Пес кудлатый, масти нахальной....
Военно-полевая сказка.

Часть 6.

Большая любовь, большого Пса.

- А ты помнишь, как Жора-одессит поклялся его застрелить? - спросил Игорь.
- Ну, так! Жора был фигура колоритная.
До мозга костей Жора любил море. Жора любил Ришельевскую улицу и Потемкинскую лестницу. Но попал Жора служить на высокогорную заставу. Вместе со своей любимицей - восточноевропейской овчаркой Данаей или просто Даной. После моря и Ришельевской Дана была самым любимым существом Жоры, которой он даже читал написанные лихим четырехстопным, одесским ямбом письма девушки!
Прошла осень. Зима на высокогорье вещь, мягко говоря, неприятная...
- Точно! - Помнишь, как засыпало дорогу под Новый год, и вертолеты не летали, а на носу был Новый год, и Самара! Самара оказался на высоте...
- Да! - сказал Игорь. - Самара приготовил замечательный праздничный стол.
- Кошерный, как он сказал, - улыбнулся Саня. - И приготовил пюре из подмороженной картошки, запеченное баранье мясо, лепешки и даже из ржаво-мороженной селедки вкуснющий форшмак!
- Да, удивил он нас тогда изрядно, и даже... Даже старшина был поражён хозяйственностью и домовитостью Самары, а равно и возникшим из ниоткуда праздничным столом!
Вслед за зимой, как ни странно, пришла весна. Началась она горячим лучом, растопившим снежник на выносном посту «Ласточкино гнездо», и внезапно обвалилась теплым воздухом дальше, к нам в долину.
Дембель стал витать в воздухе вместе с весенними флюидами, вызывавшими у служивших по второму году особый блеск и тоску в глазах.
Домой хотелось неимоверно. Там - за хребтом, была совсем другая жизнь. Девушки в лёгких, белых платьях, с обнажёнными, не загорелыми руками и ногами и с давно забытым запахом духов.
В общем, застава стала испытывать перманентный аутоспермоинтоксикоз, не захвативший, пожалуй, только офицерскую часть заставы, да старшину Жадка, искренне верившего, что лучшее средство от любви это - бег, а наивернейшее - бег в противогазе.
Вся же остальная часть заставы стонала ночью в тяжелых снах или, вывалившись днем на яркое, южное солнышко, строило планы в виде вопросов, задаваемых друг другу :
- А ты что будешь делать, когда вернёшься?
Спрашиваемый обычно надолго замирал в сладкой судороге, и когда наитие проходило, и вопрошавшего давно простыл и след, открывал карман на липучке, доставал из него сложенный вчетверо листок, исписанный аккуратным девичьим почерком, и долго ловил облупившимся носом, как ему казалось, женские флюиды или остатки духов, исходившие от потрёпанного листка в клеточку из обычной ученической тетради.
Сумасшествие весны, расползавшееся по заставе вместе с громом весенних ручьёв с окрестных гор, коснулось и собак.
Так, однажды, старший проводников - сержант Дебальцев, идя в вольер к собакам, обнаружил сидящего перед ним в задумчивости Пса.
- Жора! - сказал он Моряку. - Гляди в оба, вид у него решительный, как бы он твою Данку не шпокнул!
Жора отмахнулся от предупреждения, как от назойливой мухи. Умные учатся на чужих ошибках, дураки - на своих, и только идиоты наступают на грабли два раза. Жора не вспомнил потаённые засады на Пса старшины и Бублика.
Поэтому однажды весенним утром Жора вошёл в вольер, держа в руке бачок с собачьим приварком, и, напевая под нос любимую песню «Рыбачка Соня как-то в мае, причалив к берегу баркас...» Уже протягивая руку, чтобы открыть дверцу, Жора поперхнулся и фальцетом, без намека на знаменитый одесский акцент выдавил:
- А вас так вижю в первий рассс...
Жорино «сссс» напомнило шипение спускаемой шины.
Он уронил бачок, сел на пол около клетки и заплакал.
Из-за разнесенной вдребезги сетчатой калитки на него преданно смотрели две пары глаз. Кротко - Данкины и настороженно-дружелюбно, карим по черному, Пса.
