Лучшее из армейских историй на Биглер Ру Выпуск 1569
Вышли в свет книги Александра Скутина (Стройбат) «Самые страшные войска» и Олега Рыкова (NavalBro) «Чарли Чарли Браво». Эти и другие книги, а также значки с символикой
сайта Вы можете приобрести в нашем «магазине».
Лучшие истории Биглер.Ру по результатам голосования
Щит Родины
ОСОБЕННОСТИ СЛУЖБЫ В НЕСТАБИЛЬНЫЙ ПЕРИОД
Пограничная служба ответственна и почётна, романтична, благородна и, конечно же, полна неожиданностей и интересных событий. Тяжести и лишения, предписанные уставом, будничны и незатейливы. Все премудрости службы укладываются в простую, как мычание, формулу, которую до бритоголовой молодёжи раз и навсегда довёл сержант в учебке: «не спи, когда нельзя, не ной, не стучи, не жалуйся и под-се-кай». Проходят дни и ночи, меняют друг друга месяцы и сезоны, за первым годом службы приходит второй и
начинает приближаться заветный день. По-разному застаёт радостная газетная публикация с текстом приказа министра Обороны солдат и сержантов, отслуживших установленный срок службы. Кто-то приклеивает газетную вырезку в альбом, кто-то дошивает те необходимые аксессуары, без которых стыдно показаться на родном вокзале после продолжительного и необходимого отсутствия. А кому-то не клеится и не шьётся. Задумавшись, они мысленно расстаются с тяжелым, но таким родным и понятным
укладом. Слагают грустные песни о радостном дне дембеля, меньше обычного спят, внимательней читают письма и по-особенному вдумываются в слова: «Приказываю выступить на охрану Государственной Границы ...». Приходит день, и они говорят себе: «Всё. Это моя судьба. Это моя граница. Это моя работа!»...
I
Старшина заставы долго сопел в каптёрке над отчётом. Цифры складывались и отнимались, пока результат не сошёлся с ответом. Отчёт был готов, хотя до 25-го числа оставалась ещё целая неделя.
- Советско-китайская граница на замке,- подытожил прапор.
Вот уже месяц они вдвоём на заставе - старшина и, исполняющий обязанности начальника, капитан из комендатуры. Дело к осени, а осень - пора отпусков. Холостяковали вдвоём, служба затейливо переплелась с бытом, день с ночью, отдых с выходом на границу. Дни шли размеренно и традиционно.
И вот наступил день с балетом по телевизору, информационной суетой, с догадками и предположениями. Потом была телефонограмма, были звонки из вышестоящих уровней управления, были ориентировки, и был приказ: «... перейти на усиленный режим охраны Государственной Границы, пограничные наряды высылать в укрупнённом составе с групповым оружием, заставы вывести в опорные пункты...». И, конечно же, были многословные телеграммы по линии политработников о важности момента, значении происходящего и «...
поддерживаем..., понимаем..., согласны..., одобряем ...!».
Одним словом, наступил 19-ый день августа 1991 года.
Капитан был торжественно сердит, старшина озабоченно торжественен. Солдаты и сержанты, воспитанные лучшим замполитом комендатуры, московские события восприняли единодушным кивком. В опорный пункт выходили по-деловому, не торопясь и основательно. С какой-то подчёркнутой сосредоточенностью устраивались в блиндажах, чистили капониры и траншеи. Обсуждали события бурно и сходились к одному: всё наконец-то определилось и встало на своё место. Ровным пограничным темпом обустраивались в новом непривычном режиме,
и к ночи размещение было закончено. Без особых новостей прошёл следующий день. Изредка позванивали из отряда, почаще - из комендатуры, справлялись по обстановке и о настроении. Окончание демократического эксперимента, о котором так долго и много говорили в среде порубежников, свершилось. Родина снова обрела святость и величие. Появились надежда на возвращение уважения к человеку в погонах и вера в будущее военного люда. Каким-то мутным сном казались годы минувшей перест
ройки. Жизнь на кордоне, тем временем, продолжалась и даже систематические выезды в тыл (ближайший населённый пункт) носили все характерные и свойственные им черты. Ну разве что у нашего прапорщика появилась возможность торжествовать над давними оппонентами (сторонниками демократии и гласности). Старшина в этот озабоченный период с нескрываемым злорадством посетил глубоко ненавистного тестя, с которым был в давних разногласиях и снисходительно улыбаясь, предположил, что век приспешников демократических ценностей,
скорее всего, закончится на ветках крепких приморских берёз в тесных и давящих петлях. Тесть реагировал прищуром глаз, поджатыми губами и тяжёлым сопением, но речей, так свойственных ему ранее, не произносил.
- Это ж сколько теперь гадов всяких отлавливать и сажать ...? - вздыхая, добавлял старшина. Затем, как бы задумавшись, он вспоминал «всяких гадов», искренне сочувствовал работникам органов и громко завидовал войскам, введённым в Москву.
За заботами и службой от его внимания как-то ускользнули события у московского «Белого» дома. А они были серьёзными и совсем не радостными. И вот к ночи 21-го, после прибытия из дозора старшина с кружкой чая прилёг у телевизора. Показывали какое-то заседание. Персонажи были из лагеря противника и потому вызывали у старшины лишь снисходительную ухмылку. По ходу выступлений невнимание сменилось недоумением. Чай остыл, усталость забыта, и полулежащее положение сменилось полувстающим.
