2007-01-28
Номер выпуска: 52

Articulus

СРЕДА ОБИТАНИЯ: ХРИСТИАНСКИЙ ВЗГЛЯД (часть третья)

Владимир Шкода

Здесь перед нами открывается тема веры. Обычно эта тема обсуждается в эпистемологическом контексте, то есть речь идет, как правило, об отношении веры и разума (знания). Нас же интересует труд, поэтому сопряженным с верой становится понятие воли. Срубить смоковницу и повелеть ей засохнуть по результату – одно и то же. Как же удивляются ученики Иисуса его способности извести дерево без труда?! Ибо труд человеку в тягость. В Библии с трудом ассоциируется страдание, мучение, болезнь, беспокойство, горе. Воплощать волю или замысел непосредственным образом, без приложения плоти, ‑ многовековая мечта человека. Сколько сложено об этом легенд, демонстрировано удивительных фокусов (телекинез, к примеру)? Сегодня всерьез рассуждают о возможности преобразовывать волевое усилие в таинственные биологические сигналы волновой природы. В христианском учении физическое действие человека по слову не исключается. Но это не волшебное заклинание. Это обращение к Богу с молитвой, обращение за помощью. Бог, сотворивший мир и актуально управляющий им, может откликнуться на просьбу человека чудесным действием. Однако это – не одностороннее действие. В нем принимает участие сам человек. Необходимо особое состояние его сознания, то есть вера. Это понятие необычайно полисемантично. В данном контексте речь идет о вере чудодейственной. В Евангелиях описаны многочисленные случаи исцеления. И всякий раз упоминается это условие ‑ вера страждущего как несомненное ожидание помощи от Иисуса. Оно выражается разными словами: «Видя веру их,…», «веруете ли, что Я могу это сделать?», «О, женщина! велика вера твоя, да будет тебе по желанию твоему» и т.п. Есть места, где, возможно, для усиления эффекта, вера представляется как бы самостоятельным фактором, а не условием, при котором чудодействует Иисус. К примеру, «Дерзай, дщерь! вера твоя спасла тебя» (Мат. 9, 22). И, напротив, при отсутствии веры у людей, Иисус не совершает чудес исцеления.

Исцеление больных – это, надо заметить, отклонение от темы. Нас больше интересуют чудеса воздействия на природу, возможность непосредственно, минуя физические усилия, изменять состояние материальных объектов (случай с усохшей смоковницей). Однажды Иисус исцелил отрока, изгнав из него беса. Ученики наедине сказали Ему: «Почему мы не могли изгнать его?». – «По неверию вашему», ‑ отвечал Иисус. И добавил: «Если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас» (Мат. 17, 19). (Они стояли неподалеку от горы, на которой не многим раньше произошло преображение Иисуса).

Толкователи разъясняют, что слова Иисуса о сдвигании горы не следует понимать буквально. Здесь образно выражена мысль о том, что перед человеком, верующим в Бога, открываются экстраординарные возможности. Проще говоря, именно его вера является действенным фактором в достижении того, что кажется абсолютно невозможным. Между тем этот яркий широко известный образ сдвигания горы по слову Николай Лесков положил в основу рассказа «Гора» (рассказ имеет подзаголовок «По древним преданиям»). Действие происходит в Египте во времена преследования христиан. Задерживается разлив Нила, началась засуха. В народе брожение, предчувствие голода. Враги христиан хотят воспользоваться случаем и раздумывают, что нужно сделать, чтобы «христиане получили всесветный позор и безвозвратную гибель». Они обращаются за советом к мудрецу-отшельнику – знатоку разных вер: «что такое мы могли бы потребовать от христиан, чтобы это было в их же законе, и что бы могло показать всем бессилие их веры и посрамить их?». Мудрец знает, что делать. «Распятый бедняк, которого христиане почитают за бога», говорил: кто будет верить, как он учил, такой человек, если скажет горе: «сдвинься», гора сдвинется. Если христиане добры, то пусть они умолят своего бога, чтобы гора Адер вошла в Нил и образовала плотину. Воды Нила поднимутся и оросят поля. Если же они не сделают этого, то всякому станет ясно, что их вера – ложь, или они не хотят предотвратить всеобщее бедствие. И тогда пусть пронесутся римские крики: «Христиан ко львам!».

