Про то, что армия это территория абсурда, писал всякий, кто был в армии и умеет писать.
Я был в армии и умею писать.
Армия - это территория абсурда.

Телесным воплощением армейского безумия навсегда останется для меня мой старшина, товарищ старший прапорщик Власов.
Память сохранила его как фигуру эпического масштаба.

Власов был и остается единственным известным мне прапорщиком с высшим образованием. Но, как и всё, даже образование у этого человека было каким-то анекдотичным.
Он окончил Институт Физкультуры и был борцом. Борцовское прошлое навсегда отразилось в его теле - он ходил вразвалочку, широко, как памятник Гагарину, разведя при этом руки.

За глаза солдаты ласково звали его исключительно «Шиза». «Шиза косит наши ряды» - бормотали они вслед летящему сквозь казарму Власову.
И надо признать, что зрелище летящего Власова было роскошным. Лучшим к нему саундтреком была бы заглавная песня из диснеевского мультфильма про мишек Гамми.
Или про Черный Плащ.

Лицо его при этом было удивительным.
В человеческом смысле, оно, конечно, никаким лицом не являлось.
Однажды мой приятель и сослуживец, узбекский художник-самоучка, ефрейтор
Джахонгир Алиходжаев нарисовал гуашью красочный плакат «Пограничник и собака на страже рубежей Родины». Физиономия пограничника на том плакате имела все необходимые для человеческого лица атрибуты - глаза, нос, брови и даже губы. Но прочесть за всем этим человека не получалось. Не было за тем лицом человека.
Глаза были, губы были, лицо в целом было, а человека не обнаруживалось.
Это был знак лица, указание на возможность существования объекта, но никак не сам объект.

Так же получилось и с лицом, которое постоянно имел при себе старший прапорщик Власов. Румяный, голубоглазый, с ушами топорком и лихо притороченной к голове фуражкой, он был идельным плакатным героем, моделью для нарисованного образа военного в натуральную величину. Но прочесть за этим лицом хоть какое-то содержание не получалось.
Возможно оно даже было, но дешифровке не поддавалось.

Когда смотришь на людей типа Власова, сразу и с уважением понимаешь, что самый материал, базовый конструктор, из которого собран этот человек, отличен от твоего.
Он иной. На микроуровне иной.
Виделось мне, что тот первый сперматозоид, ставший причиной появления в этом мире старшего прапорщика Влазова, должен был быть, не меньше, чем с пулю от Калашникова, первая яйцеклетка - размером с мишень для игры в дартс. А ДНК, на которую долгие месяцы наматывалась, просачиваясь в наш мир, его душа, была прочна и опасна, как проволочная спираль Бруно.

Этот человек был создан для армии, как птица для полета. Только не спутайте, не для войны, а для армии он был создан. Для повседневного мирного существования в погонах, среди вчерашних десятиклассников, составлявших основной костяк непобедимой Советской Армии.

Вечером каждой пятницы, Власов лично вел нашу роту в ближайшую алма-атинскую баню. Это было одно из самых важных регулярных событий его бытия. Думается мне, что он ждал его с нетерпением, потому что он получал в свое распоряжение целую роту, и мог провести увлекательный военный атракцион: «Переход Власова через дорогу».

В пятницу вечером, с белыми вафельными полотенцами, заткнутыми за ремни, шли мы по прямым и темным алма-атинским улицам. Предстоящее действо настраивало на релаксацию. Строй терял форму и ритм. Сбивался с ноги, растягивался и дымил сигаретами. В пятницу вечером, по дороге в баню все это было можно.
Мы шли так минут 20, пока не доходили, наконец, до большого перекрестка. В этот момент с Власовым происходили удивительные перемены.

Он первым подходил к дороге, поднимал руку вверх и так и стоял с поднятой рукой, ждал пока подтянутся отставшие. Всякому, кто наблюдал за ним в эти еженедельные минуты ожидания было видно, как преображается этот человек.

