Мы закончили серию сказок о собственности и далее приступим к теме договора.
2007-06-10
Номер выпуска:
69
Articulus
Единодушие в обязательствах. О договоре
Владимир Шкода
Лицо, вещь, действие:
В таком порядке продвигается наше повествование. Теперь мы подошли к действию.
До сих пор лицо пребывало в одиночестве, хотя, другой, разумеется,
предполагался. Например, говоря о собственности как власти индивида над вещью,
мы предполагали то, что никто другой не имеет над этой вещью такой же
власти. Или говоря о достоинстве лица, мы предполагали, что лицо может требовать
уважения к себе со стороны другого. Другого мы постоянно имели в виду,
но не находился рядом с лицом, и не представлял для нас такого же интереса, как
само лицо. Теперь другой становится наравне с лицом. Иначе говоря, мы
имеем дело с лицами.
Ситуация усложняется, поэтому появляются новые
понятия, потребные для ее описания. Например, рядом с правами появляются
теперь обязанности. Лица вступают в непосредственные связи. Они
действуют по отношению друг к другу, в результате чего устанавливаются,
изменяются или прекращаются их права и обязанности. Такие действия
юристы называют сделками.
Среди сделок рассматривается и договор. Мы
сосредоточим внимание на этом виде сделки, однако поставим перед собой задачу
истолковать договор не как вид сделки, а как нечто более широкое. Присмотримся
сначала к общепринятым определениям. Сделка - это действие, направленное на,
а договор - это соглашение о. Предмет же, т.е. на чтó направлено
действие, и о чем заключается соглашение, один. Это - права и
обязанности. При совершении сделки и заключении договора права и обязанности
устанавливаются, изменяются или прекращаются. Мы видим, что определения близки.
Но прежде чем действовать, надо договориться. Стало быть, договор - нечто
более существенное, нежели сделка. Настаивая на том, что понятие <договор> шире
понятия <сделка>, я сознательно допускаю неточность с точки зрения теории права.
Надеюсь, однако, что это окупится более полным пониманием жизни людей в правовом
пространстве.
Можно с уверенностью сказать, что в условиях
углубленного разделения труда и интенсивного общения людей в разнообразных
сферах дух договора, договорное мышление становится знаком времени. Этому
способствует расширение свободы личности - свободный выбор работы, право на
передвижение и т.д. Современное общество часто называют обменным
обществом. Товары, услуги, вообще человеческие способности, а также деньги и
информация - все это - материя обмена. А обмен осуществляется на договорных
началах. Об изощренности человеческого ума в сфере договорных отношений
свидетельствует история, случившаяся несколько лет назад в Чикаго. При разводе
одной четы был составлен договор о разделе имущества и прочих денежных
эквивалентах. По настоянию <слабой> стороны в документ внесли пункт: <Жена
получает пятьдесят процентов любой Нобелевской премии, которая будет присуждена
ее мужу>. Сегодня остается только гадать, хотела ли супруга поиздеваться над
мужем или она была прозорлива и знала, что делала. Так или иначе, а через семь
лет (1995 г.) бывший муж был удостоен Нобелевской премии, и ему пришлось
отсчитать половину денег бывшей жене. В правовом обществе договор действительно
дороже денег.
Договор - это прежде всего акт общения.
Добровольность, т.е. единство добра и свободы, - его главная
характеристика. В лучшем случае стороны ищут друг друга, понимая, что нуждаются
в друг в друге, точнее в тех ценностях, которые каждый имеет. В конце концов они
достигают согласия, и каждый получает свое. Договор, стало быть, и акт
сотрудничества. В случае конфликта договором прекращается нарастание
враждебности, открывается возможность примирения. Далее надо указать на обмен
как характеристику договора. Вступая в договор, стороны приобретают и теряют.
<Ты мне, я тебе> - эта банальность точно схватывает суть дела. Имея в виду
критерий справедливости, говорят, что обмен должен быть эквивалентным.
При справедливом договоре стороны обмениваются равной ценностью, но
физически различными ее воплощениями. Этот объективистский подход, принятый в
политической экономии, не учитывает психологию обмена. По-видимому, даже если
люди обмениваются чем-то абсолютно равноценным, они получают удовлетворение от
самого акта обмена. На этом эффекте зиждется, по-видимому, обычай меняться
предметами обихода. Восточная поговорка <курица соседа кажется гусыней> о том
же. Иными словами, психологическое переживание обмена таково, что каждый
получает больше, чем отдает. Наконец, договор - это соглашение, предполагающее
ответственность сторон. К тому, кто, вступив в договор, не соблюдает правил
игры, может быть применено принуждение. Таким образом, свобода и
ответственность соединяются в договоре самым естественным образом.
Можно сказать больше. В договоре снимаются два
полюса человеческих отношений - насилие и любовь. Мир, в котором
царит насилие, ужасен. А чудесный мир любви - не земной мир. Но то и другое
присутствует в нашем мире. Так вот, отношение людей, заключивших договор,
наиболее адекватно природе человека, соединившей в себе зверя и ангела. Здесь
достигнуто согласие как вестник любви, но остается принуждение как
напоминание о насилии. Это отношение разумно, умеренно, оно лишено взрывной
эмоциональности. Оно не предполагает ласкающих объятий, но исключает объятья
медвежьи. В договоре рождается подлинная социальность, ибо субъективная воля
становится здесь <более всеобщей> (Гегель). Происходит как бы добровольное
взаимное связывание людей и, следовательно, ограничение их свободы после
вступления в договор. Этот смысл схвачен в латинском слове <contractus>
(стягивание, сжатие). В русском слове <договор> подмечено другое - окончание
взаимного уговаривания. Люди начинают разговор об обоюдовыгодном деле,
выговаривая (каждый для себя) благоприятные условия. Каждому это известно, если
он хотя бы раз побывал на рынке. Заключив соглашение, люди дают обещание и тем
самым берут на себя обязательства. Кстати, перефразируя Ф.Ницше можно сказать,
что животное, обретя способность обещать, становится человеком.
