Ричард Бах. Мост через вечность (11/20)

 Двадцать семь

 Звезды всегда неизменные друзья, - думал я. Усыпанный созвездиями купол; я изучил его, когда мне было десять лет. Эти созвездия, видимые планеты и несколько звезд, мы с ними друзья и сегодня, словно минула всего лишь ночь с тех пор, как мы познакомились.
 Светящаяся мягкая зелень, разбуженная скольжением яхты по полночной глади, изгибалась и вилась, крошечные искрящиеся водовороты и вихри, вспыхнув на мгновение, растворялись в темноте.
 Идя под парусом вдоль западного побережья Флориды на юг, от Сейни- бел к островам Киз, я повел яхту правее, чтобы мачта была направлена как раз на созвездие Ворона - эдакий парус из звезд. Маловат парус, с ним не поплывешь слишком быстро.
 Спокойный ночной бриз, восток-северо-восток.
 Интересно, есть ли здесь акулы? Не хотелось, бы оказаться за бор- том, - подумалось по инерции. И вслед за этим: а я и в самом деле не хотел бы оказаться за бортом?
 Каково это - тонуть? Люди, которые едва не утонули, утверждают, что не так уж плохо; по их словам, в какой-то момент наступает состояние умиротворения. Много людей были на грани смерти, но возвратились к жи- зни. Они говорят, что смерть - это самый прекрасный момент в жизни и теперь они не боятся умереть.
 Нужны ли мне бортовые огни, когда здесь, кроме меня, никого нет? Только попусту расходуется энергия, садятся батарейки.
 Тридцать один фут - самый подходящий размер для яхты. Немного бол- ьше - и уже потребуется команда. Хорошо, что команда мне не нужна.
 Один, один, один... Значительную часть нашей жизни мы проводим нае- дине с собой. Лесли права. Она говорит, что я держу ее на дистанции.
 Я держу на дистанции всех, вук! Это не значит, что именно тебя. Просто я никому не позволяю слишком приблизиться ко мне. Не хочу ни к кому привязываться.
 "Почему?" - в ее голосе звучала досада. Это происходило все чаще и чаще. Ни с того, ни с сего, она могла обидеться на меня из-за пустяка, и наша беседа внезапно обрывалась. "Что такого ужасного в том, чтобы привязаться к кому-либо?"
 А что, если, возлагая чересчур большие надежды на одну женщину, по- том ее потеряешь? Допустим, что я знаю ее, затем вдруг оказывается, что она совершенно не такая, и я вынужден возвращаться к чертежной до- ске и все начинать заново. В конце концов, приходишь к мысли, что никого нельзя узнать глубоко, разве только самого себя, да и то весьма приближенно. Единственное, во что я согласен поверить, это в то, что все - такие, какие они есть. И если вдруг они время от времени буквально взрываются от гнева, лучше всего немного отступить, чтобы остаться целым. Это же очевидно, как вчерашний день, не так ли?
 "Но тогда я стану не так независим, как мне бы хотелось", - ответил я вслух.
 Она наклонила голову и пристально на меня посмотрела. - "Ты сказал мне самую истинную правду?"
 Бывают моменты, - подумал я, - когда присутствие лучшего друга, умеющего читать мысли, и в самом деле становится в тягость. - "Мне, пожалуй, пора. Как раз время уехать и побыть одному, хотя бы недолго".
 "Вот-вот, - вырволось у нее. - Давай, беги! Все равно, хоть ты и здесь, тебя здесь нет. Я не чувствую тебя. Ты здесь рядом, - а я не чувствую тебя".
 "Лесли, я не знаю, что с этим поделать. Я думаю, что мне пора. В любом случае, яхту нужно перегнать к Ки Уэст. Вернусь во Флориду, посмотрю, как там дела".
 Она нахмурилась. "Ты говорил, что не мог пронести с одной женщиной более трех дней, тебя душила скука. Мы месяцами были вместе, мы плакали, когда приходилось расставаться! Мы оба были счастливы, как никогда. Что произошло, что изменилось?"
