Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Мастера и шедевры.

  Все выпуски  

Мастера и шедевры.


Информационный Канал Subscribe.Ru

Мастера и шедевры

Выпуск №151. 12 апреля 2005г

Каждый день - обновления на сайте WWW.ERMANOK.NET

Всем любителям и профессионалам кино
"Должен вам заметить, сэр, что вы находитесь в месте, где показывают ФИЛЬМУ! У нас не принято распивать спиртные напитки, а тем более - приносить их с собой". ("Человек с бульвара Капуцинов") Подпишись, не пожалеешь! ;-)
Актеры советского и российского кино подписаться по почте | на сайте >>>
Веселые истории об актерах подписаться по почте | на сайте >>>
Памятные даты в мире кино подписаться по почте | на сайте >>>


К читателю


Однажды, просматривая свою библиотеку, я взял в руки один из трех томов книги И. Долгополова "Мастера и шедевры", год издания 1986. Подарил мне ее кто-то из друзей. За хлопотами повседневной жизни о существовании ее позабыли и она простояла на полке 15 лет. Чтобы вот так, совершенно неожиданно, вновь напомнить о себе. Я взял ее в руки, полистал и уже не смог оторваться, забросив на несколько дней самые неотложные дела. Книга редкая и думаю, что немногие держали ее в руках.

Наберись терпения, читатель. Рассказы достаточные по объему, а возможности человеческие ограничены. Рассказов немало - более ста. Так что чтение их растянется для нас с тобой на длительное время. Но какое чтение...



Рассказ 43.
"Василий Суриков"
(продолжение).

Репродукции к рассказу можно посмотреть здесь.