Вид служебных кобелей в клетках, глядящих на тихий Жорин плач, по утраченной Данкиной девственности, явно говорил:
- А мы ночью предупреждали!
Жора подскочил, вытер слезы рукавом хэбэ и побежал искать дневального с криком - Убью гада!
Потом последовало изгнание из рая с помощью дубья и одетого в спецкостюм Жоры. В результате совсем маленького и совсем локального военного конфликта, четыре не тонкие палки были перекушены, а сам Жора к концу выглядел, как будто он, по меткому выражению старшины, списывавшего костюм, «скупався у ставочку з крокодилами».
После этого было произведено укрепление собачника всеми мыслимыми способами современной инженерии, в результате чего собачник стал напоминать помесь наших «Крестов» с американскими «Алькатрасом» или «Синг-Сингом».
Но все это уже не помогло. Дана понесла и в конце июля разродилась четырьмя весёлыми вислоухими щенками нахальной масти.
Жора переносил это как предательство любимой девушки. Был пойман однажды ночью с заряженным автоматом на выходе из казармы.
Отдавая автомат в дрожащие руки дежурного, с глухой ненавистью сказал: -« Все равно ему не жить!»
Однажды утром застава проснулась от неистового, басовитого лая и испуганного человеческого крика, метавшегося в окрестных горных вершинах эхом. С выносного поста, носившего звучный и красивый позывной «Ласточкино гнездо», царившего и парившего над заставой, испуганно запищали в рацию разбуженные «бдительные» ласточки, потребовавшие у «матери-земли» прояснить напугавшие их орлов страшные звуки снизу.
Прибывший к месту наряд прояснил ситуацию. Практически не надеясь отомстить Псу, Жора решил отыграться на щенках. Зло, но несильно щелкнул виноватую Данку по сконфуженной морде, невзирая на протесты в виде скулежа, постукивания хвостом по полу и виноватых глаз, собрал четыре серые варежки в коробку пошел к местному туалету «типа сортир». А туалет наш был обычный - перекрытая досками с дырками яма, дощатые стены с потолком, обитые толью.
Верочка ахнула:
- И он ... утопил щенков?
- Утопил, - поморщился, Игорь. - Туда, в жижу эту и выкинул из коробки.
- Но сердце матери - великий вещун! - добавил Саня.
Сразу после ухода Жоры, Данка завыла - низко, по-волчьи. Пес, непрерывно отиравшийся у собачьего «Алькатраса», увидев Жору с коробкой в руках, кинулся вдогонку. Жора, ухмыляясь, добежал до сортира первым и накинул крючок на дощатую дверь. Через минуту Пес, то ли понявший все разом, то ли учуявший запах щенков, изо всей силы, не жалея себя, ударил всем телом по доскам.
Жора быстро покидал щенков в дырку, все еще ехидно улыбаясь, подошел к выходу, когда дверные доски прогнулись внутрь, а крючок отскочил, и дверь больно ударила Жору по лбу. Жора испуганно пискнул и навалился всем весом, стараясь не попасть в щель, наполненную страшным оскалом разинутой пасти.
К прибытию наряда картина кардинально поменялась. Жора был сильно испуган, лежал на двери, изнутри подпирая ее плечом, а так же одной рукой придерживая готовое завалиться навзничь под напором Пса заведение. Голоса кричать у Жоры не было. На Пса было страшно смотреть, он был весь в крови. Не взирая на разбитую голову и грудь, он, с решимостью камикадзе, набирая разгон, раз за разом бил и бил в сортир.
- Прибежали за нами, - сказал Саня.
- Да, - вставил Игорь, - оттащить его никто не решался.
- А все ты - перебил Саня, с разбегу повис у Пса на шее, как у коня.
- Ничего подобного, обнял друга за плечи Игорь. - Первым на него бросился ты.
- А, - махнул рукой Саня, - какая разница? В общем, мы на нем повисли. Пес дернулся в наших руках пару раз, упал на передние лапы и завыл.
В этот момент сортир хрустнул опорными столбами, закачался и с грохотом и треском завалился назад. Стоять остался только дверной косяк и практически разбитая дверь, из-за которой доносились утробные завывания Жоры.
