Семейная православная газета Поединок Андрея с ИВАНом

Поединок Андрея с ИВАНом
- Алтарник профессорского вида,- говорят о нем в храме. И не ошибаются. Андрей Борисович Зубов - доктор исторических наук, профессор Института международных отношений (МГИМО) и Российского православного университета святого Иоанна Богослова (РПУ).
Но по воскресеньям и праздникам он облачается в стихарь. На службе читает каноны, записки, возжигает кадило.
- Андрей Борисович, вы закончили МГИМО. Известно, что человек со стороны поступить туда не мог.
- Мог, но только отслужив в армии и вступив там в партию. Так и сделал учившийся вместе со мной архиепископ Корсунский Иннокентий. Он родом из Старой Руссы, вырос в простой рабочей семье. В армии вступил в партию и по партийной рекомендации поступил в МГИМО. Естественно, в то время он не был верующим. Мы до сих пор дружим с владыкой Иннокентием.
Но вы правы, после школы поступить в МГИМО могли только дети влиятельных родителей. Я входил в их число. Мой отец контр-адмирал, в течение двадцати лет возглавлял советское надводное судостроение. Особыми талантами я не отличался, так что поступил в МГИМО только благодаря родителям.
- Готовились к дипломатической карьере?
- Поступил я на дипломатический факультет, но еще на первом курсе понял, что дипломатом не буду. Я уже тогда искал Бога, хотя и не был христианином (у меня сохранились дневники, которые я вел в студенческие годы, там постоянно упоминается имя Божие). Но я не считал, что поиски Бога несовместимы с дипломатической карьерой. Мое решение имело не духовные, а политические причины. Коммунистический режим с его комсомольскими собраниями, выдвиженцами был мне эстетически противен. Служить ему я не собирался.
- Вы осознали это уже в институте?
- Я поступил туда в 1968 году. В августе советские войска вошли в Чехословакию. Это окончательно утвердило меня в неприятии режима. Вообще-то именно с этого момента в России началось религиозное возрождение. Интеллигенция окончательно разочаровалась в социализме. До этого шестидесятники были убеждены, что Сталин исказил Ленина, а на ленинских идеях можно построить счастливое общество. Никто не думал о дореволюционной России. Даже Солженицын пришел к этому только в “Красном колесе”.
- Андрей Борисович, вы ошибаетесь. Уже в “Архипелаге” Солженицын утверждал, что все началось с Ленина.
- Перечитайте “Архипелаг ГУЛАГ” и “В круге первом”. В обоих произведениях отрицается сталинизм, подвергается сомнению ленинизм, но нет ни знания старой России, ни любви к ней. Не умаляю заслуг Александра Исаевича. Но он тоже развивался, хотя и быстрее других. Повторяю, впервые он подошел к осмыслению дореволюционной России в “Красном колесе”. Так нас воспитали. Мы медленно освобождались от идеологической пелены.
- Разочаровавшись в социализме, интеллигенция пошла в Церковь?
- Все гораздо сложнее. Интеллигенция в массе и сегодня далека от Церкви. Но если в шестидесятые годы все думали только о совершенствовании государственного строя, то после ввода войск в Чехословакию многие впервые задумались об экзистенциальных проблемах. Некоторых эти поиски привели в Церковь. Учитывая предшествовавшую духовную ситуацию, этот период можно считать началом религиозного возрождения.
Вскоре вышла судьбоносная книга С. Аверинцева “Поэтика ранневизантийской литературы”. Впервые в СССР была издана книга, в которой положительно говорилось о христианстве, истории Церкви. Тираж был небольшой, мы ее переписывали от руки.
- Вы не ушли из института по инерции?
- Когда я понял, что не буду дипломатом, решил заниматься наукой. Я учился на восточном отделении, профилирующим языком был тайский, поэтому после окончания МГИМО я пришел в Институт востоковедения Академии Наук (ИВАН), где проработал до декабря прошлого года. Как и многие гуманитарии, хотел “спрятаться” от советской идеологии в древность, но Господь не попустил. Мне поручили заниматься современными проблемами Таиланда. Я выбрал тему, которая показалась мне полезной для будущего России: “Проблема адаптации парламентской демократии к восточному обществу”. В 1978 году защитил кандидатскую диссертацию.
