Вайшнавские новости и не только... Два храма

[Text 562791 from CIS]

http://www.livejournal.com/community/ru_vaishnavism/17207.html

Два храма

В Москве запретили строить кришнаитский храм.
В Омске начали строить православный храм.
Два события происходят одновременно, противоположны по физическому
действию, но совпадают по деяниям духовным.
Храмы продолжают разрушать.

В том виде, в каком мне доступна информация о строительстве нового
храма «Общества Сознания Кришны» в Москве, дело выглядит так.
Первоначально храм располагался в жилом доме на Хорошевском шоссе, то
есть изначально не был приспособлен, выражаясь казенным языком, к
отправлению культа. Переоборудование помещений мало что смогло
изменить, тем более что в конце концов функционирование храма
запретили. Наверное, правильно, потому как храму в смысле чисто
строительного термина там было не место. Взамен московскому отделению
«Общества..» предоставили участок земли под застройку. По поводу
проекта храма можно говорить много, я видел в интернете эскизные
проработки и по моему мнению они несут изначально присущий все
проектам МОСК характер пафосности и пышности. Пусть так, кому-то это
представляется иначе. На эту тему можно спорить до бесконечности, но
именно спорить. Точка в споре уже поставлена. Решение о выделении
участка под застройку было аннулировано. Точная причина мне
неизвестна. Якобы из-за протестов общественности, которая не захотело
видеть возле себя оплот тоталитарной секты. Можно понять так, что
кришнаиты самая большая опасность, угрожающая сейчас богоспасаемой
столице.
За три тыщи верст от столицы нашей Родины в столице маленького, но
гордого региона события развивались с точность до наоборот. Храм
начали строить, не имея ни каких документов, ни проекта, ни денег.
Единственное основание для строительства – волевое решение
губернатора, мол, храм здесь стоял и храму надлежит быть тут. Мне
неизвестно, в какой стадии сейчас находится проектирование, пройден ли
этап предварительного согласования. Как человеку со стороны, мне
представляется, что проектирование не может начаться и не начнется еще
очень долго. В бодрых отчетах о всеобщем «одобрям-с» ни разу не
упоминалось о такой мелочи как проведение изысканий, на которые уйдет
очень много времени. Следует учесть, что посадка огромного комплекса
производится в центре Омска, перекопанного раз по десять в одном и том
же месте, принизанного коммуникациям на всех уровнях и с весьма
проблематичной проблемой подъезда к зданию. Такое впечатление, что
прямо в существующий раскоп завтра начнут бухать бетон и подобно
стахановцам первых пятилеток послезавтра начнут класть кирпич.
Мне неизвестно, проводилось ли общественное обсуждение хотя бы
концепции проекта. Сам проект общественно значимого сооружения без
документально подтвержденного факта такого обсуждения к строительству
не может быть допущен по закону. Это общеизвестно, но создается
впечатление, что никого не интересует.

По профессии я связан с проектированием и знаю, какой объем
согласований проходит каждый проект перед тем, как дается разрешение
на реальное строительство. По времени, затратам труда и стоимости
иногда это сопоставимо с самим проектированием. Я знаю, какой произвол
царит при этом, как одним телефонным звонком можно отменить решения
многих инстанций и как тем же звонком можно дать добро на
строительство без всяких согласований. Мне слишком хорошо известна эта
кухня, чтобы не доверять официальным версиям строительства и
не-строительства. Настоящие мне неизвестны, но очень легко
угадываются.

