НАШИ ПРОЕКТЫ:

"Путь в бесконечность": религиозно-социальный проект

"Микрокосм": духовно-образовательный проект

"Тайны мироздания": научно-популярный проект

"Наука и религия": антифундаменталистский проект

"Свободная мысль и милостивое сердце": религиозно-либеральный блог

"Внутри": творческий сайт Александра Грайцера

"Бунтарь": философско-образовательный проект

"Мудрость": священные книги религий, этническая музыка

Рассылка Елены Преображенской и Александра Грайцера

ДУХ СВОБОДЫ

2/2008-12-02

Дорогие друзья!

Мы начинаем публикацию книги Вильяма Джонстона «Христианский дзен». Но прежде, чем привести часть первой главы, мне бы хотелось предложить вам небольшое размышление. Как было объявлено в описании рассылки, мы не стремимся придерживаться каких-либо конфессиональных ограничений, поэтому, возможно, некоторые мысли автора книги, равно как и мои, могут показаться вам непривычными (мягко выражаясь) или еретичными (более жёстко выражаясь). Тем не менее, я буду придерживаться выбранной линии, потому что моя задача – не рассказывать вам некие «прописные истины», которые вы услышите в любой церкви, а обозначить сложность и неоднозначность реалий духовной жизни.

Первый вопрос, какой бы мне хотелось озвучить – это: ЗАЧЕМ НУЖНА МОЛИТВА? Если вы ходите в церковь или читаете религиозную литературу, вероятно, у вас уже имеется готовый ответ. Однако не спешите…

Я сама начала обращаться к религии порядка 20-лет тому назад, в последних классах школы. И тогда же стала посещать церкви: вначале – православный храм, затем – собрания протестантов. Разумеется, я слышала, как произносятся молитвы, и, разумеется, сама так же произносила их. И так длилось достаточно долгое время, пока, наконец, я не начала обнаруживать, что все мои и других моих знакомых молитвы представляют из себя стандартное повторение примерно одного и того же. Конечно, вы знаете, что в православии существуют специальные молитвенники, где уже заранее приготовлены верующим специальные слова. Есть так же и богослужебные книги, где прописано, какие слова должны произноситься во время служб. У протестантов ничего подобного нет, они учат, что молиться нужно лишь своими собственными словами. Однако когда посещаешь их богослужения достаточно долго, то замечаешь, что, в сущности, у них так же есть стереотипные фразы на разные случаи молитв, хотя они и не записываются в специальные молитвенники.

Таким образом, при близком знакомстве с религиозной жизнью становится очевидно, что молитва превращается в некий стереотип, делается привычной и механической. И возникает вопрос: кому и зачем нужны такие молитвы? Понятно, что у верующего человека бывает желание и потребность молиться, и тогда, вероятно, его молитвы наиболее искренни. Однако в любой церкви вас будут учить, что молиться НАДО, подразумевая, что далеко не постоянно у вас будет возникать такое желание. В некоторых церквах вам даже скажут о необходимости себя «понуждать», то есть, заставлять, молиться. Зачем???

Иисус Христос в евангелии говорит: «И, когда молишься, не будь, как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц, останавливаясь, молиться, чтобы показаться перед людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно». Таким образом, публичные молитвы Иисус вовсе не приветствует: общение с Богом должно быть глубоко личным, интимным, а не внешним, превращённым в стереотип.

И далее: «А молясь, не говорите лишнего, как язычники, ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны; не уподобляйтесь им, ибо знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него». Оказывается, Богу вовсе и не нужны слова наших молитв, ибо он и без них знает наши нужды.  «Ещё нет слова на языке моём, Ты, Господи, уже знаешь его совершенно» - говорит псалмопевец. Следовательно, и слова наших молитв Бог знает прежде, чем мы их произнесём. Для чего же, в таком случае, их произносить? Так и сама Библия подводит нас к мысли о ненужности Богу наших молитв.

