Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Дневники

  Все выпуски  

Дневники Выпуск 12


Информационный Канал Subscribe.Ru

ДНЕВНИКИ

Дневник
Анны Франк.

Часть 4.

Суббота, 22 января 1944 г.

Милая Китти!

Объясни мне, пожалуйста, отчего большинство людей так боится открыть свой внутренний мир? Почему я веду себя в обществе совсем не так, как надо? Наверно, тут есть причины, знаю, но все же непонятно, что даже с самыми близкими людьми никогда не бываешь откровенной до конца.

У меня такое чувство, как будто после того сна я очень повзрослела, стала как-то больше "человеком". Ты, наверное, удивишься, если я тебе открою, что даже о ван Даанах я теперь сужу по-другому. Я смотрю на наши споры и стычки без прежнего предубеждения.

Отчего я так переменилась?

Видишь ли, я много думала о том, что отношения между нами могли бы сложиться совсем иначе, если бы моя мама была настоящей идеальной "мамочкой". Спору нет, фру ван Даан никак не назовешь человеком воспитанным. Но мне кажется, что можно было бы избежать половины этих вечных пререканий, если бы мама была более легким человеком и не обостряла отношения. У фру ван Даан есть свои положительные качества, с ней можно договориться. Несмотря на весь свой эгоизм, мелочность и сварливость, она легко идет на уступки, если ее не раздражать и не подзуживать. Правда, ее хватает ненадолго, но при некотором терпении можно с ней сладить. Надо только по-дружески, откровенно обсуждать вопросы о нашем воспитании, о баловстве, о еде и так далее. Тогда мы не стали бы выискивать друг у друга только плохие черты!

Знаю, знаю, что ты скажешь, Китти!

"Неужто это твои мысли, Анна? И это пишешь ты, ты, о которой "верхние" говорили столько плохого? Ты, которая узнала столько несправедливости". Да, это пишу я! Хочу сама до всего докопаться, не желаю жить по старой пословице: "Как деды пели..." Нет, я буду изучать ван Даанов и выясню, что правда, а что преувеличение. А если я тоже разочаруюсь в них, тогда и запою ту же песенку, что и мои родители. Но если "верхние" окажутся лучше, чем о них говорят, я постараюсь разрушить ложное представление, которое сложилось у моих родителей, а если не удастся, останусь при своем мнении и своем суждении. Буду пользоваться любым предлогом, чтобы говорить с фру ван Даан на разные темы, и не постесняюсь беспристрастно высказывать свое мнение. Не зря же меня зовут "фрейлейн Всезнайка".

Конечно, я не собираюсь идти против своего семейства, но сплетням я больше не верю! До сих пор я была твердо уверена, что во всем виноваты ван Дааны, но, наверное, часть вины лежит и на нас.

По сути дела мы, должно быть, всегда правы. Но от людей разумных - а мы себя причисляем к ним - все-таки надо ждать, что они смогут ужиться с самыми разными людьми. Надеюсь, что я проведу в жизнь то, в чем я теперь убеждена.

Анна.

Пятница, 18 февраля 1944 г.

Милая Китти!

Когда я подымаюсь наверх, я непременно стараюсь увидеть "его". Моя жизнь стала гораздо легче, в ней снова появился смысл, есть чему радоваться.

Хорошо, что "предмет" моих дружеских чувств всегда сидит дома и мне нечего бояться соперниц (кроме Марго). Не думай, что я влюблена, вовсе нет. Но у меня такое чувство, что между мной и Петером вырастает что-то очень хорошее, и наша дружба, наше доверие станут еще крепче. Как только появляется возможность, я бегу к нему. Теперь совсем не то, что раньше, когда он не знал, о чем со мной говорить. Он все говорит и говорит, даже когда я совсем собираюсь уходить.

Маме не очень нравится, что я так часто хожу наверх. Она говорит: "Не надоедай Петеру, оставь его в покое". Неужели она не понимает, что это совсем особенные, душевные переживания? Каждый раз, как я прихожу оттуда, непременно спросит, где я была. Терпеть этого не могу. Отвратительная привычка.

Анна.

Вторник, 2 мая 1944 г.

Милая Китти!