Читатели, знакомые с рассказом, знают – гора сдвинулась, и вошла в Нил. Знают они и о том, что перед этим разразилась гроза, и всю ночь буйствовал ужасный ливень. Итак, почему сдвинулась гора Адер? В рассказе как бы подобраны детали, указывающие на естественный характер происшедшего. Гора находится непосредственно у реки, по виду рельефа местности, обращенной к реке, можно заключить, что когда-то здесь уже сходил оползень. Христиане, согнанные правителем к горе для молитвы, растеряны: они не знают, как молиться. Их епископ расслаблен. Разве не очевидно, что сдвинула гору вовсе не сила веры, а всего лишь сила тяжести. Но есть в рассказе другая линия ‑ отношение двух молодых людей – христианина и язычницы. Вот, они на вершине горы ведут трудный разговор о любви. Она говорит о своей чувственной любви к Нему, Он говорит о любви христианской. Ранее с ними случилась история, о которой нет места рассказывать, этот разговор – ее финал. Он говорит: чтобы идти путем Христовым, надо верить, «надо сдвинуть в жизни что тяжелее и крепче горы». Она сетует на то, что Его учитель стоит между ними и отстраняет Его от Нее. К концу долгого разговора происходит сближение и вроде как обращение Ее. «Теперь все свершилось, гора тронулась с места» ‑ говорит Он. А – Она: «Да, и мне показалось, что земля под ногами как будто качнулась». Они говорят о разном. Но разве не очевидно, что гору сдвинула сила веры, а не сила тяжести. Впрочем, и сила тяжести тоже, как вторичный фактор.

Читатели, приемлющие первую очевидность, и те, которые приемлют вторую, живут в разных мирах. Какой из них реальнее? Я настаиваю на том, что степень реальности мира определяется количеством присутствующих в нем людей. Приемлющих вторую очевидность не много. Они и населяют мир, который, по малости жителей, считаются не реальными, а идеальными. Им, этим жителям, трудно, потому что им приходится иметь дело с большинством, живущим в мире этом. Но, я думаю, большинство, как бы враждебно не относилось оно к тем, кто не от мира сего, ‑ это большинство, смутно чувствует, что, благодаря тем, немногим, так называемый реальный мир, все еще существует.

***

Пожалуй, самой тревожной проблемой современности является проблема загрязнения среды обитания. «Чистота» становится ключевым словом в разнообразных контекстах, выражающим весьма позитивную идею. А, с другой стороны, отступлением от идеала чистоты объясняют сегодня многие роковые напасти. Например, набирает силу мнение, что все беды человеческого организма от накапливающихся в нем шлаков, что основа медицины – очистительные процедуры. В перечнях благоприятных условий жизни первые места непременно занимают: чистый воздух, чистая вода, низкий уровень шумов. Шум, на мой взгляд, имеет прямое отношение к чистоте. Шум всегда ассоциировался с чем-то гадким, вроде мусора. Это ‑ антипод музыки, шум по отношению к музыке – грязь. Вошло в обиход понятие информационного загрязнения, когда полезные сведения погрязают в массивах бессмыслицы, когда вас заваливают ненужными сообщениями. Идея чистоты вторгается в политический контекст. Не исключено, что в недалеком будущем к привычным определениям совершенного общества (свободное, открытое, демократическое, информационное, хорошо организованное и т.д.) добавится термин «чистое общество». Критерием прогресса все чаще называют отношение общества к экологическим проблемам – развитое экологическое законодательство, формирование у людей соответствующего мировоззрения и экологическое поведение в целом.

Загрязнение как антипод очищения обычно понимается в прямом смысле – речь идет о повышении содержания вредных веществ в жизненных средах (материальная нечистота). По-видимому, увлеченный техническим прогрессом, человек вначале почувствовал загрязнение воздуха, затем – воды, и, наконец, земли. Теперь грязь везде. В материалах, из которых шьют одежду и изготавливают мебель, в продуктах питания, в крови людей, живущих в отдаленных уголках планеты ‑ всюду обнаруживаются стойкие токсины. Сегодня к трем естественным средам добавилась новая, порожденная человеком – то, что можно назвать эфиром, имея в виду электромагнитные колебания. Действие на организм этого фактора мало изучено, но время от времени поступают тревожные сообщения. Возможно, дело здесь в самом акценте. То есть загрязнение становится навязчивой идеей.

