ДЕНЬ ДУРАКА

Первое апреля 1987 года. Пара Ми-8 в сопровождении пары Ми-24 идет к иранской границе, в район соляных озер. Летят в дружественную банду, везут материальное свидетельство дружбы - большой телевизор «Сони». У вождя уже есть дизельный генератор, видеомагнитофон, набор видеокассет с индийскими фильмами - телевизор должен увенчать собой эту пирамиду благополучия. В обмен вождь обязался информировать о планах недружественных банд.
Просквозили Герат, свернули перед хребтом на запад. «Двадцатьчетверки», у которых как обычно не хватало топлива для больших перелетов, пожелали доброго пути, и пошли назад, на гератский аэродром, пообещав встретить на обратном пути. «Восьмые», снизившись до трех метров, летели над дорогой, обгоняя одинокие танки и бэтэры, забавлялись тем, что пугали своих сухопутных коллег. Торчащие из люков или сидящие на броне слышали только грохот своих движков, - и вдруг над самой головой, дохнув керосиновым ветром, закрывая на миг солнце, мелькает голубое в коричневых потеках масла краснозвездное днище,- и, винтокрылая машина, оглушив ревом, уносится дальше, доброжелательно качнув фермами с ракетными блоками.
Ушли от дороги, долго летели пыльной степью, наконец, добрались. Пару встречала толпа суровых чернобородых мужиков с автоматами и винтовками на плечах. Ожидая, пока борттехник затормозит лопасти, командир пошутил:
- А зачем им этот «Сони», если они могут забрать два вертолета и шесть летчиков? Денег до конца жизни хватит.
Взяв автоматы, вышли. Вдали в стороне иранской границы блестела и дрожала белая полоска - озера или просто мираж. Командир помахал стоящим в отдалении представителям бандформирования, показал на борт, очертил руками квадрат. Подошли три афганца, вынесли коробку с телевизором. Выдвинулся вперед вождь - хмурый толстый великан в черной накидке - жестом пригласил следовать за ним. Летчики двинулись в плотном окружении мужиков с автоматами. Борттехник Ф. докурил сигарету, хотел бросить окурок, но подумал - можно ли оскорблять землю в присутствии народа, ее населяющего - мало ли как среагируют. Выпотрошив пальцами остатки табака, он сунул фильтр в карман.
В глиняном домике со сферическим потолком было прохладно. Вдоль стен лежали подушки, на которые летчикам предложили садиться. В центре поставили телевизор. Гости и хозяева расселись вокруг. Над борттехником Ф. было окошко - он даже прикинул, что через него можно стукнуть его по голове. Справа сидел жилистый дух, и борттехник незаметно намотал на ступню ремень автомата, лежащего на коленях - на тот случай, если сосед пожелает схватить автомат. Левый нагрудный карман-кобуру оттягивал пистолет, правый - граната - перед тем, как выйти из вертолетов, экипажи, понимая, что шансов против такой толпы нет, прихватили каждый по лимонке. Гости здесь конечно - дело святое, но всякое бывает. Тем более - первого апреля...
Принесли чай - каждому по маленькому металлическому чайничку, стеклянные кружки - маленькие подобия пивных, белые и бежевые кубики рахат-лукума, засахаренные орешки в надщелкнутой скорлупе, похожие на устриц. Вождь, скупо улыбаясь, показал рукой на угощение. Летчики тянули время, поглядывая с мнимым интересом на потолок. Пить и есть первыми не хотелось - неизвестно, что там налито и подсыпано. Приступили только после того, как вождь поднес кружку к бороде.
Гостевали недолго и напряженно. Попив чая, встали, неловко прижав руки к груди, поклонились, жестом дали понять, что провожать не нужно, пожали руки всем по очереди, обулись у порога, и нарочито неспешно пошли к вертолетам. Беззащитность спин была как никогда ощутима. От чая или от страха, все шестеро были мокрые. Несколько мужиков с автоматами медленно шли за ними. Их взгляды давили на лопатки уходящих.
