- ...избавиться от ощущения, - говорил Митя, стоя с закрытыми глазами в центре площадки под шестом маяка, - что он копает крыльями пустоту, и из последних сил удерживая себя от догадки, что всю предшествовавшую жизнь он занимался именно этим. Пока вместе с сотнями других цикад он летел к далекой горе, второй раз в жизни видя мир таким, как он есть, вокруг стемнело и ему стало казаться, что он потерял дорогу - хотя куда именно он летит, он твердо не знал, - но тут он вспомнил, что стоит между черными кустами терновника и торчащими из земли выветренными скалами причудливой формы, которые с того места, где он находился, казались просто участками неба без звезд... Он несколько раз моргнул и слегка надавил на веки пальцами. За ними разлилось слабое голубоватое сияние, но яркой точки, которая сияла там несколько минут назад, уже не было. - Все. Больше ничего не вижу,
- сказал он. - И сколько все это продолжалось? Дима пожал плечами. - Хотя да, - сказал Митя. - Конечно. - Цикады - наши близкие родственники, - сказал Дима. - Но они живут в совершенно другом мире. Я бы сказал, что это подземные мотыльки. Там все так же, как у нас, но совсем нет света. Он повернулся и пошел вверх по тропинке. Митя пошел следом, и через минуту или две они вышли на плоскую площадку между скалами, один край которой обрывался в пустоту. Отсюда было видно море с широкой лунной дорогой - даже не дорогой, а целой взлетно-посадочной полосой - и еще были видно дрожащее сияние на берегу. - Странно, - сказал Митя. - Как будто все то, к чему мы с таким трудом пытаемся всю жизнь вернуться, на самом деле никуда и не исчезало. Как будто кто-то завязывает нам глаза, и мы перестаем это видеть. - Хочешь узнать, кто? - Хочу, - сказал
Митя. - Это хорошо, что ты хочешь, - сказал Дима, - потому что в любом случае придется. Митя вздрогнул. - Что значит придется? - Видишь ли, - печально сказал Дима, - своими недавними действиями ты растревожил одно очень могущественное существо. Ему все это ужасно не понравилось. И сейчас оно явится за тобой. - А какое ему до меня дело? - спросил Митя. - Оно считает, что ты находишься в его полной власти. Принадлежишь ему. А то, что ты пытаешься делать, этой власти угрожает. И это существо нападет на тебя с минуты на минуту. - Кто это? - Труп, - сказал Дима как нечто само собой разумеющееся. - Чей труп? - Твой, - сказал Дима, - чей же еще. - Ты хочешь сказать, что я умру? - В каком-то смысле, - ответил Дима. - Когда я говорю "труп", я имею в виду, что тебя ждет тот, кто сейчас живет
вместо тебя. На мой взгляд, самое худшее, что с тобой может произойти, - это то, что он и дальше будет жить вместо тебя. А если умрет он, вместо него будешь жить ты. - Кто это живет вместо меня? - спросил Митя. - И как труп может умереть? - Хорошо, - сказал Дима, - не живет, а мертвеет. Это все слова. Неважно. Все равно бесполезно говорить. Иди и сам все увидишь. - А ты? - спросил Митя. - С ним можешь встретиться только ты сам, - сказал Дима. - И все, что случится дальше, тоже зависит только от тебя. - Опять в кусты идти? - спросил Митя. - Сколько можно. - Я не знаю, где он тебя найдет. Но он уже здесь. Совсем рядом. - Где? - испуганно спросил Митя. Дима засмеялся и не ответил. Он подошел к краю площадки, почти к самому обрыву в море, и отвернулся, словно не желая иметь никакого отношения к тому, что происходит за его