Дыхание его становилось глубоким и частым. В такт дыханию, крылья носа его широко и ритмично раздувались. Взгляд стеклянел и замирал в точке на той стороне дороги. Сам он слегка приподнимался на мысках, становился заметно выше и шире в плечах.

И когда подходили отставшие, он вдруг, набирал полные легкие воздуха и громко и яростно кричал:

- Власовцы! За мноооооой!!! - и бросал свое тело через дорогу. А власовцы, выхватывали из-за пояса белые вафельные полотенца и, размахивая ими, как шашками, бросались вслед за безумным своим командиром:

- Урррраааааааааа!!!!!!!

Ни тени иронии, ни капли смешного не было в происходящем для самого Власова. Все это исполнялось им на абсолютном, железном серьезе.
Киноаппарат в его голове показывал ему фильм про войну с ним в главной роли и нами в качестве массовки.
Нет, не 19-летних мальчишек вел он в этот момент в баню, а настоящую Дикую Дивизию бросал в огонь. Не тощие солдатские задницы мыть, привел он нас, а резать теплые вражьи глотки! Убивать и грабить, не жалея ни стариков ни детей.
Незабываемое, величественное зрелище!

Когда-то давно, еще до армии, я не верил, что все эти дивные конструкты вроде: «Вы офицеры или где? Здесь вам не тут, а тут вам покажут! Копать от меня и до следующего столба! Молчать я спрашиваю!» Все эти: «Форточку проветривать, водку пьянствовать, беспорядки нарушать». В общем, все это обильное лингвистическое великолепие не могли придумать военные. Мне казалось, что для таких конструктов необходимо редкое чувство языка и филологическое образование. Что придумывали это всё хитрожопые студенты, а потом приписывали невинным военным. Как, скажем, знаменитая фраза журфаковского зава военной кафедры Молчанова:

«Моя фамилия майор Молчанов. Я человек, который никогда не шучу!».
Не верилось мне, что он сам это сказал, было вокруг достаточно умельцев, чтоб сформулировать и ему приписать.

Признаю, я был молод, глуп и заблуждался. Однажды я увидел как рождается фраза Высокого Армейского Слога и с тех пор у меня нет сомнений в авторстве. Да, армия сама по себе коллективный филолог.
Прапорщик Власов доказал мне это.

А было так. Власов остался дежурным по части и вывел нас на вечернюю прогулку...

В этом месте есть смысл избавить неслуживших читателей от любых иллюзий относительно армейского представления о «вечерних прогулках».
Когда я только прибыл в войска и еще не знал истинного смысла слов «Вечерняя Прогулка», воображение нарисовало мне следующий образ.

Военнослужащие разбиваются попарно и, взявшись за руки, неторопливо прохаживаются вокруг ближайшего пруда с лебедями, негромко обсуждая ход военной и политической подготовки.

Все оказалось иначе. Вечерняя прогулка выглядела так.
На плац выводятся все имеющиеся в части роты. Строятся в колонну по четыре и пускаются по кругу долбить асфальт строевым шагом и орать песни. Каждая рота при этом исполняет песню из своего собственного ротного репертуара, отчего все происходящее выглядит особенно безумно. Все просто орут и маршируют. Кто и что в этот момент поет, разобрать решительно невозможно.

Абсурд громокипящий!
Идешь, бывало, по плацу практически в центре столицы Казахской ССР городе Алма-Ата, рядом с тобой марширует все тот же узбекский ефрейтор Джахонгир Алиходжаев и, с трогательным акцентом, выводит вместе с прочими дурными голосами следующий, особенно уместный в этой ситуации текст:

«Россия! Любимая моя!
Родные березки-тополя!
Как дорога ты для солдата!
Родная! Русская! Земля!»

Такой вот, как писали в те времена газеты: «Волнующий символ интернационализма».

Или вот, например, песня с пограничной спецификой:

«А на плечах! У нас! Зелёные погоны!
А мы опять! Дружок!
Идем с тобой в наряд!
У па-гра-нич-ни-ков особые законы!
Нельзя нам спать когда другие люди спят!»

