Здравствуйте, дорогие читатели и подписчики!

С Вами – Путь психического здоровья, рассылка сайта психического здоровья «Psyroad», ведущий – доктор Сергей Зиновьев.

Выпуск 40.

ОТ СУИЦИДА К СМЕРТИ.

«С каждой смертью меня становится все меньше и меньше, ибо я один с

человечеством, а потому никогда

не спрашивай, по ком звонит колокол : он звонит и по тебе. »

                      (Дж.  Донн)

6. 1. «Только смерть приблизит нас ... »

«Наиболее характерной чертой системного подхода является то, что в исследовательской реботе не может быть аналитического изучения какого-то частного объекта без того, чтобы не было точно идентифицировано место этого частного объекта в большой системе» (Анохин П. К., 1971). Нельзя проанализировать проблему самоубийства, не изучая и смерть в целом. При системном подходе суицид представляет один из ее насильственных видов наряду с убийством.

 То, что всему живущему на свете приходит конец, одна из наиболее самоочевидных жизненных истин. Оксфордский Академический словарь определяет смерть как «конец жизни» («а лошади едят овес»). Не каждому зачатому суждено увидеть жизнь. Не каждый родившийся будет счастлив. Не всем дано продолжить свой род на земле Но все мы когда-либо будем мертвы...

Каждый год .  по данным ВОЗ,  в мире умирают 50-55 миллионов человек. В развитых странах - около 11-12 миллионов, из них 750 тысяч - насильственной смертью, а 130 тысяч уходят из жизни добровольно. Смерть «от старости» не столь часта, как представляется многим, и в целом ее мировые показатели намного меньше младенческой и детской смертности. В нашей стране, по данным Госкомстата, в 1990 году умерло 1 миллион 656 тысяч человек, а в 1994 - 2 миллиона 301 тысяча (Акулов А. И., Бессонова Г. А., Мингазов И. Ф., 1999).

Самые частые общемировые причины смертности - болезни органов кровообращения (инфаркты, инсульты), онкологическая патология, несчастные случаи, травмы и отравления. Наиболее смертоопасными общепризнаны профессии военных и полицейских, шахтеров, журналистов, государственных и финансовых работников.

Практически каждый большой мыслитель думал и писал о смерти. Многие приходили к заключению о том, что постоянно принимая финал жизни в расчет, мы только обогащаем ее.  Известны слова Сенеки: «Только тот ... воистину наслаждается жизнью, кто согласен и готов оставить ее». 

М. Хайдеггер (Heidegger M. ) считал, что только в смерти Бытие может раскрыться человеку во всей своей подлинности . Это - выход, выход из Времени в Вечность через Бездну. И само понимание смертности заставляет человека обращаться к раскрытию собственных возможностей.  Согласно его прозрению, осознание предстоящего конца побуждает  к переходу на более высокий уровень существования

Н. А.  Бердяев полагал, что человек должен определить свое отношение не только к жизни, но и к смерти, что нельзя жить достойно, не выбрав своего отношения к финалу . Действительно, сознательная встреча жизненного финала всегда предполагает духовную борьбу и большую реализацию полноты личности .  Но многие ли из нас могут похвастаться этим ? Сейчас и на более приземленное и сиюминутное не хватает времени или денег... 

 Страх смерти имеет огромное значение в нашем опыте и поведении, непрерывно проникая в жизнь. С самого начала жизни, как мы рассмотрим далее, ребенка глубоко поглощает тема смерти, и преодоление этого страха - фундаментальная задача развития человека.

Непрерывное осознание бытия подразумевает идею ответственности за него. И «память смертная» вне зависимости от принадлежности к определенной религиозной конфессии или атеистического мировоззрения есть условие, дающее нам возможность жить более полноценной жизнью. Люди, пережившие по тем или иным причинам близость смерти (несчастные случаи и катастрофы, грозные заболевания), отмечают изменение жизненных приоритетов, уменьшение значения тривиальностей, способность сознательно не делать то, чего не хочешь, обостренное переживание жизни в настоящем, чувствительность к природным явлениям, уменьшение страхов и тревожности.

На отрицание ужаса смерти расходуется громадная часть жизненной энергии. У  глубоко религиозных людей тревога смерти должна быть ниже по причине снятия многих неопределенностей. Верящий в то, что он не одинок в этой и той жизни более трезво отностися ко всему земному и яснее видит, что преодолеть темное, иррациональное в человеке не так просто. Человек же, вступивший на путь исключительно своего самоутверждения в этой жизни, истребляет себя по неизбежной диалектике отрицания отрицания. 

6. 2. «Думать о вечном».

Мифы (психологический эквивалент коллективного бессознательного) о происхождении смерти встречаются у всех народов и имеют в своей основе вопрос о загробной жизни - одно из наиболее могущественных средств преодоления страха смерти. Сюжеты мифов разнообразны, но допускают проведение следующей их классификации :

А) - «объяснение от противного». Люди умирают потому, что утратили присущее им ранее бессмертие.

Б) - «идея прецедента». Некий человек однажды умер, и с тех пор умирают все люди.

В) - «идея наказания». Смерть как кара за проступок, ошибку, неповиновение.

Чем более высока была степень развития той или иной культуры, тем более детально персонифицировалась смерть (в виде конкретного события, духа или божества). Также выделялись знаки и вестники смерти (разбитое зеркало, черная собака, старик или старуха, плачущий младенец).

