Пес кудатый, масти нахальной.

Военно-полевая сказка для взрослых.

Часть 3.

"Пусть служит!"

Если вы думаете, что на этом история закончилась, то вы глубоко ошибаетесь. Не смотря на могучую стать "собаки Баскервилей", пес каждое утро незаметно проникал на заставу и становился в строй пограничного наряда.
Для старшины и старшего лейтенанта Бублика, задетого ходившей за глаза кличкой, стало делом чести определить, как собака проходила все инженерные заграждения, окружавшие заставу. Тем не менее, все их засады вкупе с, дополнительно установленными, сигналками, жестяными банками на колючей проволоке, а также обветренными лицами и красными, слезящимися от недосыпа, глазами были напрасны. Пес обходил все новые и старые препятствия с грацией балерины и, судя по бодрости рыси, с которой он появлялся утром, - все это делало их жертвы совершенно бесполезными. Когда он появлялся с какой-либо стороны заставы, имея при этом совершенно виноватое выражение морды, с другой стороны, где накануне он был замечен, появлялись старшина и Бублик с биноклями. От вида этой собачьей виноватости, надетой на бодрую трусцу, старшину начинало трясти, а старший лейтенант впадал в состояние близкое к тихому помешательству.
Игорю вместе с Саней, как понимающим в психологии бродячих собак , было официально поручено выволакивать рыдающего, скулящего и обливающегося слезами пса из строя и удалять его с территории заставы. При этом весь процесс превращался в комедию с изрядным оттенком трагизма, отчего торжественность такого, государственного значения, мероприятия, как постановка приказа на охрану границы, нарушалась громогласным солдатским гоготом и сдержанными улыбками офицеров стоящими под козырек. Впрочем улыбка офицеров в отличии от сияющих лиц бойцов была чисто английской - они улыбались сдержанно, лишь уголками губ.
Закончилось все это одним осенним утром, когда сам начальник заставы инструктировал наряд. Как всегда псина появилась на окончании финальной фразы приказа. Брови капитана Тихомирова удивленно поползли вверх, когда он увидел выползающего из-за кустов, по-пластунски пса. Проследив глазами траекторию капитанского взгляда, солдаты с улыбкой стали ждать продолжения комедии. Пес полз осторожно, на согнутых передних и задних лапах, не отрывая косматого брюха от земли. Иногда, чувствуя себя неудобно под взглядом десятка глаз, он клал морду на передние лапы и грустно смотрел на людей.
Помощник дежурного повернулся было к, постоянно теперь дежурившим на площадке, Сане и Игорю. Но капитан остановил его, махнув рукой: - «Черт с ним, пусть служит!» И, не обращая внимания на замершего позади строя пса, скомандовал: - « Смирно!»
Пес подскочил, одним прыжком преодолел оставшееся расстояние и занял место левофлангового. Вывалил лопатой красный язык и, наклонив голову, посмотрел на капитана. Капитан хрюкнул весело и скомандовал: - « Наряд, напра-во! На охрану Государственной границы Союза Советских Социалистических Республик ша-а-гом марш!» Наряд зашагал к воротам. За ним, победно задрав саблей хвост, гордо вышагивал Пес. Тихомиров улыбнулся им вслед и произнес от чего- то почти стихами, хотя поэтом не был: - « Ты гляди, пес кудлатый, масти нахальной...».
Так с разрешения высокого начальства Пес утвердился на заставе. Причем утверждение это происходило не по высшей воле как таковой. Он обладал изрядной долей обаяния, умел покорять сердца и быстро перезнакомился со всеми. Там же где не хватало его личного обаяния, дружелюбного вращения хвостом, мокрого носа и кроткого собачьего взгляда, он умел добиваться требуемого своими собственными методами.
Прежде всего, он добился зачисления на продовольственное довольствие весьма остроумным и для собаки весьма изуверским по замыслу и исполнению способом. Отправив вечером дежурный наряд, он залег в тени кустов, окружавших столовую. Дождавшись вышедшего из кухни повара, убедился, что в руках того находится нечто вкусное, а именно, бачок с гречневой кашей и мясом, аккуратно завернутый в одеяло. Пес прошел с ним до ДОСа, где собирались тихо поужинать дежурный с помдежем. В момент, когда повар взялся за ручку двери, Пес просто сказал: - "Гав"....

