Будни авиационного училища - курс 3 (продолжение)

Продолжаю рассказ о своей жизни в БВВАУЛ, начало можно прочесть, задав поиск по историям сайта по нику Steel_major. По заголовкам будет понятно, что относится к училищным байкам. К ним же относятся отрывки, обозначенные ***.

Вообще про ношение формы курсантами-балашовцами разговор особый. Типичный облик одетого по последней моде балашовца образца 88-92 годов был таков.
Шинель - чем длиннее, тем лучше. В идеале из-под нее должны выглядывать лишь носки сапог. Хромовых, офицерских, с аккуратно сложенными в гармошку голенищами, чтобы не выше середины икры. Зад у шинели зашит. Погоны слегка согнуты по длине, что придает им жесткость. Желтые полоски прокрашены клеем ПВА. Через плечо офицерская полевая сумка (по форме была положена сержантская) на максимально длинном ремешке, чтоб издали планшет напоминала. Шапка «домиком». Для этого ее складывали пополам и спали на ней. («Что это вы, молодой человек за синагогу на голове носите?» Майор Пензин.) Кокарда согнута.
Идем в глубь. «Парадка». Брюки длинные, аж метут сзади землю, а спереди на ботинках (летных, с пряжечками) лежат красивыми складками-заломами. Расклешенные. Китель на 1-2 размера больше. Плечи слегка обвисают. Рубашка офицерская, чешская, с пластиковыми пуговками-грибочками на карманах. Галстук «селедкой» узенький, часто наглажен по средней линии. Фуражка без пружины, свисающая по бокам, заношенная и засаленная. Для пущего эффекта в передок тульи вставлялся черенок от алюминиевой ложки. Получается стиль «белая гвардия», как у Соломина в «Адьютанте его превосходительства». «Курица» кончиками крылышек выступает за тулью, кокарда тоже согнута.
ПШ. (Читается «пэша»). Наглажено, погоны также слегка согнуты вдоль. Вторая сверху пуговица не пришита, а вставлена в петлю и изнутри закреплена парой спичек (не для шика, а чтобы во внутренний карман удобнее лазить). Петля и крючок выдраны «с мясом» и ненавистью. Подшива в меру толстая, иногда со вставочкой в виде мягкого проводка. Сапоги если даже и юфтевые, то все равно аккуратно сложены гармошкой. Были в роте несколько спецов, умевших красиво и симметрично мять голенища, оставляя их на ночь плющиться под гирями. «Складки борзости» на спине наглаживали редко, преимущественно бывшие армейцы. Да и командиры на них внимания практически не обращали.
ХБ («хэбэ») - все то же самое, что и для ПШ, только застирано до белизны. И никаких черных пятен на заднице!
Ближе к выпуску, на «голубом карантине» (это период между окончанием стажировки и окончанием ГОСов, когда начальство стремиться запереть почти лейтенантов в казарме, чтоб хоть чуть-чуть к экзаменам готовились) над формой просто начинали измываться. На желтых полосках курсантских погон рисовали ручкой «лейтенантские» звездочки. На широких ленточках курсовок (а «галки» многие так и не пришивали) лезвием вырезали всякие лозунги и пожелания. На затертых верхах фуражек в технике «ногтем по грязи» выцарапывали от уже упомянутых котов и прочей похабени до вполне нейтрального «До выпуска ... дней». И цифра ежедневно затиралась и вместо нее нацарапывалась новая.
Не берусь судить, хорошо все описанное или плохо, но облик балашовского курсанта был характерен и узнаваем. Даже матерые полковники на тушинском авиационном празднике спрашивали «Вы не из Балашова, случаем?» и, получив утвердительный ответ, пускали слезу, «Надо же, все как раньше».
С модой боролись. Шинели заставляли обрезать, в фуражки давали пружины для вставки, или выдавали фуражки из старшинского «подменного фонда». Хромовые сапоги отбирали (у меня два раза и два раза я их возвращал обратно). Но бесполезно. Ремни на сумках удлинялись уже к следующему построению, пружины и новые фуражки «терялись» и т.д.
Курсант Симонов (Симона) был, пожалуй, самым маленьким на курсе и при выдаче шинели даже самая маленькая из имевшихся почти мела землю. Недели две он ходил миниатюрным подобием революционного солдата из «Ленин в октябре», а потом попался на глаза Полькину, своему ротному. Тот велел шинель обрезать до уставных 12 см. от пола. Симона погоревал, но пошел к старшине за меркой. В момент измерения надо было слегка приподняться на цыпочки, а шинель предварительно поддернуть вверх и прихватить ремнем. Так выигрывались дополнительно 3-5 см. длины. Симона сделал все по науке, получил от старшины меловую метку на шинели и пошел осваивать еврейское ремесло «обрезания». Расстелил шинель на столе, взял большие портняжные ножницы, отрезал, начав со старшинской метки широкую серую полосу. Неровно. После примерки разница в длине левой и правой полы составила сантиметров 5. Симона взялся подравнивать...
После К (хотя, К мало, пусть будет N), после N подравниваний шинель превратилась в полупальто, ближе даже к куртке. Старшина в одночасье поседел, Полькин орал, как потерпевший. Заставили несчастного пришивать одну полосу обратно. Проблема усугублялась тем, что последнее подравнивание велось уже не полосой, а отдельными фрагментами, с особым упором на уголки спереди, чтоб были на одной высоте. Поэтому нижний край шинели и край пришиваемой полосы имели волнистый характер и волны, что характерно, друг к другу не подходили. В результате после пришивания полоса имела вид волнистой оборочки. Полькин, плюнув, ушел, у старшины начали седеть яйца.
Но хорошие «похвалы» от командиров и тренировка с ножницами и иголкой в течение половины ночи вкупе с большим запасом полос (отходов предыдущих подравниваний товарищей) позволили Симоне добиться почти приемлемого издали вида. Вблизи, правда, цвета шинели и полосы снизу отличались (удачный опыт пришелся на полоску от чужой шинели, свои обрезки ушли на экскременты, тьфу, эксперименты), но дожди и солнце скоро их сравняли. Вот только длина (чуть выше колена) больше подходила девичьей юбке, чем одежде сурового военного, будущего воздушного бойца, которому есть что морозить под коротким подолом.