В античной традиции смертность была важнейшим признаком, отличающим людей от богов. Компромиссным вариантом стало появление концепции полубога-героя - смертного, но приблизившегося к сонму богов за совершенные подвиги (Геракл, Персей). Греческая мифология олицетворяет смерть в образе Танатоса - представителя доолимпийского поколения богов, пребывающего в аиде и вылетающего, чтобы исторгнуть душу жертвы.

Буддийский подход к смерти характерен тем, что в существовании отказано, в принципе, и душе («мнимое множество», просто «называемая функция»). В соответствии с Первой Благородной Истиной Будды («Жизнь есть страдание») смерть - естественна и даже желанна. Только в этот момент  может быть достигнута высшая степень понимания и просветления с возможностью освобождения. Если освобождение не достигнуто, в дальнейшем происходит реинкарнация  (переселение кармы - «психической наследственности» ) через многоликий мир «бардо».

Этот опыт наиболее ярко представлен в «Тибетской книге мертвых» - источнике VIII века. Традиционно книгу читают «для предотвращения обманов и иллюзий и освобождения путем смертной плоскости» у тела усопшего. Путем слушания в посмертном состоянии производится правильный выход души и определяется ее наилучший дальнейший путь. «Как вода помогает перенести ствол дерева, так и эта книга может подвести умершего к наиболее благоприятному для него месту и условиям дальнейшего существования». Испытания длятся в течение 49 дней после смерти и проводятся как добрыми, так и злыми божествами. Последующая реинкарнация рассматривается скорее как зло. Нирвана же в буддизме рассматривается  не как чистое добро и не как чистое зло, а скорее как самодостаточное энергоинформационное образование, способное к воссозданию любых вероятных вариантов бытия (граница Великого Ничто и Великого Все).

Самоубийство является одной из составляющих многих буддийских обрядов.  «Виды самоубийства, принятые в буддийской культуре, различны. Их выбор зависит от конкретной секты, страны, эпохи. Это и голодная смерть, и утопление в водах «священных рек», и вспарывание живота своими собственными руками»(Яковлева Н., 1999).

В древнекитайских преданиях души самоубийц (кроме тех случаев, когда уход из жизни совершался из верности долгу или стремления сохранить целомудрие) превращались в особого рода демонов - гуев. Гуи, как считалось, могли изменять свой облик, заманивать людей и затем убивать, чтобы вселиться в человеческую телесную оболочку. По истечении определенного срока гуи попадают в «город напрасно умерших», откуда уже нет пути к новому воплощению.

В языческой славяноевропейской традиции издавна присутствует некий туманный образ смерти как старухи или скелета с косой (наподобие современных персонажей детского фольклора). Сжигаемое на Масленницу чучело иногда тоже называется смертью. Славяноевропейские мифы и сказки о смерти удивительны тем, что нередко смерть в них можно высмеять и даже перехитрить. Мир, как правило, описывается дуальными противоположностями (Белобог - Чернобог,  Перун - Триглав, Жива - Морана, Древо жизни - Кощеева смерть, Живая вода - Мертвая вода). В противоположность миру живых упоминается и преисподняя.

Души самоубийц, согласно старославянским преданиям, могут превращаться в русалок, упырей и других безобразных существ, причиняющих зло людям.

Если честно, автору не всегда понятна позиция религий, отказывающих самоубийцам в общепринятом ритуале погребения и молитвенном поминовении. Принимая за реальность существование падших духов, невидимых существ, Ноосферы, напрашивается умозаключение о том, что вряд ли эти меры будут способствовать улучшению «психической экологии».

В иудейской традиции умершие попадают в «Шеол» - своеобразное чистилище для избавления от злобы и нечистоты. Его синонимы - «низший мир», «неисследимый». Согласно талмудическим преданиям, Шеол находится не под землей, а как бы в ином пространстве - за «горами тьмы». Из него виден Рай, а из Рая - Шеол.

Большинство грешников после пребывания в Шеоле не более года возводятся на небеса, а в конце мира великие ангелы выведут оттуда всех. На субботу и в другие праздники души освобождаются от мук, символизирующих караемые ими грехи. 

В христианской традиции состояние души в первые минуты после разлучения ее с телом подробно не описывается. Хотя епископ Игнатий (Брянчанинов) упоминает, что Господь нередко дает опыт духовного видения незадолго до смерти как простейший способ сообщить умирающему, что потусторонний мир существует, что он не совсем чуждое место для человека и жизнь там определяется той степенью любви, которую человек питает к своим ближним в этой жизни. При этом первые два дня после смерти душа относительно свободна и имеет возможность посещения дорогих ей при жизни мест.

Основной же упор сделан на более сильные переживания, наступающие позднее. В начале это - встреча с умершими родными и близкими. Также нередки при этом явления падших духов (бесов), в том числе и маскирующихся под ангелов (духов света). Эти существа обычно никуда не ведут душу, а просто втягивают ее в разговоры и показывают картины жизни в обратной последовательности, иногда - пытаются развлекать и соблазнять. Считается, что при этом нельзя поддаваться на предлагаемое потусторонними силами  ощущение комфорта и блаженства, а, сохраняя благоговение, спросить духов : «Кто ты и откуда ?».

Следующим этапом посмертного опыта становятся «воздушные мытарства» - истязание и обвинение души умершего бесами в совершенных в земной жизни грехах. Это - момент духовного столкновения, в конце которого следует решение о дальнейшей судьбе души до Страшного Суда, которое является ответом на внутреннее расположение человека к Богу и ближним. Существует много препятствий-мытарств, на каждом из которых проверяется тот или иной грех. Именно из-за ужасности их Церковь особенно ценит молитву за усопшего на третий день после смерти.