***

Саня оторвал взгляд от пляшущего в кристально чистой жидкости, на дне пиалы, огонька.
- Ты помнишь Игореха Самару? Ну, повар наш?
Игорь усмехнулся и пояснил удивленно поднявшим брови девушкам:
- Ага. Пришел,вернее прилетел на заставу в аккурат следующим призывом.
Саня улыбнулся тоже:
- Смешно вспоминать. Прилетел вертолет...На дальней заставе вертолет - это всегда событие. Это продукты, боеприпасы, и главное- письма и кино...
Игорь захохотал неожиданно и запел басом:
- Прилетит вдруг волшебник, в голубом вертолете и бесплатно покажет кино.....
Жены заулыбались детской песенке.
- Чего смеетесь? - спросил Саня - Мы вертолета всегда ждали как... Житье на заставе - как монашество принял.
Игорь обнял Саню за плечи.
-Морды кругом родные, - продолжал Саня - но примелькавшиеся до тошноты. Жизнь размеренная - наряды, секреты, чистка оружия, спортгородок....
- Нам еще повезло, - добавил Саня - на заставе жила тетя Тамара, жена нашего кэпа и замбоя, с детьми. А так, за полтора года казалось бы, и женщин на свете нет, кроме этого куска каменистого плато, окруженного горами. Иногда на заставу заезжали мангруппы на усиление или ДШМГшники... А так...
-Скучно? - подперев щеку рукой, спросила Вера.
- Нет, не скучно. Однообразно. Прилетит вертолет и у нас хоть какое то развлечение. Так вот Самара к нам и прилетел.
-А что за фамилия такая странная - Самара?
Саня улыбнулся:
Это-целая история!