 Ворон покинул свое место на мачте, и, слегка повернув штурвал влево, я вернул его в прежнее положение. Н-да, если удерживать его так всю ночь, к утру окажешься где-то около Юкатана, - подумал я, - и вовсе не на пути в Ки Уэст. Следуй неизменно за одной и той же звездой и обнаружишь, что не только сбился с пути, но и вовсе потерялся.
 Черт возми, Ворон, ты что, на ее стороне? Я так тщательно разрабатывал эту замечательную систему, эту первоклассную модель совершенной женщины, и все шло как по маслу, пока не вмешалась Лесли, задавая вопросы, о которых я не осмеливался даже думать, а еще меньше - отвечать. Конечно, леди, я бы хотел Вас любить, что последует за этим с Вашей стороны?
 А что, если бы я сейчас упал за борт? Океан бы отозвался зеленым фосфорическим всплеском. Вот еще секунду надо мной проплывает моя яхта, в следующее мгновение до нее уже не дотянуться, еще немного, и она исчезает в темноте; огоньки, разбуженные ею, меркнут.
 Я поплыл бы к берегу, - вот что бы было. Он едва ли в десяти милях отсюда. Если я не смогу проплыть десять миль в теплой воде, то, пожалуй, заслуживаю роли утопленника.
 Ну, а за тысячу миль? Тогда как?
 Когда-нибудь, Ричард, - сказал я себе, - ты научишься сдерживать свои дурацкие мысли. Они - словно вопросы настырного мальчика, с которыми он пристает к приземлившемуся на его луг бродячему пилочу.
 - Мистер, а что Вы будете делать, если мотор заглохнет?
 - Ну, тогда я просто спланирую и приземлюсь, мой друг. Самолет прекрасно планирует, и для этого ему мотор не нужен.
 - Ну, а что вы будете делать, если крылья отвалятся?
 - Если отвалятся крылья, мне конечно же, придется прыгнуть с парашютом.
 - Ага, а что, если парашют не раскроется?
 - Тогда я постараюсь упасть в стог сена.
 - Ну, а что, если кругом одни камни?
 Дети - они сама беспощадность. И я был таким. Такой я и поныне...
 Ну а что, если бы я все-таки был за тысячу миль от берега? Какой я все же любопытный! Ребенок, живущий во мне, хотел бы прямо сейчас сбегать и paзyзнать, что там - по ту сторону смерти. Пожалуй, на это у меня еще будет время. Я вполне справился со своей миссией, написав книги, но, возможно, один-два урока все еще поджидают меня здесь, по эту сторону смерти.
 Как любить женщину, например. Ричард, помнишь, как ты оставил жизнь бродячего пилота, чтобы найти настоящую любовь, родную душу, лучшего друга на все времена. Кажется, что это было так давно. Каковы шансы, что все, что я узнал о любви - неверно, что есть одна женщина в целом мире?
 Подул ветер. Яхта накренилась на правый борт. Я отпустил Ворона и взял по компасу курс на Ки Уэст.
 Интересно, почему так много пилотов любят ходить под парусом? Самолеты обладают свободой в пространстве, яхтам присуща свобода во времени. Дело не в них самих, а в той раскрепощенности, которую они олицетворяют. Не самолет привлекает нас, а сила и мощь, которые ощущаешь, управляя его полетом. Не кеч*, сверкающий своими парусами, а ветер, приключения, проникновенная чистота жизни, которой требует море, требует небо.
 Жизнь, неподвластная принуждению извне. Хочешь - можешь плавать на яхте годами.
 Яхтам подвластно время. Самолет, как ни старайся, не удержишь в воздухе дольше нескольких часов. Не изобрели еще самолеты, которые чувствовали бы себя во времени так же свободно, как яхты.
