«Антисталинская подлость». Автор книги – американский исследователь Гровер Ферр, профессор Монклерского государственного университета (США), анализирует знаменитую речь Н.С. Хрущева на 20-м съезде КПСС и приходит к выводу, что «…из всех утверждений «закрытого доклада», напрямую «разоблачающих» Сталина или Берию, не оказалось ни одного правдивого».



Как выясняется, в своей речи Хрущев не сказал про Сталина и Берию ничего такого, что оказалось бы правдой. Предлагаем Вам ознакомиться с авторским предисловием к этой книге


Вместо предисловия. «Самая влиятельная речь ХХ столетия», или…

50-летний юбилей «закрытого доклада» Н.С.Хрущёва, зачитанного 25 февраля 1956 года на ХХ съезде КПСС, породил легко предсказуемые отзывы и комментарии. Лондонская «Телеграф» охарактеризовала доклад как «самую влиятельную речь ХХ столетия». А в статье, опубликованной в тот же день в «Нью-Йорк таймс», Уильям Таубман, лауреат Пулицеровской премии 2004 года, присуждённой за биографию Хрущёва, назвал его выступление «подвигом», «достойным быть отмеченным» в календаре событий.

И вот некоторое время назад мне пришло в голову перечитать «закрытый доклад» Хрущёва после довольно долгого перерыва . Читая, я обратил внимание на множество несуразностей в этом докладе. Что-то очень похожее отметил и Дж. Арч Гетти в своём фундаментальном труде «Истоки больших чисток»: «Среди прочих несообразностей в хрущёвских свидетельствах — очевидная замена Ежова на Берию. Хотя имя Ежова изредка упоминается, обвинения в столь многих преступлениях и репрессиях были выдвинуты против Берии; между тем до 1938
года последний занимал пост регионального партсекретаря. Далее, во множестве сообщений говорится, что полицейский террор стал спадать как раз тогда, когда в 1938 году Берия пришёл Ежову на смену. Как столь беззастенчиво Хрущёву удалось подменить в своем докладе Ежова на Берию? Что ещё он мог затуманить? Во всяком случае, не так давно приведённая в исполнение Хрущёвым и тогдашним руководством казнь Берии превратила его в удобного козла отпущения. Разумеется, использование имени Берии в чисто конъюнктурных целях
бросает тень на добросовестность других хрущёвских утверждений (выделено мной. — Г.Ф.).

Словом, я стал размышлять над тем, что, опираясь на документы из когда-то наглухо закрытых советских архивов, а теперь приоткрывших свои двери для историков, можно проделать исследование, которое позволило бы найти в докладе Хрущёва чуть больше ложных «разоблачений» Сталина. Фактически же мне удалось сделать совсем другое открытие. Из всех утверждений «закрытого доклада», напрямую «разоблачающих» Сталина или Берию, не оказалось ни одного правдивого. Точнее так: среди всех тех из них, что поддаются проверке,
лживыми оказались все до единого. Как выясняется, в своей речи Хрущёв не сказал про Сталина и Берию ничего такого, что оказалось бы правдой. Весь «закрытый доклад» соткан сплошь из подтасовок такого сорта. И это — тот самый доклад-«подвиг», за который Таубман превозносит Хрущёва до небес! (Разумеется, сей пулицеровский лауреат достоин отдельного (хотя и несравненно более краткого) разбора его собственных лживых заявлений из статьи в «Нью-Йорк таймс», посвящённой юбилею хрущёвского доклада ).

Для меня как учёного такое открытие оказалось неприятным и даже нежелательным. Моё исследование, конечно, и так вызвало бы удивление и скептицизм, если бы, как я полагал, выяснилось, например, что четверть хрущёвских «разоблачений» или около того следует считать фальшивыми. Но вот что сразу взволновало меня и продолжает беспокоить до сих пор: если я стану утверждать, что каждое из хрущёвских «разоблачений» ложно, поверят ли моим аргументам? Если нет, тогда уже не будет иметь значения, сколь тщательно и скрупулезно
автор подошёл к сбору и обобщению свидетельств, доказывающих справедливость самих суждений…

Самая влиятельная речь ХХ столетия (если не всех времён!) — плод мошенничества? Сама по себе такая мысль кажется просто чудовищной. Ведь дело не только в ней самой, но и в очевидных последствиях. Кому, спрашивается, захочется «с нуля» начать пересмотр прошлого Советского Союза, Коминтерна и даже мировой истории лишь потому, что это вытекает из логики выдвинутых мной умозаключений? Куда легче представить дело так, будто автор промышляет псевдоисторической стряпнёй, утаивает правду и самолично фальсифицирует то,
в чём облыжно пытается обвинить Хрущёва. Результаты моих изысканий при таком подходе можно будет спрятать под спуд, и проблема исчезнет сама собой.