У Канта есть симпатичное для либерала
высказывание: <лицо подчинено только тем законам, которые оно (само или по
крайней мере совместно с другими) для себя устанавливает>. А еще есть
современная идея сильного государства, идея, ставшая в речах политиков и
в рассуждениях политологов общим местом. Сила трактуется здесь в
привычном всем нам смысле. Как-то забывается, что сила государства не в прямых
репрессиях, а в способности обеспечить исполнение законов. И прежде всего тех,
которые лицо совместно с другими для себя устанавливает. Стало быть, при
правовом состоянии общества законы рождаются не в кабинетах, а там, где сходятся
отдельные индивиды для решения совместных дел. Это похоже на юридическую утопию,
но речь идет о вполне конкретных вещах. Разумеется, трансформирующемуся обществу
необходимы грамотно составленные, юридические акты, принимаемые высшим органом
государственной власти. Между тем в видах роста правосознания и создания
правового государства еще более необходимо обеспечить исполнение соглашений,
заключаемых отдельными индивидами между собой в самой гуще жизни. Это, пожалуй,
важнейшая функция нынешнего государства. Здесь его сила не банально карающая, но
созидающая, продвигающая общество к правовому состоянию. Договор и есть закон,
который устанавливают для, себя по крайней мере, двое.
Насколько вольны они при установлении для себя
закона или, иными словами, заключения соглашения? Это - вопрос о свободе
договора. Законодатель, понимая, что простым перечислением невозможно
определить все возможные договоры, которые вздумается людям заключать, требует
только, чтобы они не противоречили закону. Тот закон, который двое устанавливают
для себя должен быть совместим с всеобщим законом. Здесь-то и возникают
проблемы. Почему двое, устанавливая закон исключительно для себя, и не
затрагивая интересы всеобщего, обязаны подчиняться этому всеобщему?
Учитывая универсальность договорных отношений в современном обществе, можно
сказать, что свобода договора - это свобода вообще. Насколько государство
допускает свободу договора, настолько общество является свободным. Впрочем, не
всякое государственное вмешательство предосудительно. Например, взрослый человек
может воспользоваться неопытностью подростка и заключить с ним явно не выгодный
для него договор. Поэтому дееспособность лица и признается только по достижении
им совершеннолетия (18 лет). И все-таки дух индивидуализма восстает против
настойчивых поползновений современного государства вмешиваться в частную жизнь
людей.
Еще один вопрос - справедливость договора.
Если договор заключен, имеет ли смысл оценивать его как справедливый или
несправедливый? Разумеется, принуждение из рассмотрения исключается. В этом
случае договора просто нет. Как говорят, обещание данное по принуждению, не
обязывает. Речь о действительном договоре, когда стороны принимают решение
добровольно. Могут, однако, сказать, что принуждение бывает не явным.
Вынуждает, скажем, тяжелое материальное положение. Пролетарий вынужден продавать
свою рабочую силу капиталисту - вот яркий пример несправедливого договора, на
который указывают марксисты. Поэтому весь буржуазный правопорядок, считают они,
несправедлив. Этот правопорядок есть юридическое выражение несправедливости,
царящей в экономической сфере.
Ответ на этот аргумент может быть таким. Если
исходить из принципа индивидуальной активности, то и при идеальном равенстве
общество будет неоднородным. Представим себе, что много людей одновременно
входят в лес и начинают собирать грибы. Ясно, что в конце этой тихой охоты в
каждом лукошке будет разное количество грибов. Многообразие социальных статусов
есть факт общественной жизни. Присутствие договора в этой жизни - другой факт.
Поэтому вступающие в договор люди вполне могут оказаться неравными. Отсюда и
оценка договора как несправедливого. Но эту оценку выносит обычно внешний
наблюдатель. Он находится как бы в третьей позиции, и его оценка договора как
несправедливого означает только то, что он бы его не заключал. Этот наблюдатель
не в состоянии понять того, кто соглашается на <несправедливый> договор. Как
невозможно понять моряков на утлом паруснике, которые вдруг начинают выбрасывать
за борт ценные грузы. Если, разумеется, не знать, что разразился шторм, и что
такое поведение при шторме является единственно правильным. Меньшая беда по
отношению к большей беде есть благо. Человек вступает в договор, чтобы что-то
приобрести, отдав при этом, как он считает, меньше. Иначе какой смысл в
договоре?
Оговорка <как он считает> принципиальна. Вполне
может оказаться, что человек ошибается. И, получив впоследствии дополнительную
информацию, он это поймет. Но к несправедливости это не имеет отношения. Это
указывает на ценность знания. Обязанность знать, пожалуй, - главная
обязанность современного человека. Учитывая возрастающую роль договора, сегодня
надо настаивать на такой логике: считаешь договор несправедливым, не заключай, а
заключив, не протестуй против его несправедливости. Государство должно не
ограничивать свободу договора, не запрещать, а по возможности обеспечивать
информационное равенство сторон.