Непохожие прохожие
Притча от братьев Бондаренко
Упала на нору Енота осинка и прикрыла вход в неё. Енота дома не было, на охоте был Енот. Приходит он домой, смотрит — не войти ему внутрь. Всполошился:
— Как же быть мне? У меня в норе — енотики. Мне снаружи стоять никак нельзя.
Совсем было Енот духом упал, а потом смотрит — осинка-то тоненькая. В такой и тяжести, гляди, нет.
— Сейчас, — говорит, — вздохну поглубже, поднатужусь и отодвину её в сторону.
Бежал мимо Барсук. Услышал его слова; остановился:
— О чём это ты?
— Да вот осинка упала и вход в нору прикрыла. Я сперва было растерялся, а потом смотрю — ничего страшного нет.
— Как нет?! Это же — осина. Беда какая!
— Какая там беда? — усмехнулся Енот. — Вздохну сейчас поглубже, поднатужусь и отодвину в сторону.
А Барсук заайкал:
— Ай, ай, быстрый ты какой. Осине-то, гляди, лет двадцать будет. А тебе сколько?
— Три года.
— То-то и оно. Двадцать лет и три года — разница. Слаб ты против неё. Двадцать лет она тяжести набирала, а ты всего три года силы копил. Не сдвинешь вдруг-то.
Осмотрел Енот себя — и впрямь слабоват он против осины. Вон она разлеглась как, не столкнуть. А Барсук похаживает вокруг, лапами всплёскивает:
— Ай-ай, сучков-то сколько! И каждый за землю держится. Не оторвать, ни за что не оторвать — у тебя всего четыре лапы-то.
Смотрит Енот — верно, много сучков на осине. И каждый за землю ухватился. Где их оторвёшь когда у него всего четыре лапы-то.
И повесил Енот голову. А Барсук побегал ещё немного, поайкал:
— Ай-ай-ай, беда-то какая!
И побежал дальше. А Енот у норы своей остался. Сидит, губами чмокает, вздыхает:
— Что же мне теперь делать? У меня же в норе — енотики. Бедный я, бедный.
Мимо Мышка бежала. Услышала его слова, остановилась.
— О чём это ты?
— Да вот осина на мою нору упала, вход закрыла, а у меня в норе енотики.
Обежала Мышка осину вокруг, сказала:
— Ну и чего ты сидишь? Бери и отодвигай её в сторону.
— Отодвинь, попробуй. Это же — осина.
Обежала Мышка опять осину вокруг, сказала:
— Да какая же это осина? Осинка. Чего ты на себя страх нагоняешь? Переполошился. Бери и отодвигай в сторону.
— Куда мне, — загундосил Енот, — ей двадцать лет, а мне всего три года.
— Двадцать лет! Нашёл чем себя испугать. Да она все эти двадцать лет на месте простояла, а ты три года по земле бегал, сил набирался. Ты посмотри на себя, какой ты крепыш. У тебя вон грудь круглая какая. И плечи покатые.
Осмотрел Енот себя — точно, круглая у него грудь и плечи покатые. Может, и впрямь попытаться? Но вспомнил Барсука, сказал:
— Да у неё вон сучьев сколько. И каждый за землю держится. Сдвинь её, попробуй.
Обежала Мышка осину вокруг, сказала:
— Какие же это сучья? Так, веточки зелёные. Погляди лучше.
Смотрит Енот — точно, какие там сучья — ветки зелёные и не держатся вовсе за землю, а отталкиваются от неё. Может, попытаться все-таки?
А Мышка топчется рядом, торопит:
— Берись, берись, не робей. Поднимешь сейчас, я ухну, и отбросишь ты эту осину в сторону.
Взялся Енот и чувствует — точно, не такая уж осина и тяжёлая, а если ухнет сейчас ещё Мышка, двинет он её, и откроется вход в нору.
И ухнула Мышка:
— Ух!
Двинул Енот осинку и увидел своих енотиков. Обрадовался.
— Вот спасибо тебе, Мышка.
Сидел он потом у себя в норе, кормил ребятишек и думал: «Барсук прошёл — силу отнял, Мышка прошла — силу дала. Какие прохожие разные бывают».