 Общаясь с другими женщинами, я оставался свободен. Чем Лесли лучше? Они не предъявляли мне претензий за то, что я не подпускаю их близко к себе, что ухожу, когда вздумается, почему же она это делает? Разве она не знает? Если быть слишком долго вместе, исчезает даже вежливость. Мы проявляем больше учтивости по отношению к посторонним, чем к собственным женам и мужьям. Люди, связанные друг с другом узами, - словно голодные собаки, грызутся за жалкие объедки. Даже мы. Ты повысила на меня голос! Я пришел в твою жизнь вовсе не затем, чтобы злить тебя. Если такой, какой я есть, я тебя не устраиваю, просто скажи, и я уйду! Если быть вместе слишком долго, не остается ничего, кроме оков, обязанностей, ответственности - ни восторженности, ни приключений - нет уж, спасибо!
 Прошло несколько часов, и далеко на юге появилось едва заметное зарево. Не зарево расвета. Это высоко в небе от уличных огней Ки Уэста светился туман.
 Как ни крути, а под парусом плывешь слишком медленно, - подумал я. - В самолете все просто: надоело быть здесь - он мгновенно унесет тебя за тридевять земель. Из яхты, если надоест, даже приземлиться и выйти нельзя. Не спустишься, если забрался слишком высоко, не поднимешься, если оказался слишком низко. У кораблей всего только одна высота. Никаких перемен. Скучно. Перемены несут приключения, неважно, яхт они касаются или женщин. Какие еще есть приключения, кроме перемен?
 У нас с Лесли сложились определенные правила дружбы: полное равенство, свобода, вежливость, уважение, никто ни о ком не делает поспешных выводов. Правила для нас обоих, без исключений. Если они больше не устраивают Лесли, почему бы ей не сказать мне об этом? Дело принимает чересчур серьезный оборот.
 Она, конечно, скажет: "Неужели, Ричард Бах, в твоей жизни не найдется места ни для чего, кроме правил?"
 Если бы я мог просто сказать "нет" и уйти от нее!
 Если бы можно было прямо сейчас поговорить с ней об этом!
 Если бы яхты были хоть чуточку быстрее, если бы они могли летать!
 Несчастный, жалкий мир. Мы отправляем людей на Луну, по не в состоянии построить летающую яхту.
 ------------------
 Двухмачтовое парусное судно (прим. перев.).

 Двадцать восемь

 - Ты готов, вуки?- спросила она.
 Я снова провожу с ней слишком много времени, - подумал я. - Слишком много. Она словно микросхема. Все, чего она касается, приходит в порядок, все становигся просто и ясно. Я по-прежнему ослеплен ее красотой. Жизнерадостная, нежная, любящая... Но мои правила гласят, что проводя слишком много времени с одной женщиной, я разрушаю себя. А с ней я провожу слишком много времени.
 - Так ты готов? - переспросила она. На ней был ворсистый костюм янтарного цвета, шею облегал золотистый шелк. Волосы она зачесала назад в расчете на длительную деловую встречу.
 - Вполне, - ответил я.
 Странно. Она вырывает меня из цепких щупалец империи, взвалив на себя обязанности всех уволенных мною дельцов.
 Стан, до конца сохранявший спокойствие, уходя, выразил сожаление, что я потерял так много денег. "Что ж, так иногда бывает, - сказал он. - Рынок оборачивается против нас".
 Юрист, нанятый Станом, приносил извинения за то, что не представил документы к последнему сроку, назначенному налоговой инспекцией. Он считал, что они поступили несправедливо ... Он опоздал всего лишь ... на две недели с подачей апелляции, и они уже отказались ее рассматривать. По его словам, если бы не это, он бы сумел доказать, что я не задолжал им ни цента.
 Гарри, бизнес-менеджер, виновато улыбаясь, говорил, что дела с налоговой инспекцией выглядели довольно неприятно. Все это нравилось ему не намного больше чем мне, и он приложил все усилия, чтобы держать меня в неведении как можно дольше. Между тем, он был бы не против, если бы я выплатил ему выходное пособие в размере месячного оклада.
