Два крёстных Ивана

Реальные военные истории, реальные люди с настоящими фамилиями


Апрель 1970 года. База ВМФ Балтийск. Со дня на день ожидается начало крупнейших военно-морских манёвров «Океан». На боевых постах противолодочного корабля безвылазно ведутся профилактические и ремонтные работы. В море всё должно действовать безотказно.
Кому придётся по нраву - лежать на боку, спиной упираясь в переборку, и руками, плотно согнутыми в локтях, тянуть гайки токопровода главного электрощита корабля? Старшина команды электриков, разумеется, мог бы поручить эту немудрёную и неприятную работёнку любому из подчинённых. Но пресловутая подсознанка вынудила поступиться командирским авторитетом и, втиснувшись в полуметровое пространство между переборкой и щитом, самому обтянуть контакты токопровода. А за одно, который уж раз вспомнить, как пару лет назад в проливной зоне Балтики во время конвоя судов китобойной флотилии «Калининградская слава», выходящих на промысел в Атлантику, из-за ослабления контактов этот самый злополучный токопровод раскалился до красна. Ещё каких-то полчаса, и шина отгорит. Даже если не пожар, то потеря электроснабжения доброй половины корабля гарантирована.
Возникла, казалось бы, неразрешимая дилемма - отключать нельзя, а без отключения ремонтировать невозможно. Что делать? Шина проходит в десяти сантиметрах от палубы. Между шиной и переборкой пространство не более полуметра. Критическую ситуацию усугубляет качка. Уже добрых пару месяца я на штате старшины электриков, и кураж молодого командира не оставляет ничего иного, как принять на себя риск по устранению аварии. Действовать можно только в положении лёжа на левом боку. Привязали за ноги, чтобы в случае чего - сразу вытащить. Около часа длилась почти хирургическая по точности движений операция на раскаленном токопроводе без снятия напряжения. Малейшее неосторожное движение чревато касанием к раскалённому проводнику, находящемуся под напряжением. К счастью, всё обошлось, но след в памяти остался. Поэтому, на сей раз решил никому не доверять эту работу. Тем более, напряжение отключено, корабль стоит у причала, а, значит, качки нет. Работ ай не спеша, в своё удовольствие, зато в море душа будет на месте.
В пост энергетики и живучести по трапу спустился старшина мотористов Коробко, мой «годок». Вместе пришли на корабль, вместе отведали несладкой «карасиной ушицы», стали старшинами. Заглянул в открытую дверь щитовой и, увидев меня в лежачем положении между щитом и переборкой, прикололся:
- Ааа, Петрович! Ты там что, вздремнуть решил? И то дело.... Кстати, в кубрик принесли свежие газеты. В «Страже» статья про твоего крёстного, как он орден Славы заработал на фронте! Как отоспишься - поди, глянь...
Коробко поёрничал и вышел в машинное отделение, где его мотористы, как гномы в поисках самоцветов, перемигиваясь жёлтыми зрачками переносок, копошились в трюмных кишках главных дизелей.
Поначалу было невдомёк, о каком крёстном завёл речь Коробко. У меня, как у любого православного, конечно, был крёстный, жил он в шахтёрском городе на Дону и никакого отношения к флоту и флотской газете не имел. Впрочем, крёстный мой Иван Линник воевать начал с мальства. Ещё семнадцатилетним пацаном, хлебнув сполна фронтового лиха, был ранен, но остался в живых. А несколько дней назад от него пришло письмо. В конверте вырезка статьи из областной газеты. В статье той говорилось о подвиге, за который Ивана наградили орденом Славы. Сказать по правде, историю с орденом этим я и без этой статьи с нежного возраста знал назубок. Крёстный нашёл во мне благодарного слушателя своих фронтовых рассказов.
Особо ему памятна была та холодная весна 1944 года, когда в конце марта, вопреки ожиданиям первого по-настоящему весеннего тепла, запоздавшая пурга двое суток засыпала снегом неприглядные гнилые берега Сиваша. На его крымском берегу ощетинились немецкие укрепления, претендующие вкупе с естественной водной преградой Сивашем на непреодолимость. Уповая на чудо, Германия, словно азартный игрок, проигрывающий ставку за ставкой, надеется разорвать цепь фатального невезения и отчаянно цепляется за остатки территорий, захваченных в начале войны. Вот такой последней крупной ставкой немцев в России стал неприступный Крым. Но в разгаре уже весна 1944 года, и песенка немцев почти спета
На чонгарском направлении освобождённый берег Сиваша на линии Геническ - Сальково удерживали части 78-ого укрепрайона 51 армии. Противостояние берегов Сиваша продолжалось уже более пяти месяцев. Наконец пробил час Крыма. Десятого апреля после мощной артподготовки ударный батальон укрепрайона, в составе которого был мой будущий крёстный Иван Линник, приступил к преодолению Сиваша и огневого сопротивления противника в направлении полуострова Чонгар.
Атака, однако, захлебнулась, наткнувшись на ураганный пулемётный огонь из ДОТа, искусно встроенного в господствующую высотку и чудом пережившего адскую мясорубку артподготовки. Попытки быстро пересечь зону поражения окончились гибелью храбрецов. Немцы в ДОТе, видимо, воевали не первый месяц и прекрасно владели грамматикой боя - ни в коем случае не допускать противника в теневую зону. Иван оценил обстановку. Фронтальной атакой ДОТ не взять, надо пробовать фланговые варианты. Стараясь быть незамеченным, он пошёл вправо, перешёл вброд довольно широкую лагуну. Были опасения, что она окажется настолько глубокой, что придётся плыть, плыть с оружием и гранатами в по-весеннему ледяной воде. Но это был его, Ивана, день, вернее, его звёздный час. По илистому дну он, незамеченный немцами, засевшими в ДОТе, перешёл лагуну и сумел также незаметно приблизиться к огневой точке. В амбразуру полетели гранаты, а контрольные автоматные очереди доверши ли дело. Классика жанра. ДОТ замолчал.
Ударная группа восстала в рост из сивашской вонючей жижи. Не прошло и пяти минут, как комбат Пётр Волков радостно тряс за плечи немного обескураженного, промокшего до нитки Ивана. Волков оценивал шансы на успех Ивана невысоко, ведь, перехитрить немца - не каждому дано. Здесь находчивости и отваги бывает недостаточно. Он понимал, что удача не обошла стороной этого нескладного на вид паренька, но подвиг от этого не потерял в цене. А цена его - успешный исход боя и спасённые жизни не одного человека. Уже под Севастополем заслуженный орден Славы догнал Ивана.
Газетная вырезка эта преспокойно лежит в моём рундучке. И причём тут флотская газета «Страж Балтики»?
Терялся в догадках я не долго. Если бы не это письмо от крёстного, догадался бы сразу. К собственному неудовольствию уразумел, о каком ещё крёстном могла идти речь. Уж, казалось, все забыли о том случае месячной давности, и вот опять за старое.
Закончив работу, спустился в кубрик. С досадой взял с рундука свежий номер «Стража Балтики». Так и есть! На развороте в так называемом подвале третьей странице, там, где обычно помещались материалы по истории флота, под рубрикой «Твои герои, Балтика» большая статья о подвиге Ивана Рашовца. Никакой он мне не крёстный, а нарекли его так после недавних событий. Но, всё по порядку.