- К тому времени вы уже были христианином?
- Видимо, Господь сначала готовит сосуд, а потом уже предлагает кому-то влить в него вино. У меня процесс обретения веры был внутренним, стихийным. Когда мне было лет 12, двоюродная бабушка подарила мне Новый Завет, который она получила в 1916 году за отличное окончание гимназии. У меня была привычка подчеркивать в книгах самые интересные места. Читая Новый Завет, я по привычке начал подчеркивать, но вскоре понял, что придется подчеркивать всё - настолько умным и глубоким показалось мне каждое слово.
Тогда я взял за правило читать на ночь по-русски “Отче наш...”. Была потребность. Правда, через несколько лет я это правило оставил, но, вероятно, что эти вещи незаметно для меня откладывались в сердце. Думаю, что верующие предки молились за меня на Небесах.
Когда я работал в ленинской библиотеке над кандидатской, заказывал книги по Таиланду, и однажды мне по ошибке прислали богословский сборник. Эту ошибку считаю чудом. В этом сборнике была напечатана одна глава из “Очерков мистического богословия” Владимира Лосского. Я ее прочитал, ничего не понял, но интуитивно почувствовал: это то, что мне нужно. Знаете, иногда видишь очень красивую картину, восхищаешься ею, но не можешь понять замысла художника. Такое же ощущение было у меня от чтения Лосского. Все это рано или поздно должно было принести плоды.
- Когда же наступил окончательный перелом?
- В то время сотрудников академических институтов ежегодно посылали на сельхозработы в колхоз. В мае 1977 года меня послали на сенокос под Зарайск. В одной комнате со мной жил сотрудник нашего института, ныне покойный, Всеволод Сергеевич Семенцов - выдающийся ученый, переводчик Бхагавадгиты и индуистских текстов, один из лучших санскритологов в мире, полиглот и одновременно глубоко верующий православный человек, друг и духовный сын отца Георгия Бреева. За месяц, проведенный в колхозе, мы с Севой стали близкими друзьями. Именно он помог мне стать церковным человеком.
Глубокая воцерковленность сочеталась у Севы с высокой интеллектуальностью, умением видеть красоту в любой духовной традиции. К этому он приучил и меня. Я не соблазняюсь другими религиями, но люблю Божию красоту, которая в них есть.
После возвращения в Москву Сева познакомил меня с отцом Георгием. Батюшка не торопил меня с Крещением. Я крестился в Лазареву субботу 1978 года. С той поры отец Георгий стал также моим духовником и другом.
- Как отнеслись к этому ваши родители?
- Спокойно. Мои родители происходили из дореволюционной интеллигенции. Хотя они стали коммунистами и сделали карьеру, душой советскую власть так и не приняли. По милости Божией оба живы до сих пор. Отцу 90 лет, маме - 86. Они давно знакомы с отцом Георгием, глубоко уважают его, он молится за них. Сегодня оба - люди верующие, правда, не воцерковленные. Все-таки в их возрасте сделать этот шаг очень трудно. Но я верю, что Господь не случайно длит дни моих родителей. Уповая на Него, надеюсь на их обращение.
- Воцерковление не помешало вам защитить диссертацию?
- Кандидатскую я защитил в ноябре того же года. Тогда еще никто не успел узнать, что я крестился. Но к началу восьмидесятых все уже знали, и у меня начались проблемы. А в 1985 году я совершил неосторожный даже, по мнению отца Георгия, поступок. Во время пасхального крестного хода принял артос из рук нашего алтарника Кости Островского (сегодня отец Константин благочинный Красногорска). Возгоревшись душой, я облачился в стихарь и с артосом двинулся с крестным ходом. Вскоре в институт пришла бумага из ЦК. ИВАН считался идеологическим институтом, и мне грозило увольнение. У меня только что родились две девочки-погодки, жена не работала, так что, если бы меня выгнали, нам грозил голод. Друзья молились за меня, и по Божией милости меня оставили в институте. Правда, перевели на техническую работу и запретили печататься.
С 1986 по 1988 год писал в стол. Потом времена изменились, и в ноябре 1989 года я защитил докторскую диссертацию на тему “Проблемы парламентской демократии в политической традиции Востока”. Она была написана раньше, но защититься я не мог. Работая над диссертацией еще в советские годы, я имел в виду, что рано или поздно эта проблема станет актуальной для России.