Но дело ещё и в том, что автор этих строк снискал некоторую известность за уважительное, хотя и критическое отношение как к личности Сталина, так и за свои симпатии к международному коммунистическому движению, признанным лидером которого Сталин был на протяжении десятилетий. Когда исследователь приходит к выводам, которые слишком хорошо согласуются с его предвзятыми политическими пристрастиями, самое благоразумное, что можно сделать, — подозревать такого автора в нехватке объективности, если не в худшем. Вот
почему мне было бы гораздо спокойнее, если из проделанной научной работы следовало бы, что только 25% хрущёвских «разоблачений» Сталина и Берии несомненно ложны.

Но поскольку, как выяснилось, все «разоблачения» Хрущёва в сущности неправдивы, бремя доказывания их лживости ложится на меня как учёного ещё более тяжким грузом, чем в обычных случаях. Соответственно, мне хочется надеяться, что читатель со снисхождением отнесётся к несколько необычной форме подачи материала.

Вся книга распадается на две самостоятельные, но в чём-то пересекающиеся части.
В первой части (главы 1–9) разбираются положения доклада, которые следует считать квинтэссенцией хрущёвских «разоблачений». Забегая чуть вперёд, отметим, что автору удалось выделить шестьдесят одно такое утверждение.

Каждое из «разоблачительных» заявлений доклада предваряется цитатой из «закрытого доклада», после чего оно рассматривается через призму исторических свидетельств, большинство из которых представлено как цитаты из первичных и в редких случаях из иных источников. Автор поставил перед собой задачу представить наилучшие из всех имеющихся доказательств; они преимущественно почерпнуты из российских архивов, чтобы доказать лживый характер речи, с которой Хрущёв выступил на закрытом заседании ХХ съезда.

Вторая часть книги (главы 10–12) посвящена вопросам методологического характера, а также выводам, которые следуют из проделанной мной работы. Особое внимание уделено типологии приёмов, которые Хрущёв использовал в своём насквозь лживом докладе, и рассмотрению реабилитационных материалов на тех партийных руководителей, чьи имена были названы в «закрытой» речи.

Несколько слов необходимо сказать о ссылках на источники. В дополнение к традиционным сноскам автор везде, где возможно, стремился указать источники, полностью или частично имеющиеся в Интернете. На дату завершения работы над русскоязычным вариантом книги все они были доступны для просмотра.

В заключение я хотел бы поблагодарить моих коллег в Соединённых Штатах и в России, которые прочитали и откомментировали более ранние версии моей книги. Естественно, они не несут ответственности за любые недостатки, которые она всё ещё содержит. В любом случае автор будет признателен читателям за их замечания и комментарии к данному исследованию.

Начнем не с самого впечатляющего. Хрущев возмущался, что «в сознание марксиста-лениниста не укладывается» выселение народов за «враждебные действия отдельных групп». В этой связи он упомянул карачаевцев, балкарцев, калмыков, чеченцев и ингушей, представители которых во множестве служили гитлеровским захватчикам. Но почему же в докладе не упоминались немцы Поволжья и крымские татары? Это можно понять только из личной заинтересованности самого Хрущева. Несчастные немцы, буквально ни в чем не повинные, не входили
в число «репрессированных народов», ибо «просвещенный Запад», с которым пытался заигрывать Никита, немецкий народ тогда всячески ущемлял. С крымскими татарами было еще характернее: Хрущев «подарил» Крым Украинской ССР и не желал беспокоить «братскую республику», которой весьма благоволил. Меж тем именно крымские татары с особым старанием служили оккупантам. В 1941 году из 20 тысяч мобилизованных в Красную армию татар столько же дезертировало, а потом столько же служило в карательных частях, творя страшные зверства
в Крыму.