Девятый день отмечается потому, что до этого времени душе показывают красоты Рая, а остальную часть этого периода она созерцает муки и ужасы Ада. До сорокового дня душа путешествует в потустороннем мире, далее ей назначается место пребывания до воскресения мертвых.

В целом в христианстве делается упор не на посмертные «приключения души», а на достижение конечного состояния, на веру в Воскресение и победу над смертью. 

Напомним, что смерть наряду со страданиями и грехом считается последствием грехопадения Адама и Евы и является преодолимой. Начало чудесному воскресению умерших, согласно Священному Писанию, положил воскресивший Лазаря Христос. С Воскресением Христовым смерть в принципе побеждена  («Смерть ! Где твое жало ? Ад ! Где твоя победа ?»), но остается смертность. При этом суицид - непрощаемый смертный грех, крайнее проявление гордыни.

Ислам делает акцент на глубину (степень) человеческой веры, которая определяет посмертную судьбу человека и не всегда равнозначна «арифметической» сумме его поступков, ибо Аллах - всемилостив. После того, как подошел отмеренный Всевышним срок, ангел снимает с человека душу, как одежду. После этого души верующих пребывают в «самом высоком месте» нашей планеты, а нечистые, неверующие души - в «самом низком месте» (преисподней), ожидая назначенного Всевышним дня воскресения и суда. Когда это случится, людским душам будут даны тела по подобию чистоты и крепости их веры (праведникам - красивые, неверующим - безобразные). Выделяются много степеней (ветвей) веры, из которых самой высокой есть непрерывное повторение священных слов «Нет бога, кроме Аллаха», а самая низкая - когда человек убирает с дороги какой-либо предмет, мешающих ходить другим. 

По словам председателя религиозной организации мусульман Санкт-Петербурга «Аль-Фатх» шейха Абдул-Хафиза, самоубийство противоречит исламскому праву. Однако Всевышний может простить и этот грех, если у самоубийцы в сердце была крепкая вера. Проведя оступившегося грешника через муки преисподней, ангелы могут привести его к исцеляющему озеру. После омовения в нем человек получит новое, чистое тело и может быть возведен в райские сады.

В оккультно-теософской традиции основной упор делается на «внетелесный опыт» души в самое первое время после смерти, конечное состояние обычно «просто» объясняют проблемой реинкарнации.

Наиболее ранняя и авторитетная литература в данной области - произведения Э. Сведенборга (Swedenborg E. ) «Дневник сновидений» и «Духовный дневник». Описание неземных сфер удивляет сочетанием вычурности и приземленности. Автор, например, во время «пребывания» на Сатурне «обратил в свою веру Лютера». Еще одним типичным произведением теософии являются труды Е. П. Блаватской. Также в нашей стране широко известны книги американского врача Р. Моуди (Moodie R. ) «Жизнь после жизни» и «Размышления о жизни после жизни», имеющие теософскую направленность.

Теософия в целом учит о «воздушном царстве», состоящем из нескольких «плоскостей», населенных сверхъестественными существами. Человек живет там так, как и прежде, но в «более тонком теле», как матрешка. Каждая плоскость является более «утонченной».

Большинство современных людей весьма лояльно относятся к оккультно-теософской литературе из-за сочетания в ней приятных многим идей «гуманизма», «мягкой эволюции» и наукообразности. Самоубийство при этом не заслуживает особенного осуждения - ведь реинкарнация, или метампсихоз (переселение душ) - все равно неизбежный процесс.

В отличие от этих воззрений, по христианским верованиям человек живет один раз,  над ним не властен Рок, страдание выносимо и имеет смысл, смерть одолима, а Зло не является механическим противовесом Добру. 

Подводя итог нашему краткому обзору, можно заключить, что суицид в религиозном аспекте есть кульминация не-религиозного (Religare - связь, Relation - отношение) отношения к жизни (нет ничего святого, осмысленного и общего). Следовательно, практика самоубийства есть не что иное, как практика безнадежности (самоубийца «просто-напросто» отрицает главные добродетели, привносимые большинством мировых религий).

6. 3. «Никто не хотел ... »

К началу нашего столетия вера в научное познание мира достигла апофеоза. Возник психоанализ, который к настоящему времени уже обладает многими атрибутами современной «религии». И оказалось, что смерть не так сложна, как думали раньше - она еще гораздо сложнее...

Отец психоанализа З. Фрейд считал, что человек до конца не осознает собственную смертность. Попытками спастись от этого смутного, неосознанного ощущения он объяснял  в своих многочисленных работах происхождение религии и творчества - носителей этики и эстетики.

Известный исследователь смерти Э. Кюблер-Росс (Kubler-Ross E., 1969) также указывает вслед за ортодоксальными психоаналитиками, что смерть лучше воспринимается именно в терминах бессознательного. Для разума (сознания) смерть по отношению к себе - немыслима (кроме осознания возможности быть убитым). В бессознательном, как и во сне, нет четкого разделения между намерением и действием . И чувства горя, раскаяния и вины на самом деле не столь далеки от радости или гнева, как кажется на первый взгляд. Их эффекты, производимые в сфере деятельности вегетативной нервной системы и внутренних органов, очень похожи. Для смягчения действия всех этих сильных переживаний в ходе истории людьми выработаны разного рода ритуалы и обряды, обычно групповые.