Дошли до вертолетов, искоса осмотрели, незаметно заглянули под днища в поисках подвешенных гранат, на тот же предмет осмотрели амортстойки шасси - удобное место для растяжки гранаты - вертолет взлетает, стойка раздвигается, кольцо выдергивает чеку...
Запустились, помахали из кабин вождю, который все же вышел проводить. Он поднял руку, прикрывая глаза от песчаного ветра винтов. Взлетели, развернулись, еще ожидая выстрела, и пошли, пошли, - все дальше, все спокойнее, скрываясь за пылевой завесой... Ушли.
- Хорошо-о! - вздохнул командир, майор Г. - Еще одно такое чаепитие, и я поседею.
Через полчаса выбрались к дороге, подскочили, запросили «двадцатьчетверок» - идем, встречайте.
- Тоже мне, сопровождающие, - сказал командир. - Нахуя они мне тут-то нужны - должны были рядом крутиться, пока мы этот страшный чай пили.
Ми-24 встретили их уже на подлете к Герату. Пристроились спереди и сзади, спросили, не подарил ли вождь барашка.
- А как же, каждому - по барашку, - сказал командир. - Просил кости вам отдать...
И командир загоготал, закинув голову. В это время из чахлых кустарников, вспугнутая головной «двадцатьчетверкой», поднялась небольшая стая крупных - величиной с утку - птиц. Стая заметалась и кинулась наперерез идущей следом «восьмерке». Борттехник Ф. увидел, как птицы серым салютом разошлись в разные стороны прямо перед носом летящий со скоростью 230 машины, - но один промельк ушел прямо под остекление...
Командир еще хохотал, когда вертолет потряс глухой удар. В лицо борттехника снизу хлынул жаркий ветер с брызгами и пылью, в кабине взвихрился серый пух, словно вспороли подушку. Он посмотрел под ноги и увидел, что нижнего стекла нет, и два парашюта, упершись лбами, едва удерживаются над близколетящей землей.
- Ах, ты, блядь! - крикнул командир, выравнивая вильнувший вертолет. - Ну что ты будешь делать, а?! Напоролись все-таки! И все из-за «мессеров»! Кто это был? Явно не воробей ведь?
Воробьи часто бились в лоб машины, оставляя на стеклах красные кляксы с перьями, - борттехник после полета снимал с подвесных баков или двигателей присохшие воробьиные головы.
- Видимо, утка, - сказал борттехник, отплевываясь от пуха, и полез доставать парашюты, которые, устав упираться, уже клонились в дыру.
- Слушай, Фрол, - искательно сказал майор Г. - Если инженер спросит, что, мол, случилось, придумай что-нибудь. Если узнают, что я утку хапнул, обвинят в потере летного мастерства. Сочини там, ладно? - ты же пиздеть мастер!
- Попробую, - неуверенно пообещал борттехник Ф., думая, что же здесь можно сочинить. Ничего не приходило в голову. Совсем ничего! Может, сказать, что духи в банде разбили? А как? Ну, типа, играли в футбол - 302-я эскадрилья против банды - матч дружбы - пнули самодельным тяжелым мячом... Нет, не то - что это за мяч, об него ноги сломать можно...
Не долетая до гератской дороги, ведущая «двадцатьчетверка» начала резать угол через гератские развалины. Все повернули за ней. Мимо них неслись разбомбленные дувалы. В одном дворике борттехник Ф. увидел привязанного осла, и насторожился. Тут же промелькнули два духа, поднимающие автоматы, уже сзади послышался длинный треск.
- Стреляют, командир! Двое в развалинах справа, - сказал борттехник.
- Уходят под крышу! - сказал, глядя назад, правак.
- Куда смотрим, прикрытие? - сказал командир. - Нас только что обстреляли. Пошарьте в дувалах, минимум двое.
- Там осел рядом, - подсказал борттехник.
- Там осел рядом, - эхом повторил командир.
«Двадцатьчетверки» развернулись, ушли назад, покрутились, постреляли по развалинам из подвесных пушек, никого не увидели и пустились догонять пару.