Интерес к чистоте как ценности, порожденный экологической тревогой, обращает многих людей к Библии. Чистота – ключевая категория библейского мышления. Различение чистое/нечистое появляется ‑ уже при отборе животных в Ноев ковчег. Хотя явные правила этого различения появились позже (Левит). Каков смысл этих правил? Что лежит в основе отнесения объекта к сфере чистого или нечистого? Вначале рассмотрим этот вопрос в общем, безотносительно к иудео-христианской традиции. Ибо различение чистое/нечистое как нечто весьма важное для жизни присутствует в любой культуре. Антропологи, исповедующие «медицинский материализм» (Уильям Джеймс), видят здесь адаптивную структуру. Существуют вредные объекты, которых следует избегать. В ходе культурной эволюции выработались правила их выявления или просто определен их перечень. Другие исследователи считают, что нет никаких естественных оснований относить одни объекты к чистым, а другие к нечистым. Все относительно, это различение имеет смысл как средство социализации. Привыкая подчиняться правилам-запретам, порой удивительно нелепым, индивид упражняется в освоении норм культуры, научается послушанию коллективным императивам. Предлагались и другие объяснения. Их общая особенность в том, что различение чистого и нечистого объясняется априори, исходя из современных ценностных представлений. Английский антрополог Мери Дуглас предложила иной подход: надо сосредоточиться на текстах, забыв «про гигиену, эстетику, мораль и инстинктивное отвращение». При анализе Библии (Левит» и «Второзаконие») М.Дуглас пришла к такому выводу: в запретах на употребление в пищу нечистых животных выражена идея святости Бога. Это свого рода знаки, постоянно наталкивающие человека на размышления о Творце, о Его единстве, чистоте и совершенстве. В своей жизни человек должен воссоздавать идею святости Бога, в данном случае – иметь дело  только с чистыми животными. М.Дуглас эксплицирует «святость» через понятия: правильное определение (четкое различение), порядок (а не смешивание), целостность, завершенность, соответствие закону и, вообще, месту в системе мироздания. Возьмем конкретную ситуацию. Бог сотворил три среды обитания – землю, воду, воздух. Тип среды задает правильный для животных способ передвижения: На земле прыгают, скачут или ходят, в воде рыбы с чешуей плавают с помощью плавников, в небе двуногие птицы летают с помощью крыльев. Все животные, не адекватные этим условиям нечисты. К примеру, ползающие по земле, или плавающие, но не имеющие чешуи и плавников. Такие животные несовершенны, ущербны, неправильны. Они – девианты, их поведение отклоняется от образца. Поэтому Бог запрещает иметь с ними дело: «Освящайтесь и будьте святы, ибо Я свят; и не оскверняйте душ ваших каким-либо животным, ползающим по земле» (Лев. 11, 44). Как видим, опасность нечистого вовсе не медицинского свойства. Опасность подстерегает душу, и это хуже, чем заболеть. Душа оскверняется, когда человек попадает в стихию беспорядочного, незавершенного, смешанного, неопределенного, уклоняющегося от закона. Не следует, конечно, впадать в крайний релятивизм, то есть полностью игнорировать диетарный характер запретов. Однако многое остается не ясным, если ограничиваться только установками медицинского материализма.

Таким образом, нечистое имеет вселенский смысл. Здесь стоит вернуться к теме Бог – Мироздание. И подчеркнуть главное, воспользовавшись цитатой из Ньютона, ‑ «Сей управляет всем не как душа мира, а как властитель вселенной, и по господству своему должен именоваться Господь Бог вседержитель (повелитель вселенной)». Иными словами, Бог управляет мирозданием не в техническом смысле, а через провозглашение законов/повелений и применение санкций. Понятно, что это предполагает нарушение законов, а, стало быть, и свободное поведение. Яркий пример такой ситуации – когда «всякая плоть извратила путь свой на земле» (Быт. 6, 12), и последовал Потоп как санкция. Другой пример такого рода – иссушение Иисусом Христом неплодоносящей смоковницы. Но этот случай ставит перед нами проблему. На первый взгляд, поступок Иисуса явно неэкологичный. Смоковница при дороге полезна и тем, что в ее тени могли отдыхать усталые путники. Однако она все-таки осуждена. Видимо, потому что ее прямое назначение – давать людям смоквы. Факт осуждения вне всякого сомнения. Иисус «говорит ей: да не будет же впредь от тебя плода вовек» (Мат. 21, 19). С другой стороны, в контексте нашего рассуждения об опасности для человека всего беспорядочного, незавершенного, уклоняющегося от закона, именно это и есть причина иссушения смоковницы. Еще одно объяснение – Иисус, иссушив смоковницу, проявил свою силу, чтобы показать ученикам, что он ею обладает. Впрочем, вот что приходит на ум. Наша оценка Его поступка и попытки доискаться до причины напоминают ситуацию Иова. Здесь я, да позволено будет так сказать, уподобляюсь Иову, считая, что могу доискаться до причины, и что этот поступок может быть мной оценен как негативный. И, далее, я уподобляю Христа обычному человеку, помышления которого мне (как человеку) могут быть понятны. Ситуация как будто чисто познавательная, рациональная, мы к таким привыкли и иначе не можем мыслить. Однако на самом деле ситуация принципиально иная. Мне станет это ясно, когда я скажу себе: «Да, я не понимаю, почему так поступил Иисус Христос, и, возможно, не пойму никогда. Но я верю в правильность его поступка, и в то, что мир в целом управляется Творцом правосудно». К этому пришел Иов: да, он не понимает причину посылаемых ему страданий, но, увидев, как Бог управляет вселенной, он поверил в Его правосудность. И раскаялся «в прахе и пепле».

