Однажды,
просматривая свою библиотеку, я взял в руки один из трех томов книги
И. Долгополова "Мастера и шедевры", год издания 1986. Подарил мне ее
кто-то из друзей. За хлопотами повседневной жизни о существовании ее
позабыли и она простояла на полке 15 лет. Чтобы вот так, совершенно
неожиданно, вновь напомнить о себе. Я взял ее в руки, полистал и уже
не смог оторваться, забросив на несколько дней самые неотложные
дела. Книга редкая и думаю, что немногие держали ее в руках.
Наберись терпения, читатель. Рассказы достаточные по объему, а возможности человеческие ограничены. Рассказов немало - более ста. Так что чтение их растянется для нас с тобой на длительное время. Но какое чтение...
Он приобщился к творцам, о которых Лев Толстой сказал:
"Может быть, и рады были бы не мыслить и не выражать того, что заложено им в душу, но не могут не делать того, к чему влекут их две непреодолимые силы: внутренняя потребность и требование людей".
Это не значит, что Васнецов отрицал добрую роль своих коллег по товариществу передвижников - Мясоедова или Маковского, и, конечно, это никак не означало, что он не признавал большой воспитательной роли жанров типа Хоггарта или Гаварни. Нет. Он просто хотел пойти своим путем.
Правда, до исполнения этого желания еще пройдет не один год... Он покинет Петербург и убежит в Москву, на встречу со своей мечтою. Но впереди было еще одно, последнее усилие, последняя дань жанру.
„Преферанс". 1879 год...
„Трудно мне было, - вспоминал Васнецов, - доделывать эту вещь в Москве. Не было под рукой, когда заканчивал картину, подходящих людей... Петербургского спокойствия и деловитости я у московских игроков наблюдать не мог, москвичи играли как-то торопливо, как бы между делом, а в Питере священнодействовали, видимо, оттого, что им было скучно, что они чувствовали свое одиночество в жизни".
...Глубокая июльская ночь. Тикают стенные часы, отмеряя фантастически нудные, выверенные до предела петербургские будни.
Серые.
Похожие, как близнецы, дни столичной окаянной жизни, жестоко регламентированные, взвешенные до мелочей.
При всей своей внешней респектабельности они состоят из цепи мизерных и крупных подлостей, лицемерия, чинопочитания, пресмыкательства и прочих атрибутов чиновничьей иерархии Российской Империи.
За крытым зеленым сукном карточным столиком красного дерева трое.
Неверный, дрожащий свет свечи озаряет потертые жизнью лица преферансистов, убивающих время.
Всмотритесь в их физиономии - красные веки, дряблые натеки морщин, тонкие прорези губ, привыкших лгать.
Все понимающие и порою ничего не видящие щелки глаз.
Таковы горестные заметы жизни, прошедшей без великих радостей, впрочем, без большого горя...
Мы не знаем доподлинно, читал ли "Губернские очерки" Салтыкова-Щедрина автор картины.
Думается, что да.
Но нельзя не привести два-три абзаца из этого сочинения, настолько метко они рисуют образ чиновника, изображенного на картине Виктора Васнецова „Преферанс":
„Странная, однако ж, вещь! Слыл я, кажется, когда-то порядочным человеком, водки в рот не брал, не наедался до изнеможения сил, после обеда не спал, одевался прилично, был бодр и свеж, трудился, надеялся, и все чего-то ждал, к чему-то стремился... И вот в какие-нибудь пять лет какая перемена! Лицо отекло и одрябло; в глазах светится собачья старость; движения вялы; словесности, как говорит приятель мой, Яков Астафьич, совсем нет... скверно!
И как скоро, как беспрепятственно совершается процесс этого превращения! С какою изумительною быстротой поселяются в сердце вялость и равнодушие ко всему, потухает огонь любви к добру и ненависти ко лжи и злу! И то, что когда-то казалось и безобразным и гнусным, глядит теперь так гладко и пристойно, как будто все это в порядке вещей и так ему и быть должно... Но тем не менее действительность представляет такое разнообразное сплетение гнусности и безобразия, что чувствуется невольная тяжесть в вашем сердце...