* * *
Бывает так, что люди ещё при жизни становятся легендой. Все их деяния, поступки, слова в народной молве обрастают домыслами, обычно преувеличенными и искажёнными. На то она и молва. Таким человеком был военный комендант гарнизона города Балтийска Иван Степанович Рашовец в бытность шестидесятых- семидесятых годов. Военные коменданты Балтийска, пребывавшие в этой неблагодарной должности и до, и после него, не удостаивались и толики той славы, пусть порой дурной, кою стяжал Рашовец.
Сам по себе Балтийск, до 1946 года Пиллау, город небольшой, но это самая крупная советская военно-морская база на Балтике, закрытый военный объект. И если первое лицо в Балтийске - командир базы, то второе - комендант. Не каждый комендант, а их было, возможно, около десятка за всю советскую историю города. Комендант Иван Степанович Рашовец по известности в военморовской среде не в чём не уступал командиру базы. Ведь недаром его, конечно, за глаза, называли по имени - отчеству, а командира базы многие не ведали даже по фамилии. Впрочем, сказать, что коменданта Рашовца называли по имени -отчеству - значит сказать не всё. Его имя - отчество сплелись воедино и стали одним словом, внушающим одновременно страх, уважение, неподдельный интерес к необычному человеку - ИВАНСТЕПАНЫЧ. Имя-не имя, кличка -не кличка, звание- не звание, но звучало и внушало.
Впервые о живой легенде Балтийского флота довелось услышать ещё на пути к месту службы. В общем вагоне поезда Харьков-Калининград попутчик призывников - морячок-отпускник, под перестук колёсных пар, с перерывом лишь на перекуры в тамбуре, допоздна взахлёб расписывал житие и деяния этакого Пришибеева балтийского розлива. Таким выходил комендант балтийского гарнизона из слов служивого. Впрочем, страшилка его начиналась самим Балтийском, куда понаторевший за два года службы старшой попадать категорически не советовал.
- Балтийск - город закрытый,- вальяжно стращал новобранцев бывалый,- житуха матросская на «коробках» тяжёлая, да и тянуть до ДМБ аж четыре года.
Всё население города-военные, поэтому в увольнение почти никто не ходит. Если кто и выходит в город, то рискует оказаться на гарнизонной гауптвахте. В городе уволенных на берег поджидает свирепый комендант, некто Иван Степаныч. Он разъезжает по городу на «газике» вместе со своим помощником Берёзкой и ловит зазевавшихся матросов. Призывникам с гражданской вольницы многое из услышанного казалось просто банальным вагонным трёпом. До неправдоподобия грозным был этот персонаж россказней матроса.

Как потом оказалось, весь флот знал этого человека, героя множества анекдотов, распространявшихся, как эпидемия, во флотской среде. В большинстве своём флотские травилы баек о гарнизонном коменданте не встречались с ним и не ведали, как выглядит действующее лицо их устного жанра. Поэтому, особо одарённые личности, а их на флоте всегда хватало, не стеснялись без меры добавлять от себя, а попросту, привирать для красного словца и усиления эффекта воздействия на слушателей. Одни ходившие истории с натягом походили на правду, другие были явно шиты белыми нитками заурядных флотских басен, следы которых теряются в прошлом. Припоминается байка о грозном коменданте, услышанная в курилке флотского учебного отряда.
Якобы, однажды, естественно, в Балтийске, матрос с «коробки», будучи в увольнении на берег, сумел раздобыть «зелёного змия», что в те времена в цитадели Балтийского флота само по себе уже считалось подвигом. Употребил ли по назначению в одиночку или в компании сотоварищей, история умалчивает. Но силы поистратил и прилёг с устатку на обочине прусской брусчатки. И надо же, именно в этот, столь неподходящий для матроса момент, невесть откуда следуя по той же дороге, появился «газик», в котором собственной персоной восседал Иван Степаныч. Сопровождал его, как обычно, капитан Берёзка, в обязанности которого входило ассистировать коменданту в операциях по поддержанию уставного порядка в гарнизоне. Дело ближе к воскресному вечеру - охота на нерадивых в самом разгаре.
Боевую машину Ивана Степаныча любой матрос балтийской военно-морской базы распознает за километр. Звук её мотора, наводящий на матросскую душу леденящий ужас, вдохнул силы в горемыку. Из последних сил он приподнялся на ноги, изобразил, насколько смог, «смирно», взял корявой ладошкой под бескозырку и, как ни в чём не бывало, доложил подъехавшему чёрному полковнику нетвёрдым голосом, но строго по уставу.
Иван Степаныч был так тронут служебным рвением матроса, что, не смотря на его дюже непотребный вид, вместо того, чтобы вызвать патруль, лично отвёз его на корабль и наставил дежурного офицера корабля, дескать, «ни-ни» наказывать героя. Согласитесь, выдумка чистой воды.