Сели в аэропорту Герата, - осмотреть вертолеты на предмет дырок. Борттехник Ф. закурил, вышел на улицу. К нему подбежал борттехник Л.:
- Ты ранен? - заглядывая в лицо.
- С чего ты взял?
- Ну, вас же обстреляли, вон у тебя стекло выбито - когда сели, я смотрю, мешок для гильз до земли висит, ну, думаю, как раз попали, где ты сидишь! А сейчас ты выходишь - все лицо в крови! Чья кровь-то?
Борттехник Ф. провел рукой по лицу, размазал липкие капли птичьей крови, посмотрел на ладонь. Стоит ли признаваться? - подумал он. - Удачное стечение обстоятельств, скажу, что стекло разбило пулей! Тогда чья кровь?
- А хрен ее знает, - ответил он вслух самому себе. - Но точно не наша. Наверное, духа, которого я успел замочить! - и он засмеялся.
- Да, ладно, кончай! - недоверчиво сказал борттехник Л. и полез смотреть дыру. Засунул в нее голову, пробубнил:
- А где входное - или выходное? Куда пуля ушла?
У вертолета уже собрались все. Осматривали дыру, лезли в кабину, шарили по стенкам в поисках пули. Почему-то никто не обращал внимания на остатки пуха, который не весь выдуло в блистера. Экипаж майора Г. ходил вместе со всеми и загадочно молчал.
- Да где пуля-то? - наконец спросил командир ведомого у майора Г.
- А черт ее знает! - пожал плечами командир. Он тоже понял, что на пулю можно свалить выбитое стекло. - Может, через мой блистер вылетела?
Добровольные баллистики снова осмотрели кабину и выяснили, что в таком случае пуля двигалась по сложной кривой, - обогнула каждую ногу командира и поднялась почти вертикально вверх в его блистер.
- Да хрен с вами! - не выдержал командир. - Шуток, что ли не понимаете? С уткой мы поцеловались, вот вам первое апреля! Но всех попрошу молчать! Вы лучше свои борта осмотрите, нет ли дырок. Сгрудились тут, пулю какую-то несчастную ищут...
- А про обстрел - не шутка?
- Какая, нахуй, шутка! Залепили с двух стволов, а наше доблестное прикрытие никого не нашло. А может, вы с ними договорились? - подозрительно прищурился на «двадцатьчетвертых» командир.
- Товарищ майор! - вдруг закричал от своего вертолета борттехник Л. - У нас дырка!
Подошли. На самозатягивающейся резине левого подвесного бака темнела маленькая рваная дырочка с расплывшимся вокруг темным пятном. Борттехник Л. показывал на нее пальцем:
- Вот, пожалуйста! И как теперь домой лететь? Насосы заработают, начнет топливо хлестать. Эта резина ничего не держит...
- Да-а... - майор Г. вытер рукавом веснушчатую лысину. - Сейчас возись, заплатку ставь. А кто ее будет ставить? Техбригаду что ли вызывать из-за такой малости?
Пока майор гундел, а лейтенант Л. гордо стоял возле него, уперев руки в бока, борттехник Ф. подошел к левому подвесному. «Почему левый? - подумал он, рассматривая дырку. - Стреляли-то справа». Он сунул палец в разрыв на резине - он был сухой и застарело-шершавый. Провел пальцем по металлу бака, прощупал его, описал пальцем круг под резиной. Дырки на металле не было! Дырка на резине была явно давнишней, и керосиновое пятно, скорее всего, подпитывалось керосином, льющимся верхом при заправке вертолета.
- Нет тут никакой дырки, - сказал борттехник Ф.
- Как это так? - удивились все.
- Вот так. Старый порыв резины, а бак цел. Смотрите сами.
Борттехник Л. подбежал, сунул палец, пощупал и покраснел.
- Что же ты, - сурово сказал командир. - Не можешь дырку от недырки отличить? Вводишь в заблуждение сразу четыре экипажа, нервы треплешь...