 Я чувствовал к деньгам, счетам, налогам такое дикое отвращение, что, если бы не Лесли, мне, пожалуй, пришлось бы сбежать в Антарктиду или Новую Зеландию. Любую бумагу, на которой я видел цифры, мне хотелось разорвать в клочья.
 - Пока, - сказала она, когда я сел в машину.
 - Пока?
 - Ты снова не здесь, Ричард. Пока.
 - Прости, - откликнулся я. - Думаешь, мне следует принять антарктическое гражданство?
 - Еще нет, - ответила она. - Разве что после этой встречи. Если у тебя не появится миллион долларов плюс заинтересованность.
 - Никак не пойму! Откуда у меня взялось столько долгов?
 - Может, у тебя их и нет, - возразила она, - но все сроки упущены, и теперь поздно что-либо оспаривать. Проклятие! Это просто выводит меня из себя! Как бы мне хотелось быть с тобой до того, как стало слишком поздно. Они могли бы, по крайней мере, поставить тебя в известность!
 - На некоем другом уровне я знал об этом, вук, - сказал я. - Какая-то часть меня желала, чтобы все рухнуло. Все шло как-то не так, в этом не было счастья.
 - Для меня неожиданность, что ты знал об этом.
 Ричард! - возопил мой внутренний голос. - Ничего подобного! В этом было счастье! Вспомни, хотя бы все самолеты, которые у тебя были и есть до сих пор! А совершенная женщина? Конечно же, это приносило тебе счастье!
 - Какая ложь. Империя рухнула. Деньги, расклеенные вокруг, топорщатся, словно обои от неумелых рук дилетантов, наихудшим из которых оказался я сам. Я имел представление о жизни империи, и была она не чем иным, как избитыми сливками со сложной душисто-мышьяковой небрежностью в качестве приправы. Теперь яд начинал действовать.
 - Это должно выглядеть иначе, - сказала она. - Ты поступил бы гораздо благоразумнее, если бы не нанимал никого. Всего лишь оставался бы таким, как прежде.
 - А я и был таким, как прежде. Меня окружали игрушки, однако я оставался самим собой. Тот, кем я был прежде, никогда не смог бы заниматься счетоводством.
 - Хм, - вырвалось у нее.
 Мы расположились вокруг рабочего стола Джона Маркуорта, юриста, нанятого Лесли, когда я был в Испании. Горячий шоколад пришелся очень кстати, словно кто-то знал, что встреча затянется. Лесли открыла атташе, вынула свои записи, но представитель закона обратился ко мне.
 - Как я понял, в двух словах Ваша проблема в том, что вместо ожидаемого дохода Вы обнаружили потерю капитала?
 - Я думаю, проблема в том, что я нанял специалиста по финансовым делам, который разбирался в деньгах еще меньше, чем я, то есть меньше нуля, - принялся объяснять я. - Деньги, которые он вкладывал, это были не просто цифры на бумаге, а настоящие деньги и они - пуфф! - и растворились в рыночной круговерти. На бланках налоговой инспекции нет графы для "пуфф". Мне кажется, в двух словах, это выглядит так. Если честно, я не знаю, что этот парень там обнаружил. Я немножко надеялся, что вы мне проясните это, вместо того, чтоб задавать вопросы. В конце концов, это я плачу вам деньги, поскольку считается, что вы в этом специалист...
 Взгляд Маркуорта становился все более странным. Он взял свой шоколад и смотрел поверх чашки, будто надеялся, что она защитит его от несущего бред клиента.
 Тут вмещалась Лесли, или я услышал мысленно ее голос, умоляющий меня сидеть на месте и, по возможности, сохранять спокойствие.
 - Насколько я поняла, - выговорила она, - убытки налицо. Адвокат Ричарда, занимавшийся налогами... Финансовый директор Ричарда подвел его... Вовремя не ответил налоговой инспекции. Правительство восприняло этот факт как отказ от платежей. А теперь к тому же, требует миллион долларов. У Ричарда нет миллиона долларов наличными, чтобы выплатить им сразу. Поэтому вопрос стоит так: можно ли будет рассрочить выплату денег? Сможет ли он выплатить некоторую сумму и дать слово, что остальное будет вносить по мере распродажи имущества? Дадут ли они ему время на это?