***

Непросто спится в казарме первоапрельской ночью... Не так. Трудно и опасно спать в казарме первоапрельской ночью. Не, вот так лучше - хрен уснешь в казарме в ночь на первое апреля, особенно, если утром хочешь проснуться в здравом уме и твердой памяти. Но половина все же спит, намаявшись за день, а вторая половина в это время строит козни первой. Прибивание тапок к полу - самая бородатая и невинная шутка. Привязывание двух гирь - поизощреннее. По бокам кровати в районе груди ставятся две 32-кг. гири, к ним привязывается лента (простыня, веревка), которая прячется под одеяло. Утром человек не может встать, а спросонок не поймет - почему. Для полноты эффекта можно пару гантелек ему в сапоги кинуть, чтоб бедняге еще приятней стало, когда отвяжется от гирь.
Однажды я полночи вышивал на спине Диме Яковлеву белыми нитками «Устав - мой друг». В это время во втором отделении всем спящим курсантам шили ефрейторские лычки, спящим сержантам лишние «сопли» спарывали. Дима вообще отличался фанатским отношением к внешнему виду. Всегда отутюженный, с подшивой сахарной белизны (я, вахлак, стирал подшиву, но после пары стирок она серела) с горящими на солнышке сапогами со стрижкой не длиннее, чем «на палец» он даже ходил по-уставному, четко, с отмашкой рук. Вот я и старался, белошвейка, блин. Где-то через «взлетку» не то в 5, не то в 6 отделе хихикали, обливая спящих водой. В спортуголке не осталось ничего тяжелого, даже гриф от штанги куда-то уволокли. Неподалеку, вспомнив пионэрское детство, кого-то мазали зубной пастой, кому-то подсунули в тумбочку тюбик из-под зубной пасты, трудолюбиво наполненный «Асидолом». Чью-то одноярусную койку потихоньку несли в туалет. Дверцу еще чьей-то тумбочки тщательно приклеивали к стенкам «Моментом», остальным, на кого клея не хватило, тумбочки просто развернули на 180 градусов. Кому-то большие пальцы ног тихонько привязали к перекладинам на спинке кровати. «Вечно хромому» курсанту Е., по привычке шарившемуся в ботинках, связали шнурки, хорошенько их затянув и полив водой. Беззащитному и доброму Юсипычу (помните, который вместе с Ерошкиным спал, к стульям пристегнувшись на первом курсе), который гордился своей службой в ДШБ и всегда наглаживал на лопатках «складку борзости», нагладили этих складок штук 15 по всей спине. Кому-то на сапоги привязали бубенчики, умело спрятав их в складках голенища. Много чего еще нашутили. Кому в сапоги нашутили, кому в сумку...
Я тоже закончил вышивание и лег спать. Через полчаса проснулся. По лицу текло что-то холодное и мокрое. Приоткрыв один глаз я увидел, что к сетке койки второго яруса привязано что-то светлое, откуда капает. Я уже занес было руку, чтобы от души шурануть по предмету, но меня остановило сдавленное хихиканье в 6 отделе. Открыв оба глаза и проморгавшись, обнаружил, что светлый предмет суть целлофановый кулек, наполненный водой с проколотым уголком. Оттуда и капало. Я аккуратно снял завязанный пакет с сетки кровати, отвел правую руку максимально вправо и резко метнул по дуге через вторые ярусы коек нашего отделения, центральный проход, еще пару верхних кроватей 6 отдела. Через пару секунд хихиканье резко смолкло. Попал. Заснул я секунд через 30, удовлетворенно улыбаясь доброй улыбкой человека, только что сделавшего гадость ближнему.