Предельно четко свою позицию озвучил Леонид Константинович Полежаев,
наш глубокоуважаемый губернатор. Он высказался в том духе, что ему
лучше знать, что нужно строить для его подданных. Никто ему в этом не
указ, даже закон. Прям таки благодетель-помещик, пекущийся о
нравственности своих распущенных крепостных. Правда, когда
подразумевается, что кто-то лучше народа знает, что ему, то есть
народу, нужно, то сразу же становится понятно, что речь идет не о
народе, не о своих соотечественниках, избирателях, наконец, а о быдле,
стаде, которое нужно гнать в указанном сверху направлении. И
получается, что строится не храм, а стойло. И тут же воображение
рисует методы нравственного и духовного воспитания, опять же в стиле
крепостной России, из которой мы все так и не вышли.
Как высказался не менее уважаемый мэр Юрий Михайлович Лужков, пока
неизвестно, только чиновничье мышление слишком прямолинейно и
прозрачно. И так понятно, ему тоже ведомо из самых высших инстанций
куда ходить денно-и-нощно опекаемому московскому населению.
О том, что люди сами смогут решить, какие им нужны храмы и нужны ли
они вообще, чиновникам в голову не приходит. Так формируется слишком
хорошо знакомый еще по советским временам взгляд людей на самих себя
как на всему покорное стадо и взгляд сверху, что с баранами
церемониться не следует, их надо просто стричь. И пусть скажут
спасибо, что с них не снимают шкуры.

Я не принадлежу к официальным вайшнавским организациям, не проходил
формального посвящения. Я слишком хорошо знаю, что такое организация
любого рода и что в любой общественной структуре очень быстро интересы
структуры начинают превалировать над тем, ради чего люди объединяются.
Я много чего слышал об официальных кришнаитах, видел святых, общение с
которыми считаю за честь, и тех, кого с удовольствием бы не увидел
вообще. Иначе быть не может, мы все вышли из нашего общества и никто
из нас не станет лучше, если просто затвердит махамантру. Но они все
пытаются стать лучше и сделать мир светлее и чище. Поэтому я тоже
считаю себя вайшнавом, ходя и диким, не прирученным, я выбрал этот
путь и не хочу сворачивать с него, раз мне он кажется короче и
понятнее. А спрашивать со всех нас будет только один судья. И вряд ли
Бог будет разбирать, кто бормотал какие молитвы, в какие храмы ходил и
каким образам молился. У Него явно другие критерии по отношению к людям.