Нас поразил Щур! - Да, да тот самый Щур! Он кинулся к завалу из досок и начал остервенело разбрасывать завал. К нему подскочили, стали помогать. Наконец, Щур с размаху кинулся на пол, засунул здоровенную ручищу в дырку, и стал шарить, повернув к нам свое красное, с вздувшимися на лбу жилами, лицо. Наконец, оно просветлело, он выдернул грязную пятерню с двумя слабо копошащимися комочками грязи. Фельдшер охнул и унесся на кухню за теплой водой. На обнявшего накренившуюся дверь и плачущего Жору никто не обращал внимания.
В коробку набили чистых тряпок и положили тяжело дышащих щенков. Порозовевший от смущения Щур пробасил:
- Та шо! Твари живые малые - я слышу, плачут, попискивают, гляжу, лапами на поверхности гребут - знать жить будут, а те два сгинули.
Щура повели к кухне мыться горячей водой.
Капитан Тихомиров, взяв из рук фельдшера коробку, сказал:
- Пойду дочкам отдам, может выходят?
И проходя мимо Жоры, бросил фельдшеру:
- Дайте этому ... нашатыря понюхать что ли?
Света тихо спросила:
- Щенки... выжили?
Игорь улыбнулся:
- Выжили!
С такой заботой. Тетя Тамара, жена капитана, его дочки, фельдшера замучили. Тот тягал им порошок аскорбинки, который добавляли в сухое молоко, капали пипетками в безвольные щенячьи рты. Наряды, возвращаясь на заставу, искали гнезда горных куропаток, чтобы раздобыть яиц. Еще бы, нужно добавлять в молоко желтки - щенков тошнит! У них отравление! У них, пардон, жидкий стул!
В общем, заставу с неделю лихорадило. Пес перебрался жить под окно комнат Тихомировых, где в один из дождливых вечеров и был застукан капитаном, лежа в грязной луже. Пес вздохнул, поглядел на Тихомирова и положил мокрую, спутанную бороду в воду. Тихомиров вздохнул тоже, покрутил головой и сильной рукой властно взял Пса за холку и поднял из лужи. Мы, выбегая от Самары, где чистили картошку на ужин, с удивлением увидели кэпа в плащ-палатке, сидевшего около лежащего в своей будке пса.
- И не стыдно тебе? - Жестко, но не громко рубил слова Тихомиров на повинно лежащую между мокрыми лапами голову Пса. - Ты - боец пограничных войск, неделю не выходишь на наряд, службу нести кто будет? Сказали тебе - порядок будет с твоими щенками, это тебе мое офицерское слово.
Капитан положил тяжелую кисть на большую песью голову. Поднялся с коленок и увидел нас. Смущенно кашлянул и, повернувшись спиной, пошел по направлению к вышке.
Наконец, как-то хорошим, погожим утром, Тихомировские девчонки вытащили на божий свет уже не безызвестную коробочку, в которой весело возились два похудевших комочка. Первым, конечно, подбежал Пес. Уткнул нос в коробку и ласково прошелся огромным красным галстуком по двум пушистым комочкам повизгивавшим внутри.
- А Жора? - спросила Света.
- А что Жора? - продолжал Саня.
Все вернулось на круги своя. Данка щенков забыла. Жора выходил из казармы только с кем-нибудь, ибо при виде Жоры у Пса задирались по бокам пасти черные губы, обнажая клыки не слабых размеров. А в остальном, прекрасная маркиза......
По вечерам Пес все так же провожал наряды. Иногда, убежав с заставы, находил в наряде нас, и осторожно трусил сзади, от чего мы с Игорем отучить его не могли, а наши псы после взаимного обмена размеров клыков и мышечных статей, на Пса старались, как и прежде, не обращать внимания.
Когда дочки капитана выносили щенков на улицу, Пес прибегал и степенно смотрел на двух возящихся и рычащих кутят. Впрочем, если они пытались убежать слишком далеко, то он их находил и осторожно тащил за холку обратно в коробку, выложенную всегда чистыми, разноцветными лоскутками.

Часть7

Бой

Что было потом? А потом подкрался дембель! - сказал Саня, - который два года назад был неизбежен как крах капитализма.