Кто знаком с романом Новикова-Прибоя «Капитан первого ранга», возможно, вспомнит матросский миф об контр - адмирале Вислоухове, рассказанный персонажем романа Псалтырёвым.
«Пусть матрос на карачках ползает по мостовой и весь в пыли, но только честь адмиралу отдавай - ничего не будет. Даже похвалит такого:
- Вот этот моряк пьяный, а сознание не теряет».
Более того, адмирал тот, по словам Псалтырёва, увидев на улице пьяного матроса, заснувшего прямо на мостовой, определяет, куда направлена его голова. Если в сторону причала, значит, двигался правильно - на корабль. Старался, но сил не хватило- с кем не бывает. Для такого матроса адмирал за свой счёт нанимает извозчика, который доставляет счастливчика на корабль. Если же голова его направлена от причала, то пять суток карцера бедняге не миновать. Не известно, придумал эту историю Новиков-Прибой сам, или почерпнул из матросского фольклора, но сюжеты похожи. Быть может, легендарный комендант Балтийска лишь немногим уступал псалтырёвскому контр - адмиралу.
Иногда, после особо колоритной страшилки казалось, что на самом деле никакого Иван Степаныча не существует. То есть, конечно, комендант в Балтийске непременно есть. Как же без него? Допустим, и величают его Иван Степанович. Мало ли их на Руси - Иванов, да Степанов. Понятно, строгий он, служака, пусть придирчивый, каким и должен быть комендант военной базы. Но всё остальное....Попросту, реальные факты и случаи в жизни и службе этого человека, обросли домыслами, откровенным враньём или сплетнями флотской молвы.
Но, как говорится, дыма без огня не бывает. Далеко не каждого человека удостаивают быть героем сериала анекдотов и баек. Знать не простой человек этот комендант Балтийска, знаменитый Иван Степаныч. Так думалось, пока не пришлось оказаться в Балтийске, в самом «логове» Ивана Степаныча.

* * *
В Балтийске вопрос о виртуальности существования ретивого коменданта был снят окончательно. О встречах с грозой военно-морской базы рассказывали матросы и офицеры. Расходились с ним по-разному. Отделавшиеся лёгким испугом радовались « сказочному» везению. Сказывали и о тяжёлых случаях. Причём, после каждой встречи с комендантом, чем бы она не закончилось, даже если пришлось просто мимоходом откозырять Иван Степанычу, военмор не преминет об этом сообщить своим сослуживцам. Встречу с Иваном Степанычем в себе не утаишь.
Любимым «коньком» коменданта, с которого он практически не сходил, была форма одежды, вернее её нарушения. Отклонения от установленного канона формы, будь то укороченная шинель, расклешённые или зауженные брюки, удлинённые ленты на бескозырке, «аэродромные» тульи на фуражках и всякие другие попытки хоть как-то приблизить флотскую форму к бытующей моде, мгновенно выявлялись профессиональным и годами намётанным глазом коменданта. Меры по коррекции сознания нарушителя принимались также безотлагательно. Если же служивый был одет не по объявленной в базе форме одежды, или, пуще того, носил неуставные вещи и попадался, бедолага, Иван Степанычу под горячую руку, то мог в аккурат схлопотать серьёзный нагоняй, а то и угодить в комендатуру с незавидными последствиями.
Рассказывали, что как-то Иван Степаныч в служебном экстазе «прихватил» даже адмирала, как новобранца, за нарушение уставной формы одежды. Правда, иль нет - поди, проверь. Возможно, был то и не адмирал, а может, и вовсе не было такого вопиющего инциндента.
Но флотский люд верил этому беззаветно:
- Кто-кто, а наш Иван Степаныч и адмирала не постесняется к порядку призвать, за ним не заржавеет, была бы закавыка.
Наиболее вероятна встреча с комендантом в его «цитадели» - комендатуре. В остальном -это случайные встречи, которые выпадали немногим «избранным». В этом смысле уязвимым был состав гарнизонного караула, который сутки находился в комендатуре, в непосредственной близости от Ивана Степаныча, не говоря уже о его помощнике капитане Берёзке. Любое, даже мелкое нарушение устава караульной и гарнизонной службы, если оно бывало замечено всевидящим оком коменданта, грозило караульному «не отходя от кассы» перевоплотиться из охранника в узника здесь же на гарнизонной гауптвахте. Поэтому гарнизонный караул очень неохотно несли по очереди экипажи кораблей базы.
Караульную команду сколачивали с трудом. Если матросам срочной службы просто приказывали, то начальником караула и его помощником должны быть офицеры или мичманы сверхсрочной службы, так называемые на флоте «сундуки». Назначение в гарнизонный караул воспринимали удручённо, боялись попасть под горячую руку коменданта или его помощника. « Завтра я иду в караул к Ивану Степану. Как он для меня сложится, я и не знаю.» Это строчка из письма, написанного в 1968 году молодым матросом корабля воздушного наблюдения (КВН -16) Рубцовым Сергеем. Страшновато было впервые идти в караул в комендатуру Балтийска, наслушавшись сказок и былей об Иване Степаныче.
Караул из комендатуры возвращался в приподнятом настроении. Как бы то ни было, а всё позади, как после трудного экзамена. Теперь те, кто оттянул сутки караульной службы в хозяйстве Иван Степаныча, были в центре внимания избежавших нежелательной встречи с грозным хозяином Балтийска. Смаковались подробности несения караула, связанные с комендантом или его помощником капитаном Берёзкой, что они говорили, что приказывали. В особых героях ходили те, кто непосредственно на себе испытал внимание Рашовца, ведь любой контакт с ним чреват последствиями.