спиной. Митя огляделся по сторонам. Вокруг были скалы самых разных форм; на некоторых из них росли пучки травы, которую шевелил ветер, из-за чего казалось, что шевелятся сами камни. Митя посмотрел на Диму. Его застывшая фигура казалась со спины темным каменным выступом, словно он превратился в одну из скал. Больше на площадке ничего не было. Митя подошел к началу тропинки, по которой они только что прошли, и, цепляясь за кусты и камни, стал спускаться вниз. Прошлый раз он шел за Димой и даже не заметил, насколько трудно здесь идти - словно тогда вокруг было светлее. Теперь, когда Луну закрыл каменный гребень, приходилось нашаривать ногой следующий камень и ощупью находить ветки, чтобы схватиться за них. Через несколько метров Мите показалось, что он завис в темной пустоте, держась за несколько непонятно откуда взявшихся в ней каменных выступов, и нет никакой гарантии, что
впереди окажется хоть какая-то опора. Он замер на месте. "А куда я иду? - подумал он. - И зачем?" Он закрыл глаза и попытался прислушаться к своим ощущениям и мыслям, но их не было. Было просто темно, прохладно и тихо. Можно было продолжить спуск вниз, а можно было вернуться на площадку, где остался Дима; казалось, что между этими двумя действиями нет никакой разницы. Митя попытался сделать еще один шаг, и из под его подошвы вывернулся камень - он чуть не покатился вслед за этим камнем, но в последний момент успел схватиться за усеянную шипами ветку, которая глубоко расцарапала ему кожу на ладони. Камень несколько раз стукнулся о скалы, с шорохом врезался в листву, и опять стало тихо. "Что же со мной происходит? - подумал Митя, облизывая кровоточащую ладонь. - Как это оказалось, что я стою в полной темноте, в непонятном месте, и дожидаюсь собственного трупа?
Это что, я к свету летел, а прилетел вот сюда? Ведь я же совсем другого искал. Может, я и сам не знаю, чего, но никак не этого, точно." Подул ветер, и внизу зашуршали невидимые листья. "А может, он на мне опыты ставит. Сейчас пойду и скажу ему, что с меня хватит... Кто он такой вообще и откуда он взялся? С другой стороны, конечно, бессмысленный вопрос... Оттуда же, откуда и я. И говорит он тоже правильно. Но ведь я это и без него всегда знал. И еще много другого знал, кстати... Куда только это делось..." Митя попытался вспомнить это другое, и перед ним, почти как в колодце, промелькнуло несколько отрывистых картин, вместе похожих на фильм, склеенный из разных слайдов. Оказалось, что лучшее связано с очень простым, таким, о чем никому и не расскажешь. Это были моменты, когда жизнь неожиданно приобретала смысл и становилось ясно, что она на самом деле никогда его
не теряла, а терял его Митя. Но причина того, что этот смысл становился виден опять, была непонятна, а картинки на сменяющихся в его памяти слайдах были самыми обычными - например, проходящие по ночному потолку полосы света, похожие на лучи зенитных прожекторов, которые никак не могут поймать люстру, или вид из поезда на длинное вечернее небо, уходящее в просеку за пыльным окном, или несколько неотшлифованных бутылочных изумрудов на ладони. Но странное и невыразимое знание, связанное со всем этим, давно исчезло, а то, что осталось в памяти, было больше всего похоже на сохранившиеся фантики от конфет, съеденных каким-то существом, уже давно живущим в нем, постоянно и незаметно присутствующим в любой мысли (кажется, среди мыслей оно и жило), но все время прячущимся от прямого взгляда. А сейчас, сразу же понял Митя, это существо, незаметно жевавшее его почти всю жизнь и сожравшее его
почти целиком, просто не успело отпрыгнуть. Это и был труп. Но с ним ничего нельзя было сделать - разве что подобрать камень побольше и ударить самого себя по голове. Митя еще раз ощупал ногой темную пустоту внизу, повернулся и стал карабкаться назад. Лезть вверх было проще, и через минуту он уже был на ярко освещенной лунным светом площадке. Дима стоял там же, в той же позе и так же неподвижно, и Митя с раздражением подумал, что в его поведении, пожалуй, слишком много мистического пафоса. - Я все понял, - сказал он. - Понял, о чем ты говорил. Эй. Он похлопал Диму по плечу, и тот медленно обернулся. Это был не Дима. Это было то самое существо, мысль о существовании которого за минуту перед этим мелькнула в митином сознании. Ошибиться было невозможно, хотя Митя не мог сказать, откуда у него возникла эта уверенность. Но в тот же