***

Самара по гражданке - скрипач. Имея характерные семитские черты в виде сутулых плеч, смуглой кожи, громадного носа, черных печальных глаз и папы - профессора консерватории по фамилии Фильдштейн, было не совсем понятно, как он попал в армию.
Сам Самара в этом отношении был краток, мол, жизни нюхнуть. Хотя, чуть выпивши, начинал разговор о «идиёте-военкоме», невзлюбившем его с самого получения приписного свидетельства. При грустных воспоминаниях Самара раскачивался на скрипевшей в такт табуретке и вспоминал военкомовские слова:
- Куда Макар телят не гонял....
Правда, по началу, «завербованный» поджарым майором в зеленой фуражке пообещавшем ему теплое место до конца службы в клубе погранцовской учебки, попал он не так уж и далеко - в Ташкент.
Саня улыбнулся:
- Помните анекдот про старого еврея: «Скажите, Абрам Моисеевич, вы бы могли быть царем? - Да, смог бы, а по воскресеньям я бы еще прирабатывал шитьем...»
Так и Самара - на майорские слова покрутил, раздумывая лысой в шишках головой (фамильная гордость папы - якобы , признак недюжинного ума), прижал покрепче к себе футляр и через сутки уже трясся раздетый до трусов перед подозрительными личностями в клубе части.
Личности были одеты в странную полувоенную форму, состоявшую из защитного цвета штанов-галифе, черных тапочек и разноцветных маек с обрезанными рукавами. Речь личностей, обращенная к новоприбывшим, состояла из ненормативной лексики и таких крутых оборотов, что поначалу новоприбывшие, с гражданки не поняли ровным счетом ничего. Личности перешли к усиленной жестикуляции, в результате чего вытирающий юшку из своего большого носа (фамильная черта - еще одна отцовская гордость). Самара понял, что суть последних пятнадцати минут криков можно выразить в двух словах: «Раздевайся быстро!» Пострадавший нос быстро опухал, спорить совсем не хотелось, и Самара быстро остался в трусах и носках. Получив напоследок крепкую плюху и почесывая быстро растущую шишку на лбу, Самара вздохнул, вытащил из-под сиденья футляр с драгоценным инструментом, крепко прижал скрипку к груди и забрался с ногами в кресло перед сценой. Пришедшие крепенькие парняги уже в военной форме, с полосками на п огонах, быстренько разделили прибывших между собой, и повели строй в одних трусах в баню.
В общем, в армии Самаре не понравилось с первого дня.
Во-первых, в бане не было горячей воды. Вода была только ледяная, и синим, магазинным цыпленком, вытянув такую же цыплячью шею, вывалился в предбанник, где невысокого роста, неимоверно широкоплечий и широкогрудый сержант заигрывал с рябоватой медсестрой. Зажав в руке остатки мужского достоинства (семейная история умалчивает - было ли это гордостью отца), он прошлепал босыми ногами к столу.
- Тавагищ сегжант... - заикаясь, промямлил Самара сержанту.
Сержант был невысок, но обхват плеч и лопающаяся на груди гимнастерка, вкупе с рядком значков внушала невольное уважение. «Как не ставь - один хег квадгат,» - подумалось Самаре, за последнюю неделю разорвавшему узкий круг консерваторского кругозора и нахватавшегося новых слов.
Сержант задумчиво уставился на голого, в огуречных пупырышках Самару взглядом серо-голубых глаз на выкате.
- Тавагищ сегжант..., - повторил Самара, - у нас там вода... холодная.
- А зачем тебе, боец, горячая? - с интересом процедил сержант. - Если сейчас, боец, уже лето, и ты, боец, в жарком городе Ташкенте, столице, млядь, Советского Социалистического Узбекистана?
«Логично!» - подумал Самара, неловко повернувшись, поскользнулся на холодном полу из мраморной крошки и, прошлепав мимо солдата, раскладывающего на полках новые комплекты полевой формы, вернулся в моечное отделение.
Совсем не понравилась армия Самаре уже в казарме, когда помытый строй новобранцев стоял перед увиденным в бане небольшого роста сержантом.
Сержант задумчиво обошел строй, глядя как бы сквозь него знакомым Самаре, задумчивым взглядом серо-голубых глаз на выкате.
Обойдя строй, сержант вернулся к Самаре, стоявшем первым в шеренге. Покачался на каблуках, и грустно сказал:
- Па-а-а-анятно... Чмо на чме и чмом погоняет...
Прошелся еще вперед и, по-прежнему глядя в никуда, добавил:
- И одно чмо меня спросило про горячую воду... Летом... В армии...
Повернулся к Самаре и заорал так, что у того заложило уши:
- Чмо! Бегом в сортир к дневальному, и чтобы через час краники на писсуарах сияли!
Так начался курс молодого бойца у Самары. После присяги Самара был переведен в роту обеспечения, где попал под начало хитрющего прапорщика, начальника клуба. Днем пиликал на скрипке, а вечером и по ночам... Впрочем, Самара об этом вспоминать не любил. Этот кусок его армейской жизни мы узнали от такого же залетчика, прилетевшего на заставу вместе с ним.
При всей внешней интеллигентности и длинных пальцах скрипача Самара не был трусом. Но и драться тоже не умел. В казарме роты обеспечения Самара попал в руки именно тех самых странных личностей, которых увидел в первый свой день пребывания в части. Личности оказались местными армейскими «дедами», основательно охреневшими от размеренной, спокойной и сытой жизни. Днем личности преспокойно водили и ремонтировали машины в автопарке, резали и раздавали хлеб в столовой, были свинопасами на местной подсобке, музыкантами в оркестре, в общем занимали в части весь спектр самых боевых, заслуженных воинских специальностей - куда там пулеметчикам например!
Вечером, переодевшись в полувоенное, жрали принесенную, засланными на кухню к поварам, «душками» жареную картошку с мясом, пили чай и занимались «воспитательным процессом». Сам процесс к воспитанию, как таковому, имел отдаленное отношение и напоминал то ли вечер римских патрициев, наблюдающих за трапезой на бои рабов, то ли вечер индийских махарадж, созерцающих за изгибами танцовщиц.
Самара не воспринял все это с привычной еврейской покорностью. В первый же вечер он был избит. Но глумления над ним не получилось. Придя в себя, «гнида интеллигентская» вставала и влепляла пощечину ближайшему к нему - неизменно и гордо называя сборище «римских» граждан «подонками». Почему Самару не убили, не понял никто. Скорее всего, несоответствие между духовными и физическими силами вызвало удивление, а мужество - невольное уважение. Так Самара стал священным, неприкасаемым дервишем, к тому же немножко, того - Игорь покрутил указательным пальцем у виска
Кроме всего прочего Самара был начитан и оказался неплохим рассказчиком. Вскоре, вместо «воспитательных» уроков, дедушки предпочитали, нежась в кровати, слушать его пересказы прочитанного. Вечно не досыпавший Самара погружал дедушек и дембелей в сладкие грезы дальних островов и джунглей, всегда теплых и синих морей и океанов, распустивших на их фоне белоснежные паруса-крылья пиратских шхун и корветов...
- Точно, - сказал Игорь, - его первая кличка была Шахерезада.
Саня улыбнулся:
- Да, тот чел так и сказал после пересказа этой арабской сказки, дедушки и дембеля иначе его и не называли.