* * *
Все опасались встреч с Иваном Степанычем, будь то в карауле, в городе или в матросском клубе. Однако в Балтийске служила категория военморов, коих комендант рассматривал как своих персональных врагов. Они, конечно, об этом были прекрасно осведомлены и, сознавая свою уязвимость, проявляли крайнюю осторожность. В состав караула в гарнизонную комендатуру их старались не включать, а если и включали, то они ни в коем случае не должны были проявить свою принадлежность к этой категории. Объединяла их принадлежность к минно-торпедной специальности, адепты которой, не думая, не гадая, вступили в конфликт с грозным комендантом военно-морской базы Балтийск. Об этом гласит очередной миф или быль об Иване Степаныче. Но прежде, краткое введение, необходимое для ясности последующей истории.
Как известно всем сегодняшним и бывшим военным морякам, в пятидесятых годах прошлого века на флоте началось использование реактивных глубинных бомб, как эффективного противолодочного оружия. Если до этого подводную лодку пытались уничтожить с надводных кораблей путём сбрасывания глубинных бомб, что называется, «под себя», то реактивная глубинная бомба запускалась с корабельной установки, пролетала, как реактивный снаряд, определённую дистанцию по воздуху, затем падала в воду, как обычная глубинная бомба, погружалась и взрывалась на заданной оператором глубине.
В конце пятидесятых годов под руководством конструктора В. Масталыгина было разработано русское противолодочное чудо-оружие - реактивная противолодочная система РБУ-6000. Судите сами. Уже в течение более полувека РБУ -6000 находится на вооружении! Пятьдесят лет взрывного развития вооружений, но от услуг РБУ-6000 пока не отказываются, более того с удивлением обнаруживаю её на палубах наших новых кораблей. Великолепный, «вкусный» военный дизайн - 12 стволов, выстроенных в грозный, вёрткий цилиндр. Ось цилиндра в доли секунды может занять любое положение, соответствующее комбинации углов атаки на горизонтальной и вертикальной плоскости. В трюме бака корабля, в бомбовом погребе запас в сотню промасленных 112 килограммовых реактивных бомб. Такая бомба легко пролетает дистанцию до шести километров.
А суть истории в том, что однажды в Балтийске во время рутинного проворачивания технических средств и механизмов, с одного из кораблей¸ имевшем на своём борту такую противолодочную систему, был ошибочно произведён пуск реактивной глубинной бомбы. Благо, что бомба та была учебной, без боевого заряда. Злополучная болванка пролетела заданную дистанцию и рухнула на землю. При этом никакого вреда ни людям, ни строениям, даже природе своим холостым падением не причинила. Никаких проблем, если не считать того, что приземлились она на территории балтийской гарнизонной комендатуры.
Сама по себе стрельба стокилограммовыми болванками в условиях базы и города есть ничто иное, как ЧП высшего порядка. Аукнется оно крутыми разборками, проверками, комиссиями, наказаниями, торможениями в присвоении очередных званий, «полосканиями» случая на всех флотах. Однако, масла в огонь и без того немалый подлили дальнейшие события, принявшие драматический оборот. Как и подобает в таких случаях, на злосчастный корабль, буквально на следующий день не преминула явиться дотошная комиссия военспецов. Виновника торжества заставили повторить все манипуляции, которые он произвёл, спровоцировав несанкционированный выстрел. Затюканный минёр старательно продемонстрировал экспертам всё то, что умел, и что совершил днём ранее. Так он старался не ударить в грязь лицом, что после вопроса проверяющего «А дальше?» нажал на пусковую кнопку и.... Всё правильно! На то она и болванка, что бы, не мудрствуя лукаво, исполнить сигнал на запуск - город вновь подвергся противолодочной атаке. Причём, как первая случайная, так и вторая показательная бомба, отработав заданную дистанцию, с тупым упрямством и отменной кучностью опять угодила в «святая святых» Ивана Степаныча - образцовый палисад гарнизонной комендатуры.
Как не крути, если допустить, что первая бомба ухнула в комендатуру по воле господина Случая, то второй удар, извините, не выдерживает никаких логических оправданий, кроме как следствие преднамеренного умысла. Так, без обиняков, вам скажет любой нормальный человек, правда, ничего общего с флотом не имеющий. Полковник Рашовец, хотя имел отношение к флоту, но выглядел вполне нормальным гарнизонным комендантом.
- Пристрелялись злодеи! Я им что, учебная мишень? - со справедливым гневом возмутился Иван Степаныч и по - своему разобрался в этом происшествии. Он заклеймил минёров военно-морской базы, заодно и всего Балтийского флота в умышленном и систематическом обстреле гарнизонной комендатуры и послал им чёрную метку. Теперь в глазах Ивана Степаныча все минёры базы и кораблей, имевших несчастье посетить её, превратились в отвратное скопище грязных пиратов, коим нет пощады. Целая военно-морская специальность, минно-торпедная боевая часть угодила в комендантскую опалу со всеми вытекающими последствиями. А на минеров в городе, разве что красные флажки не ставили.

С того случая прошли годы. Давно закончили службу виновники обстрела комендатуры, командиры их пережили оргвыводы, но Иван Степаныч не смог забыть и простить «хулиганскую» выходку минёров и продолжал их нещадно преследовать и взыскивать с них прошлые должки. Уж он то находил причины наказать самого примерного матроса, окажись последний всего лишь минёром и попадись, бедняга, в крутые лапы коменданта или его помощника. Так или иначе, новые поколения минёров страдали за грехи своих предшественников и панически боялись встреч с гарнизонным комендантом полковником Рашовцом.

Военно-морской фольклор не блещет фантазией. Нечто похожее с той же канвой о случайной стрельбе довелось услышать на курсах переподготовки офицеров флота одного из московских районов в середине семидесятых годов. Правда, речь тогда шла о торпедном выстреле. Учебная торпеда вышла из аппарата некоего эсминца и пробила борт корабля, стоящего у противоположного пирса. При проверке действия персонала комиссией был произведён повторный выстрел с попаданием в тот же борт. Очень похоже на матросскую байку, переходящую от флота к флоту, через десятилетия, обрастающую специфическими для каждого флота и времени подробностями.
Но байка ли то ЧП с попаданием глубинной бомбы в палисад балтийской комендатуры? В одной древней книге написано: «Что было, то будет, и что делалось, то и будет делаться...» Воистину...! Полвека спустя после обстрела комендатуры Балтийска, 24 июля 2009 года такая же болванка реактивной глубинной бомбы, ошибочно запущенная с корабля Тихоокеанского флота, поразила жилой массив Владивостока. К счастью, как и в балтийском случае полувековой давности, обошлось без жертв и материального ущерба. Знать недаром Иван Степаныч держал минёров в ёжовых рукавицах, он как будто насквозь видел этот вредный флотский народец ....