- Чёрт знает что...- процедил прапор, и с остервенением выключив телевизор, решительно направился в канцелярию заставы.
- ...да уже днём всё было ясно, - грустно резюмировал капитан. - Всё намного серьёзней и безнадёжней, чем по телику.
И наступил новый день. Грозою разорвавший всю связь с прошлым, оторвавший огромный кусок смысла жизни, судьбы и службы. Ударом прокатились распоряжения о запрете партии, снятии алого знамени и надругательстве над памятью железного Феликса.
Утром, чуть свет с четырёх застав в близлежащий городок к горкому партии выехали пограничники. Старшина у горкома был первым. На крыльце дежурил милиционер.
- Добролюбова здесь?! - крикнул на ходу старшина. Милиционер утвердительно кивнул.
В кабинете у первого секретаря было немноголюдно. О чём-то вполголоса и вполсмысла говорили.
- Товарищ первый секретарь! Личный состав пограничной заставы «О...» для защиты и обороны горкома партии прибыл.
В кабинете воцарилась тишина. Какая-то обречённость и безысходность подавляла у присутствующих всякую охоту сопротивляться. Нерешительность была настолько явной, что у старшины непроизвольно сжались кулаки. «Нет, эти ни о чём, кроме вчерашнего дня не думают», - сделал вывод прапорщик и, сняв с плеча автомат, присел за стол.
- Со мною люди, которые готовы с оружием в руках защищать... страну, которой они присягали.
Снова унылое молчание липкой тоской навалилось на помещение и поглотило энергию говорящего. Шли минуты, а реакции не было. Все находились в каком-то оцепенении, так похожем на молчаливую покорность забиваемой скотины.
- Народ нас не поддержал,- заговорила руководитель местной партийной организации, - и всё, что мы сейчас предпримем, будет противозаконно.
- Демократы о законности у «Белого» дома не думали,- возразил старшина.
- Да. А вот мы так организоваться не сумели... ,- снова с животной обречённостью проговорила бывшая первая величина города.
Четыре машины с вооружёнными солдатами у здания горкома партии стояли около получаса. Станичники, покурив и минут двадцать подождав чего-то, разъехались по заставам.
II
Старшина не был в городе уже неделю. Мрачность и агрессивная молчаливость была подавляющей. Он продолжал жить в опорном пункте. Высылая на границу наряды, упрямо называл рубежи Советскими, а страну Социалистической. Капитан начинал боевой расчёт поднятием красного флага под звуки гимна СССР, подолгу курил на заставском крыльце, глядя на бюст Дзержинского на плацу, но в опорном пункте не жил. Встречаясь, они мало говорили и почти не ничего не обсуждали. Похожая обстановка сохранилась и на соседних заставах,
но не долго. Ещё через неделю застава «О...» осталась единственной в отряде, не спустившей красный флаг, не снявшей все атрибуты Советского государства и продолжающей жить по старому укладу. Конечно, приехала комиссия, и, конечно же, возглавлялась она политработником.
Подполковник был молодым опрятным и наверняка подающим надежды. Говорил внятно, убедительно, немного весело, но не развеселил и не убедил. Разбор был долгим и тяжёлым, вчерашние партийцы клеймили позором людей, сохранивших партийные билеты. Капитану и старшине пригрозили полной мерой ответственности. День заканчивался, и приблизилось время боевого расчёта. Капитан со старшиной вышли на плац к стоящим солдатам. У флагштока в готовности стоял дежурный. По отработанному годами ритуалу прошёл подъём флага, зачитывание
наряда и дополнительный расчёт. По той же традиции капитан ушёл на доклад в канцелярию. Строй замер, ожидая его возвращения. Вернулся капитан не один. Старший комиссии проследовал на плац, приятным голосом и лицом приветствовал солдат. Почему-то торжественно уведомил стоящих в строю пограничников о «прекращении существования СССР», в связи с чем приказал флаг спустить. Застава молчала, дежурный команду не выполнил, капитан прошёл на правый фланг и встал в
строй. Пауза была недолгой, и симпатичный, молодой, оч-чень опрятный подполковник сам, пройдя к флагштоку, снял красное полотнище.
III
В наскоро построенном среди слякоти и камней памирских гор блиндаже было сыро и неуютно. У ящика, служившего столом, собрались несколько человек. Разлитый по кружкам спирт согревал самим фактом своего присутствия. Бритый наголо начальник погранпоста поднял первый традиционный тост:
- За тех, кто в дозоре!
Осушили кружки привычно, не спеша, до дна.
- Степаныч, а где теперь тот капитан?
- Застрелился... в день спуска флага на заставе,- и бывший прапор, а ныне младший лейтенант молча взял флягу и наполнил кружки стерильной жидкостью.
Шёл 1994 год, война на южной границе когда-то великой державы, продолжалась.
2006 год.
Вышли в свет книги Александра Скутина (Стройбат) «Самые страшные войска» и Олега Рыкова (NavalBro) «Чарли Чарли Браво». Эти и другие книги, а также значки с символикой
сайта Вы можете приобрести в нашем «магазине».
Уважаемые подписчики, напоминаем вам, что истории присылают и рейтингуют посетители сайта. Поэтому если вам было не смешно, то в этом есть и ваша вина.