момент, когда он увидел перед собой собственное лицо, только синее и усталое, он вспомнил место из старой японской книги, где человеку снится кошмар, в котором он бежит вдоль берега моря от самого себя, вставшего из гроба. С ним сейчас происходило то же самое, только не было гроба, берег моря находился далеко внизу, и просыпаться было некуда. Митя попятился, и труп шагнул за ним. Митя кинулся к ведущей вниз тропинке, но, представив себе, как он снова повиснет на ветках, а сверху на него обрушится собственный труп, он затормозил, развернулся, чуть помешкал, решая, куда бежать, и почувствовал, как за левое плечо его схватила собственная ладонь. То есть ладонь принадлежала тому, кто преследовал его, но одновременно он почувствовал, что сам взял кого-то рукой за плечо. И этот кто-то тоже был он сам. Митя завыл от ужаса, неловко ударил кулаком в ничего не выражающее лицо с закрытыми
глазами и тотчас почувствовал косой удар по собственной скуле. Труп медленно и немного карикатурно, в духе гигиеничных американских ужасов, поднял руки, схватил Митю за горло, и Митя почувствовал, что тоже кого-то душит. Он изо всех сил сжал пальцы и понял, что еще секунда - и он задохнется. Тогда он чуть ослабил хватку и почувствовал, что может сделать вдох. Он убрал руки, и одновременно разжались пальцы на его горле. "Понятно", - подумал Митя, повернулся, поднял ногу, чтобы шагнуть, и почувствовал, что его за левое плечо опять схватила собственная ладонь. Он испытал мгновенный приступ ярости, лягнул труп ногой и, придя в себя, обнаружил, что стоит на четвереньках. Он встал, со свистом втягивая воздух в непослушные легкие. Это было тяжело не только потому, что от удара перехватило дыхание, а еще и потому, что пальцы трупа опять с тупым усердием сомкнулись на его шее, и чтобы сделать
вдох, ему пришлось ослабить собственную хватку на холодном синем горле. Митя сделал еще одну попытку отцепиться от трупа, но хоть его движения были быстрыми и сильными, а труп двигался крайне медленно и вяло, не успел Митя повернуться, как на плечо ему опять легла собственная ладонь. Митя обернулся к трупу, слегка - так, чтобы можно было дышать - сжал пальцами его горло и сказал: - Ну что? Долго так стоять будем? Труп не отвечал. Приглядевшись, Митя заметил, что его веки чуть приоткрыты и он словно бы смотрит вниз. Труп тихо-тихо дышал и, как почему-то показалось Мите, пытался о чем-то вспомнить. - Эй, ты! - позвал Митя. - Сейчас, - сказал труп и опять тихо задышал. "А может, - мелькнула у Мити мысль, - просто его задушить надо? А самому потерпеть чуть-чуть." Он стал осторожно вдыхать, чтобы набрать в легкие достаточно воздуха,
но почувствовал, что пальцы трупа сдавили его горло и с каждой секундой их нажим становится сильнее. Митя попытался отодрать холодные пальцы от своего горла, но это не помогло - труп, кажется, решил задушить его первым. Митя всерьез испугался, и пальцы трупа на его горле тут же оторопело разжались. "Нет, - подумал Митя, - так не выйдет. А может, перекрестить его? На всякий случай? Хуже ведь не будет". Вдруг труп высвободил одну руку, торопливо перекрестил Митю и опять схватил его за горло. "Не помогает", - подумал Митя и вдруг понял, что все то, что он думает, думает не он, а труп. - Эй, - раздался сверху димин голос, - ты еще долго с ним обниматься будешь? Митя поднял глаза. Дима, свесив ноги, сидел на высоком камне в нескольких метрах справа и глядел на вяло текущую внизу схватку. - Дай ему по яйцам, - посоветовал он. - А потом, когда