* * *
Впервые наблюдать воочию легендарного коменданта в деле довелось там, где появляться он, казалось бы, не должен, - на крейсерской стенке военной гавани.
В те дни корабль наш обеспечивал ходовые испытания нового ракетного крейсера проекта 1134 «Вице-адмирал Дрозд», сошедшего со стапелей Северной верфи Ленинграда. Был он вторым в крутой четвёрке стальных гренадёров с неограниченным районом плавания и поступившей на флот в конце шестидесятых годов. Корабли эти были развитием первых советских ракетных крейсеров типа «Грозный», и высокотехнологичного сторожевика проекта 61.
После двух суток работы в море маленькая эскадра во главе с крейсером «Вице-адмирал Дрозд», в составе двух противолодочных кораблей 204 проекта и двух сторожевиков 35 проекта далеко заполночь возвратилась в базу и пришвартовалась рядом вдоль крейсерской стенки военной гавани. Выход в море оказался напряжённым. Крейсер выполнял программу ходовых испытаний на разных режимах, крутил оружие, а корабли обеспечения постоянно меняя диспозицию, старались оттеснить и держать на дистанции «нюхачей»- шпионские суда НАТО, которые назойливо стремились заполучить информацию о новом советском корабле. При этом вся группа постоянно вела контроль подводного пространства и находилась в режиме противодиверсионных мер.
То, что корабли обеспечения пришвартовались рядом с крейсером, красноречиво говорило о том, что стоять у причала долго не придётся. Однако, утро следующего дня обошлось без аврала. День начался по рутинному расписанию. Ближе к полудню стало ясно почему. На причал подъехал кортеж из служебных «Волг» и «газиков». На причальную стенку вышли около двух десятков старших офицеров, среди них и адмиралы. Как оказалось, прибыло командование Балтийского флота для осмотра нового корабля .
Команда занялась делами на боевых постах, которых было предостаточно после двух суток пребывания в море.
Вдруг по корабельной громкоговорящей связи прошло взбудораживающее сообщение:
- Внимание всем постам! На причале Иван Степаныч ! На верхнюю палубу не выходить до особого распоряжения.
На постах народ оживился. Кого оставит равнодушным такая новость? Рядом человек, о котором все так наслышаны! Кому не интересно поглазеть на живую легенду Балтийска, не подвергаясь риску попасть ему в лапы? И мы на полуюте приоткрыли люк турбинного отсека и осмотрелись.
На причале, как раз напротив полуюта группа офицеров. Среди них высокий, грузноватый полковник в морской шинели с красным просветом на погонах и каракулевой шапке. Перед ним, вытянулись в струнку два щеголеватых старших офицера, капитаны второго ранга. Оба в офицерских фуражках с широкими туго натянутыми тульями по последней флотской моде. Наверняка тот, в каракулевой шапке и есть никто иной, как знаменитый Иван Степаныч, гроза Балтийска и окрестностей. Ведь надо же, куда его занесло! Города ему мало, так он в расположение боевых кораблей забрался и сразу нашёл себе работу. Старших офицеров отчитывает, как первогодков, не взирая на звёзды на двух широких просветах.
В щель между комингсом и крышкой люка проникали лишь повторяющиеся, обрывистые, - Есть! Та.. точно, таарищ паалконик!
Что говорил Рашовец, разобрать невозможно. Ясно было одно, что Иван Степаныч обладает низким басом с хрипотцой, голоса не повышает и не психует, пытаясь таким Макаром посеять ужас в собеседниках. Умудрённый двумя годами службы моторист Постика, сменивший на трапе под крышкой люка турбиниста Жаркова, быстро разгадал сюжет трагедии, разыгравшейся на крейсерской стенке.
- За форму одежды прихватил, зараза! Видишь, он и Берёзка в шапках, а эти в фуражках, да ещё неуставных...
- Нет, забирать не будут,- как бы прочитав мои мысли, безаппеляционно, но на всякий случай вполголоса заявил Постика. - Рыба крупная, небось, со штаба флота сопровождают начальство. Не посмеет.
- Да он, говорят, и адмирала прихватил, посмел..., - из-под трапа возразил турбинист Жарков.
- Дак то говорят...
Действительно, комендант, видимо посчитав свою воспитательную миссию исполненной, неторопливой походкой направился к газику. Капитан Берёзка что-то записал в книжицу и невозмутимо проследовал за своим шефом. Офицеры, ещё не успевшие перевести дух после нахлобучки, не двигаясь, растерянно смотрели им вслед. Идти то им в ту же сторону, поэтому они пережидали, пока Иван Степаныч не заберётся в джип и укатит восвояси. Комендант, прежде чем сесть в машину, окинул взором диковинный корабль «Вице-адмирал Дрозд». Был ли он на нём или нет? Нагрянул в военную гавань, вероятно, проследить за порядком во время пребывания высокого начальства во вверенном ему гарнизоне. А на корабль его могли попросту не пустить. Палубы кораблей неподвластны комендантам, даже таким грозным, как Рашовец.
С того зимнего дня весь год не приходилось ни видеть, ни, упаси бог, встречаться с Иван Степанычем. Шёл год «пражской весны», которая пошатнула до того незыблемые устои лагеря стран социализма и могущественного военного блока Варшавского договора. Это, естественно, сказалось на действиях всего Балтийского флота и каждого корабля. Год тот был нелёгким даже для старослужащих, которые не припоминали в прошлом такую активность боевой подготовки. А что же говорить о нас, первогодках. Образ грозного коменданта потускнел и отошёл на задний план.