Но раньше на заставе начались проблемы. Из одной очень жаркой страны, где половину занимают ба-альшие и высокие горы, а вторую половину занимают очень жаркие пески, вывели наши войска. Все вроде бы и нормально - в принципе и при наличии войск в этой жаркой стране у нас хватало нашей пограничной работы. Часть наших же пограничников стояла с той стороны и постоянно пребывала в «трудах» воинских, да и мы находящиеся с этой стороны нашего могучего и не рушимого не стояли от этого труда в стороне. Постоянно что-то было. Нарушители с той стороны, были просто бандитами. Кто-то тащил сюда наркоту, которой у нас в Союзе было мало, и для столичных стиляг она была на вес золота, кто-то пробовал на прочность границы нерушимые, а кто-то задавался целью вымести нас куда подальше!
- Точно! - воскликнул Игорь - помнишь, Тихомиров, вернувшийся из управления, сказал, что видел в городе надпись: «Русские солдаты, уходите обратно на север!»
Вот так и случилось, что войска вывели, а работы у нас прибавилось. Жизнь на заставе стала опаснее - против нарядов на участках стали минировать тропы растяжками, противопехотными минами, участились случаи обстрела заставы. Потом из кишлака за нашей спиною к нам однажды ночью перебрались учителя с семьями, и мы окончательно перестали ездить туда, даже в магазин. Впрочем, контакта с местными не теряли - те сами были в растерянности, потому что вести из России были самые неприятные.
И вот однажды в июне, когда мы с Игорем ждали дембеля с минуты на минуту, на заставу пришло усиление - три бэтээра с группой ДШМГ.
Благодаря прибывшему усилению, капитан решил и согласовал с управлением вывоз семей офицерского состава и гражданских.
- Да, перехватил рассказ Саня. - Несмотря на усиление, народу на заставе все одно было немного - человек сорок военных. Остальные: женщины, дети и учитель физики, совсем обрусевший таджик. В вертолете Тихомирову под разными предлогами отказали, поэтому вечером на офицерском совете было решено выделить двух офицеров и восемнадцать человек пограничников, на двух бэтээрах. Довести «ниточку» комендатуры, сдать гражданских на руки комендачам, которые обещали оттуда забросить всех в управление и вернуться обратно. Так - пикничок, бросочек в восемьдесят километров.
Решили - разошлись. Гражданские по сути не возражали и даже радовались. А вот офицерские жены... С теми было трудно. Они соглашались вывезти детей, сдать на поруки бабушкам и дедушкам и вернуться назад, тянуть военную лямку с мужьями.
- Слава! - слышали мы, тренькая на гитаре под офицерским блоком. - Слава, скажи мне честно, что творится? - твердым голосом допрашивала за тонкой стенкой тетя Тамара капитана.
- Тамара, вам надо уехать! На границе очень неспокойно, как там, так и в тылу. В России какие-то новые веяния и порядки, из-за них становится хуже со снабжением и боеприпасами. Не хватает топлива. Детям надо учиться. С нами будет все в порядке. Тебе надо с детьми ехать и устраиваться там, в России. Мы люди военные - будем ждать приказа.
- Я вернусь! - так же твердо сказала тетя Тамара. - Отвезу девочек и вернусь.
- Нет, - не менее твердо сказал Тихомиров. И добавил тихо, - Уезжайте! Поговори с остальными, нам будет легче - вы развяжете нам руки!
- Дальше, - почти прошептал Саня, - нам стало стыдно подслушивать, так стыдно, будто мы влезли грязным во что-то очень чистое.
Утром было построение. Не совсем обычное. После стандартного боевого приказа Тихомиров понизил голос и сказал всему строю:
- Ребята, мы вверяем вам самое дорогое, что есть у нас, жизни своих женщин и детей. Это касается не только наших жен, жен офицеров. Все женщины и дети, которых вы повезете - наши, потому что мы солдаты, призванные в первую очередь защищать их - нашу надежду. Я очень верю, что мы - офицеры научили вас, как это делать. Берегите себя, но помните, что за вашими спинами - они. И вернув твердость голосу, скомандовал, - По машинам!