 Адвокат повернулся к Лесли с заметным облегчением:
 - Почему бы и нет? Это весьма распространенное явление в подобных ситуациях, и называется оно - предложение компромисса. Как насчет диаграмм, которые я просил Вас принести?
 Я смотрел на нее и восхищался тем, что в юридической конторе она чувствовала себя как дома.
 Лесли выложила на стол адвоката бумаги с расчетами.
 - Здесь сообщается о наличных деньгах на сегодняшний день. Вот это - состав имущества, подлежащего распродаже, и наконец вот здесь предложен Проект прихода денег на следующие пять лет, - объяснила она. - Ни диаграмме показано, что в промежугке между этим и новым приходом Ричард сможет выплачивать всю сумму за два, самое большее - за три года.
 Пока я бороздил под парусом морской простор, - подумал я, - Лесли изучала диаграммы налоговых платежей! Так и не став богатым, я был уничтожен... Почему же она относится к этому с таким участием?
 Вскоре эти двое принялись анализировать мои проблемы так, словно меня вовсе не было в комнате. А меня и не было. Я ощущал себя москитом в банковском склепе. Я не мог отыскать выход, чтобы прорваться сквозь совершенно несносную тупость проблем, связанных с возможностью ареста несостоятельного должника, с его имуществом, распродажей этого имущества, перечнями платежей. На дворе светило солнце. Мы могли бы прогуляться, купить печенье, посыпанное шоколадом...
 - У меня есть более подходящая структура выплат на последующие пять лет,- говорил Маркуорт. - Цифра требует коррективы на случай, если доход Ричарда не совпадет с запланированным вами. Если он сможет заплатить раньше, - что ж, замечательно. Но не забывайте, что он взвалит на себя тяжкий груз текущих налогов, которые бывают при доходе подобного рода. И хотелось бы гарантий, что до конца пути у него не возникнут дополнительные проблемы.
 Лесли одобрительно кивнула, и они продолжили беседу, разрабатывая детали. Между ними на столе кудахтал калькулятор, вылавая числа, Лесли делала записи, и они маршировали сверху вниз но блокноту в голубую линейку.
 - Я могу увидеть все это их глазами, - сказала она напоследок. - Они не принимали в счет людей, нанятых Ричардом, или же им было безразлично - знает он или нет о том, что это продолжается. Они требуют своих денег. С сегодняшнего дня они будут получать их на выгодных условиях, если только подождут еще самую малость. Как вы думаете, они подождут?
 - Это хорошее предложение, - заключил адвокат. - Что-то мне подсказывает, что они примут его.
 За время, потраченное нами, опасность миновала. Когда-то я обнаружил на собственном счету миллион долларов с помощью одного-единственного телефонного звонка. Накопить такую скромную сумму за пять лет - что может быть проще? Продать дом во Флориде, продать самолеты - не все, но один или два из них, заработать на съемках кинофильмов - просто.
 И теперь для наведения порядка в моей жизни у меня были Лесли и профессиональный знаток налогов из Лос-Анжелеса, и никакая упругая хворостина не заставила бы меня покориться.
 На море был шторм, меня накрыло, захлестнуло с головой. Эта женщина прыгнула в пучину и вытащила меня. Спасла мою финансовую жизнь. Полные надежды, мы покинули офис адвоката.
 - Лесли?- вырвалось у меня, когда мы выходили из здания и я придерживал для нее открытую дверь.
 - Да, Ричард?- откликнулась она.
 - Спасибо.
 - Не стоит благодарности, вуки, - ответила Лесли. - совершенно не стоит!

 Двадцать девять

 - Ты не смог бы приехать, вуки? - В ее голосе, долетавшем до меня из телефонной трубки, звучала слабость. - Боюсь, что мне понадобится твоя помощь.
 - Прости, Лесли, я буду занят вечером.