В противоположность психоаналитической точке зрения такие последователи бихевиоризма, как Дж. Б. Уотсон (Watson J. B., 1998) считают, что страх смерти изначально не присущ человеку. Он проявляется постепенно в ходе научения, полностью оформляясь только у взрослых. Вместе с тем, если признать это за неоспоримый факт, то нужно отбросить многие постулаты эволюционной теории - ведь именно страх смерти (а точнее, чувство опасности) позволяют существам выжить. Логичней полагать, что страх смерти вырастает из общебиологического чувства опасности вместе с формированием абстрактного мышления и интуиции (возможности прогнозирования угрозы). 

А. В. Гнездилов (1995), обобщая богатый опыт психотерапевтической работы в онкологической клинике и хосписе, описывает следующую динамику переживаний умирающего человека по отношению к собственной смерти : отрицание самого факта возможности смерти сменяется гнева, ужасом и отчаянием. В дальнейшем, активизируется надежда, умирающий предпринимает попытки совершения «рационального» компромисса («сделки со смертью»). Их бесполезность приводит к депрессии, по выходу из нее человек встречает смерть уже в состоянии покоя и умиротворения в результате проделанной внутренней работы . Окраска переживаний зависти от личностных особенностей, свойств характера умирающего Разумеется, иногда переживания в силу более высокой психической организации начинаются не с самой первой, а с одной из последующих стадий. Кроме того, не у всех больных есть время  пройти полный цикл переживаний...

Таким образом, процесс умирания с точки зрения психологии есть самостоятельная фаза развития (именно развития !) человека с собственной последовательностью событий, определенными поддающимися описанию переживаниями и способами поведения, а значит, и с возможностью коррекции их в правильном направлении. В ходе нашей личной истории, развития психики наше отношение к смерти повторяет последовательность переживаний во время умирания. Люди с менее развитой психикой не до конца понимают, что с ними происходит, или впадают в панику . Самые мудрые относятся к смерти спокойно, просто принимая ее. При этом считается, что у психически здоровых лиц в ходе умирания обычно не обнаруживается никаких собственно психопатологических изменений, кроме возможности выключения сознания вплоть до комы.

 Человек, как известно, обладает  метаболизмом - обменом веществ, позволяющим сохранять динамическое равновесие (гомеостаз) с окружающей средой. Пока человек жив - он способен избавляться от энтропии (меры неупорядоченности энергии), которую сам же и производит.

Живой организм может противостоять смерти, лишь поддерживая метаболизм на достаточно высоком энергетическом уровне, дающем необходимую упорядоченность. В этом аспекте борьба жизни с энтропией - это борьба со временем. И наша смертность - знак человеческой слабости в этой борьбе...

Вместе с тем сохранение жизни из поколения в поколение дает возможность объяснить возможность наступления предсказанного воскресения мертвых, как следует из некоторых работах в области теоретической физики (допущение обратного хода времени, моментальных связей без эйнштейновского ограничения скорости света и так далее). Эти исследования достаточно подробно систематизированы известным психиатром С. Грофом (Grof S., 1992).

Все умершее и «исчезнувшее», согласно этим положениям, может уходить в некую гипотетическую омега-точку - туда, где уже «нет времени» (уместно вспомнить параллель с Апокалипсисом Иоанна Богослова). Отсюда напрашивается необходимость разделять «истинное» и «субьективное» время, а также - уверенность в том, что энергия и информация никуда не пропадают.

Чем ближе к омега-точке (где сжата вся Вселенная), тем больше энергии для обработки информации, тем большим могуществом обладает жизнь рядом с ее концом. Кто знает, может быть, в результате космического взрыва или чего-либо другого, недоступного нашему воображению, время (энтропия) потечет вспять ? И мы сможем действительно встретиться с теми, кого, как считали, потеряли навсегда, и узнать многое из того, что считали утраченным навеки... 

6. 4. Знак в конце пути.

Для стабильности существования любого социального института, или отдельного человека требуется четкое обозначение нравственных критериев - ориентиров. Многие эти критерии относятся к понятию смерти, их наличие позволяет поддерживать в состоянии равновесия общество, не допуская неконтролируемого выхода агрессивных проявлений (массовых убийств и самоубийств).

Во-первых, издревле смерть рассматривалась как  некий результат, связанный с оценкой личности умершего. Суммировались с этической точки зрения («хорошо - плохо») его отношения с окружающим миром, людьми и высшими силами. Не случайно еще до нашей эры Ван Чжу сказал, что смерть есть символ справедливости в чистом виде. Вспомним меткие русские поговорки («Собаке - собачья смерть», «Жил грешно и умер смешно») .

Во-вторых, этический аспект смерти всегда был тесно связан с такой формой спасения человека, как религиозные концепции. Даже если государство является светским, ритуалы и этика в поведении и сознании людей остаются. История разных стран показывает, что государственная машина умеет  превращать их в карикатуру, ставя с ног на голову, но не в состоянии истребить полностью. Достаточно вспомнить время революций 1789 («республиканское крестное знамение») или 1917 годов («не желаете ли вы озвездить своего ребенка ?»).

