Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Семейная православная газета

Подписаться Бесплатная «Серебряная» новостная рассылка . Подписчиков 634 RSS
←   Октябрь 2006   →
 1
 2
 3
 4
 5
 6
 7
 8
 9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31


За последние 60 дней ни разу не выходила


Сайт рассылки: http://sp-g.ru/
Открыта: 06-03-2004
Адрес автора: religion.spg2004-owner@subscribe.ru

Автор
Голдовская Наталия

Статистика

634 подписчиков
0 за неделю
←   Все выпуски   →

Семейная православная газета РОДНЫЕ, ПО ДУХУ


РОДНЫЕ, ПО ДУХУ

 

Меня поразила новая икона святых апостолов Петра и Павла. Они крепко обнялись.
Словно не было в прошлом противоречий, непонимания: Павел ведь был гонителем христиан, а потом уже стал вселенским учителем. Апостолы настолько едины, вместе, что невольно возникает вопрос: что же это за чудо такое — духовное родство?
Я решила поговорить об этом с нашим постоянным автором - о. Александром Лавриным, в беседе так же принял участие и о. Алексий Потокин.

 

— После того как Павел принял Христа, между ними уже не было противоречий, — говорит священник Александр ЛАВРИН, наш постоянный автор. — Характеры у святых апостолов действительно были разные, но для духовного родства это не препятствие. Для него вообще не существует препятствий.
Есть разное родство: кровное (семейное), душевное — оно может быть между родственниками, друзьями, приятелями, сослуживцами. О таком говорят: родство душ. Бывает даже социальное, идеологическое родство. Но во всех этих случаях отношения ограничены: они хорошие, пока люди солидарны в оценках, взглядах на жизнь, ситуации, идеи. Но если позиции разные или кто-то чувствует себя обиженным, то отношения портятся.
— В семье тоже?
— Пока дети живут с родителями и зависят от них, несмотря на разницу во взглядах, разделения как бы преодолеваются. Именно — как бы. Поневоле приходится терпеть. Но это не значит, что дети и родители всегда прощают друг друга. Потихонечку нерешенные вопросы накапливаются, и формируются устойчивые раздражения, обиды. Остается минимум тем для общения. Шаг вправо или влево — и человек взрывается. Для конфликта уже не нужны причины, достаточно повода.
— Все так.
-О. Александр: А духовное родство другого свойства: в нем не существует чужих, независимо от того, как ведут себя окружающие. Все родные. Не я для них, а они для меня становятся родственными душами.
-О. Алексий: В Евангелии есть такой эпизод. Христу говорят: «Вот там стоят Твои братья и сестры, Твоя Матерь». А Он отвечает: «Мне братья и сестры те, кто слышит слово Божие и исполняет его». Бог — это дух. Господь сказал именно о духовном родстве. Его признак в том, что человек живет не собой, а другими.
— Так же, как и любовь существует не для себя. Хотя сейчас все понятия перевернулись.
— В Евангелии несколько раз встречается понятие «род сей». Как о «роде сем» Господь говорит о книжниках и фарисеях. Он называет их лицемерами и имеет в виду не конкретных личностей, а род, к которому человек может быть причастен и из которого может выйти.
— Измениться?
— Конечно. То же самое относится к праведникам. Первые христиане называли себя святыми, потому что освящены Духом Святым. Это именно род. Они чувствовали свою сопричастность Христу — общую, соборную.
Когда преподобному Серафиму Саровскому, тяжко больному, впервые явилась Богородица, Она сказала о святом: «Он нашего рода».
— Когда появляется духовное родство?
—О. Алексий: Григорий Богослов в одном из своих сочинений спрашивал: кто родствен Святому Духу? И отвечал: тот, кто старается грубо не грешить, не совершать преступлений. Просто пытается остановиться в серьезных вещах (даже не в мелочах, без которых нет целого). А все остальное дается Божией милостью.
— Стараемся грубо не грешить — и мы уже родственны Духу Святому?
— Да, реальное духовное родство начинается с этого.
Кто-то из наших религиозных философов заметил: Бог не брезглив. Он может сойти в любую яму, на любое человеческое дно. В болезнь, грязь отношений. Для такого рода, о котором говорила Богородица преподобному Серафиму, для тех, у кого дух — Христов, не существует препятствий для служения человеку в любом качестве. Для них любой из людей — родной.
— Понятно, что мы находимся не на таком уровне духовного родства, как у святых.
— И когда начинаем жить церковной жизнью, наша задача — прежде всего понять это.
Православие часто воспринимается как что-то очень тяжелое. Даже людьми православными. Человек приходит в храм эгоистом, эгоцентристом. Мы гордые — и потому евангельская жизнь кажется нам «заставиловкой»: тут и заповеди, и каноны, и правила!..
Прежде чем человек состоится в любом деле, душа его должна созреть, нужно время для взросления. У мудреца и простеца. Так и в духовной жизни. В церкви каждый как раз и созревает к тому, что не один живет в этом мире.
— Хотя многие в храме жалуются на одиночество.
—О.Алексий: Да, даже на богооставленность! А Бог никогда не оставляет человека, все Евангелие говорит об этом. Когда человек одинок? Когда ни с кем не родствен. В нас заложено – жить другим, как заложено дышать, например.