 Почему мне было так неловко говорить ей все это? Я знаю правила. Я создаю правила. Без них мы не можем оставаться друзьями. По-прежнему было больно говорить, хотя и по телефону.
 - Вук, я чувствую себя просто ужасно, - призналась она. - У меня головокружение и слабость, и мне было бы намного легче, если бы ты был здесь. Станешь ли ты моим доктором, пришедшим, чтобы вылечить меня?
 Ту часть моего существа, которая желала прийти на помощь, я запихнул в чулан и запер дверь на замок.
 - Я не могу. Вечером у меня свидание. Завтра - пожалуйста, если ты не против...
 - У тебя свидание? Ты выбираешься на свидание, когда я нездорова и нуждаюсь в тебе? Ричард, я не могу поверить...
 Должен ли я был добавить еще что-нибудь? Наша дружба не была собственнической. Она была открытой, основанной на нашей взаимной свободе, когда каждым из нас мог уйти от другого куда бы то ни было как только пожелает, по какой-либо причине или при ее отсутствии. Теперь же я был напуган. Длительное время я не встречался в Лос-Анжелесе ни с какой другой женщиной. Мне казалось, что мы катимся к само собой разумеющейся женитьбе, что мы забываем о том, что наше время-порознь необходимо нам так же, как время-вместе.
 Свидание должно было состояться. Если я обязан быть с Лесли только потому, что нахожусь в Лос-Анжелесе, то что-то не так в нашей дружбе. Если я променял свою свободу на то, чтобы быть с той, которую я выбрал, то наше стремление к единению потерпело крах. Я заклинал ее понять меня.
 - Я могу побыть с тобой до семи, - предложил я ей.
 - До семи? Ричард, ты не слышишь меня? Ты нужен мне. Мне необходима твоя помощь прямо сейчас!
 Почему она давила на меня? Было бы гораздо лучше, если бы она сказала, что чувствует себя вполне превосходно и что надеется, что я хорошо проведу время. Поступила бы наперекор себе. Разве подобные вещи ей не известны?
 Это роковая ошибка! Я не поддамся давлению и не позволю превратить себя в собственность никому, нигде, ни при каких условиях!
 - Извини. Если бы я знал об этом раньше. Сейчас уже поздно что-то отменять. Я не вижу в этом смысла и не хочу этого делать.
 - Неужели она так много для тебя значит? - спросила она. - Кто она такая? Как ее зовут?
 Лесли ревновала!
 - Дебора.
 - Неужели Дебора так много значит для тебя, что ты не можешь позвонить ей и сказать, что твоя подруга Лесли больна, и спросить, не будет ли она против перенести ваше неотложное свидание на завтра, или на следующую неделю, или на следующий год? Неужели она такой важный для тебя человек, что ты не можешь ей позвонить и все это сказать?
 В ее голосе звучала боль. Но сделать то, о чем она просила, означало уязвить мою независимость. И ее сарказм тоже не помог.
 - Нет, - сказал я. - Она не такой важный человек. Для меня важен принцип, который она воплощает, - что мы свободны проводить время с тем, кого выбираем...
 Она залилась слезами. - Будь проклята твоя свобода, Ричард Бах! Я работаю не покладая рук, чтобы твою проклятую империю не смели с лица Земли, я ночей не сплю, все беспокоюсь, что есть еще какой-то выход, который я не продумала, о котором никто не знает... чтобы спасти тебя... потому что ты так много значишь... Я так устала от этого, что едва могу подняться на ноги, и ты не побудешь со мной, когда я в тебе нуждаюсь, потому что у тебя свидание с какой-то Деборой, с которой ты едва познакомился, которая воплощает какой-то идиотский принцип?
 Сквозь стальную стону толщиной в метр я промолвил.
 - Да, это так.
 В телефонной трубке надолго воцарилась тишина. Ее голос стал другим. Ревность и боль исчезли, она сказала тихо и спокойно:
 - Прощай Ричард. Приятного свидания.
 И пока я говорил: - Спасибо, что ты понимаешь, как важно... - она повесила трубку.