В субботу вечером я спросила Петера, не рассказать ли папе о нас, и Петер, слегка помявшись, сказал, что это правильно. Я обрадовалась - еще одно доказательство его внутренней чистоты. Спустившись вниз, я сразу пошла с отцом за водой и уже на лестнице сказала ему:

"Папа, ты, конечно, понимаешь, что, когда мы с Петером вместе, мы не сидим на расстоянии метра друг от друга. По-твоему, это плохо?"

Отец ответил не сразу, а потом сказал:

"Нет, Анна, ничего плохого в этом нет, но все-таки тут, когда живешь в такой близости, надо быть осторожнее".

Он еще что-то говорил в таком же духе, и мы пошли наверх. А в воскресенье утром он позвал меня к себе и сказал:

"Анна, я еще раз все обдумал (тут я испугалась). Собственно говоря, здесь, в убежище, это не совсем хорошо. Я-то считал, что вы с Петером просто товарищи. Петер в тебя влюблен?"

"Ни капельки!" - сказала я.

"Видишь ли Анна, ты знаешь, что я вас отлично понимаю, но ты должна быть сдержаннее, не слишком поощрять его. Не ходи наверх так часто. Мужчина в этих отношениях всегда активнее, женщина должна его сдерживать. Там, на свободе, дело другое. Там ты встречаешься с другими мальчиками и девочками, можешь гулять, заниматься спортом, вообще чем угодно. Но если вы тут слишком много времени будете проводить вместе, а потом тебе это перестанет нравиться, все будет гораздо сложнее. Вы же и так все время видите друг друга, почти постоянно. Будь осторожнее, Анна, не принимай ваши отношения всерьез".

"Да я и не принимаю, папа. И потом Петер - очень порядочный, хороший мальчик".

"Да, но характер у него неустойчивый, на него легко повлиять и в хорошую, и в дурную сторону. Надеюсь, ради него самого, что он останется хорошим, потому что в основном он порядочный человек".

Мы еще поговорили и условились, что отец поговорит и с Петером. В воскресенье, после обеда, когда мы сидели наверху, Петер спросил:

"А ты говорила с отцом, Анна?"

"Да, - сказала я, - я тебе все расскажу. Ничего плохого он не видит, но считает, что здесь, где мы живем в такой тесноте, между нами легко может произойти размолвка".

"Но мы же условились - не ссориться, и я твердо решил, что так и будет".

"Я тоже, Петер, но отец думал, что у нас все по-другому, что мы просто товарищи. А по-твоему, этого уже не может быть?"

"По-моему, может. А по-твоему?"

"И по-моему, тоже. Я сказала отцу, что доверю тебе. И я по-настоящему доверяю тебе, Петер, полностью доверяю, как папе, и я считаю, что ты достоин доверия, правда?"

"Надеюсь". (Тут он покраснел и смутился.)

"Я в тебя верю, верю, что у тебя хороший характер, что ты в жизни многого добьешься".

Мы говорили еще о многом другом, потом я сказала:

"Когда мы отсюда выйдем, тебе, наверное, и дела до меня не будет, правда?"

Он весь вспыхнул: "Нет, неправда, Анна! Ты не смеешь так обо мне думать!"

Тут меня позвали...

В понедельник Петер рассказал мне, что отец и с ним говорил.

"Твой отец считает, что из товарищеских отношений может вырасти влюбленность, но я ему сказал, что он может на нас положиться".

Теперь папа хочет, чтобы я меньше ходила по вечерам наверх, но я на это не согласна. И не только потому, что я люблю бывать у Петера, - я объяснила отцу, что доверяю Петеру. Да, я ему доверяю и хочу доказать это. А как же доказать, если я из недоверия буду сидеть внизу?

Нет, пойду к нему наверх!

Между тем драма с Дусселем кончилась. В субботу, за ужином, он произнес красивую, тщательно обдуманную речь по-голландски. Наверное, Дуссель весь день готовил этот "урок". Его день рождения мы отпраздновали в воскресенье, очень тихо. От нас он получил бутылку вина урожая 1919 года, от ван Даанов (теперь они уже могли сделать ему подарок!) он получил банку пикулей и пакетик бритвенных лезвий, от Кралера - лимонный джем, от Мип - книгу и от Элли - горшок цветов. Он всем нам выдал по вареному яйцу.

Анна.

Окончание следует...

По материалам журнала "Мы".

Выпуск

12
     


http://subscribe.ru/
E-mail: ask@subscribe.ru
Отписаться
Убрать рекламу

В избранное