Вот несколько строк из истории создания картины, рассказанной самим автором:
„Стрельцы" у меня в 1878 году начаты были, а закончены в восемьдесят первом ... Я в Петербурге еще решил „Стрельцов" писать. Задумал я их, еще когда в Петербург из Сибири ехал. Тогда еще красоту Москвы увидел... В Москве очень меня соборы поразили. Особенно Василий Блаженный: все он мне кровавым казался... Как я на Красную площадь пришел - все это у меня с сибирскими воспоминаниями связалось... Когда я их задумал, у меня все лица сразу так и возникли... Помните, там у меня стрелец с черной бородой - это Степан Федорович Торгошин, брат моей матери. А бабы - это, знаете ли, у меня и в родне были такие старушки. Сарафанницы, хоть и казачки. А старик в „Стрельцах" - это ссыльный один, лет семидесяти. Помню, шел, мешок нес, раскачивался от слабости - и народу кланялся. А рыжий стрелец - это могильщик, на кладбище я его увидал. Я ему говорю: „Пойдем ко мне - попозируй". Он уже занес было ногу в сани, да товарищи стали смеяться. Он говорит: „Не хочу". И по характеру ведь такой, как стрелец. Глаза глубоко сидящие меня поразили. Злой, непокорный тип. Кузьмой звали. Случайность: на ловца и зверь бежит. Насилу его уговорил. Он, как позировал, спрашивал: "Что, мне голову рубить будут, что ли?" А меня чувство деликатности останавливало говорить тем, с кого я писал, что я казнь пишу.
А дуги-то, телеги для „Стрельцов" - это я по рынкам писал... На колесах-то грязь. Раньше-то Москва немощеная была - грязь была черная. Кое-где прилипнет, а рядом серебром блестит чистое железо... Всюду красоту любил".
„Отвлеченность и условность - это бичи искусства", - любил говорить художник. И живописец всеми своими творениями с первых шагов утверждал полнокровное, реальное ощущение жизни.
В его полотнах мы слышим, как бурлит кровь в жилах сильных людей, как сверкают полные ненависти и любви глаза его героев. Глядя на его холсты, словно дышишь самим воздухом тех годин, словно видишь самую жизнь народную.
„Утро стрелецкой казни".
Красная площадь.
Хмурое утро. Вот-вот наступит день. Страшный день...
Людно. Толпы зевак заполнили Лобное место, забрались высоко на шатровые башни. Давятся, глазеют.
Брезжит белесый свет. Неяркое солнце бессильно пробить свинцовый полог осеннего неба. Кружит, кружит воронье. Чует поживу.
У подножия Василия Блаженного в сизой, черной слякоти па телегах стрельцы. Бунтовщики. Их ждет неминуемая лютая казнь. Застыли зеваки. Огромная площадь притихла.
Лишь слышны сухой лязг сабли преображенца да тяжелая поступь ведомого на смерть стрельца.
Ни стонов, ни вздоха. Только живые, трепетные огоньки свечей напоминают нам о быстротечности последних зловещих минут...
Крепко сжал в могучей длани свечу рыжий стрелец в распах нутой белой рубахе. Непокорные кудри обрамляют бледное-исступленное лицо. Жестокие пытки не сломили его. Непокоренный, яростный, он вонзил свой гневный взор в бесконечно далекого, окруженного свитой и стражей Петра.
Царь видит его...
И этот немой, полный ненависти диалог среди бушующего моря страстей человеческих страшен.
Скрипнуло колесо телеги.
Звякнула алебарда.
Всхрапнул конь.
Завыла молодуха.
Всхлипнул малыш. И снова коварная тишина на миг объяла площадь. Только вороний грай продолжает терзать души еще живых в этот последний миг перед бездной...
Репин первый оценил „Стрельцов". Он сказал автору:
„Впечатление могучее".
Третьяков написал Репину в Петербург, где на IX Выставке передвижников экспонировалось „Утро стрелецкой казни", письмо, где спрашивал:
„Очень бы интересно знать, любезнейший Илья Ефимович, какое впечатление сделала картина Сурикова на первый взгляд и потом?"
„Могучая картина", - вновь повторил Репин в ответном письме.
Но были мнения иные.
„Критикуют рисунок, - писал Репин Сурикову, - и особенно на Кузю (рыжего стрельца) нападают, ярее всех паршивая академическая партия... Чистяков хвалит. Да все порядочные люди тронуты картиной".
Третьяков купил полотно.
Учитель Сурикова Чистяков благодарит его:
„Радуюсь, что вы приобрели ее, и чувствую к вам искреннее уважение и благодарность. Пора и нам, русским художникам, оглянуться на себя; пора поверить, что и мы люди..."
„Утро" вызвало бурю на страницах тогдашней прессы.
Нет нужды отводить здесь много места всему потоку хулы и брани, который опрокинули на молодого мастера рецензенты из реакционных газет.
Приведем лишь строки из черносотенной, монархической газеты „Русь", органа реакционеров-славянофилов:
„Явная тенденциозность сюжета этой картины вызвало громкие и единогласные похвалы „либеральной прессы", придавшей казни стрельцов г. Сурикова „глубокий, потрясающий, почти современный смысл" и считавшей ее... чуть ли не самой лучшей картиной на всей выставке... между тем она полна столь грубых промахов, что ее на выставку принимать не следовало. Уже выбор самого сюжета... свидетельствует о раннем глубоком развращении художественного вкуса у этого художника, впервые выступающего на поприще искусства".
Великолепно ответил на выступление газеты „Русь" Репин.
Вот что он писал Стасову:
„Прочтите критику в газете „Русь" ... Что за бесподобный орган! "О, Русь! Русь! Куда ты мчишься?!! Не дальше, не ближе, как вослед „Московских ведомостей", по их проторенной дорожке. „Пре-ка-за-ли", вероятно. Нет, хуже того, - это серьезно убежденный холоп по плоти и крови".
Либеральная газета „Порядок" писала о подобных выступлениях:
„Жалка та часть русской прессы, которая в такое и без того неспокойное время не находит ничего лучшего, как указывать пальцами на не повинных ни в чем людей и по своему произволу приравнивать их к числу сомнительных".
Но дело, как говорится, было сделано. Шедевр Суриковым был создан. И волей-неволей приходилось признавать победу молодого живописца-реалиста над салонными корифеями.
„После Сурикова работы Неврева в историческом роде кажутся бледными, раскрашенными безвкусно литографиями".
...Суриков необычайно мучительно, долго работал над композицией своих полотен. Вот слова, которые хоть немного раскрывают этот тяжкий труд:
„Главное для меня композиция. Тут есть какой-то твердый, неумолимый закон, который можно только чутьем угадать, но который до того непреложен, что каждый прибавленный или убавленный вершок холста или лишняя поставленная точка разом меняет всю композицию... В движении есть живые точки, а есть мертвые. Это настоящая математика. Сидящие в санях фигуры держат их на месте. Надо было найти расстояние от рамы до саней, чтобы пустить их в ход. Чуть меньше расстояние - сани стоят. А мне Толстой с женой, когда „Морозову" смотрели, говорят: „Внизу надо срезать, низ не нужен, мешает". А там ничего убавить нельзя - сани не поедут".
Мастер далеко не всем показывал свои картины в процессе их создания, среди этих немногих был Лев Толстой.
Вот строки из книги внучки Сурикова Натальи Кончаловской "Дар бесценный", где она рассказывает о встрече двух великих художников:
„Утром к Суриковым зашел Толстой. В этот раз он был в просторной темной блузе, подпоясанной простым ремнем, и валенках, с которых он старательно сбивал снег в передней. Он вошел, отирая платком с бороды растаявший снег. И пахло от него морозной свежестью.
Лев Николаевич долго сидел в молчании перед картиной, словно она его захватила всего и увела из мастерской.
- Огромное впечатление, Василий Иванович! - сказал он наконец. - Ах, как хорошо это все написано! И неисчерпаемая глубина народной души, и правдивость в каждом образе, и целомудрие вашего творческого духа...
Толстой помолчал, потом, улыбнувшись и указав в правый угол картины, заметил:
- Я смотрю - мой князь Черкасский у вас оказался. Ну точь-в-точь он!
- Вы же сами мне его сюда прислали, Лев Николаевич! - шутил Суриков.
- А вы скажите, как вы себе представляете, - Толстой быстро поднялся со стула, - стрельцов с зажженными свечами везли на место казни?
- Думаю, что всю дорогу они ехали с горящими свечами.
- А тогда руки у них должны быть закапаны воском, не так ли, Василий Иванович? Свеча плавится, телегу трясет, качает.. А у ваших стрельцов руки чистенькие.
Суриков оживился, даже обрадовался:
- Да, да! Как это вы углядели? Совершенно справедливо Так порою рождались драгоценные детали картины, где одна линия, одна точка фона - и та нужна.
"Боярыня Морозова". Гордость Третьяковской галереи. Одна из вершин нашей живописи. Картина, которой восторгаются миллионы зрителей, наших современников. Достаточно в любой день, в любой час прийти в Третьяковку, чтобы увидать тысячную вереницу людей, благодарных и восхищенных мастерством художника, раскрывшего одну из страниц истории. Раскрывшего гениально!
Москва... XVII век. Борьба страстей церковных достигла предела. Патриарх Никон и протопоп Аввакум.
Реформатор и защитник древних, исконных традиций Руси.
Их споры и борьба всколыхнули всю Россию.
Народ во многом поддерживал Аввакума, ближайшей ученицей которого была Морозова, боярыня - родственница царя, женщина редкого ума, неистовой веры.
Суриков остановил мгновение, когда истерзанную пытками, измученную в застенках Морозову влачат в розвальнях через всю Москву, по кишащим народом улицам.
Везут ее закованную в кандалы, мертвенно-бледную от бессонных страшных ночей, чтобы бросить в подвалы Боровского монастыря, откуда она уже никогда не выйдет на свет.
Скрипит снег под полозьями саней, звенят кандалы на воздетой к небу руке, сложенной в двуперстном знамении старообрядчества. Жутко звучат ее речи в морозном синем воздухе.
Вспоминаются слова протопопа Аввакума о Морозовой: „Кидаешься ты на врага аки лев!"
Нестерпимо горят глаза боярыни, и ее неистовая духовность словно сотрясает глубины души народной.
Посмотрите, с какой скорбью, сочувствием, почти ужасом взирают люди на крамольную боярыню.
Их большинство.
Ее подвиг благословляет юродивый, отвечая ей тем же двуперстным знамением.
За спиной хихикают, глумятся пошлые хари в богатых шубах.
Бескровно, пронзительно русской, духовной, щемящей душу красотой лицо боярыни Морозовой, победоносное даже на краю бездны.
Суриков проявил себя не только как колорист и „композитор". Он сумел проникнуть и в глубины истинной истории, и психологию эпохи. За всем этим стояла грандиозная по труду и затрате сил работа.
Вернемся вновь в далекий 1887 год, когда Суриков впервые показал свой холст на XV Выставке передвижников.
В те дни этот шедевр, равный по звучанию музыке „Бориса Годунова" и „Хованщины" Мусоргского, разделил, как это ни печально, судьбу всех новаторских произведений живописцев XIX века...
Достаточно вспомнить хулу и осуждения, вызванные «Плотом „Медузы"» Жерико или полотнами Делакруа и Курбе, чтобы установить некую преемственность воздействия талантливого нового на реакционные круги салонных рутинеров, угождавших вкусам власть предержащих.
Будто огромное окно распахнул мастер в сверкающую холодом, зимнюю, чарующую Русь.
Всю радугу песенных красок - от червонных до бирюзовых и шафранных, от алых и багряных до кубово-синих и лазоревых - раскинул перед ошеломленным зрителем кудесник Суриков.