* * *
Но как-то уже в марте 1970 года, за месяц до начала небывалых дотоле маневров военно-морского флота «Океан», в Доме офицеров флота Балтийска проводилось общефлотское офицерское собрание. Охрану и патрулирование мероприятия возложили на дивизион противолодочных кораблей. Для обеспечения патрулирования дивизион выделил команду из 15 матросов. Старшим патруля назначили автора этих строк в чине старшины первой статьи, и которому до заветного ДМБ оставалось каких-то три месяца.
Помощник коменданта Берёзка, в распоряжении которого мы оказались, с озабоченным видом быстро проинструктировал патруль, объявил диспозицию и назначил время окончания патрулирования - полдень. На погоду день не выдался - пронизывающий влажный ветер, температура около нуля. В бушлатах и бескозырках мы продрогли, но терпеливо ожидали окончание не столь трудной, сколь неприятной вахты. Однако, незадолго до полудня капитан Берёзка объявил, что собрание затягивается, и наша патрульная миссия продлевается.
Почти в час дня Берёзка разрешил по очереди отобедать на кораблях, благо, что Дом офицеров находится в пяти минутах быстрого хода от расположения дивизиона. На корабле команда уже пообедала и впала в сладкую послеобеденную дрёму «адмиральского часа».
В кубрике тепло и по-домашнему пахнет наваристыми щами, полную миску которых бачковой поставил на стол. Нагуляв с утра на промозглом ветру аппетит, я наслаждался теплом кубрика и привычной матросской едой.
Не успела ещё миска первого опорожниться до дна, как безмятежная идиллия тепла, аппетитной еды и послеобеденного покоя неожиданно рухнула. В слуховой люк кубрика некто с верхнее палубы прокричал, что там наверху меня срочно требует к себе Иван Степаныч. Бачковой, матрос второго года службы, растянул рот в хитроватой улыбке, мол, ясно, что розыгрыш. Наклонив миску, я спокойно добирал последние ложки щей. Существуют приколы остряцкие, так себе и тупые. На флоте больше тупые в ходу. Но тупее этого видеть не приходилось. В крайнем случае, можно было бы купиться на визит комдива, но это уже предел возможного. С чего бы это сам Иван Степаныч, легендарный комендант Балтийска, гроза всего личного состава военно-морской базы от матроса до капраза, вдруг пожаловал собственной персоной на корабль. И потребовался ему ни командир корабля, ни его помощник, хотя это тоже нереально, а матрос, пусть даже он старшина первой статьи и до ДМ Б ему оставалось всего лишь три месяца. Такие мысли крутились в голове, когда я беззаботно приступил ко второму блюду, макаронам по - флотски, на которые бачковой явно не поскупился.
Ко мне пришёл Иван Степаныч, чаи гонять что-ли! Где я, старшина срочной службы, и где комендант гарнизона полковник Рашовец! Нарочно не придумаешь....
Вот это промелькнувшее в голове «нарочно не придумаешь», сбило с толку и напрягло.
- Что за глупая шутка и кто её мог выдумать, ведь действительно нарочно не придумаешь, тем более в послеобеденный отдых, так называемый адмиральский час? Нарочно не придумаешь, значит, получается правда, никто ничего не придумал, наверху меня ожидает сам Иван Степаныч! Неужели...! Какая честь!
Мне стало не по себе, уже наполненную макаронами ложку я опустил в миску. Бачковой уже не улыбался и тревожно смотрел на меня, видно, тоже прокумекал. Судорожно прокрутил в голове предобеденные события в обратном порядке, ни одной зацепки, ради которой я мог бы понадобиться Ивану Степановичу, не сыскал.
- Так.. Прошло уже более пяти минут, как меня проинформировали. Далее уже заставляю себя ждать, да ещё кого - самого Ивана Степаныча!
С другой стороны, если это розыгрыш, то моё появление на палубе будет вдвойне смешным. Разыграть меня, «годка», могут себе позволить только такие же «годки». По низам в тот день дежурил мой одногодок, старшина первой статьи торпедист Прокопчук, парень из небольшого украинского села. Старательный служака и, хотя по неписанному статусу был он вправе разыграть меня, но к таким подлым шуткам не был способен, не тот человек.
В тамбуре железом заскрежетал палубный люк. Тяжёлые звуки шагов человека, спускающегося по вертикальному трапу, заставили вспомнить «каменного гостя». Неужели сам пожаловал! Терпелка лопнула! И укрыться в кубрике негде, разве что в вещевой рундук с головой!
Открылась дверь, и в кубрик лёгким на помине ввалился старшина Прокопчук. Что тебе флотский комиссар в гражданскую - перепоясан ремнями, с пистолетной кобурой на боку и повязкой «рцы» на рукаве. Уже легче, ожидали худшего. По его красному испуганному лицу и тяжёлому дыханию, всё стало ясно. Никакого розыгрыша не было и в помине, а на палубе меня действительно поджидает сам, даже не верится, Иван Степаныч, комендант Балтийска, с кем мне за почти три года службы так и не пришлось встретиться лицом к лицу. Вот и свела судьба. Бачковой, не успев налить чай в кружку, тихонько поставил чайник на стол, как бы боясь нас выдать стуком.
Старшина Прокопчук, увидев меня, сидящим за столом и беззаботно жующим макароны, от возмущения потерял дар речи. Лицо его пошло белыми пятнами. Он обречённо сдёрнул с головы бескозырку и грузно бухнулся на рундук. Не дожидаясь бранных слов, которые, очухавшись, будет изрекать Прокопчук, я мигом надел бушлат, бескозырку и критически осмотрел себя в зеркале.
- Петрович! Бааляя...! Я же на губу по твоей милости... Под фанфары ..., - пришёл в себя на рундуке перепуганный Прокопчук.
- Он что, на корабль поднялся ? - дал понять я, что разборка не ко времени.
- В машине на причале, ожидает тебя! Что ты там натворил?
- Что, именно меня и потребовал? - выдохнул я в надежде на то, что это какая-то кошмарная ошибка, чей-то банальный косяк, что сейчас всё прояснится и станет на свои места.
- Посмотрел в бумажку и назвал тебя. И ждёт уже пять минут, а ведь приказал мне тебя доставить срочно. Сердцем чую, арест из-за тебя схлопотал! - не унимался жизнелюбивый Прокопчук.
- Задницей своей ты чуешь! Раз приказано доставить - вот мой ремень, и сдай меня Иван Степанычу! - кивнул я на дверь, предлагая Прокопчуку, как должностному лицу, первому появиться на палубе. Конечно, я бравировал перед бачковым и Прокопчуком. На самом деле изрядно струхнул и с трудом скрывал волнение. Ещё бы, знаменитый Иван Степаныч нагрянул лично по мою душу и ожидает на причале. Да найдётся ли хотя бы один такой храбрец в Балтийске, который преспокойно останется в своей тарелке, заполучив такого нежданного именитого гостя? А я то в кубрике расслабился, макаронами по-флотски угощаюсь. Надо же такому быть - самого Ивана Степаныча проигнорировал! Попался дружок! Вот теперь он меня попросит с ответным визитом и попотчует хорошенько комендантским супчиком.
Пристыженный Прокопчук умерил свой гнев, но вконец деморализованный, заартачился и наотрез отказался первым подняться на палубу. Я открыл дверь в тамбур и, собравшись с духом, как перед прорубью с ледяной водой, в которую предстояло окунуться, рванул вверх по трапу, откинул люк и очутился на палубе. На палубе ни души, а впрочем, нет. Душа одна имелась - вахтенный у трапа. Он вытянулся и замер истуканом так, что вполне мог сойти за восковую фигуру, готовую для коллекции мадам Тюссо. А вот ещё одна морская душа выглядывает из дверного проёма рубки. Это мой непосредственный начальник, командир БЧ, «бычёк» капитан- лейтенант Лихачёв. Наверное, остался за старшего на корабле и ему доложили о визите коменданта. Хороший он мужик, но выйти из укрытия и доложиться Ивану Степанычу никак не решится, духу не хватает.
Напротив трапа - ГАЗ-69 с заглушенным двигателем. Хоть и не грозная боевая машина, но если знаешь, что внутри восседает сам Иван Степаныч, гроза Балтийска и окрестностей, покажется солиднее боевой машины пехоты. В «джипе» какие-то офицеры. Теперь меня осенило, что в лицо то я не знаю Иван Степаныча. Наблюдал его два года назад в военной гавани из щели палубного люка, когда он отчитывал за нарушение формы одежды офицеров из штаба флота. Я его тогда и не рассмотрел толком. Вот попробуй теперь обратись не к тому. Ещё одна проблема, которую придётся решать на ходу. Прежде чем бежать и докладывать коменданту о своём запоздалом прибытии, я сделал ещё одно маленькое открытие, которое меня явно не обрадовало. На всём причале, где стоят корабли дивизиона, от штаба и до тральщиков, неестественно безлюдно - ни одного матроса, ни одного захудалого «сундука», ни одного офицера. Всех как ветром сдуло. Понятно - по дивизиону де вятым валом прошёл сигнал: «Атас! Иван Степаныч... !!!» И мне бы сейчас с глаз долой и от греха подальше, но ведь каким-то немыслимым образом, он прикатил с визитом персонально ко мне.
- «Попрятали пингвины тело жирное в утёсах»,- с горечью вдруг вспомнил я почему-то поэтический гвоздь школьной программы шестидесятых. Из всего дивизиона, девяти кораблей, пятисот человек личного состава один я, один на один со всемогущим комендантом Балтийска. Впрочем нет... Из здания штаба дивизиона выскочил офицер, и вперившись взглядом в зад комендантского джипа, замер в нерешительности Ясно- дежурный офицер дивизиона. Ему, конечно, уже сообщили, скорее всего, из КПП бригады, через который проследовал комендантский джип. Я обрадовался подмоге, но дежурный, похоже, решил не рисковать попусту и тут же укрылся в штабе. У трапа я махнул рукой «бычку», чтобы не выходил. В конце концов, комендант требует меня, так тому и быть. А если что.., то тоже ничего - отвезут в комендатуру, и отсижу пару - тройку суток на гауптвахте. Правда, пока не знаю за что, но сейчас узнаю. Нет худа без добра! Ведь за три года службы так и не пришлось посидеть на матросской «губе». Вот и испытаю, будет, что вспомнить на гражданке.