Но, вместе с этим, апостол пишет: «молитесь непрестанно». Значит ли это непрестанное повторение одних и тех же слов? Мы знаем, что есть такая традиция, и для этого-то как раз существуют чётки. Но вопрос возникает вновь: а нужно ли это Богу? Как мы только что убедились, нет. Значит, подобную молитву можно понимать как некую психотехнику, нужную и иногда полезную человеку, но не Богу.

«Молитесь во всякое время духом» - пишет апостол в другом месте Писания. Что значит это «духом»? Ответ пятидесятников мне известен, но и он неудовлетворителен: зачем нужно Богу, чтобы человек произносил слова, которых сам не понимает? Мне представляется наиболее разумным (а вера ведь должна быть разумной, а не слепой!), что речь идёт вообще не о говорении слов, хоть на своём языке, хоть на ином. Речь идёт о некоем внутреннем состоянии, а не о говорении слов. Это состояние я называю для себя предстоянием Богу или просто – осознаванием Божественного присутствия. Это вообще не молитва в обыденном понимании, это не слова. А что же это? Это просто БЕЗМОЛВИЕ.

К идее безмолвия можно придти и иным путём: через рассуждение о Боге. Когда мы осознаём непостижимость и невыразимость Божества, у нас просто теряются все понятия для Его описания. Неописуемость Бога заставляет наш разум и наши чувства умолкнуть: нет никаких слов, нет никаких понятий, нет никаких ощущений, остаётся одно безмолвие, пустота, если угодно назвать другим словом.

Такой способ богопознания называется апофатикой. Апофатика оказала немалое влияние на мистику исихазма, где вершиной богообщения является не молитва, а именно совершенное безмолвие. К примеру, святой Исаак Сирин пишет: «Иногда же от молитвы рождается некое созерцание, и прерывает оно молитву уст, и молящийся в созерцании становится телом бездыханным, придя в восторг. Такое состояние называем мы молитвенным созерцанием … и это еще молитва: потому что мысль еще не переступила туда, где нет уже молитвы, в такое состояние, которое выше молитвы. Ибо движения языка и сердца к молитве суть ключи, а что после сего, то уже есть вход в сокровенныя клети. Здесь да умолкнуть всякия уста, всякий язык; да умолкнет и сердце-этот хранитель помыслов, и ум-этот кормчий чувств, и мысль-эта быстропарящая и безстыдная птица, и да прекратится всякое их ухищрение. Здесь да остановятся ищущие: потому что пришел Домовладыка». (Исаак Сирин, Слово 15 Об отличии безмолвия)

«… Ибо и воздыхания, и коленопреклонения, и сердечныя прошения, и сладчайшие вопли, и все виды молитвы, как сказал я, имеют пределом чистую молитву, и до нея только имеют возможность простираться. А от чистоты молитвенной и до внутренней, как скоро мысль переступила этот предел, не будет уже иметь она ни молитвы, ни движения, ни плача, ни власти, ни свободы, ни прошения, ни вожделения, ни услаждения чем-либо из уповаемаго в сей жизни или в будущем веке… А за сим пределом будет уже изумление, а не молитва; потому что все молитвенное прекращается, наступает же некое созерцание, и не молитвою молится ум. …И он в собственном своем делании пребывает без всякаго движения … И когда ум в движении, тогда он в душевной области; но как скоро вступает он в оную область, прекращается и молитва. Ибо Святые в будущем веке, когда ум их поглощен Духом, не молитвою молятся, но с изумлением водворяются в веселящей их славе. … Тогда ум бывает там - выше молитвы, и с обретением лучшаго молитва оставляется. И не молитвою тогда молится ум, но бывает в восхищении, при созерцании непостижимаго, - того, что за пределами мира смертных, и умолкает в неведении всего здешняго. Сие-то и есть то неведение, о котором сказано, что оно выше ведения. О сем-то неведении говорится: блажен постигший неведение, неразлучное с молитвою…» (Исаак Сирин, Слово 16 О чистой молитве) 

Итак, существует молитва безмолвия, которая описывается у мистиков исихазма как высшая ступень молитвы и созерцания, и она-то и достигается посредством многократного повторения молитв (в исихазме это – многократное чтение Иисусовой молитвы). Так говорит традиция (предание).