Так или иначе, но, в основном, благодаря Самаре, в роте установился относительный мир и покой. Днем Шахерезада Ивановна Фильдштейн драил казарму, тонкими пальцами скрипача, потом играл на скрипке в клубном оркестре, а вечером рассказывал о дальних странах и иных мирах, пускавшим ветры под одеялами дембелям, в душе проклиная свою физическую неразвитость, из-за которой не попал в нормальную учебку.
Через пару месяцев ушлый начальник клуба предложил Самаре дело. Слово «бизнес» тогда не существовало в стране, на фарцу или «цеховое» предложенное не тянуло, поэтому прапорщик просто сказал:
- Слышь, Шахерезада, есть дело.
Самара есть дело не хотел, а хотел что-нибудь посущественнее, тем более что жрать - он теперь хотел всегда.
Но дело оказалось простым. Один из «партнеров» прапорщика был директором ресторана. Для этого ресторана не хватало антуража в виде высокого искусства, а именно исполнения еврейских мелодий для крепко выпивших узбеков и гостей города.
Уговаривая Самару, прапорщик вилял всем телом, показывая свою принадлежность к классу беспозвоночных:
- Понимаешь, ты им, Шахерезада, на скрипочке тирлим-тирлим, там «Семь-сорок», «Шел трамвай четвертый номер»... В городе будешь, в ресторане тебя покормят, дембелей тут приструню... При работаешь, если гости тебе чего сунут...
Самара долго не выкобенивался. Так, имея свободный выход в город, по вечерам подрабатывал в ресторане ко всеобщему удовольствию. Начальник клуба получал бакшиш, ребята в роте - жрачку, а деды и дембеля были с закуской и выпивкой. Самара же имел любимое дело и опять же - служба шла своим чередом.
-Помнишь Игореха? - нараспев пропел Саня, - масло съел, день прошёл, съел яйцо - прошла неделя... И вдвоем, хором закончили - чтоб еще такого съесть, чтоб два года пролетело.
...Вот так однажды Самара в гражданке, со скрипкой и оттопыренными карманами и пазухой, напоминая кедровую шишку, пройдя КПП, напоролся.
Попал по-крупному, ибо тушка, на которую он напоролся, имела спаренные лампасики на штанах и огромный запас матерных слов при звучном голосе под огромнейшей фуражкой-аэродромом. Обладатель фуражки и лампасов имел рост обратно пропорциональный высоте вздернутой по эсэсовски тулье и орал на Самару снизу вверх, обширно брызгая слюной.
Смысл генеральских взвизгов сводился к неудовольствию видеть гражданское чмо на территории развоеннейшей и рассекретнейшей воинской части. Самара долго и с интересом смотрел на фонтаны летящие из генеральского рта, а потом интеллигентно поинтересовался, к чему столько шума. Прямо так и спросил, спокойно и чуть картавя: «Товагищ генегал, почему вы так кричите? От этого у людей может заболеть голова, и возникнут непгиятности!»
Генерал упал на руки свите. Самару схватили и мигом обыскали. На асфальт были извлечены: огромный пакет с бутербродами, завернутые в пергамент куски мяса, две начатые бутылки водки, сто пятьдесят рублей смятыми трешками и рублевками.
Пришедший в себя генерал потребовал сатисфакции у подошедшего командира части, иными словами Самару расстрелять, а если не получится, то отправить, куда Макар телят не гонял. Самара крепко загрустил и помянул всуе военкома, нехорошими словами.
Утром Самару в новенькой полевке, панаме на подстриженной налысо шишковатой голове (помните? Фамильная гордость!) погрузили в вертолет и закинули туда же его футляр со скрипкой. Так Самара и прибыл к нам...
Игорь засмеялся:
- Мы этот вертолет принимали: я, Санек и старшина.
Кстати, наш старшина был тоже неординарной личностью. Невысокого роста, светловолосый, как лунь, с характерным говором жителя Западной Украины.
- Да-а-а... - протянул Саня, - старшина был... До сих пор его руки вспоминаю - непропорциональные, до колен. Грабли, как у этого, ну, ... как его? Трактора трелевочного что ли? При этом при всем, казалось, что он состоит из одних жил. Силищи был неимоверной, на спортгородке всегда тягал гири по три пуда.
- Да, да, - добавил Игорь, - ручища будь здоров. Каждая кисть оканчивалась кулаком с мою голову. А как его звали то?
- Иван Тарасович... Точно! А фамилия - Жадок.
- Полностью характер соответствовал фамилии, - утвердил характеристику Саня, - жадный как все старшины, снегу не выпросишь зимой, хотя вокруг одни сугробы. Кроме этого старшина не любил москалей и, как оказалось, евреев. Но при всем этом мы были всегда сыты и одеты - хороший в общем старшина...
Так вот, мы с интересом наблюдали, как на прижатую к земле упругим воздухом винтов траву из вертолета вылетел сначала черно-матовый, продолговатый предмет. Затем, разевающий рот неслышными из-за вертолетного гула, но явно ругательными словами бортмеханик вытянул за шиворот нескладного, тощего, согнувшегося солдатика и придал ему ускорение ногой в направлении нас. Злая, красная морда механика не оставляла сомнения в том, что слова, сопровождавшие это действие, были все-таки ругательными. Солдатик полетел за борт и, проехавшись лицом по траве метра три, дернулся и затих. Мы покосились на старшину.
- Нумо, хлоп'ята, швидше виймаємо, - пробасил старшина и, не обращая внимания на упавшего, бросился к открытой двери.