Возрождение православия в России, на которое я очень надеюсь – а
иначе, собственно, надеяться не на что, иначе пора прикрывать бардак
под названием Россия и побыстрее продаваться кому угодно, пока за нас
еще дают хорошую цену - превращается сейчас в нечто, слишком уж мне
знакомое по комсомольской юности. Еще немного, и Русская православная
церковь превратится в идеологический сегмент государства, каким была
Коммунистическая партия Советского Союза, какой я ее помню, или та же
церковь до революции, чего, естественно, не помню. Я только знаю, как
они обе закончили свое существование.
Идти по такому пути церкви – значит люто ненавидеть ее и желать
окончательной погибели. Как ни цинично это звучит, но репрессии
большевиков против церкви, десятки тысяч замученных
священнослужителей, превращенные в сортиры храмы и ограбление огромных
накопленных богатств принесли церкви, настоящей соборной православной
церкви, только благо. Вредом для церкви было сытое и безмятежное
существование при династии Романовых, под наблюдением рядового
министерства – Священного синода. Церковь так срослась с государством,
что отдалилась от тех, кого она должна была окормлять – от людей. И
когда большевики вместе с царской Россией начали хоронить церковь –
это не вызвало особых протестов. Она уже изжила себя, была никому не
нужна. Можно даже поразмыслить, насколько были обоснованы репрессии
против нее, какую степень сопротивления могла реально оказать церковь.
ВЧК и ОГПУ, в принципе, с тем же рвением ссылали и убивали совсем уж
безобидных людей вроде университетской профессуры.
Но тогда, в эти самые страшные годы церковь разделила участь с
народом. Впервые со времен духовных пастырей первых московских князей
и Смутного времени народ и церковь оказались вместе. В годы советской
власти их настолько старательно противопоставляли друг другу,
отталкивали, разводили в разные стороны, что народ чисто из чувства
протеста начал видеть в церкви если не то, чем она должна была быть,
то хотя бы нечто родное, столь же угнетаемое, в чем можно было найти
опору и веру. В совке вместе с официозной гордостью за самый
прогрессивный общественный строй жило смутное почтение перед чем-то
незнакомым, но вместе с тем близким и родным, перед последним
прибежищем, перед местом, где его не достанет вездесущее государство,
может, даже страхом перед наказанием за свои мелкие пакости и большие
грехи во имя светлого будущего. Это была иллюзия, но это
неопределенное полу-верие было крепче и искреннее официального
православия царской России.
И сама церковь страшной ценой очистилась от греха угодничества перед
императором, проклятого византийского наследия. Когда рухнула
советская власть, то создалась уникальная возможность настоящего
духовного возрождения, в котором лидирующую роль могла сыграть
церковь. Могла – но не сыграла. Власть не изменилась, не изменилось ее
стремление подмять под себя и направлять в своих интересах все, что
имеет воздействие на массы. Неважно, чем превращает людей в покорное
стадо – попса, сериалы или проповеди, важен результат. А церковь не
усвоила страшный урок двадцатого века. Соблазн легкой ценой
угодливости вернуть утраченное в 1917 году оказался сильнее тернистого
пути настоящего воспитания народа. Власть и бизнес могут давать
деньги, строить храмы – нищий народ может только молиться и желать
благополучия своим пастырям. И народ оказался не готов принять на себя
груз возрождения.
Но надежда еще есть.
Я не стану спорить, нужны ли церкви Омску. Нужны, нужны сотнями. Но не
помпезные храмы, в которых в Пасху тусуется местная светская власть и
чинно лобзается с властью духовной. Нужны не пышные здания как
интерьер Нужны настоящие приходы, нужны церкви с сильными
харизматичными пастырями, которые не вещают с высоты амвона, а
разделяют со своей заблудшей паствой беды и тяготы, отстреливают
наркодилеров и сжигают притоны самогонщиков, открывают при церквях
дома для беспризорников и бомжей, учат в школах прописным истинам о
добре и зле, противостоят произволу властей и поддерживают то немногое
хорошее, что у нас еще осталось. Нужна организация жизни по
православному образу, когда человек от крещения до успения живет в
лоне церкви и совершает поступки, сообразуясь не только с нуждами
тела, но и души, ощущает себя частью огромной общины на всю великую
страну, состоящую из таких же приходов. А уж потом появится нужда и в
храмах, материальных символах таких приходов.
Станет ли Успенский собор центром духовной жизни Омска, символом
возрождения города? Настоящим кафедральным собором, Собором в высшем
мистическом смысле этого слова, который является сутью подлинного
русского православия? Местом, где совершается единение всего общества,
власти, церкви, народа во имя чего высшего, надстоящего над
сиюминутными корыстными интересами классов, сословий, партий и
отдельных людей? Ковчегом спасения, который сохранит город от хаоса
распада?
В таком виде в каком он планируется сейчас – вряд ли. Идея
строительства уже развела население на противников и ревнителей, а
стиль общения, принятый властью при молчании церкви способен только
усугубить раскол. Не стоит уповать на короткую память народа, на то,
что вера сможет примирить всех и вдохнуть душу православия в очередной
губернаторский проект. Храм, который должен быть островом вечности,
рискует повторить судьбу своего предшественника. Он может быть снова
разрушен. У этого храма нет краеугольного камня, на котором он может
выстоять. Его строят на песке политических амбиций.
Станет ли лучше общество оттого, что в Москве не будет кришнаитского
храма? Не знаю. Я не вижу в этом особой трагедии для русского
вайшнавизма. Пока крохотные нищие общины несут в себе семена своей
искренней веры и ощущают связь со своей духовной Родиной, Индией, с
зарубежными братствами – они смогут обойтись без пышных храмов. Это
будет трагедия для государства и общества. Для государства – которое
вычеркнет из числа граждан далеко не самых своих плохих обитателей,
для общества – в том, что оно снова подчинится чиновничеству и закроет
для себя один из немногих оставшихся путей духовности. И согласится с
тем, что храмам, реальным храмам, в которых будут собираться и
молиться люди, просить Бога за себя и за свою страну – не место в этой
стране.
Только опять получится так, что вера, настоящая подлинная вера уйдет в
глубину, в маленькие разобщенные общины и братства, не имеющие
контакта с остальным обществом. А им будут противостоять пустые пышные
церкви в позолоте и в лепнине. Да еще несущие на себе печать гения
великого Церетели, не к ночи будь он помянут.
Не мне судить людей, которые строят или запрещают строить храмы. 
Мне в них ходить.