Однако вне традиции существует понятие психологического опыта. Схожий опыт может достигаться разными методами. Все эти методы и носят название медитации. Медитация – это ничто иное как сосредоточение: в одних случаях – на произношении слов (молитвы/мантры), в других случаях – на изображении (иконы в христианстве, на востоке – изображения Будды, Кришны и т.д.), в третьем случае – сосредоточение на дыхании, в четвёртом случае – сосредоточение на совершении определённых движений, в других случаях – сосредоточение на чтении священных писаний или просто на атрибутах Божества. Все эти различные способы медитации предназначены, говоря языком восточных религий, для достижения состояние самадхи или просветления. В христианской традиции таких «страшных» слов нет, зато есть понятие безмолвия.

Для меня как для психолога нет проблемы в принятии идеи, что некоторое состояние может быть достигнуто многообразными путями. Для религиозных традиционалистов и консерваторов (не только православных или христианских), конечно, сама идея присутствия в иных религиях подобного опыта неприемлема и еретична. Но для традиционалиста вообще внутренний опыт человека не имеет никакого значения: для него важно лишь соответствие догме и традиции. В то время как религиозный опыт человека – это не соблюдение традиции и не подчинение догме, а опыт внутренний, переживание того, что происходит, когда человек входит в «внутреннюю комнату» своего сердца и «затворяет двери» внешнего мира, чтобы помолиться Отцу, который втайне, или, как я это назвала, безмолвно предстоять невыразимому ни в каких образах или понятиях Богу. Надеюсь, что мне удастся в будущем продолжить развитие этой темы.

Далее:

Вильям ДЖОНСТОН. ХРИСТИАНСКИЙ ДЗЕН.

Путь медитации. Перевод Галины Востоковой 

НЕКОТОРЫЕ ЯПОНСКИЕ СЛОВА, ИСПОЛЬЗУЕМЫЕ В ТЕКСТЕ:

бониари –    бездействующий, тщетный, пустой

докусан -    частная беседа с наставником

гедо-дзен –  неортодоксальный дзен

hakama -     отдельная юбка, традиционная одежда японских мужчин

коан -       парадоксальная проблема

куосаки -    палка

макио -      иллюзия  

му -         ничего

муга -       не-самость

нембутсу -   повторение имени Будды

ошосан -    священник, настоятель храма

роши -       мастер дзена

саке -       японская рисовая водка

сатори -     просветление

сейдза -     традиционная поза сидящих японцев

сессин -     ритрит, уединенное собрание (обычно семь дней)

шикан таза – просто сидение

татами -     рогожа, легкий мат, расстилаемый в комнатах японцев

тейшо -     проповедь, поучение

дза-дзен -   сидение в дзен-медитации

ГЛАВА  I.  НАЧАЛО

Несколько лет тому назад, Арнольд Тойнби заявлял, что когда историк, спустя тысячу лет, соберется писать историю нашего времени, для него на первый план выйдет не Вьетнамская война, не борьба между капитализмом и коммунизмом, не расовые распри, а ситуация, когда впервые христианство и буддизм начали глубокое взаимопроникновение. Это замечание весьма интересно и, я уверен, соответствует истине. Христианство и буддизм проникают  друг в друга, говорят друг  другу, учатся друг у друга. Даже упорная старая католическая церковь поддается, чувствуя, что и она могла бы кое-что приобрести, сидя в позе дзена и внимая древней мудрости Востока. Несомненно, это - прогресс.