Именно осознание конечности человеческого существования способствовало прояснению смысла и ценности жизни, меры ответственности за свои дела. Эта пугающая и величественная конечность обязывает человека соизмерять  свои проявления не только ограниченной мерой сиюминутного интереса, но и полной, окончательной мерой. В связи с этим любые попытки построения этической концепции, игнорирующие факт ценности жизни и смерти отдельного человека, обречены на провал (вульгарный атеизм, тоталитаризм, радикальный анархизм, деструктивные культы).

Смерть этически не понятая становится бессмысленной. Отрицание нравственного ее аспекта и сведение к биомедицинского акту, в конечном итоге, может служить основанием для полного, цинического эгоизма и безответственности («жизнь ничего не стоит», «после меня - хоть потоп»  и так далее).

Иногда в истории можно наблюдать максимальное, взрывоопасное противостояние этических позиций и, соответственно, отношения к смерти в одном обществе. Яркий пример - описываемое в работах Л. Н. Гумилева (1990) многовековое противостояние христианства и «антисистемы» (манихеи, катары, альбигойцы).

Этика последних сводилась вкратце к положению о том, что Бог, произведший материю и плоть (Бытие), является Злом. В то же время Пустота (Вакуум, Небытие) обьявлялась Благом. Выйти из «сетей Бытия», «спастись» - возможно. Например, путем неистового, разрушающего тело и душу разврата либо доведенного до абсурда аскетизма. Тогда ослабевшая материя способна выпустить душу в Небытие. При этом традиционная, земная мораль полностью упразднялась, так как служила Бытию. Все было дозволено, кроме попыток самоубийства ( манихеи верили в реинкарнацию душ, не завершивших «великую миссию» ухода в Пустоту).

Антисистемы и их адепты беспощадно преследовались и уничтожались (например, инквизицией) за их преступления против Бога и людей и в конечном итоге были истреблены. Что ж, к этому они, в сущности, и стремились. Реальное тогда не заместилось виртуальным, Бытие - Небытием.

Следует отметить, что приверженцы антисистем утверждали не смерть в общепринятом понимании, которая не противопоставляется жизни напрямую, а сама является неотъемлемой частицей Бытия . Скорее они провозвещали анти - жизнь, анти - мир, противостоящий жизни. Как правило, все подобные грубо-дуалистические учения рано или поздно истребляют сами себя : такова логика диалектики...

Если в традиционной христианской (и не только христианской) этике мир прекрасен, а своевременная смерть есть логическое завершение жизни, то в представлении большинства современных, психически здоровых и социально благополучных людей она начинает вновь ассоциироваться со злом и противопоставляться жизни с ее ставшими привычными атрибутами (эффективность, активность, здоровье, комфорт, эйфория). Еще в 1886 году В. О. Михневич в книге «Язвы Петербурга» писал : «Погоня за успехом и удачей - вот первый параграф нравственного катехизиса современного «среднего» человека ... Чем ниже слой - тем грубее и уродливее все формы получения удовольствия».

В современном, секуляризованном и десакрализованном обществе главным этическим мерилом становится категория не духа, но моды . Мода (Гройс Б., 1986) есть «такой модус исторического, когда новое сменяет старое без какой-либо аппеляции к истинному, природному и т.  п. » . Только будучи модным, можно быть эффективным, добиваться успеха. Экономика существенно зависима от моды, ибо немодный не может выиграть. Таким образом, мода являет собой едва ли не идеальный образец отчуждающей людей от себя и окружающей реальности виртуальной иллюзии. В то же время известно, что общество, не создающее никаких новых духовных ценностей, рано или поздно перестает интересоваться старыми. Смерть уже не модна. А самоубийство?

6. 5. Личность и время.

Французский исследователь Ф. Ариес (Aries Ph. ) в работе «Человек перед лицом смерти» (1977) подчеркнул, что отношение к смерти является одним из важнейших параметров коллективного сознания. На него оказывают влияние следующие факторы :

А) - Уровень индивидуального самосознания (какое значение придается индивиду и группе ?).

Б) - Развитость защитных механизмов, сдерживающих выброс неконтролируемой агрессии и других выбросов бесознательного.

В) - Вера в загробную жизнь.

Г) - Вера в тесную связь зла и греха.

При этом важно понять, что в процессе отношения к смерти общество берет на вооружение те идеи, которые соответствуют его неосознанным потребностям. Автор выделял в истории христианской Европы 5 главных этапов в медленном изменении установок по отношению к смерти. Анализируя эти этапы, можно обнаружить их наличие и в психике современных людей на разных стадиях их индивидуального развития (параллели прохождения фаз коллективного развития в ходе психоонтогенеза отмечены еще З. Фрейдом).

1.   «Прирученная смерть» (до конца XI века).

Смертность была весьма высокой. Человеческая жизнь длилась недолго (уже сорокалетний человек считался стариком) и имела относительно малую ценность («Бог дал - Бог взял»). Вместе с тем был высок уровень солидарности конкретного индивида с семьей и общиной. Эта сплоченность, благословляемая и направляемая Церковью, надежно защищала людей против выброса неконтролируемых сил бессознательного. Вера в загробную жизнь, а также во взаимосвязь греха и смерти была безоговорочной аксиомой. Но также была возможность прощения через покаяние.

В итоге к смерти относились как к весьма обыденному явлению, не внушающему панического страха. Принятием ее измерялась вера человека в Воскресение и Божественную милость. Между мертвыми и живыми существовала, если можно так выразиться, гармония. Смерть не носила характера личной драмы и воспринималась скорее как акт единения с другими людьми («ушел к праотцам»). Усопший просто «ускользал» на иной уровень бытия.