Основная часть хрущевских «разоблачений» относилась к деятелям так называемой «ленинской гвардии», большинство которых были истинными врагами русского народа, его кровавыми палачами. Конечно, «реабилитировать» Троцкого, Зиновьева, Каменева и подобных Хрущев не посмел: большинство членов тогдашнего ЦК еще помнили тех «вождей» и их зловещую роль. Теперь-то эта их роль полностью выявлена и документирована

Излюбленным сюжетом «секретного доклада» были хрущевские стенания о «невинных жертвах» сталинского произвола. Да, объективно разбирая тот трагический раздел нашей истории, нельзя не признать: и произвол был, и невинные жертвы. Но это касалось прежде всего рядовых граждан - колхозников, инженеров, командиров Красной армии и флота, случайно попавших в «частый бредень» НКВД, закинутый Ягодой и Ежовым. Совсем иное дело - руководящие деятели из числа «ленинской гвардии». Вот, например, Павел Петрович Постышев.

В тридцатых годах Постышев стал одним из руководителей Украины. Уже тогда отличался необычайным старанием в уничтожении «врагов народа», подписывая расстрельные приговоры. В 1937 году Постышев назначается первым секретарем большой и высокоразвитой Куйбышевской (Самарской) области. Здесь его жестокость проявилась каким-то поистине чудовищным образом. По его распоряжению были арестованы по нелепым обвинениям почти все секретари райкомов и множество рядовых районных работников, это было каким-то безумием. В январе
1938-го состоялся новый пленум ЦК, на котором Постышева публично обвиняли в злоупотреблениях, даже Молотов, Каганович и Берия, сами далеко не ангелы, пеняли Постышеву за злоупотребления, а он ничего путного ответить не смог. Его тогда же исключили из членов ЦК ВКП(б).

Хрущев на ХХ съезде скорбел о судьбе Постышева, обвиняя во всем одного лишь Сталина. Но ведь Хрущев сам был участником того пленума, все видел и слышал, более того - сам голосовал за исключение Постышева. Но он умолчал обо всем этом, что было явным сокрытием истины.

Однако самым, пожалуй, несообразным из всех хрущевских «разоблачений» было дело Роберта Эйхе. Латыш, в молодости рабочий в Риге, он с молодых лет примкнул к большевикам, после революции - видный партийный руководитель в Сибири и на Алтае. Отличался беспощадной жестокостью. Сохранилась запись его выступления на партактиве 1 февраля 1937 года: «Мы должны раскрыть, разоблачить врага, в какой бы норе он ни закопался». И разоблачал, начиная со множества сибирских крестьян - коллективизация там стала одной из самых
зверских в стране.

Хрущев с пафосом зачитывал письмо Эйхе на имя Сталина, написанное им в октябре 1939 года, уже по окончании следствия. Предчувствие собственной гибели сделало твердокаменного революционера красноречивым: «Если бы я был виноват хотя бы в сотой доле хотя одного из предъявленных мне преступлений, я не посмел бы к Вам рыпаться с этим предсмертным заявлением». Далее Эйхе рассказывал, что его пытали и он оговорил многих людей. В обширном докладе Хрущева это место было, пожалуй, самым впечатляющим, подлинные трагические
обстоятельства были целиком вырваны из исторического контекста и тем самым уже искажены (к тому же Хрущев тут намеренно исказил некоторые подлинные обстоятельства: Эйхе жаловался на Ежова, а Хрущев вместо него указал на Берию). Недаром придворный советский стихотворец Роберт Рождественский, названный отцом-чекистом именно в честь Эйхе, посвятил этому обстоятельству пафосное стихотворение: «Навстречу письмам Эйхе встает Двадцатый съезд».

Американская объективная книга будет крайне полезна у нас. Что скрывать, мы, русские, сами себе не верим, а ведь именно у нас появились первые и главные публикации, очищающие прошлое России от клеветы - как западной, так и «демократической» с двойным гражданством. Книга Г. Ферра основана именно на наших материалах. Она беспощадна к искажениям истории. Это убеждает и впечатляет.