Я назвал свою маленькую книжку «Христианский дзен», но содержание ее не столь претенциозно, как следовало бы из названия. Здесь нет описания слияния двух обширных традиций Востока и Запада. Я просто пытаюсь рассказать о том, как дзен и христианство встретились во мне, и какие практические выводы эта встреча позволила сделать. Двадцать лет, которые я прожил в Японии, были для меня столь значимы и насыщены, что эта земля стала почти моей землей. У меня были там и опыты медитации дзена, и диалоги с моими друзьями-буддистами. Причем, все это значительно обогатило, и углубило, и расширило мою веру христианина - более, чем я могу рассказать. На самом деле, я иногда размышляю (не без смятения), что имел бы, оставшись в своей родной Ирландии вместо жизни на Востоке. Я мог бы теперь быть нетерпимым и ограниченным «папистом», мечущим кирпичи и бутылки в своих противников-протестантов на булыжных улицах Белфаста. Контакт с дзеном открыл новые перспективы для расширения моего мировоззрения, для нового взгляда на возможности в христианстве, о чем я никогда и не мечтал. И об этом мне хотелось написать. Итак, эта книга - о личном опыте, который я приобрел, и о проблемах, с которыми встречается человек, желающий практиковать дзен, не отвергая при этом свою христианскую веру, или, более правильно, о том, как практиковать дзен в качестве пути, углубляющего и расширяющего его веру. Ведь перед ним встают неизбежные проблемы, связанные с практикой дзена, поскольку он сталкивается с методом медитации, который на первый взгляд выглядит атеистическим или пантеистическим, или каким-либо другим, но чуждым ему.

Люди часто спрашивали меня, почему я так заинтересовался дзеном, и, как это часто случается, этот вопрос не позволяет дать однозначного ответа. Кто знает, почему человек проявляет интерес к чему-либо? Но все-таки я полагаю, что некоторые причины могут быть прояснены здесь, даже если я и не сумею вполне поручиться за их достоверность.

Прежде всего, принцип созерцательности в буддизме всегда увлекал меня. И я мог подолгу пристально глядеть на статуи Будд и Бодхисаттв, погруженный в глубокую тишину, в небытие, в неизвестное. Такое состояние напоминает мне прелестные слова, в которых Св. Иоанн Креста (Сан Хуан де ла Крус, Хуан де Йепес-и-Альварес, 1542–1591, теолог, поэт и мистик. – Пер.) описывает созерцательный опыт:

Тихая музыка, звучание одиночества,

Ужин - дают новые силы и воспламеняет любовь.

К тому же мягкая улыбка сострадания, так часто играющая на губах Бодхисаттв… Это не только красиво, но и отражает интуитивное понимание буддистов: высочайшая мудрость содержится не в картезианской чистоте и четких идеях, но в спокойной тишине, которая превосходит все мысли, все образы, все идеи, всю аргументацию - в угасании того, что постоянно чего-то требует и желает. Дивная тишина, окружающая Будду, сияет, достигая эхом самых отдаленных уголков Азии.                                  

Как я сказал, все это привлекало меня. Так что, когда один из моих студентов предложил проводить меня к Энгакуджи, большому храму дзена в Камакуре, я обрадовался возможности отправиться туда, чтобы посидеть в медитации. В то время казалось несколько странным для христиан - а также и для нехристиан, – что католический священник может медитировать в храме Дзена, ведь это подразумевает смешение столь разных мировоззрений. Даже сами японские христиане были и немного обрадованы, и слегка озадачены таким поворотом дела. С другой же стороны, это были годы, постепенно подготавливающие  Ватикан ко времени, когда становится чрезвычайно ясным: христиане должны признать наличие истины и в других религиях. Вдобавок, становилось очевидным, увы, что христианство потерпело неудачу в Азии, главным образом, поскольку отказалось идти на компромиссы с проявлением местной культуры и религии. Не могло быть никакой надежды для упрочения азиатского христианства, которое игнорировало бы направления, подобные дзену, или рассматривало их с враждебностью. Правда, уже появились священники, которые медитировали в храмах дзена. Так что в католицизме происходили подвижки.

Итак, воскресным полднем я на несколько часов отправился к Энгакуджи, и молодой ошосан, который был попечителем одного из маленьких храмов обширного комплекса, любезно объяснил мне, как следовало сидеть в медитации.

Я был очарован им. Приземистый широкоплечий аскет из Окинавы, он ходил босиком и был одет в традиционное японское хакама. Он бесшумно двигался по залу, готовый внезапно ударить или отругать с крайней строгостью человека, нарушившего правила. Но когда медитация была закончена и мы вместе пили зеленый чай, он излучал всю мягкость и сострадание великих Бодхисаттв.

