, одолжи 100 баксов. – Я решил, что нужно доводить дело до конца. (Не скажу, что я человек азартный до такой степени, что последнее отдам, но проигрывать не люблю).

- 100 баксов при себе нет, 20 хватит? – ответил Володя.

- Давай 20.

Нечего говорить, что через минут 15-20 я отошел от стола без единого жетона.

- Говорил я тебе, - упрекнул меня Женька. – Их не обыграешь.

- Обыграю, - резко ответил я. – Найди Володю.

- Эх, - махнул рукой полковник. Но Володю привел.

- Володя, найди 100 баксов. Можешь занять у барменши?

- Могу, но стоит ли? – Володя посмотрел на меня вопросительно.

- Дело чести, - полушутливо-полусерьезно ответил я, и Володя, пожав плечами, ушел в бар.

- Вот 100 баксов, - произнес он, вернувшись, - отдать нужно не позднее 8-ми утра.

- Не беспокойся. Верну, - ответил я и опять пошел к кассе.

Поменял все, сел за столик, закурил. Сделал ставки, расположив жетоны уже по какой-то схеме. Крупье раскрутил барабан. За спиной стоял Женька. Толян решил не искушать судьбу и отправился в бар. Там был еще кто-то из его друзей-военных, вот они и сидели, потягивая пиво. Видимо, обсуждали, на какой проигранной сумме они меня скрутят и уволокут домой.

Шарик упал в лунку и барабан остановился. Крупье назвал цифру. Это был мой номер. Перетасовав лопаточкой жетоны, крупье часть из них пододвинул ко мне. Сколько там было, я не знаю, да меня это не интересовало.

Снова раскрутился барабан, снова я сделал ставку. И снова – выиграл. За спиной нервно курил Женька, толкал меня в спину и шептал на ухо:

- Собирай жетоны и – уходим.

- Нет, - повернувшись к нему, коротко ответил я. – Поиграю еще немного.

Женька всплеснул руками.

Взяв со стола несколько жетонов, я положил их в карман, чтобы, в случае проигрыша, вернуть долг. И снова сделал ставку.

Мне везло. Куча жетонов на столе росла. Поменялся крупье, а соседи за столом начали посматривать с явным неодобрением. Впрочем, они тоже менялись. Девушка из обслуживающего персонала принесла кофе. Я сделал несколько глотков и продолжил игру.

Видя нервно размахивающего руками Женьку, подошел Толя.

- Может, хватит? А то потом не расплатишься, - обратился он ко мне.

- Все нормально, не волнуйся. Я скоро закончу.

- Ты посмотри, сколько он денег выиграл, - возбужденно сказал Женька. – И уходить не хочет.

- Может, в самом деле, пойдем, - снова обратился ко мне Толя. – Поздно уже.

Но я не мог остановиться.

- Купите шампанского, - протянул я Толе пару жетонов. – Еще несколько ставок, и я закончу. Все равно, эти деньги не мои. Домой я их не заберу. Я же не пришел сюда с целью заработать.

- Тогда, может быть, и я поиграю? - обратился ко мне Толя.

- Играй, конечно, если есть желание.

И Толя сел рядом.

Через несколько ставок все было кончено. Мы проиграли. Возбужденный Женька был на грани инфаркта.

- Да там моя годовая пенсия была вместе с зарплатой, - не мог успокоиться он, пока мы сидели за столом, распивая шампанское.

- Пойми, Женя, это плохие деньги. Ничего хорошего они мне не принесли бы. И нечего о них жалеть. Главное – я отыгрался и получил удовольствие.

Я отдал долги, поблагодарил девушку-барменшу, купив ей коробку конфет, и мы направились к выходу. Честно говоря, чувствовал я себя неважно, несмотря на моральное удовлетворение. Хотя о проигранных деньгах не жалел…

Столько лет прошло, а, встречаясь иногда по праздникам примерно той же компанией, Женька почти всегда рассказывает эту историю, с сожалением повторяя, как мы сглупили. А я не жалею. Потому что и в самом деле считаю, что деньги эти не принесли бы мне пользы. Потерял бы в другом месте, не догадываясь даже – почему. Да и что такое деньги по сравнению с тем всплеском адреналина, который я получил в эту ночь. И с тем азартом и желанием победить, без которых не бывает побед в том, что называется простым и негромким словом – ИГРА.

Вот потому я все еще до сих пор играю в футбол.


Здоровья и благополучия!
Ваш Ермак

Моя почта


Интересные ссылки

1.ZipSites.ru
Архивы сайтов на любой вкус.
Вы много времени проводите в Интернете, когда вам нужно найти ответ на интересующий вас вопрос? Зачем? За вас уже все сделали. Заходите, и все найдется.

2.Потому что круглая Земля.

Смешные и познавательные истории о путешествиях автора по разным странам. Принимаются для публикации рассказы и информация. Чем раньше пришлешь - тем быстрее прочтешь. Почитайте, улыбнитесь - и к вам потянутся люди. Время пошло.

3.Мастера и шедевры.
Интересные рассказы о выдающихся художниках - от Древнего Египта до наших дней. Об их жизни и творчестве, о картинах и тех, кто на них изображен.
По книге И. Долгополова "Мастера и шедевры".
Для истинных любителей искусства.



Каждый день - обновления на сайте WWW.ERMANOK.NET

Рассылки Subscribe.Ru
Чтоб вы так жили!
Архив рассылки "Чтоб вы так жили!"


http://subscribe.ru/
http://subscribe.ru/feedback/
Подписан адрес:
Код этой рассылки: rest.joke.takzhili1951
Отписаться

В избранное