***

Серьезная обеспокоенность состоянием среды обитания проявляется сегодня по-разному. Нас интересует мировоззренческий аспект. И здесь очевидны изменения, происшедшие за последние полвека. В цивилизованных странах отношение к природе становится мерилом культурности. Интересен такой факт. Два года назад на Байкал прибыла экологическая экспедиция. Мужчины и женщины из четырнадцати стран мира занялись очисткой берегов от мусора, то есть того, что находится не на своем месте. Они приехали добровольно и бескорыстно. Хотелось бы порассуждать об этом, наделив этих людей возможными мотивациями. Что, собственно, побудило каждого из них – представителей разных культур, заняться общим делом. Этот случай можно взять в качестве модели, чтобы представить различные типы отношений к природе, присутствующие в современном обществе.

Вполне возможна и понятна утилитарная мотивация. Человек проникся идеей уникальности Байкала, понял, что это озеро – неиссякаемый источник чистой питьевой воды, является достоянием всего человечества. И каждый обязан по мере сил участвовать в его охране. Здесь – обязанность и долг. Но если окажется, что воду в городах, благодаря развитию науки и техники, можно будет использовать по замкнутому циклу с полным сохранением исходного качества, то эта мотивация ослабнет или исчезнет вовсе. Польза заботит рассудок, заставляет искать технические решения. Но не трогает душу. Такой человек – материалист и рационалист, ориентирующийся на пользу, являет собой тип культурного эксплуататора природы. Это не осуждение, а похвала. «Cultura», если по-латыни, ‑ возделывание. И еще воспитание, почитание, поклонение. Разве не любопытно это движение словарных значений от возделывания к поклонению. От господства ‑ обладания и эксплуатации, к служению. От потребления предмета к восприятию его как символа. Не напоминает ли эта оппозиция нашу главную формулу – «чтобы возделывать и хранить»? Но речь о другом. О возрождении в европейских странах язычества – религии поклонения природы. Предположение о том, что на Байкале мог оказаться неоязычник, маловероятно. Хотелось только указать на этот феномен как прямую противоположность утилитарному и рационалистическому отношению к природе. Старые верования действительно возвращаются. Они локальны ‑ как бы привязаны к местности. Они по духу отвечают влиятельным социальным движениям – экологическому движению «зеленых» и феминизму. И еще – они плюралистичны. Это важно для обществ с культурным многообразием. Сегодня неоязычество в цивилизованных странах может показаться экзотикой, но вот что утверждают специалисты: «В конце двадцатого столетия исконно европейские, политеистические религии почитания природы, признающие как богов, так и богинь, появились вновь и заняли свое место в современном мире» (Н.Пенник, П.Джонс). Утилитаристы и неоязычники, при всем их различии, сближаются в понимании статуса природы. В том смысле, что первые исходят из принципа «природа сама по себе» (не сотворена и не зависит от сознания человека), вторые рассматривают ее как теофанию (см. словари).

Итак, какова мотивация христиан, если допустить, и вероятность этого высока, что они были в экспедиции на Байкале? Понятно, что принципом рассмотрения этого вопроса должен быть принцип христианской любви – любви к Богу и человеку. Как любой цивилизованный человек, христианин понимает материальную ценность Байкала. Но для него не существует Байкал сам по себе. Это дар Бога всему человечеству. (Стало быть, не имеет значения, в какой стране находится это озеро). Дар – знак доброго расположения, дар предполагает благодарение, и, конечно же, заботу о нем. Такая забота вовсе не то, что действия по необходимости. Могут сказать на это: но результат то один. И выкажут тем философию нацеленности на внешний результат, простоватую философию. Не учитывающую более важный результат ‑ особое состояние души, обретаемое христианином по исполнении дела. Это не просто удовлетворение сделанным, не довольство собой. Человек сорадуется Богу, («И увидел Бог, что это хорошо»), ибо очищая землю, он возвращает ей состояние, близкое к первозданному. И тем становится причастным делу творения. Я уверен, что эта космическая радость не раз пребывала в душе и землепашца, и путешественника, и ученого, и художника. Словом у каждого, кто имеет дело с природой. Но я полагаю, только христианин ясно понимает ее происхождение.