- Как вы стали преподавателем по истории религии?
- Когда меня перевели на техническую работу, появилось очень много свободного времени. Сидел в библиотеке и читал книжки. Современная политология надоела, стал изучать генезис возникновения монархической государственности. Без всякой надежды на публикацию писал большую работу “Харизма власти”.
В те годы я познакомился с известным сегодня православным патрологом Алексеем Ивановичем Сидоровым. Подружились семьями. Однажды в мае 1988 года он пришел ко мне в гости. Сидели вечером, беседовали. Он поинтересовался моей работой, и я прочитал ему отрывок из работы. Алеша, с 1987 года преподававший в Духовной Академии, рассказал, что ректор Академии владыка Александр просил его найти преподавателя по истории религии, и предложил мне попробовать. Я испугался - время-то еще было советское.
Посоветовался с отцом Георгием, он сказал: ”Не надо, это перечеркнет тебе всю жизнь”. Я обрадовался. Но всего через два дня он сам подошел ко мне в храме и сказал: “Я помолился. Тебя там ждут - надо идти”.
Я сказал Алеше, что согласен. На Преображение он приехал ко мне и передал приглашение от ректора МДА. С сентября 1988 года я стал преподавать в Академии.
Коллеги в институте смотрели на меня как на прокаженного, но никаких неприятностей на работе у меня не было. Видимо, именно в это время была достигнута негласная договоренность между Святейшим Патриархом Пименом и Горбачевым не выгонять с работы светских ученых, работающих параллельно в духовных школах.
- Работа в МДА много вам дала?
- Еженедельные приезды в Лавру, молитвы у раки преподобного Сергия - большая духовная подпитка. Обогатило меня и постоянное общение с преподавателям - монахами Троице-Сергиевой Лавры, студентами Академии. Со многими из них дружу до сих пор. Очень полезными были эти годы и в научном смысле. Я стал специалистом по истории религии. До этого я был политологом. Общий курс истории религии составил сам.
- Почему вы ушли из Академии?
- Некоторые студенты сочли мои лекции недостаточно православными и написали письмо Святейшему. Мне трудно судить, насколько они были правы. Конечно, светский ученый по своему складу отличается от монаха, иногда идет нестандартным путем. Это многих смущает. Владыка Александр относился к этому с пониманием. Но как раз в то время его на посту ректора сменил владыка Филарет, и он попросил у Святейшего благословения уволить меня. В 1994 году я ушел из Академии. Вскоре после этого отец Иоанн (Экономцев) и отец Андрей Кураев предложили мне возглавить кафедру истории религии в РПУ. Преподаю там до сих пор.
- А по какой причине вы оставили родной ИВАН?
- К сожалению, академические институты умирают. Зарплаты у сотрудников мизерные, нет реальной работы.
Сегодня как раз самое живое дело заниматься с молодежью. Недавно по приглашению ректора МГИМО возглавил центр “Церковь и международные отношения”. Являюсь профессором кафедры философии, читаю ту же историю религии.
Аудитория МГИМО отличается от аудиторий МДА и РПУ. На мои лекции приходят не только верующие юноши и девушки, но и ищущие, сомневающиеся. Равнодушных студентов на своих лекциях я не встречал. Свою работу в МГИМО считаю миссией.
- Расскажите, пожалуйста, о своей семье.
- Первая семья распалась до моего обращения. От первого брака у меня дочь. Мою вторую жену Бог привел к вере до свадьбы. Она египтолог, кандидат наук. 22 октября 1982 года отец Георгий Бреев обвенчал нас в храме Усекновения главы Иоанна Предтечи на Пресне. Таинство проходило при закрытых дверях. Современным молодым людям это трудно понять, но такое было время.
У нас две дочери и сын. Старшая дочь - студентка исторического факультета Государственного университета гуманитарных наук при президиуме РАН. Младшая пошла по моим стопам - учится на дипломатическом факультете МГИМО. Сын - в шестом классе.
- Дети не ушли из Церкви?
- Слава Богу, нет.
- А не боитесь, что сын через несколько лет начнет бунтовать?
- Как не бояться? Боюсь, но уповаю.
Беседовал Леонид Виноградов