согнется, - замком по шее. - Что с ним делать? - просипел Митя. - Не знаю, - ответил Дима. - Это ведь не мой труп, а твой. Делай что хочешь. Все в твоих руках. Несколько минут Митя стоял напротив трупа, глядя ему в лицо. Ничего ужасного в этом лице не было - оно было спокойным, усталым и грустным, как будто труп держался руками не за его горло, а за поручень вагона метро, в котором возвращался домой с давно обрыдлой работы. - Если бы это, не дай Бог, происходило со мной, - наконец сказал Дима со своего камня, - я бы перво-наперво как следует рассмотрел, кто передо мной стоит. Митя еще раз поглядел на усталое лицо трупа и заметил на нем почти неуловимую гримасу легкой грусти и обиды, тень какой-то несбывшейся мечты. Митя понял, какой именно мечты - его собственной. И вместо отвращения и страха он испытал к своему трупу искреннюю жалость, а как только
это случилось, холодные пальцы опять сжали его горло. Но на этот раз Митя ясно чувствовал, что его душит внешняя сила, и никак не мог ослабить хватку на своем горле. Он изо всех сил пнул ногой голень трупа и только ушиб пальцы ноги - казалось, он ударил железный столб. Перед его глазами замелькали разноцветные полосы и точки, он почувствовал, что вот-вот потеряет сознание, и понял, что, задушив его, труп пойдет домой дочитывать Марка Аврелия. И тут его внимание привлекло одно из плясавших перед его глазами цветных пятен. Точнее, как раз это маленькое голубое пятнышко не плясало, а оставалось на месте, поэтому Митя его и заметил. Это была та самая голубая точка, которая пропала после того, как он разглядел с ее помощью цикаду. Митя понял, что снова может смотреть с помощью этой точки, направил луч внимания на утомленное синее лицо перед своими глазами и почувствовал, что его пальцы
сжимают уже не горло, а что-то мягкое и чуть влажное. Перед ним на земле стоял большой навозный шар, и его руки уходили в него почти по локоть. Он вытащил их, несколько раз брезгливо встряхнул и повернулся к Диме, который спрыгнул с камня и подошел к шару. - Что это? - спросил Митя. - А то ты сам не знаешь, - сказал Дима. - Навозный шар. Это было правдой. Митя знал, что это, и отлично знал, что с этим делать. "Сколько ты у меня украл, - подумал он, с ненавистью глядя на шар, - ведь вообще все, что было, украл..." Он поднял было ногу, собираясь пнуть его, но понял, что бить некого, и в этом было самое обидное. Осторожно, чтобы не увязли руки, он нажал на поверхность шара - тот стронулся с места неожиданно легко, - подкатил его к обрыву и толкнул вперед. Шар прокатился несколько метров по крутому склону, оторвался от него
и исчез из виду. А через несколько долгих мгновений снизу долетел громкий всплеск. Митя повернулся, медленно дошел до места, где сидел раньше, и сел прямо на землю, прислонясь спиной к камню. - Странно, - сказал он после нескольких минут тишины, - но я сейчас совершенно четко вижу, что эта точка всегда была у меня перед глазами. Абсолютно все время. Я просто никогда не обращал на нее внимания. - Ты просто не знал, что можно обратить на нее внимание, - сказал Дима. - А есть еще очень много такого, на что ты сейчас точно так же не обращаешь внимания, потому что не знаешь, что это можно сделать. - Например? - Ты любишь читать книги. Но в них все время написано о ком-то другом. Тебе никогда не хотелось прочитать книгу о себе? - Я ее еще только пишу, - сказал Митя. - Кто "я"? Митя показал на себя пальцем, и Дима засмеялся. -
Это сильное преувеличение, - сказал он. - Если ты увидишь эту книгу, ты это сам поймешь. - А как ее увидеть? - Ты же сам только что сказал. Обратить внимание. Митя закрыл глаза и некоторое время сидел молча. - Не могу, - сказал он. - Потому что ты до сих пор считаешь, что эту книгу пишешь ты сам, - сказал Дима, - хотя тот "ты сам", который так считает, скорее и есть эта книга. Он присел на корточки напротив Мити и прошептал: - Что будет, если голубая точка перед твоими глазами посмотрит сама на себя? - Сама на себя? Митя зажмурился, и его лицо даже перекосилось от напряжения, так что Дима снова засмеялся. - Недавно ты упал вниз, - сказал он, - в колодец. Помнишь? А теперь попробуй упасть прямо вверх. Вдруг у Мити в ушах громко хлопнуло, и он увидел, что перед ним опять не Дима. Перед ним был