И все бы ничего в этой песне, если бы не дружок этот пидорастический. Или он собачий, Дружок этот? Черт его разберет... В общем, после пары таких прогулок человек разумный начинает тосковать и приходит в санчасть с жалобой на неостановимый понос.

Поэтому, чтобы не сойти с ума окончательно, военнослужащие устраивают себе скромные развлечения. Я, например, любил вместе с парой других таких же отморозков, громко орать романс: «Утро туманное». Задача была перекричать строй. Все равно в этом безумии никто ничего разобрать не мог.

Еще одно развлечение - закольцовка куплета в песне про «У солдата выходной». Как только доходило до того места, где «...а солдат попьет кваску, купит эскимо, никуда не торопясь выйдет из кино», то так на этом месте все и застревало.
Больше с тем солдатом ничего всю вечернюю прогулку не происходило. Куплет шел по кругу, как на царапаной виниловой пластинке. Дежурный по части что-то подозревал, какая-то засада с подставой ему мнилась, но понять, что именно было не так в этом орове было невозможно.

В общем, в тот вечер, когда Шиза доказал, что все великие армейские фразы действительно сделаны армейским лингвистическим гением, он остался дежурным по части и в позе Боанапарта наблюдал за исполнением его любимых композиций с небольшого возвышения.

В тот вечер мы исполнили все известные нам прогулочные трюки. И романсы попели, и куплет закольцевали, и даже «чечетку» отбили - это когда каждый третий шаг бьется особенно сильно. Поэтому, когда Власов отпустил все роты спать, а нас задержал, никто не удивился. Было понятно, что в вечернем концерте произошли внезапные изменения, и теперь нас ожидала сольная партия Власова. И он оправдал наши ожидания.

Власов прошелся вдоль строя, заложив руки за спину. А потом прочувствованно, тоном регента при хоре мальчиков, стал распекать:

- Ну, шо я вам могу сказать, товарыщи солдаты? Плохо! Очень плохо! Вы не поёте! Нет! Вы, практически, крычите! Разве ж так можно? - спросил он себя и ответил себе же: - Нет! Так нельзя!
Голос его сорвался на нервный украинский фальцет:
- Давайте, давайте, товарищи солдаты! Давайте как мамонты залызем на деревья и будем оттуда гаукать!!!

Рота легла на плац и осталось там лежать, дрыгаясь от истерического смеха.

Последние месяцы, недели, дни до дембеля оказались особенно тяжкими. Каждый лишний час пребывания в армии проживался как пытка. В этом нет ничего оригинального, с дембельской тоской знаком каждый, кто служил.
Мой дембель совпал с 20-ти летием. 23-его ноября в качестве подарка на день рождения мне выдали обходной лист. До круглых 2-х календарных лет в армии я недослужил всего 2 дня.

Когда я подписывал у него обходной, Власов неожиданно положил мне руку на плечо, посмотрел в глаза и произнес:

- Вот, что я вам скажу, товарищ солдат. Несмотря на то, что солдат вы, в общем-то, херовый и даже на гаупвахте сидели, человек вы, в общем-то, неглупый. Поэтому, я бы рекомендовал вам пойти в школу прапорщиков и остаться в войсках на сверх-срочную. Потому что, во-первых, это интересно, а во-вторых, это здорово.

Я внимательно посмотрел на него. Он не шутил. Власов верил в то, что предлагал.
На такое искреннее предложение мне было неудобно ответить ему резонное:
«Товарищ прапорщик, вы совсем тут ебанулсь?!»
Мне показалось, что это может его расстроить.

Я помолчал, пытаясь сформулировать что-нибудь вежливое. Потом просипел что-то вроде:

- Это очень хорошая мысль, товарищ прапорщик. Странно, что она не приходила мне в голову раньше.

Власов просиял и, не снимая руки с плеча, сказал мне твердо и убедительно:

- Правильно. Подумайте об этом. Все хорошие люди должны служить в армии. Всю жизнь. Так будет лучше для всех.

(C)
ikonnikov.livejournal.com