Летели домой. Неслись вдоль гератского шоссе, обсаженного соснами. Шли низко, ниже верхушек сосен, стелились над утоптанными огородами. Правак, угнетенный тем, что упустил двух духов, выставил в блистер автомат, обмотав руку ремнем, и следил за обстановкой, хотя здесь уже шла зона контроля 101-го полка.
- А знаете, - сказал борттехник. - Мы упустили хорошую возможность. Пуля могла разбить стекло скользом - они же стреляли нам почти вбок. Скользнула, разбила и ушла. И никакого отверстия!
- И что ты раньше думал! - вздохнул командир. - Теперь мы уже всем распиздели про утку...
Впереди показался одинокий глиняный хутор. Во дворе бегал мальчишка. Завидев летящие вертолеты, кинулся им навстречу. Встал на пути, прицелился из палки, начал «стрелять».
- Ах ты душонок! - погрозил правак автоматом.
Мальчишка бросил палку, поднял камень, замахнулся, весь изогнувшись, дождался, когда вертолет подлетит вплотную и - швырнул!
Трое в кабине инстинктивно шарахнулись, командир рванул ручку, вертолет поднял нос, камень гулко ударил в дно, как в консервную банку. Тут же коротко пальнул автомат правака.
- Ты что - в пацана? - крикнул командир. - Охуел?
- Да нет, да нет, - забормотал испуганный правак. - Я случайно, палец дернулся... Мы уже пролетели.
- Случайно! Потом отдувайся, - весь город поднимется.
- А если бы он нас сбил? - перешел в наступление разозлившийся правак. - Закатал бы сейчас тебе в лобешник камнем со скоростью пушечного ядра, даже охнуть бы не успел - так и размазались бы по огородам! Вот смеху было бы - мальчик сбил боевой вертолет камушком! После этого армия должна с позором покинуть страну. А ты бы навсегда вошел в историю войн, как самый неудачливый летчик, сбитый камнем в день дурака!
- Закрой пасть! - сказал хмурый командир. - Смотри лучше за дорогой.
Прилетели в Шинданд, зарулили на стоянку. Увидев идущего инженера, летчики удалились, предоставив объяснятся борттехнику. Инженер подошел, посмотрел на дыру, спросил:
- Что случилось?
- Да мальчишка на окраине Герата камнем запустил. Относительная скорость-то - как из пушки...
- Ты мне лапшу не вешай! «Кожедубов» выгораживаешь? Наверняка на коз охотились, сели на песок, передняя стойка провалилась, вот и выдавили стекло. Вон, аж ПВД (приемники воздушного давления для измерения скорости полета - И. Ф.) разъехались в разные стороны!
- Да какие козы, где они? И ПВД нормально стоят. Лучше посмотрите внимательно, товарищ майор!
Инженер снял темные очки, засунул в дыру голову, потом руку, и вылез, держа серый булыжник величиной с яйцо, который борттехник успел подбросить перед его приходом.
- Смотри-ка ты, не наврал! - покачал головой инженер, разглядывая камень. - И, правда - оружие пролетариата! Ладно, скажу тэчистам, чтобы из жести вырезали заплату - нет сейчас стекол.
Он повернулся, чтобы уйти, и борттехник увидел, что в волосах инженера застряла серая пушинка. Он протянул руку и ловко снял ее двумя пальцами...

P.S.
Борттехник Ф. от случая к случаю вел дневник. Вечером он достал из прикроватной тумбочки черную клеенчатую тетрадь и коротко описал дневной полет. На следующий день, когда борттехник, отобедав, вошел в комнату, лежащий на кровати лейтенант М. встретил его ехидными словами:
- Значит, все-таки пуля разбила стекло?
- А вот читать чужой дневник нехорошо! - возмутился борттехник Ф. - И какое тебе-то дело? Все знают, что случилось, а про пулю я написал ДЛЯ СЕБЯ! Может, это художественный образ такой, гипербола! И, наконец, - что я, ПЕРВОГО АПРЕЛЯ САМ СЕБЯ ОБМАНУТЬ НЕ МОГУ?