Мои рассылки

1.Потому что круглая Земля.

Смешные и познавательные истории о путешествиях автора по разным странам. Принимаются для публикации рассказы и информация. Чем раньше пришлешь - тем быстрее прочтешь. Почитайте, улыбнитесь - и к вам потянутся люди. Время пошло.

2.Чтоб вы так жили!
Все, о чем я собираюсь рассказать в этой рассылке - правда. Это истории из моей жизни. Когда-то они были просто моей жизнью. Теперь стали историей. Кому-то они покажутся неинтересными. Кому-то наивными. Кое-кого, надеюсь - заинтересуют. Но это не все. Ведь и у вас случалось в жизни что-то интересное. Пишите, я с удовольствием все опубликую. И это еще не все. Одни истории приедаются. Пусть будет юмор, что-то необычное. И, конечно, ваши письма найдут здесь достойное место. И это еще не все...



Это интересно

1.Домашний электронный музей шедевров мировой живописи. Множество электронных альбомов, посвященных великим мастерам живописи. В альбомах представлены лучшие картины лучших художников с возможностью распечатки, а также биографии художников. Все альбомы работают под музыку. Предоставляется пожизненный доступ к скачиванию. Количество альбомов постоянно растет. Домашний электронный музей - лучший способ приобщения к искусству живописи!


Каждый день - обновления на сайте WWW.ERMANOK.NET


До встречи!

Моя почта

Рассылки Subscribe.Ru
Мастера и шедевры.
Архив рассылки "Мастера и шедевры"



http://subscribe.ru/
http://subscribe.ru/feedback/
Подписан адрес:
Код этой рассылки: rest.interesting.chedevri
Отписаться

В избранное