Кто ж виноват в этом? Где причина этому явлению?.."
...Карты сданы.
Снос определился.
Вистующие ждут...
Они сардонически улыбаются, наблюдая за мучениями партнера, имеющего репутацию рохли и мямли. Лысый старичок что-то невнятно бормочет, очевидно, подсчитывая возможные взятки... Нетерпеливо постукивает пальцами визави. Четвертый партнер встал и потягиваясь подошел к столику с крепительными напитками.
Часы пробили четыре. Светает... Летняя дивная лунная ночь манит своей серебристой прохладой. До слуха играющих свежий ветерок доносит шелест листвы деревьев. Природа зовет: „Оглянись!.." Но тщетно! Громко зевает молодой человек, ошалевший от смертной тоски, от этой пустяковой беличьей жизни в колесе чиновничьей круговерти.
Игра идет по мелкой. Скука... Неотвратимая, как рок. Злая и постная. Прикрытая внешней комильфотностью и обильно снабженная сделками с совестью. Быт... Дьявольски ординарный, расписанный мелом, как висты.
Бродят тени по пестрым обоям. Скрипят стулья. В саду пропел неведомо откуда взявшийся петух. Прозвенела рюмка, поставленная на поднос. Коптит свеча.
Устало глядит на этих пожилых людей, глубоко несчастных в своей собачьей, устроенной неустроенности, молодая дама, заключенная в золотую раму.
Мерно качается маятник, отстукивая минуты, часы, дни и ночи этих безысходных лет обывательского прозябания...
Васнецов написал холст великолепно. Он заявил себя этим полотном как мастер первой руки.
«Скажите Васнецову, что он - молодец за „Преферанс", - передавал через Репина Крамской.
Казалось, как говорят преферансисты, „расклад определился". Жизненный путь ясен. Пиши! Слава, почет, деньги - все эти компоненты у тебя в кармане.
Но как это ни странно, а может быть, даже не столь странно, сколь, по мнению иных, чудовищно - „Преферанс" стал последним жанром в творчестве Васнецова.
Больше никогда до самой своей кончины мастер не писал бытовые сюжеты.
В Третьяковской галерее есть зал Виктора Васнецова. „Преферанс" экспонируется на одной стене с огромным полотном „После побоища Игоря Святославича с половцами", датированным 1880 годом... Их разделяет пространство в пять-шесть шагов. Дата их создания разнится всего лишь на один год. Но между ними - бездна.
Степь...
Сумерки...
Мглистое сизое небо.
Багровая луна встает из свинцового марева.
Поле сечи...
Страшная, неземная тишина окутала необъятную равнину, тела павших воинов, степное разнотравье. Ни одна былинка не колыхнется. Ветер унес лязг и грохот битвы, стоны раненых, яростные крики сражающихся.
Только сухой треск крыльев орлов, бьющихся над трупами, говорит о жизни.
Кажется, еще звенит стрела, пронзившая грудь молодого княжича.
Он мертв...
Его мягкий, почти девичий лик, обрамленный русыми кудрями, горестен и прекрасен. Тонкие брови, густые ресницы не дрогнут.
Сумеречный свет луны отметил глубокие впадины глаз, горький прикус запекшихся губ.
Венком окружили голову павшего витязя склоненные васильки и ромашки. Привольно раскинулся он на траве.
Мнится, что он спит...
Но не проснется он никогда! Как никогда не проснется и не встанет богатырь, разметавшийся рядом на сырой земле.
Поблескивают шлемы, острые секиры, тяжелые булатные мечи, красные щиты павших русичей.
В призрачной мгле не то бродят одичавшие кони, не то маячат древние курганы.
Быстро темнеет.
Кричат, кричат орлы.