кто-то другой. И сидели они уже не среди каменных выступов на маленькой земляной площадке, а совсем в другом месте, и не сидели, а просто находились, потому что сидеть там было не на чем. Собственно, и не они - Мити уже не было, а был только тот, на кого он смотрел. Это была фигура в чем-то вроде длинного сияющего плаща - а может быть, так выглядели сложенные светящиеся крылья. Ее лицо и руки были чистым светом, но на них можно было смотреть так же, как на любые другие руки или лицо. Он знал все про эту фигуру - точнее, она знала все про него, но это было одно и то же, потому что это и был он сам. Но не тот, каким он себя знал. То, что было перед ним, на самом деле не имело ни тела, ни какой-либо определенной формы. Но чтобы можно было смотреть на это, надо было придать ему какую-нибудь форму, что, как Митя понял, он и сделал совершенно автоматически. Ясно было только одно
- все лучшее, настоящее, что он считал главным в себе и всю жизнь охранял от других и даже от самого себя, было просто кривым и тусклым отражением того, что находилось сейчас перед ним. Все лучшее в его жизни было просто каплями свободы и счастья, которые медленно, по одной, просачивались к нему из неизвестного резервуара, из мира, где ничего, кроме свободы и счастья, не было. А сейчас дверь в этот мир широко распахнулась. И Митя понял, что он всегда был просто искаженным и неполным отражением этого существа, его слабой и бессильной тенью. И одновременно он понял, что всегда и был этим существом, а то, что он считал собой раньше, было просто солнечным зайчиком, лучом света, который упал на какую-то поверхность и образовал множество разноцветных пятен, так притянувших к себе его внимание, что то ли он стал думать, что он и есть эти разноцветные движущиеся пятна, то ли пятна
стали думать, что они - это он. Как будто он был изображением на экране, а сейчас изображение вдруг повернулось, посмотрело в ту точку, откуда падал свет, и увидело, что оно и есть эта точка и этот свет. Но что тогда было изображением? Митя посмотрел на него и увидел, что это тоже он. У Мити мелькнула мысль, что все дело в экране, но когда он посмотрел на него, он увидел, что это тоже он сам, после чего стало совершенно непонятно, как это он смог упасть сам на себя и образовать изображение, которое тоже он. Митя попытался назвать собой хоть что-нибудь из всего этого и не смог. Он был всем этим и абсолютно ничем - просто игрой света и тени, на которую смотрело то, что было им на самом деле, хотя на самом деле не было ничего такого, что было бы им - Митей, сидящим на холодной каменной поверхности огромного и прекрасного мира, прислонясь спиной к неровному выступу
скалы. Он встал и огляделся. Димы нигде не было видно. Потом он заметил слабый дрожащий свет, мелькнувший в расщелине между двумя скалами, и подумал, что Дима там. Дойдя до расщелины, он щелкнул зажигалкой, протянул ее вперед и шагнул через похожий на порог каменный выступ. Скалы смыкались над головой, образуя подобие высокой пещеры. Митя увидел впереди слабый огонек, как будто у Димы в руках догорала спичка, и позвал: - Дима! Где ты? Тот не ответил. - Кто ты такой? - крикнул Митя и пошел вперед. Огонек тронулся ему навстречу, и через несколько шагов его вытянутая вперед рука с быстро нагревающейся зажигалкой уперлась в непонятно как оказавшееся здесь зеркало в тяжелой полукруглой раме из темного дерева.