- Он чувствовал! - продолжал Игорь. - Он чувствовал, как человек, непрерывно живущий в тревоге, каждой клеткой кожи чувствовал опасность.
Да, мы шли привычно на броне сверху, с открытыми люками, потому что внутри находился драгоценный груз. Вместе с женщинами внутри, сидели по двое бойцов, помогавшие освоиться с ритмом не плавно шедшей по дороге боевой техники. В первом бэтээре так же ехал увязавшийся с нами пес, развалившийся на полу отсека, непрерывно чихающий от летящей в нос пыли и глядящий на коробку, которую держала старшая дочка капитана на коленях. Поверх картонного борта на него не менее преданно смотрели бусинками глаз две вислоухие, с начавшей темнеть шерстью, головенки.
Так бы мы и шли спокойненько, но километров через двадцать, где дорога делает крутой поворот, уходя за огромную скалу, раскачиваясь от бортовой качки, подскочил во весь свой немаленький рост Пес.
Я попытался, схватив его за шею положить на пол. Да куда мне. Он стал рваться и так злобно лаять, что стало слышно за шумом хода бэтээра.
Саня закричал что-то в ТПУ (переговорное устройство), а Пес уже рвался в боковой люк, когда бэтээр встал, и внезапно наступила тишина. В верхний люк десантного отсека просунулось злое лицо Бублика, дети начали тихо плакать, испугавшись собачьего лая. Саня, откинув в сторону «шайтан-шапку», дернул фиксатор люка, люк ушел вниз, и пес стрелой вылетел наружу.
Я увидел, как Саня схватил автомат и кинулся следом за ним, нырнув ласточкой в открытый зев. Я тоже подхватил автомат, машинально передвинул кепи козырьком назад и кинулся за Саней.
Саня смущенно произнес:
- А что было дальше, я не помню.
- Зато я помню! - досадливо поморщился Игорь. - Место для засады там классическое. Поворот, справа по ходу скала и моренное отложение перед ней. Камня для ячеек - море. Солнце нам в морду, слева по ходу обрывчик небольшой, но достаточный, чтобы сковырнувшийся бэтээр раздавил свой хрупкий груз. Пес выкатился из него, обогнул хищную, острую бронированную морду и пошел махать во все лопатки вверх по морене, ты за ним. Я, выскочил сразу за вами, обогнув нос машины, повернул за поворот, получил в морду полную охапку солнца.
Сразу раздался взрыв, за ним - выстрелы. На фоне солнца я увидел твой силуэт, крутанувшийся вокруг своей оси, летящий из руки автомат, и сразу упал за скалу.
- А дальше? - спросила побледневшая Вера.
- Да чего дальше? - с выражением досады на лице махнул рукой Игорь. - Мы быстро разгрузили бэтээры, раздав одетые на нас броники (мы долго не могли понять этого странного приказа капитана), гражданским.
Засада у душков не удалась благодаря Псу, пока они это пытались понять, мы под прикрытием техники стали уходить, пятясь задом. Потом они опомнились и стали бить по нам сверху с гребня отвесной скалы, не имея возможности спуститься к нам.
Часть из нас вела огонь по ним, не давая душкам расслабиться, а остальные запихивали под защиту брони, не привыкших к таким перемещениям, женщин и тащили при этом на руках, не успевающих и постоянно вылезающих под выстрелы, детей. Через пять минут подбили головной бэтээр, при этом был сильно ранен и обожжен, заменивший башенного стрелка, Бублик. Нужно сказать, что и уцелели мы, благодаря ему, его мастерскому владению капэвэтэ (крупнокалиберный пулемет Владимирова танковый). Душки натерпелись от его огня, мы видели, как несколько тел упало с отвесной стены, но с пятой гранаты бэтээр загорелся. Контуженного и израненного осколками брони, всего в страшных ожогах, Бублика в последний момент сумел вытащить такой же раненый мех.
- А Саню? - тихо спросила Вера, - и Пса вы бросили?
Игорь отчаянными глазами посмотрел на женщин и с надеждой на Саню:
- Мы не могли к нему пробиться. С той стороны огонь был такой силы... а страшно - женщины такой крик подняли... В общем, да, - дрогнул он голосом, - бросили!