Мы бросились следом, борясь с упругим воздухом, стали разгружать вертолет. Вскоре метрах в двадцати от площадки выросла гора ящиков, ящичков и бочек. Отбегая от вертолета, старшина махнул рукой летунам. Вертолет дал тангаж, замолотил быстрее лопастями, превращая воздух над собой в прозрачный круг, а под собой сгущая его в единый ветровой поток. Потом оторвался от площадки и ушел, развернувшись почти на месте, в синее небо, быстро превращаясь в нем сначала в майского жука, а затем в неразличимую точку над горами.
Старшина присел на штабель из ящиков и кивнул в сторону распростертого на жесткой, горной траве тела:
- А ну, подивитеся, що це нам бог прислав?.
Саня подошел к стонущему человеку и перевернул его за плечо на спину.
Стон прервался, солдатик посмотрел на солнце затуманенным взглядом, потом судорожно задергал кадыком. Саня схватил его за шиворот и поясной ремень и поставил четвереньки.
- Бе-е-е-е..., - закричал тот перед собой.
- Бе-е-е-е..., - закричала испуганно отара на склоне напротив заставы.
Старшина задумчиво затянулся душистым дымком.
- Да-а-а-а... дав Бог жидка, - с омерзением уставился на выдающийся нос, весь в крупных каплях пота на мертвенно бедном лице, - як же ти, голуб миру, тут опинився?
Саня спросил пришедшего в себя новичка:
- Ну, как, полегчало?
Тот, отплевываясь, кивнул головой.
Игорь с одной, а Саня с другой стороны, поддерживая, повели его к зданию заставы, сопровождаемые едкими замечаниями старшины.
Чего это тебя экипаж вертолета невзлюбил? - тихо спросил Игорь, с трудом перебирающего тощими ногами, болтающимися в раструбах сапог, новоприбывшего. Тот вздохнул и доверительно сообщил: -« Я у них в вегтолете наблевал...»
Короче говоря, Самару укачало. Сознавая возможное отсутствие на дальней заставе даже простой армейской жратвы и подзуживаемый сердобольной сменой поваров, Самара напоследок банально обожрался, нам же он сказал с остатками врожденной интеллигентности, - плотно позавтракал. Вертолет, машинка специфическая, тряская, но без глубоких «самолетных» ям. Тем неменее организм Самары не выдержал, и Самару вытошнило на рифленый, дюралевый пол. Первым пострадал, подскользнувшись бортмеханик, лихо прокатившийся на «салазках» и завершивший свой бон-вояж по салону сбитым стрелком, сосредоточенно глядевшим в боковой блистер. Слов, сопровождавших это действо занятый своими страданиями, Самара не слышал, но вторым пострадал вышедший на толчки и непонятную стрельбу с левого борта командир. Впрочем, Самаре до всего этого дела не было.
Пинок под зад, выбросивший Самару из чрева пострадавшего борта, сам Самара воспринял, как возвращение к жизни. Саня с Игорем, подвели и посадили его на лавочку около казармы и сели рядом. Шедший сзади старшина с удивлением крутил в руках непонятный футляр.
-Що цэ такэ, воин? - удивленно вопросительно, задрав брови, Жадок обратил лицо в сторону, привалившегося спиной к столу, Самары.
-Это моя скгипка, товагишь стагшина - обессиленно прошептал тот, стирая ладонью, обширно катящийся, пот из-под новенькой панамы?
-Скрыпка? Скрыпка !!! - старшина в момент стал страшен.
-Скрыпка! Він у вертольоті набльовал, Аніка воїн, летів на заставу, з скрипкою, немає він в корчму летів, на скрипці свої мелодії наярювати, його тут помилково викинули, жідка цього - речь старшины стала бессвязной, сам он был на грани помешательства, потрясая футляром скрипки, зажатым в лапище.
-Господи, за що мені таке покарання, вони в штабі зовсім збожеволіли - прислати блювотного жідка, зі скрипкою замість автомата, - тут старшина уже решил приложить скрипку об скамейку, не замечая протестующего жеста Самары.
В этот момент рядом послышался спокойный и уверенный голос капитана Тихомирова: -« Товарищ старшина, что тут происходит?»
Старшина прервал крик на верхней старшинской ноте «фа» и перешел на умоляюще - просящий шепот.
-Товариш капітан, ви подивитеся, що шлють нам на заставу? Я просив прислати кухаря на заміну, а вони нам що прислали - ви подивитеся: жідка цього оббльованного, скрипаль він і ось дивитеся - скрипка натурально з ним.
Игорь, с Саней поднялись навстречу ладному и подтянутому капитану, оставив обессиленного Самару сидеть.
Капитан с интересом посмотрел на протянутый старшиной футляр, глянул на скрюченную на лавке нескладную, длинную фигуру и спросил у друзей: - «Чего это с ним?»
-Товарищ капитан, укачало его в вертолете, да и высокогорье у нас тут - ответил Игорь, - тяжело ему с непривычки то.
-Понятно, - улыбнулся кэп, - давайте-ка бойцы, в казарму - его пусть до вечера полежит. И не кормить! Попросите повара, пусть говяжьего бульона ему сольет перед заправкой борща... Да! И, Иван Тарасович, верните ему скрипку. У бойцов гитара есть, теперь и скрипка будет - капитан Тихомиров хитро прищурился, а там глядишь еще кого пришлют - академическое трио будет. А вечером посмотрим чего нам или кого нам прислали...
К вечеру Самара отошел. Вернувшийся наряд, ввалившись в казарму, с удивлением воззарился на лежащего в кровати Самару с какой - то газеткой в руках.