Прилетевший жаркий ветер пошевелил оперение стрелы. Заставил затрепетать синие колокольчики, поиграл в зарослях ковыля. Тесны, тесны смертные объятия воинов.
Скорбны их лики.
Судорогой сведены могучие длани. Глубоко запали невидящие глазницы.
Смерть витает над степью.
Медленно, медленно встает над полем боя кровавый диск луны, озаряя мертвый лик побоища "на реке на Каяле, у Дону Великого"...
Здесь нет живых.
Некому рассказать о страшных часах трехдневной сечи русичей и половцев. Люди ушли. Встают примятые травы. Яро¬стно бьются орлы. Грозная мгла затягивает небосвод. Пахнет гарью и горьким ароматом полыни и сухих трав. В разрывах черных, нависших туч трепещут синие молнии... Вот-вот ударит гром.
Реквием... Оду павшим героям создал Васнецов. Он написал холст небывалый. Это была картина-песня, полотно-былина. В нем явственно звучали строки „Слова о полку Игореве" и музыка Глинки, Бородина... Словом, это была новь!
И вина кровавого тут
Недостало;
Тут и пир тот докончили
Храбрые русичи:
Сватов напоили,
А сами легли
За Русскую землю.
Эти строки из „Слова о полку Игореве" служили как бы эпиграфом к картине. Васнецов создал произведение-памятник великому творению русского эпоса.
Современники, за малым исключением, не поняли этого. Старая история повторялась... Как всегда, больше всех усердствовала пресса. „Современные известия" сетовали:
„Ни лица убитых, ни позы их, ни раны, наконец, - ничто не свидетельствует здесь ни о ярости боя, ни об исходе его".
Рецензент негодовал, зачем это художник потратил такую массу времени и красок на эту невыразительную вещь.
„Московские ведомости" писали:
„Картина производит с первого раза отталкивающее впечатление, зрителю нужно преодолеть себя, чтобы путем рассудка и анализа открыть полотну некоторый доступ к чувству. Это потому, что в нем слишком много места отведено "кадаверизму" (то есть воспеванию трупов)".
Засим автор статьи сообщал, что картина Васнецова напоминает стихи, переделанные прозой...
Чего же можно было ждать от газет, когда даже сам Нестеров чистосердечно признавался:
"Когда Виктор Михайлович пришел к сказкам, былинам... когда о нем заговорили громче, заспорили, когда он так ярко выделился на фоне передвижников с их твердо установившимся „каноном", - тогда новый путь Васнецова многим, в том числе и мне, был непонятен, и я, как и все те, кто любил „Преферанс", пожалел о потере для русского искусства совершенно оригинального живописца-бытовика..."
Смешные и познавательные истории о путешествиях автора по разным странам.
Принимаются для публикации рассказы и информация. Чем раньше пришлешь - тем
быстрее прочтешь. Почитайте, улыбнитесь - и к вам потянутся люди. Время
пошло.
2.Чтоб вы так жили!
Все, о чем я собираюсь рассказать в этой рассылке - правда. Это истории из моей жизни. Когда-то они были просто моей жизнью. Теперь стали историей. Кому-то они покажутся неинтересными. Кому-то наивными. Кое-кого, надеюсь - заинтересуют. Но это не все. Ведь и у вас случалось в жизни что-то интересное. Пишите, я с удовольствием все опубликую. И это еще не все. Одни истории приедаются. Пусть будет юмор, что-то необычное. И, конечно, ваши письма найдут здесь достойное место. И это еще не все...
Это интересно
1.Домашний электронный музей шедевров мировой живописи. Множество
электронных альбомов, посвященных великим мастерам живописи. В
альбомах представлены лучшие картины лучших художников с возможностью
распечатки, а также биографии художников. Все альбомы работают под
музыку. Предоставляется пожизненный доступ к скачиванию. Количество
альбомов постоянно растет. Домашний электронный музей - лучший способ
приобщения к искусству живописи!