Позорящей и бестактной была внезапная, таинственная смерть - она нарушала самым абсурдным образом устоявшийся мировой порядок и рассматривалась как проявление Божественной кары. Эталоном была смерть простая и публичная, к которой человек заблаговременно готовился. Покойников старались хоронить в храмах (наиболее почетное место) либо рядом с ними. Во многом именно кладбище в те годы являлось центром общественной жизни.

В итоге до конца XI века смерть представлялась чем-то типа сна, после которого лишь самые тяжкие грешники (Иуда или Каин) не могли бы быть спасены. 

При проведении параллели на индивидуально-психологическом (онтогенетическом) уровне подобное отношение к ней во многом сравнимо с отношением маленького (до 4-х лет) ребенка. Уровень его индивидуального самосознания минимален, окружающий мир предельно анимизирован (предметы и явления по большей части одушевлены), существует благодаря воспитанию тесная связь между проступком и наказанием. Смерть представляется не сколько личной драмой, сколько чем-то наподобие обратимого сна, нахождения в больнице или отсутствия.

Вместе с тем смерть родителя, домашнего животного или знакомого сверстника часто интерпретируется ребенком как результат его «нехороших» действий по отношению к умершему и способна вызвать кратковременное, но сильное чувство вины .

2.   «Смерть своя». (Конец XI - начало XIII  века).

Незначительно повысился уровень индивидуального сознания, стала развиваться монастырская наука. Началось дробление общества - на касты, цехи, ордена, города-государства. Именно в это время появились алхимики, еретики и мистики, сеющие сомнение в церковных догмах. Была окончательно утверждена идея Страшного Суда на индивидуальном уровне. В итоге человек стал глубже открывать смерть как индивидуальный акт, с элементами привнесения собственного творчества («макабрэ» - пляски смерти в литературе и изобразительном искусстве тех лет). Человек стал своеобразным образом «колонизировать» потусторонний мир.

Появилось «искусство смерти» - ars moriendi : возросли как роль, так и пышность погребений, эпитафий, завещаний и заупокойных месс. Именно в этот период была детально проработана концепция пургаториума (чистилища) - места, среднего между Раем и Адом. В католичестве обычно оно уготовано тем, чья арифметическая сумма добрых дел и грехов совпадают.

Этот период может соответствовать трех-семилетнему возрасту. Повышается уровень индивидуального самосознания  и качество мышления, сами понятия земной и загробной жизни усложняются в представлении ребенка. Появляются истории - "страшилки", стихи и песни соответствующего содержания, передаваемые изустно. Смерть по преимуществу представляется как встреча с враждебными существами по типу привидений и вампиров либо как «Божья кара».

                       Ночью по кладбищу шел рэкетир,

                       Видит - встает из могилы вампир...

                                               В детских играх начинает приобретать большое значение тема изучения мертвых животных,  похороны их или «захоронение» товарищей по игре, посещение кладбищ, просмотр соответствующей видео-, теле- и печатной продукции. Все это упорядочивает, социализирует отношения растущего человека с жизненным финалом. Формируется устойчивое осознание себя как потенциально смертного, а также понимание того, что не за каждым проступком обязательно следует наказание (ребенок меньше находится под неусыпным наблюдением старших). В загробную жизнь к этому времени верит приблизительно половина детей .

3.   «Смерть далекая и близкая» (до конца XVII века).

            Возникновение буржуазии, протестантские войны, открытие и освоение новых территорий. Возрождение интереса к античности, человеческому телу. Прогресс медицины (анатомия, патанатомия, хирургия, токсикология).  Теория Коперника поместила человечество из божественного Космоса в холодное, безразличное пространство. Как компенсация упомянутого - процветание спиритизма и колдовства. Все это приводило к не всегда осознаваемому противостоянию личности и общества.

Механизмы защиты от неконтролируемых импульсов бессознательного (агрессивных и сексуальных) стали терпеть крах в этом испытании на прочность (вспомним маркиза де Сада или героев трагедий Шекспира). Произошло  возвращение смерти как дикой, необратимой сущности. О ней думали часто, но предпочитали держать ее на почтительном расстоянии («где-то в конце жизненного пути»). Уход из жизни представляется как способ «научиться» лучшей жизни, так как каждое мгновение может стать мгновением ухода. Б. Паскаль писал в те годы : «Все, что я сознаю - это только то, что я должен скоро умереть, но чего я больше всего не знаю - это смерти».

Характерно возникновение интереса к бальзамированию, мумиям, изготовлению из мертвых тел всевозможных лекарственных снадобий, амулетов и талисманов.

Здесь вполне уместно провести параллель с младшим школьным возрастом. Наряду с ростом индивидуального самосознания, набором знаний, навыков  и умений возрастает количество всевозможных конфликтов и противостояний с выбросом агрессии, начинает формироваться сексуальное влечение. На этом фоне возрастает интерес не столько к религии, сколько к мистицизму (таинственные явления природы, гадания, астропрогнозы). Собственно смерть вытесняется интеллектом на периферию сознания, замещаясь другими видами активности и признаваясь лишь на фольклорно-познавательном уровне (интерес к моргам, кладбищам, внутреннему строению человека, чтение соответствующих книг и просмотр фильмов).

Старая бабка за водкой пошла,

                       Трамвайную линию не там перешла.

                       Долго крутились колеса трамвая,

                       Синие кишки на оси мотая... 

4. «Смерть твоя» (XVIII - начало XX века).