-Ты помнишь у нас чертила был, комод один - кличка Щур была? - спросил Саня Игоря. Гы - гыкнул тот, мне ли забыть?
И пояснил женам: -« Двухметровый шкаф, рыжий, весь как из камня рублен и усыпан по самое немогу веснушками. Помните такой артист есть - Кокшенов? Так вот Щур, его вылитая копия. Громогласная казачина, откуда-то с Краснодарского края с характерным для южанина произношением «г» в слове «спиртяга». В его интерпретации это звучало как «спиртяха».

Вот наш Щур и стал крестным отцом прозвища «Самара». Он молча подошел и наклонился над съежившимся Самарой, заслонив лампочку на потолке, отчего вокруг его головы возник радужный ореол-нимб с преобладанием цветов солнечного спектра. Увидев подходящего, Самара внутренне напрягся, вспомнив дембелей в прежней части, и натянул одеяло до подбородка.
Щур долго разглядывал Самарино лицо в профиль и анфас, затем присел на, тяжело скрипнувшую под его мощной фигурой, кроватную сетку и участливо спросил: -« Ты хто, Воин?»
-Скгипач, - просвистел Самара сквозь зубы, пытаясь унять дрожащее в груди сердце.
-Скрипач? - удивленно рассмеялся Щур, - ну и хде твоя скрипка, скрипач?
Самара перегнулся через край и потащил трясущимися руками гладкий футляр.
Вытащил и сдув пыль предьявил: -« Вот скгипка...»