При прощании ошосан отозвал меня в сторонку. «Сердечно благодарю вас за посещение нашего храма, - сказал он. - Теперь и я хотел бы побывать в христианском монастыре».

Я несколько замешкался. Чувствовал, что в Токио не существовало христианского монастыря, куда я мог бы привести его с целью почерпнуть что-либо. И слишком много там подвизалось шарлатанов от христианства (в самом деле, их более среди японцев, чем где-либо еще), и наши монастыри были столь «западными», столь подобны офисам – так что он, вероятно, должен был бы там надеть обувь. Этот случай помог мне уяснить необходимость восстановления принципа созерцательности в русле христианства,  чему можно было поучиться у буддизма.

Но вернемся к медитации. Скоро я уже сидел в тишине вместе с небольшой группой людей – в позе полу-лотоса и пристально глядя на стену. Этот тип медитации не был так уж нов для меня, ведь Св. Иоанн Креста был моим наставником в течение многих лет. В то время я читал «Облако Незнаемого» (об этом сборнике трактатов анонимного автора я впоследствии написал до некоторой степени академическую книгу). «Облако» учит молчаливой, вне-образной медитации, не слишком отличной от дзена. К примеру, в начале одной из маленьких глав, анонимный автор «Облака» наставляет своих учеников: «Пропускай все мимо себя… отбрасывай как злые, так и добрые мысли». По идее автора, все мельтешение думания должно быть устранено для того, чтобы внутренние подвижки (как он красиво называет их «невидящее движение любви») могли возникнуть в глубине «Я». Его доктрина имеет сходство с указанием Св. Иоанна Креста - в необходимости отказа от мышления для того, чтобы двигаться путем, который испанский мистик называет «живым пламенем любви».

Я мог бы добавить здесь, что вне-образная молитва не является столь уж необычной для христиан, склонных к медитации, но об этом мало говорят. Однажды, при проведении ритрита для сестер на юге Японии, я предложил им провести несколько часов в безмолвной медитации, подобной дзену, пристально глядя в стену. После этого эксперимента, довольно многие из сестер заметили: «Но я всегда медитирую так!».

К моменту приезда в Камакуру мое внутреннее состояние было довольно напряженным, но мне удалось изменить его всего лишь с помощью погружения в медитацию в позе полу-лотоса, которую я принимал впервые. После невыносимо болезненного начала (по какой-то странной причине я всегда ощущал при этом головную боль), я начинал понимать, что поза эта, и в самом деле, идеальное положение для созерцательной молитвы, для осуществления совета автора «Облака»: «отторгать от себя как злые, так и добрые мысли». Дело в том, что поза лотоса препятствует рассуждениям и скачке мыслей. А это помогает контролировать поток сознания, текущий по поверхности ума; делает сам процесс мышления словно бы независимым от человека. Вероятно это – наихудшая поза для  философствования, но наилучшая для погружения в центр, центр собственного существа через лишенное образов и звуков созерцание. Эта поза и в последующем довольно легко помогала обрести спокойствие, в то время как даже при так называемой прежней медитации нервное беспокойство заставляло меня все время подниматься и ходить по комнате. Теперь же я мог «укорениться» в состоянии молчаливой гармонии себя и мира.

Опыт Камакуры помогал моим ежедневным медитациям, которые я продолжал проводить в позе полу-лотоса (я никогда не мог принять позы полного лотоса – увы, это не для западных ног), в некотором подобии стиля дзен. Я говорю так, поскольку кое-кто, скорее всего, выразит сомнение по поводу того, что мои занятия были дзеном, могли бы называться дзеном, с которым я тогда не был знаком. Но затем еще последовало продолжение, углубление моего собственного опыта, прежде, чем я услышал о дзене.

Продолжение следует…

До следующих виртуальных встреч!

Будьте успешны и счастливы!

Вы можете оставлять свои комментарии или вопросы на Форум

Вы можете размещать свои собственные статьи, книги, стихи, прозу, фотографии любой тематики в разделе нашего сайта Творчество наших посетителей

Вы можете написать нам по ссылке:

Ведущие рассылки Елена Преображенская и Александр Грайцер