Укрепляются эмоциональные связи личного плана (любовь, семья, тайные общества). Ценность жизни близких кажется дороже собственной жизни. Это позволяло в сочетании со строго регламентированными правилами этикета  и поведения  репрессировать неконтролируемые призраки бессознательного. Весьма ревностно соблюдался траур.

Девятнадцатый век в то же время во многом был для христианства эпохой духовного оскудения и морализаторства. Человечеству надоело быть чьим-то творением, пусть даже и Божьим. Доходило до того, что Святого Духа «путали» с Люцифером.  Ф. Ницше предложил свою формулу Святой Троицы : Отец, Сын, Люцифер и писал, что христианство есть «самая опасная и жуткая из всех форм воли к гибели»...  

Вера в загробную жизнь в ее традиционном понимании упала, однако упрочили свои позиции спиритизм, тайные общества (масонство, теософия). Смерть другого, как прообраз грядущей своей, воспринималась весьма катастрофично. Отсюда произошел воспеваемый компромисс «прекрасной смерти» как момента воссоединения с ранее ушедшими (неплохой повод для самоубийства ? ). В те годы Ф. Ницше писал  : «Как странно, что эта единственная достоверность и общность не имеет никакой власти над людьми и что они наиболее далеки от того, чтобы чувствовать себя братьями во смерти».

Данный этап напрашивается на аналогию с подростковым возрастом, удлиненным сейчас вследствие достаточно длительного процесса получения образования и независимости и как следствие - пролонгированным социальным инфантилизмом.

Подростку настолько же необходимо ощутить собственную индивидуальность, противопоставив ее как реальным, так и символическим «предкам» (весьма психологичный жаргонизм в духе психоанализа и не только), насколько ему необходимо ощутить себя принадлежащим кому-либо. Без сомнения, это - единственно верный, но узкий, чреватый соблазнами и болью разочарований путь становления самосознания человека. Смерть вытесняется с помощью подчас таящей немалую опасность для жизни активности (употребление психоактивных средств, игры с риском для жизни). Загробная жизнь представляется по преимуществу как акт единения с желаемым, утраченным или недостижимым. Этическая позиция отличается противоречивостью и нестойкостью.

Молодость импульсивна и порой не хочет идти на компромисс с «пылью и грязью жизненной мертвечины», предпочитая умереть на пике романтики.

                       Ночь. Окурок с оплавленным фильтром,

                       Брошенный тем, кто хочет умереть молодым...

5.   «Смерть перевернутая» (наше время).

Эпоха тоталитаризма и псевдодемократии, игнорирования личного и самобытного. Эффективных защит от импульсов бессознательного нет (достаточно вспомнить сексуальную революцию). Нет массовой веры в загробную жизнь и во взаимосвязь зла, греха и смерти. Общество знает преступление, но не знает греха. Массовое увлечение псевдомистикой (разного рода «духовно-оздоровительные системы» вплоть до «реинкарнационной терапии» и «медитативного тенниса») как попытка симуляции утраченной гармонии.

На смерть переносятся все прежние табу и заговоры молчания, как в викторианскую эпоху - на секс. Внезапный уход из жизни, смерть в неведении - едва ли не величайшее счастье, а в остальном выбор человека невелик - игнорировать происходящее с ним или его близкими или принять это как технический факт. О скорби и откровенности не может быть и речи.

«За какие же прегрешения остаться в последний час одному в голых, унылых, перенасыщенных всеми предыдущими страданиями, болезнями и смертями стенах безликой и жуткой больничной палаты ?» - вопрошал В. Солоухин.

Смерть больше не вносит паузу в ритм современной жизни. Все происходит так, словно не умирает никто. Технические подробности и хлопоты отданы медикам (в США около 60 % людей умирают именно в больницах) и представителям похоронных служб. Похороны просты и коротки, траура обычно не носят. Нормой стала кремация (залы крематориев по чудовищной функциональности напоминают нечто среднее между аэропортом и универсамом).  Кладбища становятся не столько поэтически-мирным «местом упокоения», сколько подобием мегаполисов (торговля цветами и пивом, охраняемая парковка, разбиение на четкие кварталы и секторы).

 Кстати, хорошо организованная (и криминализованная) индустрия смерти дает немалую прибыль, вполне сравнимую с прибылью от бизнеса фармацевтического или винно-водочного. В 1996г.  в России скончалось 2082 тысячи человек (Акулов А. И., Бессонова Г. А., Мингазов И. Ф., 1999) . Самые скромные, если не сказать - убогие похороны на сегодняшний день в Санкт-Петербурге стоят не менее полутора-двух тысяч рублей (55 - 70 долларов США). То есть в масштабах страны речь может идти о сотнях миллионов долларов.

 «Общество в своей мудрости создало действенные способы защиты от повседневных трагедий смерти, дабы быть в состоянии продолжать свою работу без эмоций и препятствий». Таков вывод американских исследователей С. Левин и Н. Э. Скутч (Levin S., Scootch N. E., 1970).

Эта модель отношения к смерти наиболее распространена в странах, благополучных в экономическом отношении, преимущественно - с англосаксонской культурой. Социальный ареал ее изначально -  буржуазия и представители «среднего класса», но он постоянно расширяется.

Финал не сближает, а отчуждает людей, ибо он - симуляция, экстаз виртуального. Немногие исключения - похороны народных (именно народных) кумиров - на краткое время утратившие любимцев, раздробленные на атомы люди чувствуют ту общность, которая, увы, превратилась в атавизм .