Щур встал и пересев на соседнюю кровать стал сдирать китель. Покрутил с облегчением головой и, потянувшись вверх руками, вдруг сказал: -« Играй, скгипач...»
-Чего иггать то? - спросил Самара, раскрывая футляр и доставая из красных недр скрипку и смычок...
-А играй мне , скгипач, «Самару - городок» - сказал, зевая, Щур и вытянулся на задребежавшей койке, заложив руки за голову.
Самара опустил худые ноги на пол, немного подумал, заложил скрипку под подбородок, и вдруг по казарме понеслась легкая и лихая мелодия.

Ааах Самара гооородок, несчастливая я... (По моему неспокойная)
Несчастливая я....

Щур повернулся на бок и с удивлением вытаращился на него. Самара убрал смычок со струн и положил скрипку на колени. Щур покачал головой: - «Ну, Самара, е-мое. Ну ты даешь, вундеркинд, и правда «Самару» слабал.
- А могешь нашу казацкую ? - и Щур запел неплохим, чуть хриплым голосом:

Ой то не вечор то не веечор,
Мнее малым мало спалооось...

Самара легко подхватил смычком мелодию....
Вот так Самара и стал Самарой - поставил точку Саня.

-Интересно, - задумчиво произнесла Светлана. А я думала его прозвали за национальность - Самаритянин вроде.
-Нет,- сказал Игорь. Так его Щур назвал - за первую песню.
-А что было дальше?- спросила Верочка.
-А-а-а-а, интересно стало? - подмигнул Саня Игорю.
Верочка покачала головой: -« Ты мне никогда про службу не рассказывал, приятно в муже открывать, что-то новое...»

А дальше Самара остался на заставе. Прикомандировали его к кухне, на замену уходящему летом повару. По боевому расписанию капитан назначил его вторым номером расчета ПКМС (пулемет калашникова модернизированный станковый), первым номером которого был уходящий повар.
Самара быстро освоился - пришелся «ко двору». Был он парнем дружелюбным, сообразительным, ко всему по музыкантской привычке он обладал хорошей памятью и знал практически всю приключенческую литературу, которую он прочитал на гражданке, выступая против воли своего дедушки, признававшего в качестве истинной жизни только игру на скрипке.
Впрочем, что удивительно, среди нас всех таких разных и друг на друга не похожих, Самара отличался налетом интеллигентности, который армия не смогла стереть, как ни пыталась - он упрямо обращался ко всем на «вы», морщился и краснел при употреблении «соленых» словечек и...

-...Падал в обморок, когда резали баранов - улыбнулся Игорь. Был у нас такой дополнительный паек, бесхозная баранина. А там особая процедура такая, перерезать горло, слить кровь подвешенному барану, свежевать потом тушу. Запах, кровь. Самара не мог этого делать категорически... как не пытался приучить его к этому мстительный старшина. Тот отвечал на все эти попытки просто - грохался в обморок, сопровождаемый в небытие едкими замечаниями старшины по поводу «гнилої інтелігенції».
-В общем, как говаривал капитан Тихомиров, Самара был человеком «тонкой душевной организации» - закончил фразу Саня.