- Ладно, - буркнул Саня, - бросили бы, не сидел бы с вами!
- А что было дальше? - спросила Света.
- Дальше?
Мы вышли из зоны огня и укрылись ниже по дороге,за единственном бугром на склоне. Огонь духов стал неэффективен, но по нам щелкали их снайперы, которым отвечал огнем капэвэтэ второй бэтээр. По его рации вышли на заставу, с которой уже через более мощную рацию связались с комендатурой и оттуда - с управлением. Через пятнадцать минут, отходивших рассредоточенных душков, накрыли два прилетевших крокодила, под их защитой на прилетевший Ми-8 мы погрузили гражданских, в бэтээр положили раненых, и снова пошли на перевал.
Там же было тихо. В пятнадцати метрах по морене мы нашли, истекающего кровью от огромной раны в боку, Саню с автоматом, искалеченным прицельной очередью, а в тридцати метрах выше, перед духовскими позициями, неглубокую воронку от мины, с пятнами крови... и все. Еще через десять минут мы погрузили, облизывающего спекшиеся губы, Саню в вертушку, положили рядом обожженного меха и, почти потерявшего сознание от боли, Бублика. Следом запрыгнул легкораненый боец из ДШМГ.
Из гражданских никто не пострадал. Сильно испугались, у двоих детей были сердечные приступы. Но не погиб никто!
Мы вернулись на заставу. Спрыгнули с бэтээра около хмурого капитана. Он помолчал, подошел, сгреб нас за шеи и сказал:
- Спасибо, мужики!
- А душманы? - спросила Вера.
- За ними гонялись по горам «рэксы» и «рэмбовики» (бойцы спецподразделений и десантноштурмовых батальонов). Проскочила крупная группа «вовчиков» - ваххабитов, видимо, вели наблюдение за заставой, осуществляли перехват, вот и...
-А у нас как всегда - не хватило сил на разведку, сопровождение с воздуха и вот...
- А щенки? - опять спросила Света, - они уцелели?
Игорь усмехнулся:
- Видишь, мы там о человеке не подумали, а о щенках? Наверное, сгорели в бэтре! Кто знает? Коробки мы не видели, да и не искали специально.
- Несправедливо, - сказала Вера. - Несправедливо выходит, он вам всем жизнь спас.
- А война, Верк, вообще несправедливая штука, - серьезно глядя в глаза жене сказал Саня, посмотрел в сторону и, увидев слушающего рассказ Насрулло, кивнул ему, - правда, душшара?
Насруллов встал, побледнев сквозь природный румянец:
- Я не душман, - повернулся и скрылся на кухне.
- Ну, зачем ты так? - укоризненно покачала головой Вера.
Саня встал и, чуть покачиваясь, засунув руки в карманы, пошел вслед за хозяином на кухню.
Через пять минут он вернулся, держа под руку обиженно сопевшего Насрулло, держа в другой заиндевевшую, непочатую бутылку водки.
Стоя содрал хрустнувшую пробку и разлил хрустально блестящую жидкость по пиалам.
- Давайте, - хриплым голосом сказал Саня. - За боевых друзей, и чтобы нам и нашим детям не пришлось воевать.
Все встали и выпили.
Саня пережимая рукой у рта водочную судорогу, пьяно рассмеялся:
- Вторая часть - идиотская. Все одно - будут воевать!

Просветлевший воздух отделил небо от моря. Прощались с Насруллой, потом шагали через приморский город, остро пахнущий левкоями, кипарисами, пальмами, морем.
На развилке дорог остановились. Женщины, поняв, что настала пора прощаться, обнялись и зашептались о чем-то своем. Саня положил руки на плечи Игорю:
- Ты прости, братан, если что не так?
- Ты что, Санек, - задохнулся Игорь от острого чувства. - Мы с тобой сегодня еще увидимся?
- Эт вряд ли, - грустно улыбнулся Саня - до автобуса всего ничего.
Потом достал портмоне и вытащил визитку:
- Звони, братан, не забывай! Будешь в Москве, мы вас всегда ждем!
Игорь со Светой долго смотрели вслед. Еле различимые в предрассветных сумерках, мужчина и женщина, обнявшись, помахали им рукой. И скрылись за поворотом.