***
А когда вы, утомленные моей писаниной, читатели, последний раз были в армейском сортире? Не на экскурсии с белым платочком, брезгливо пробуя им на чистоту кафель возле раковин, а по реальной нужде, ровняющей в едином строю солдата, его старшину и майора - проверяющего. А? Забыли? Ща напомню.
Самой страшной участью для дневального на протяжении первых полутора лет учебы было попасть «на сортир». Участки распределялись по жребию, но иногда ротное начальство вмешивалось в демократический процесс распределения и выделяло особо отличившемуся этот хлопотный и почетный спецучасток. Обычно такая забота служила хорошим стартом для выхода «на орбиту». «Орбитой» называлась ситуация с объявлением трех нарядов на службу и выше. В нашей роте обычно наряды раздавались в торжественной обстановке перед строем, но при дефиците времени Пензин часто кричал: «Корне-е-е-в!» и показывал два оттопыренных пальца. Это значило «два наряда на службу». В роте Полькина кратность нарядов равнялась цифре 5. Соответственно два пальца означало 10 нарядов, 3 пальца - 15 и т.д.
Начав свою «орбиту» с дневального по роте, к тому же отвечая за «сортир», отличившийся имел все шансы в процессе набрать еще пару-тройку нарядов, а отбывая их - еще пяток, и так далее, пока ротному не надоест твою рожу ежедневно «на тумбочке» видеть. Ибо наш сортир представлял собой два облицованных кафелем практически под потолок помещения: умывальная комната и, собственно, анально-фекальное святилище. На 8 алтарей. Алтари были высоко подняты над уровнем пола и вмонтированы вровень со ступенькой. Конструкция типа «чаша Генуя», так, вроде, этот сантехнический шедевр с ребристыми площадками под сапоги, называется. (Почему не «Венеция», например?) Практически в любое время суток можно было увидеть кого-нибудь, висящего в позе орла головой над обрывом, а «хвостом» - над «гнездом». Изначально в роте было порядка 150 человек и все они (как казалось дневальному) гадили не менее 2 раз в сутки, отч его в «гнездах» образовывались залежи «личинок», а рядом с ними - бумажек. Процесс в обиходе так и называли: «отложить личинку». Как вариант - «слепить коня». А отдельные юмористы, застав товарища-орла над гнездом спрашивали: «Автопортрет лепишь?».
Одновременно с этим туалет служил местом для курения и чистки сапог. И никакого противоречия тут нет. Кто знает, подтвердит, что нет большего удовольствия, чем после долгого трудового дня устроиться на гнездо с сигареткой и фрагментом «Красной звезды» в руках. И провести самому себе политинформацию с тройной пользой. Но после отбоя в эти авгиевы конюшни было страшно входить (Как говориться - диарея - царица полей.). Но входили и устраняли, и мыли, и оттирали, и пропихивали вовнутрь, финишным аккордом натерев бархоткой до блеска латунные краники. Уважая труд своих товарищей, народ приспособился «бомбить» точно в «очко» сортира. Отдельные девиации с превышением допустимого КВО (кругового вероятного отклонения) относились уже на счет проблем с желудком и кишечником. А на полетах в Петровском учебном полку с целью предотвращения бросания бумаг в очко сортира какой-то умник выдумал изготовить и положить в очко кресты из тонкой арматуры. На этих крестах первое время скапливались нефиговые сталагмиты, но, спустя пару недель народ приспособился попадать по собственному желанию в любой из 4 секторов. На выбор. Слабо?
В каждой части рано или поздно находится клоун, желающий прочистить постоянно забитое очко сильнодействующими средствами (лом, гидроудар). У нас таким деятелем стал лейтенант, взводник в полькинской роте, выпускник Рязанского училища военных интеллектуалов, Гена Сальцев по кличке «Кинг-Конг». Высокий, ноги колесом, руки до колена, грудная клетка раскачана, походка вразвалку, выражение лица э-э-э, соответствующее прозвищу. В качестве сильнодействующего средства он выбрал взрывпакет. Беда еще и в том, что их рота располагалась на самом верхнем, четвертом этаже, и давлению от взрыва помогала еще и сила тяжести. Результат неизменный - каждая Генуя на несколько секунд превратилась в Петродворец. В каждой роте - Большой каскад фонтанов. Открытие, мля, сезона. У Гены раскололся постамент под прочищаемым очком и слегка были отбиты ноги (он на лист ДВП, положенный на очко, сверху встал). Лучше б он головой прижал...
В заключение обращу ваше внимание, что в теме сортиров ни разу не прозвучали слова: «говно» или «жопа» - я их берегу для других тем.

P.S. С 9 июня я в отпуске, посему в обсуждении могу участия и не принять. Заранее прошу пардону у завсегдатаев сайта и "поклонников моего таланта".