Смерть угрожает привычному для современного человека стремлению к комфорту и счастью потребления, поэтому ее принято скрывать даже от умирающего (врачами, родственниками, да и самим пациентом). В массе практически забыто о том, что,  пожалуй, единственный конструктивный способ преодоления страха смерти - перестать относиться к жизни как к своей собственности. 

Доминирующая среди современных взрослых установка - уберечь других живых взрослых от «жестокой» реальности. Смерть «просто заперли» в клиниках и похоронных бюро. Это - попытка избавиться от зла простым и наивным способом. Всякое зло рассматривается уже не как данность «ветхого человека», изменяемая духовно, а как своего рода «ошибка», искореняемая косметологией, юриспруденцией, наукой, нравственностью и прочими «инструментами» для достижения счастья. . В целом личной смерти в наше время не сколько страшатся, сколько стыдятся -  как сына-двоечника, отца-пьяницу, дочь - старую деву...

Чуть ранее романтизм сделал смерть прекрасной. Осталось физическое зло и страдание в маргинальных проявлениях (вроде СПИДа, рака или последствий автокатастрофы). Их-то и пытаются убрать. Но вряд ли это способно что-то решить радикально, и под маской прогресса и гуманизма к нам приходит

6.  «Смерть необузданная» (только наступает).

Это - бессознательный по сути процесс, напоминающий революцию.

Отчуждение индивида от общества, да и себя самого - максимально. Психологически виртуальный человек опустевает, ибо главные силы бессознательного выходят наружу с настойчивостью джиннов. Когда автор пишет эти строки, в разных краях льется кровь ни в чем не повинных людей, происходят многочисленные природные и техногенные катастрофы, в подземных коммуникациях городов справляют уродливые ритуалы сатанисты. Кажется, мы никогда еще не стояли так близко перед лицом смерти (и какой !).

Нет веры в загробную жизнь, да и во многое другое. Греха уже нет, зла тоже становится все меньше и меньше (тотальный релятивизм).  Что ж, у самоубийства появилась реальная возможность стать «вариантом нормы», как это стало с гомосексуализмом во время революции сексуальной.

Так, по устному сообщению Ректора Санкт-Петербургской Духовной Академии и Семинарии епископа Константина, в России растет количество адептов тоталитарно-деструктивных культов и откровенного сатанизма. Наиболее «достойной» смертью для сатаниста является самоповешение с наполненным кишечником, дабы душа не могла выйти с последним вздохом и низверглась в преисподнюю с испражнениями.

Вновь набирают силу дискуссии об эвтаназии (медицинском прекращении жизни по просьбе больного, решению врачей или в недобровольном порядке). На помощь ее апологеты призывают понятия «справедливости» и «милосердия» по отношению к больному и обществу. При этом забываются и заповедь «Не убий!», и клятва Гиппократа.

«Социальное предназначение медицины всегда заключалось в борьбе за действительную человеческую жизнь. В борьбе со смертью и заключается нравственная сверхзадача медицинской науки и врачевания... А сохранит ли свои позиции система здравоохранения и породит систему «смертообеспечения»? (Яковлева Н., 1999).  

Увы, для «приручения» смерти будет все-таки необходимым возвращение веры в наличие зла и греха, ибо устранение последних возвращает первую в необузданное состояние, уже пугающее своей неистовостью и сулящее совершение еще больших ошибок. Именно поэтому небольшое количество специалистов предлагают не столько репрессировать и изолировать смерть, сколько «очеловечить» ее.

 «Сказано - человек есть существо погребающее. В земле-матушке, в Том Мире покоится во многажды большая часть человечества, и нам там быть... Нам следует возродить традиции проводов на погост своих близких, пополнить их истинной духовностью, искоренив «дух» стяжательства, корысти, пьяных языческих оргий и мародерства. » (Сазанов А. П., 2000). 

Речь идет о принятии реальности естественного жизненного финала  как достойного, скромного выхода человека за пределы общества, которое готово помогать ему, которое уже не терзаемо страхом и неприятием. Это - путь без стыда и боли, страданий и тревоги за оставшихся.  Известно, что  «невостребованные жизнью духовные богатства, проявляющиеся в последние, считанные дни жизни, иногда просто потрясают своей красотой и мудростью» (Гнездилов А. В., 1995).  «Несформированное представление о смерти обедняет жизнь, тогда как попытка осмыслить это закономерное явление дарит каждому возможность увидеть и ощутить мир заново, во всей его полноте и многообразии, оценить, а иногда и переоценить созданную систему ценностей».

Одна из удачнейших практических, пусть и локальных попыток решить эту проблему - создание сети хосписов, в том числе и в нашей стране. Существуют, пусть и в небольшом количестве, группы психотерапевтической и психологической помощи для умирающих и их близких. Кроме профессионалов, в этой области трудятся и добровольцы.

Если попытка «очеловечивания» смерти удастся, самоубийство как факт человеческой природы  вряд ли  исчезнет с лица планеты полностью.  Но, возможно, оно станет, говоря современным языком, «немодным» и неэффективным, так как лишится явной и неявной массовой социальной поддержки - как неграмотность или дурной запах изо рта... .

Ведущий рассылки - Доктор Сергей Зиновьев

      © 2007. Зиновьев С.В. Все права защищены.

      mailto:sergezinoviev@yandex.ru

http://psyroad.narod.ru