-О.Александр: В церкви с особой остротой мы начинаем переживать несостоятельность своей сердечной, душевной жизни.
— Недуховной?
— Да. Люди страдают, что не могут справиться с элементарными вещами: своими капризами, раздражительностью. Но мы же просим Бога: «Покажи мне мои грехи!». Вот с Божей помощью и начинаем видеть то, что нас разделяет с остальными. Я не осознаю свой грех, если он не проявится в моих словах и делах. Если не скажу гадкого слова, не обижу.
— То есть пока не вступлю в отношения с другими людьми — и увижу себя таким, как есть.
— После службы в храме, молитвы злые дела для человека становятся ощутимее, острее переживаются. А так они существуют сами собой.
Вот мы говорим, что в Таинстве соборования прощаются забытые грехи. Но дело не в том, что Бог только теперь начинает их прощать (Он изначально все простил!). И не в том, что грехи из памяти вылетели. Просто они нами давно не замечаются, не саднят.
— Мы к ним привыкли?
— Именно. А так как служба Соборования насквозь покаянная, то открываются тайники души. Все всплывает, просыпается совесть — и человек начинает каяться.
Так и тут. Когда мы осознаем собственную отделенность от других, только тогда попытаемся жить иначе: их жизнью.
— Поясните.
— Моя жизнь — это одно, а жизнь ближних — для меня уже чужая. Кажется, Экзюпери сказал: ад — это другой. Для Бога, для святых «других» нет. Все свои.
Мне вспоминается одна страшная фотография: стоит контейнер с телами младенцев после абортов. И подпись:
«Человеческий шлак». Для Бога человеческого шлака не существует. Для него и праведник, и последний грешник — Свои. Он любит всех людей — равной любовью. И потому долго терпит любого грешника.
Этого рода (рода такой любви!) были и святые. Они совершенно забывали себя. Монах Софроний, автор книги о преподобном Силуане Афонском, писал, что в жизни есть два направления. Либо к любви Божией — с полным забвением себя, либо к возвеличиванию себя — до ненависти к Богу (с окончательной замкнутостью на себе). А между ними — столько промежуточных состояний, сколько людей прошло и еще пройдет в этом мире.
— Каждый — со своими особенностями!
— В Священном Писании понятия «род сей» и «дух сей» — сходятся. Это одно и то же — во Христе. Если человек растет в этом духе, то растет его дружелюбное, терпеливое отношение к окружающим.
— Как к своему роду?
— Да. У такого родства, как у первоверховных апостолов Петра и Павла, нет боли о себе. Боль есть только о других.
— И вероятно нет одиночества?
—О. Александр: Конечно, как не было ни боли, ни одиночества у отца из притчи о блудном сыне. Отец переживал не о себе, когда сын его покинул, а о погибающем сыне. В духовном родстве, в духовной любви для себя не остается места. Оно есть только для других. И это — полнота жизни.
-О. Алексий: Мы ведь в церковь приходим, потому что чувствуем: душа умирает. Ни с кем не строятся отношения. Хотя не всегда можем это сформулировать. В покаянном каноне Андрея Критского говорится: «Господи, прости меня, бессловесного!». Человек когда-нибудь станет что-то понимать. Но пока все внутри у него связано демонами: ни услышать, ни сказать ничего не может.
— И через покаяние — получает все?
— О. Алексий: А как же иначе? Если я привык других гнуть, заставлять, а потом говорю: «Господи, прости меня! Не могу пока представить себе другую жизнь, но желаю ее!», то мне этот дар будет вручен Божией милостью. Своим Крестом, Своей жертвой Бог дает возможность полной жизни кающемуся.
— Христос говорил: тот, кто ради Него оставит близких, получит и в этом мире, и в Вечности еще больше отцов, матерей, детей.
—О. Александр: Если человек любит кого-то из людей больше Бога, то его родство будет ограничено определенным кругом «своих». Но если главным будет Христос, для Которого нет чужих, тогда по-настоящему можно принять всех, в том числе и родственников, какими бы они ни были. Независимо от того, как они к нам относятся. Тогда приобретается множество отцов и матерей. Все становятся родными.
-О. Алексий: Вспомните: «свои» по плоти — не приняли Христа. А тех, кто родствен Ему по духу, Он сделал чадами Божиими.
— У вас есть родные дети, а есть духовные. Какая разница в отношении к ним?
— Личная жизнь родителей и детей — общая. А отношения духовника и исповедника — не личные, а духовные. Хотя, конечно, иногда выходят за эти границы (мы же по-разному помогаем друг другу).
Духовные отношения с моими родными детьми я строю — как со всеми. Не вытягиваю насильно, что у них там на душе. Исповедую точно так же, как любого прихожанина.
С прихожанами у меня, как правило, нет личных отношений. А с детьми — есть. Вот и вся разница.
— Почему нет личных отношений с прихожанами?
— Они мешают духовному общению —
ведут к лицеприятию. Церковному человеку важно не выделять себя. Наоборот, вся церковная жизнь — это забвение себя ради других. О чем мы и говорили. И дети священников не должны считать себя особенными. У них свое человеческое достоинство — и этого достаточно.
— Итак, чувство одиночества, с которым человек приходит в храм, постепенно должно уйти?
— Слово «должно» тут не годится. Есть путь — и мы по нему идем. Кто до какой вехи дойдет, когда душа созреет для Небесного Царства, — не знает никто, кроме Бога. Один созревает быстро и умирает молодым. Второй достигает глубокой старости.
Есть слова апостола Павла о возрасте Христовом. Он измеряется не годами, а духовной зрелостью — родством с духом Христовым.

Беседовала
Наталия КАПЛИЦКАЯ

 

24 сентября — память преподобного Силуана Афонского

 
В избранное