Тем не менее, так просто сдаваться я был не намерен. Обогнув окаменевшую фигуру вахтенного, я нарочито гулко сбежал по трапу, лихо, на лету козырнув кормовому флагу. С этого момента я в роли бравого морского старшины, настоящего вышколенного служаки, чтобы произвести впечатление на коменданта и склонить чашу весов в свою пользу. Годы службы научили тому, что лёгкая чёткость, бравада и некий беззаботный и даже глуповатый кураж всегда по нраву начальству. По трапу же я пробарабанил «хромачами», чтобы обратить на себя внимание сидящих в «джипе», дабы видели, что поспешаю явиться пред грозные комендантские очи. От корабельного трапа до машины - подчёркнуто лёгкий, верноподданнический бег. Последние три шага отчеканил по бетонке причала классическим строевым. Как я и предполагал, комендант восседал справа от водителя. Уважающий себя офицер никогда не займёт задние места в автомобиле. Только чинуша, пекущийся о своей бе зопасности больше, чем о деле, на которое поставлен, скроется от посторонних глаз долой на заднем сиденье, предназначенном для женщин, детей и инвалидов.
Грузноватый мужчина в возрасте около пятидесяти лет, с посеребрёнными висками с жёсткими, волевыми чертами крупного лица. Умные, проницательные глаза, твёрдый, не злой взгляд. Подбегая к джипу, я с удовлетворением отметил, что Иван Степаныч не проявляет никаких видимых признаков нетерпения или раздражения. Он спокойно что-то говорит сидящим на заднем сиденье, слегка повернув голову в сторону от водителя. Естественно, он видел меня, сбегающим по трапу с корабля, но ни одним движением не прореагировал на моё лихое появление. И даже, когда я доложил о своём прибытии, он только кивнул головой, и спокойно продолжил разговор, при этом оценивающим взглядом, словно рентгеновским лучом, мимолётно просканировал мою персону. Всем своим видом он говорил, что, дескать, припозднился ты старшина, заставил себя ждать уважаемых и занятых людей, что разноса не будет, но теперь подожди ты, и будем квиты. Давал понять, что если вызывает старший по званию, надо спешить. Вот такой изящную сценку разыграл комендант.
Закончив разговор с офицерами, сидящими на заднем сиденье, Рашовец занялся мной. Теперь он внимательно посмотрел на меня. По его лицу понял, что своим появлением произвёл довольно благоприятное впечатление. Значит, старания не пропали даром.
Далее произошло неожиданное. Ведь можно было предположить десяток версий о том, зачем я мог бы понадобиться знаменитому коменданту Балтийска. И в этом десятке могло и не быть того, что произошло на самом деле.
А оказалось то, что ничего не произошло. Просто, пока мы обедали, совещание свернули, и наша служба больше не понадобилась. Мероприятие прошло успешно, поэтому комендант Балтийска, будучи в добром расположении духа, заехал предупредить об этом старшину комендантского патруля, поблагодарить за службу и забрать нарукавную красную повязку, на которой белыми буквами была надпись «ПАТРУЛЬ». Скорее от радости, что «пронесло», чем по уставу я проорал подобающее в таких случаях «Служу Советскому Союзу», и ГАЗ-69, гроза Балтийска, рванул в сторону внутренней гавани.
Так состоялась моя неожиданная встреча с человеком, о котором слышал так много разного и противоречивого. Иногда бывает достаточно нескольких мгновений общения с незнакомцем, чтобы почувствовать к нему симпатию или неприязнь. В тот день, похоже, мне удалось разглядеть настоящего живого человека за ходульной фигурой флотской молвы. И не только потому, что полковник Рашовец терпеливо ожидал мою персону, не выразил заслуженное мной негодование, а вместо этого поблагодарил за службу. Множество других мелких деталей и нюансов его поведения убеждали в этом. Конечно, идеализировать гарнизонного коменданта было бы смешно. Он поддерживал порядок в базе не всегда гуманным способом. Не исключено, что был иногда груб и бесцеремонен, но он был комендантом Балтийска, закрытого города военных моряков, в среде которых черты характера его могли бы вполне сойти за принципиальность, требовательность и бескомпромиссность во всём, что касалось поддержания по рядка, выполнения воинских уставов.