При всем, при этом, Самара не был трусом,, но услышав на пороге это «Гав», его тонкая душевная организация не выдержала и, испуганно крикнув в темноту «Мама», он упал в обморок, выронив котелок с кашей.
На шум, выбежали дежурный с помдежем и споткнулись об лежащего Самару. Тьма перед ними отзывалась бурчанием, громким чавканьем и довольными вздохами. Дежурный, снял с ремня ручной фонарик и дрожащей рукой повел слабеньким лучом перед собой. В лучике блеснули большие глаза на черной морде и сверкнули неслабые, чуть желтоватые клыки. Потом темнота недовольно заворчала и отскочила от крыльца.
-Песик- то проголодался, - истерически хихикнул помдеж.
-А мы остались без ужина, - сказал дежурный дрожащим голосом, все еще находясь под впечатлением темноты, полной светящихся больших глаз и огромных клыков.
Они подхватили под руки безвольного Самару и потащили его в ДОС к начальнику заставы.
Вызванный туда фельдшер, сунул под затрепетавшие большие ноздри нашатыря, на вопрос, заданный дрожащим голосом, - где я?, ответил матерно и пошел отсыпаться, пропустив в помещение хитро улыбающегося начальника заставы. Капитан Тихомиров выслушал офицеров, хмыкнул мудро:
- Завтра пусть бойцы из досок собьют будку около кухни. И скажи поварам, пусть его включат в собачий приварок. Хочет - пусть служит.
Разгоряченный как большой тульский самовар, лейтенант Бублик хватил кипятка из своего стакана, закашлялся, ожегшись и заикаясь стал булькая говорить: - «Ттттаварищ ккааапиттанн, яя пппредупппреждаю, оннн ппприведет на заааставуу ггостей, аббстанновочку на уччастке все ззнают...»
- Ладно, ладно, лейтенант, мы же тоже не лыком шиты - примиряюще зарокотал капитан - что вы в самом деле. Поселим здесь на заставе, пусть живет и служит, если ему нравится.
- Товарищ ккапитан, я вас ппредупредил, вы жже аффганец ббывший...
- Все лейтенант! - капитан подпустил металла в голос - Окончили разговор.
- Андрюша ,-обращаясь к Бублику, мягким голосом отозвалась молчавшая и не встревавшая в мужской разговор жена Тихомирова, - а вам не жалко эту чудную собаку?
Лейтенант зло посмотрел на нее, одел фуражку и вышел ,хлопнув дверью.
Так пес окончательно утвердился на заставе с высочайшего разрешения. Буквально исполняя приказ капитана - сбивая будку для Пса около кухни - пограничники не преступили старую армейскую заповедь - подальше от начальства и поближе к котлу. И нужно сказать, что к вящему удовольствию собаки. С Самарой, как будущим властителем его собачьего желудка, Пес быстро помирился.
Того покорила гвардейская стать, с которой собака встречала каждое его появление на кухонном пороге.
Сцена стоила того, чтобы видеть, как заскрипевшие дверные петли заставляли Пса вываливаться из будки и садиться сбоку крыльца. Вслед за распахнувшейся дверью вырывалось вкусное торнадо пара. Пес жадно втягивал воздух влажными черными ноздрями, вытягивался во весь свой немалый рост, подбирая сивый, просвечивающий розовым живот. И вываливал из черной пасти огромный лоскут языка, роняющий длинную нить голодной слюны.
По мере движения Самары от крыльца он начинал делать "равнение на право" и усиленно стучать дубиной хвоста по земле, поднимая вокруг себя маленькие кольца пыли.
Повар, который никогда не пропускал это действо, удивленно говорил помощнику:
- Ты ж глянь, тварь бессловесная, а понимает, что я тут временный. Что б меня кто так привечал на заставе!
Самара и сам был покорен постоянной встречей "во фрунт" и не мог сдержаться, постоянно суя в пасть любимцу какие- нибудь вкусности. Скоро, по мере округления и без того мощного тела, Пес возвел того в ранг главного собачьего божества и отныне почтительно сопровождал его в странствиях по заставе, вышагивая сзади на расстоянии нескольких шагов, задрав хвост и держа в пасти здоровенную палку, которой с ним играли бойцы.

-Кстати, - перебил Саню Игорь, - я думаю, что таскал он эту здоровенную палку за Самарой из солидарности, как бы обозначая, что он тоже занят, подчеркивая свою принадлежность к большому и важному общему пограничному делу.
-Ну, может ты и прав, Игорех - вздохнул Саня,- во всяком случае вид он при этом имел важный, будь здоров. А лицедеем он всегда был отменным....