* * *
Прошло уже около месяца с того дня, когда комендант Балтийска Иван Степаныч Рашовец терпеливо поджидал меня на причале. Новость об этом случае быстро распространилась по дивизиону. Первым меня допросил командир корабля. Вызвал он меня сразу же, как появился на корабле. Ему, естественно, доложили о внезапном визите коменданта. Потом меня допытывали и знакомые «годки» и офицеры дивизиона. Я стал популярным, как киноартист. Вначале мне это даже нравилось, но потом стало надоедать, особенно, когда до меня дошла матросская сплетня, что Рашовец, якобы, мой дальний родственник. Ведь не мог же грозный комендант Балтийска, которого и офицеры побаиваются и сторонятся, спокойно ожидать полчаса, пока какой-то старшина с малого противолодочного не доест макароны по-флотски и выпьет стакан компота, да ещё и благодарность объявит ни с того, ни с сего. Значит родственники, но скрывали до поры до времени.
Я уже начал опасаться, как бы эти слухи не дошли до комендантских ушей, и я бы мог оказаться в его глазах лгуном, приписывающем себе выгодное родство. Поэтому, старался больше не вспоминать о том случае и трепню на эту тему не поддерживал в надежде на то, что всё вскоре забудется. Так оно и произошло. Разговоры о предстоящих фантастических по масштабу учениях, в которых должен участвовать и наш корабль, вытеснили все другие темы. И вот сегодня эта статья в «Страже Балтике» разбередила тот, уже подзабытый случай. Теперь, правда, Иван Степаныч, сам не подозревая того, оказался в роли моего крёстного.
Статью я прочитал залпом. Согласитесь, интересно читать в прессе о знакомом тебе человеке, да ещё такое.
Номер газеты той я пытался сохранить, но к сожаленью, за годы учёбы, работы, заграничных командировок, он всё же потерялся. Однако, содержание статьи той помню. А суть её в том, что воевал в составе одной из частей морской пехоты совсем молодой парнишка Иван Рашовец. Несмотря на свой возраст, воевал не хуже других. Однажды, позиции батальона Ивана Рашовца подверглись атаке с воздуха немецких штурмовиков. «Юнкерсы» непрерывной каруселью безнаказанно поливали свинцом авиационных пушек расположение наших войск, которые оказались неприкрытыми ни с воздуха, ни с земли. Такое положение было не редким в первый год войны, когда немецкая авиация господствовала в воздухе и, убедившись в своей безнаказанности и позабыв об осторожности, нагло утюжила беззащитные позиции советских подразделений. Естественно, подвергшиеся атаке с неба, искали кочки и ямки, чтобы как-то укрыться и избежать удара свинцовой плети «лаптёжника». При жимались к земле, молились, матерились и плакали в бессильной злобе к бесчинствующему врагу. Многие стреляли из винтовок по самолётам, но эффективность такой противовоздушной обороны была невелика.
И вот тогда смекалистый боец Иван Рашовец установил «дегтярь» на колесо опрокинутой набок телеги и открыл прицельный огонь. Теперь, поворачивая колесо телеги, он мог вести цель и на глаз давать упреждения. Немецкие асы, не подозревая, что на земле у русских морских пехотинцев появилась, хоть и примитивная, но вполне боеспособная зенитная точка, продолжали заходить один за другим на бреющий полёт и прицельно расстреливать позиции балтийской морской пехоты. Несколько попыток Ивана короткими очередями попасть в заходящий на бреющий полёт «Юнкерс» не имели успеха. Ведь колесо телеги позволяло только в одной плоскости вести цель, по вертикали приходилось вручную поднимать и опускать ствол, что и приводило к промахам. Но за эти пристрелочные очереди Иван приноровился и, когда один из «Юнкерсов» пошёл в атаку так, что не надо было ни поднимать , ни опускать ствол, а только плавно его поворачивать, сердце Ивана ёкнуло. Луч шего момента не было и, наверное, не будет, только бы правильно упредить. Когда он нажал на гашетку, то был уверен, что всё сделал правильно и промаха быть не должно, есть такое первобытное чувство у охотников. На сей раз патронов он не жалел, и очередь получилась длинной, как ему показалось, бесконечно длинной. Пулёмёт, как живое сильное существо, бился в руках Ивана, больно отдавал в плечо и в щёку. Иван уже не смотрел в прорез прицела, казалось, что из раскалённого ствола пулёмёта вылетали пули, которыми он управлял, не глядя, и был уверен, что доведёт их обязательно до встречи с ненавистным «Юнкерсом».

Немецкий штурмовик отчаянно взревел, пытаясь выйти из бреющего полёта, но закашлялся, клюнул носом, выбросил шапку сизого дыма, которая мгновенно превратилась в красноречивый шлейф. Лётчик, пытался сделать вираж, чтобы развернуться и уйти в расположении своих войск, но машина, потерявшая скорость, свалилась на крыло и рухнула на землю. Раздался взрыв. Иван, какое-то мгновение, не отпуская из оцепеневших от напряжения рук рукоятки пулемёта и, не веря своим глазам, как завороженный, смотрел на гриб чёрного дыма, выросший на месте падения «Юнкерса».
Увидев бесславную гибель своего штурмовика, «лаптёжники» прекратили атаки на морскую пехоту, сделали круг над местом падения и, убедившись, что от самолёта и от лётчика ничего не осталось, набрали высоту и убрались восвояси. Так Иван Рашовец, проявив мужество и смекалку, сбил немецкий штурмовик и спас этим, быть может, не один десяток матросских душ. За сбитый таким необычным способом фашистский самолёт Ивана наградили орденом Славы.
Пробежав статью, я за какие-то полчаса вновь вспомнил своего настоящего крёстного. Удивительно, он тоже Иван, и возраста они с Иваном Рашовцом, похоже, одного, и за свой подвиг он также получил орден Славы. Вот такие у меня были два крёстных Ивана.
Встреча на причале с Иваном Рашовцом и статья во флотской газете о его подвиге, подвели незримую черту под всем тем, что говорилось о нём. Все были и небылицы, легенды и сплетни или незатейливые матросские байки о гарнизонном коменданте предстали в ином свете. И раньше не особо верилось в достоверность многих россказней. А теперь, уже ничто не могло бы никоим образом изменить моё личное представление об Иване Степановиче Рашовце.
Через три месяца я демобилизовался. О дальнейшей судьбе легендарного коменданта Балтийска шестидесятых годов мне ничего неизвестно.
Спустя много лет, все попытки найти в Интернете хоть какие-то отзвуки флотской жизни в Балтийске шестидесятых - семидесятых годов поисковики беспомощно игнорировали. Похоже, поколение, служившее в те годы в Балтийске, не сумело освоить новые информационные технологии, и следы тех лет в Интернете, к сожалению, практически отсутствуют. И тем более удивительным и знаменательным было то, что через столько лет на одном из форумов упоминался легендарный комендант Балтийска, Иван Степанович Рашовец. Знать недаром у людей была такая потребность вспомнить его. Вновь, как и сорок лет назад, пересказ давно знакомых легенд и страшилок, но один из форумчан написал то, что я привожу ниже как цитату и добавить более не считаю нужным ни слова.
«Ну, а если серьёзно, то комендант был настоящий. После него все остальные так-себе.. Комендант, он на то и комендант, чтобы порядок поддерживать! Думаю, что про него можно рассказывать до бесконечности...»

г. Волгодонск